Сначала он никак не воспринимал дочь – чужая, да и только, – но спустя короткое время вдруг ощутил себя отцом и это ему понравилось. Бабы приходят и уходят, а дочь еще лет десять-двенадцать будет при нем. Это его в какой-то мере утешило. Рядом с дочерью Вадим Борисович вдруг ощутил себя искренне любимым, это его даже удивило, ведь мать девочки вдалбливала ей в голову, что отец, бросивший ее нищенствовать, негодяй и подлец. Впрочем, она была недалека от истины, но вот что касается денег, то тут она была не права, потому что сама спустила все в первый же год, растратив деньги на своего любовника-жиголо. Или, как сейчас говорят, бой-френда.
Пару дней назад он вдруг забеспокоился: а что будет с ребенком, если с ним что-то случится? Это «что-то» уже висело над ним. Он чувствовал, как изменился сам воздух вокруг него. Но изменился не только воздух – статус его изменился, ведь если совсем недавно он был персоной номер один, то скоро он может стать персоной нон грата. И вот тогда он спешно решил отправить дочь подальше, решив, что так будет надежней и спокойней. И теперь он сидел один в своей громадной квартире и не знал, чем себя занять даже на час, уж не говоря о целом дне или вечере.
Чаще всего он проводил такие вечера в ночном клубе – очень элитарном, а потому чрезвычайно скучном; иногда привозил к себе домой свою секретаршу – молоденькую красотку, но при этом, совершенно глупую. Но клуб надоел уже после третьего посещения, а секретарша поразила его своей беспросветной глупостью. Он удивлялся, как может за таким хорошеньким лобиком – чистым и нежным – скрываться такая дремучесть. Девушка имела способности к языкам – она говорила на четырех, но при этом поражала своей недалекостью. Она была дочерью чиновника средней руки из МИДа, но это дало ей возможность сначала учиться в английской спецшколе, а потом жить с отцом в разных странах. Поначалу Вадим Борисович, пораженный ее красотой, даже планировал жениться на ней, но очень скоро стал совершенно очевидным факт ее несостоятельности как жены: интересы ее были просты – деньги, наряды, ночные клубы… А к тому времени он уже устал от такой светской жизни.
Он поужинал, посидел у камина, листая журналы и переключая телевизор с одного на другой канал. Ему было мучительно скучно и тоскливо. Надо же, как меняются представления о счастье, подумал он, когда-то давно он мог лишь мечтать о квартире с камином, хорошей библиотекой, просторным кабинетом и был счастлив, если получал гонорар и мог позволить себе сходить в ресторан с друзьями или с подругой. А сколько у него тогда было подруг… Да, это были вполне счастливые времена. Были…
Но не все времена он любил вспоминать…
* * *
… Времена, о которых не любил вспоминать Вадим Борисович, были не так уж и давние. А не любил он их совсем не потому, что времена были плохи, скорее, наоборот, просто с тех пор все у него пошло как-то наперекосяк. Нет, дела как раз пошли в гору, зато его личная жизнь так и не удалась. Девка эта – красавица-блондинка – через год сбежала с каким-то испанистым хлюстом из варьете, с которым она, оказывается, подрабатывала еще в студенческие годы, то танцуя в ресторанах, то участвуя в показе мод – ножки у нее были еще те. Тот наобещал ей золотые горы – контракт на три года в престижном западном рекламном агентстве, участие в конкурсе красоты, показы мод на подиумах Европы, фото на обложках журналов… Денег ей, что ли, не хватало, стерве, устало подумал Вадим, помешивая дрова в камине. Где теперь она, Вадим так до сих пор и не знает, а прихватила эта девочка – небесной красоты девочка – тогда у него из сейфа приличную по тем временам сумму.
Да, после нее, как отрезало его успех у баб. Как будто наколдовала. Банкирши, деловые дамы, девки, бабы, проститутки – таких было у него, хоть штабелем укладывай. Однако были эти… на месяц, неделю, сутки, ночь… Но не было одной, которая любила бы его просто так, не за деньги. Да и он – так ведь и не смог полюбить кого-то. Но нет, была после той блондинки у него постоянная женщина – топ-модель. Поначалу ему показалось даже, что он влюблен, но потом сам же ее и выгнал. Застал со своим водилой в своей же постели и выгнал, да еще морду обоим набил. Даже рад был потом: и тому, что нашелся повод ее выгнать, и тому, что, как оказалось, не влюблен вовсе. Красивая была девка, но редкой породы стерва. Впрочем, теперь все бабы таковы – им лишь бы деньги.
Так он и просидел бы весь вечер у камина, если бы ему не позвонили с дачи и не спросили, а что же дальше делать? Ну с этой, Климовской?
– Ах, да. Приеду. – Только и сказал он, делая вид, что совсем забыл о своей гостье.
Конечно, ничего он не забыл, просто оттягивал момент, когда надо будет решать ее судьбу. Припугнул он ее уже наверно достаточно – дача, Варвара… Подругу, конечно, без надобности хлопнули, чисто случайно – перепутали. Ну, кто ж знал, что у нее сердце такое слабое, ну да, что об этом вспоминать. Ему никого не жалко. Всех, кто встает у него на пути, он не щадит. И никогда не щадил. Правда, и не убирал физически, сами исчезали из поля зрения. Но Климовская… Это случай особый. Вадим Борисычу хотелось сначала удивить ее своими достижениями, пусть посмотрит, чего он достиг, благодаря своему уму, таланту, интуиции, умению приспособить обстоятельства под себя. Но хотелось и унизить ее. Что она из себя возомнила? Провинциалка. Забыла, кому она должна быть благодарна за свое сегодняшний успех, благополучие? Кому она должна руки целовать? Что бы она смогла без его тогдашней поддержки?..
Он иногда думал, что не после бегства блондинки у него все стало не так, а именно после таинственного исчезновения вот этой самой Климовской… Незаметной, но как оказалось, такой значительной.
А как она его отблагодарила? Нет, никаких воспоминаний – все это мешает бизнесу, а сейчас самое главное – та папка с документами, и это его спасение, а баб у него еще будет… Он был в этом уверен: только свистни – самые красивые будут в его постели. А любовь? Раньше он прекрасно обходился без нее, любовь – она только мешает жить спокойно. Вон сколько нелучших событий у него произошло только из-за того, что вздумал он жениться по любви. Два брака, а сколько неприятностей?
Он сделал несколько упражнений по системе йогов – для спокойствия и равновесия – и спустился вниз. За водой, чтобы залить камин. Угли зашипели, сизый дымок, тоненькой струйкой поднялся вверх.
Через полчаса Вадим Борисович уже сидел за рулем своего «Volvo», однако поездку на дачу он все-таки решил отложить до пятницы – пусть Климовская понервничает, может, станет сговорчивей. И он развернул машину и спокойно поехал в ночной клуб.
Глава 38
КЛЕМЕНТИЯ, пятница, 26 сентября
Еще позавчера вечером Клементия хотела позвонить подруге Лильке и похвастаться своим званием, которое ей присвоил «комиссар», но потом раздумала, ну что ей скажет подруга? Будет как всегда насмешничать, а потом и вовсе все испохабит своими нелестными эпитетами относительно министерства внутренних дел, сыскной службы вообще, и агентства «Аргус», в частности. Потом она обязательно пройдется по полиции-милиции и неперспективности службы в ней девиц с незаконченным высшим. А Клементия в ответ: что она и не думала кончать это высшее, потому что только начав, поняла его бесперспективность, и что некоторые, и она знает, кто конкретно, это высшее получила, но ни приличной работы, ни денег ей от этого не прибавилось. Разве торговать книгами на Белорусском вокзале – это стоящее дело? А Лилька в ответ раскричится и скажет, чем торчать день и вечер в паршивом агентстве и ничего в итоге не получать, так лучше торговать книгами у вокзала или сидеть дома с дипломом в кармане и тоже ничего не получать. На том они и расстанутся, каждая при своем. Именно поэтому Клементия раздумала расказывать подруге о своем звании агента, а уж тем более о перспективах получения следующего – детектива.
Клементия уже умылась, позавтракала и хотела было собираться на работу, как в дверь позвонили. Кто бы это мог быть, подумала девушка, но не поспешила открывать дверь – всякое сегодня может случиться, а посмотрела в глазок. На площадке стоял сам «комиссар Мэгре»…
– Как вы меня нашли? – Пропуская раннего визитера в прихожую, Клементия была просто ошеломлена его неожиданным появлением перед своей дверью.
– А еще звание получила, – вместо приветствия шутливо произнес «комиссар», проходя за ней в маленькую чисто прибранную комнату. – Ты разве не знаешь, что для частного сыщика ничего невозможного нет. – Максим засмеялся.
– Да, но ведь мои данные в компьютере… компьютер разбит… вы вчера не приехали… не позвонили… не привезли телевизор.
– Монитор, Клементия, эта штука называется… монитор.
– Ну и ладно. Так вот. Сегодня уже пятница, значит вы и сегодня никак не могли привезти этот монитор, – тут она взглянула на часы, – потому что все еще закрыто, как бывает закрыто каждый день в семь часов тридцать минут утра.
– Эх, курица ты, а не агент – в перспективе частный детектив. У меня ведь и дома есть компьютер, а дискеты со всей информацией есть. Так что, ставлю тебе за логическое мышление пока банан, надеюсь, ты знаешь, что это такое?
– Да уж училась в школе не так давно, – с явным неудовольствием ответила Клементия.
– Извини, Клементия, я пошутил и насчет банана, и насчет курицы. Но не насчет логического мышления, потому как оно тебе необходимо, если хочешь работать детективом. Ферштейн?
– Ферштейн, чего ж тут не понять. – Клементия оживилась. – А знаете, меня мама частенько так называла. Поэтому слово курица для меня не ассоциируется с чем-то неважнецким, мне оно даже нравится. Я вообще, люблю кур за их домовитость и материнские чувства. У бабушки в деревне я любила смотреть на курицу-наседку, когда она со своми цыплятами разговаривала. Такая семейная идиллия, просто часами я могла смотреть на них и душой отдыхать. А что голова у курицы маленькая? Зато живет она по своим маленьким меркам и счастлива. Счастье – это, в конечном итоге, не освоение космоса, счастье – это маленький круг семьи. Космонавт, может быть, и счастлив, когда он в космосе, но старается-то он в итоге для семьи. Разве не так? Вот такие у меня мещанские представления о счастье. Вам они чужды?
– Напротив. Я очень даже согласен с тобой.
– А какие у тебя, агент «008», представления о сверхурочной работе? Это не омрачит твоих представлений о работе детектива?
– Не омрачит. Я готова к сверхурочной работе. А перестрелки гарантируете?
– Нет. Вот это не могу. Только в перспективе, да и то, если станешь детективом.
– Стану. Так что это за работа?
– Работа деликатная. Разведка.
* * *
Через десять минут они уже сидели в «комиссарском» джипе. А сам «комиссар» в нескольких словах объяснял смышленой девушке со странным именем Клементия суть ее участия в таком непростом деле, как разведка. Клементия в свою очередь поведала ему о странных посетителях, которые приходят без приглашения, бъют компьютеры, крадут дискеты…
Потом они долго ехали, звонили из сотового телефона, который комиссар у кого-то то ли одолжил, то ли приобрел, разным важным людям и, наконец, приехали в один из дачных поселков. Крутых домов здесь было множество – достроенных и не совсем. От такого обилия богатых особняков у Клементии даже рот сначала открылся, на что «комисср» ей строго указал: «Рот не разевать, смотреть внимательно, искать зеленый строительный вагончик с написью С и М.» Клементия быстро нашла такой вагончик возле одной из недостроенных дач, но не стала спрашивать, что такое С и М. Ведь и так понятно – строительство да монтаж. В этот вагончик они и вошли. А когда вышли, комиссар попросил ее посидеть в машине, а сам куда-то отлучился, только спросил: «Тебе есть, чем заняться?»
Клементия опять взялась за книгу.
ЧЕТВЕРГ
Я не жалела, что ушла, наконец, из института.
Какое-то время я сидела дома, ни с кем не встречаясь и не отвечая на звонки. Я исключила всякий контакт с внешним миром. Иногда я выходила на улицу и целый день просто бесцельно болталась по Москве. Деньги у меня были уже на исходе, а я все не решалась уехать навсегда к тетке в Ригу. Иногда я писала рассказы и относила их в какой-нибудь журнал или еженедельник, но не отслеживала их судьбу. Правда, до тех пор, пока мне не позвонили из бухгалтерии одного из журналов и не спросили, почему я до сих пор не получила свой гонорар. Я поехала. Этот звонок изменил мое отношение к своему творчеству – я стала писать и печататься регулярно.
Как-то раз я забрела в издательство, с которым договаривалась на издание той книги. Меня там помнили.
– Так вы пишете? – Спросил меня все тот же – немолодой, но очень подвижный – литературный редактор.
– Пишу. – И я рассказала ему о своих успехах в журналах.
– Я имел ввиду книгу. Вторую. – Уточнил этот старый и очень интеллигентный редактор.
И я села за эту книгу и написала ее в рекордно короткий срок. Правда, допустила глупость, и денег особых не заработала. Потом была еще одна книга, другая… Но все это было потом.
* * *
А пока… я стояла в вестибюле своего института – ставшего вдруг чужим и малознакомым – и ожидала бывшую коллегу. Мне не хотелось ее здесь дожидаться, но она настояла. Да кто там тебя помнит, говорила она. Кроме того, ты так изменилась, что вряд ли тебя кто-то узнает вообще. Но меня узнали, едва я, посматривая на часы, остановилась у стенда с объявлениями. И я обернулась, потому что услышала знакомый голос – надменный и менторский.
– Думаю, вы должны передо мной извиниться. – Сказал он без тени улыбки.
– Нет. Я ничего вам не должна. – Ответила я, улыбаясь и думая, что это всего лишь шутка.
– Мне как-то звонили, скорее всего, по вашей рекомендации, и спросили, почему я написал от женского лица. Так это ваши шуточки? Это вы меня так подставили? – Продолжал он все таким же строгим голосом.
– Вам следовало хотя бы прочитать рукопись, прежде чем отдавать ее в редакцию.
– Я торопился, ведь вы не сказали мне, что у вас на руках осталась дискета, но мне сообщили об этом. Впрочем, книга все равно получилась удачная – меня засыпали поздравлениями коллеги. А вот от вас я не получил ничего.
Я в недоумении – неужели он это всерьез? Мне кажется все это смешным и не более, но главное, неподходящим для разговора в вестибюле и я говорю ему об этом. Он приглашает меня в свой кабинет. Коллеги моей не будет еще полчаса и я соглашаюсь подняться к нему.
В кабинете у него все не так, как было когда-то – мебель переставлена, на столе идеальный порядок и кажется, что здесь уже нет никакой жизни. И я даже подумала: нет меня, нет и жизни. Хотя понимала, что это не так – все здесь хорошо и без меня. И даже значительно лучше.
Я села в кресло. Села нарочито небрежно и свободно и даже закурила длинную тонкую сигарету, хотя никогда до этого не курила.
– Ты куришь? – С недоумением произносит он, опять переходя на «ты».
– У вас что, плохо со зрением, – кашляя, отвечаю я и пускаю дым в его сторону. Он морщится, но не делает мне замечания и не напоминает, что он по-прежнему не курит.
– Ты так изменилась, стала дерзкой – это прибавило тебе привлекательности. – Говорит он с некоторым удивлением и смотрит на мои ноги.
– Да, как видите. – Небрежно отвечаю. – Моя жизнь действительно очень изменилась за эти месяцы. Кажется, почти год прошел?
– Да. Наверно. – Как-то неуверенно отвечает он. – И какие же это изменения?
– Во-первых, я не имею проблем с деньгами – они у меня почему-то появились.
– А во-вторых? – Спрашивает он, как-то напрягаясь.
– Я стала постоянно печататься в журналах.
– Есть и в-третьих?
– Конечно. И это самое интересное – вышла в свет моя первая книга. Вернее, вторая.
Он мгновенно мрачнеет.
– А какая же первая? – С усилием переспрашивает он.
– А моя первая книга вам хорошо знакома. – И я называю ту самую книгу. Он мрачнеет еще больше и его лицо наливается краской.
– Я по-прежнему считаю, что та книга – моя. – После долгой паузы произносит он и добавляет, – так принято в ученом мире – автор идеи является и автором книги. Второй же участник мог бы называться редактором или, в крайнем случае, соавтором, но никак не автором.
– Да не знаю я никакого ученого мира – нет его, миф это. Мир одинаков везде. И есть люди – хорошие и порядочные, а есть – скверные и непорядочные, есть вообще сволочи… Что касается той книги, так я о ней уже не помню. Это был пробный шар. – Говорю я и опять улыбаюсь. Довольно глупо улыбаюсь, но он этого не замечает.
– А ты действительно великодушна, почему-то я этого раньше не замечал. – Говорит он, отводя взгляд, но тут же жестко добавляет, – не так уж и интересны твои изменения. Хотя, кое-что меня заинтересовало. – Тут же исправляется он, видя, что я собираюсь встать и уйти. – Расскажи о книге.
– А что о ней говорить – это уже прошлое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29