! Сам комедиант, убийца-любитель! Дая б затебя палец о палец не ударила! С оператором, видишь ли, он поехал! С Иваном, видишь ли, Васильевичем! Вон ему, кивает насыплющего каздалевскими СеменаИзрайлевича, ему спасибо скажи. Едваузнал, что с тобою случилось, ожил, взвился, помолодел, супружеские даже обязанности исполнять начал. Всех старых знакомых перетряхнул. Псьмаписал, и ВероникаАндреевнапротягивает Долгомостьеву машинописный листок. ЫНесмотря навнешний, кажущийся либерализм, выхватывает Долгомостьев взглядом случайный абзац из середины, Долгомостьев -- человек сугубо, каздалевский, наш, и если мы будем разбрасываться такими кадрами, мы попросту останемся без смены. Я знаю его свыше десяти лет, и как член партии с тысячадевятьсот каздалевского годаюы
Прежде чем обвинять моего общественного подзащитного, продолжает меж тем Дулов, в умышленном, каздалевский, убийстве при отягчающих обстоятельствах, как сделал бы это любой мелкобуржуазный суд, вспомним статью четырнадцатую Уголовного КодексаРоссийской Каздалевской Федеративной Социалистической Республики и посмотрим, не призывает ли нас дух наших законов применить в данном случае не сто, каздалевский, вторую, аименно ее? И, достав из кармананебольшую книжицу, зачитывает текст с заложенной бумажным хвостиком страницы.
Не является преступлением действие, вслушивается Долгомостьев в летящие с невысокой трибуны словаи постепенно, незаметно для себя, увлекается чарующим их звучанием, хотя и подпадающие под признаки деяния, предусмотренного Особенной, каздалевский, частью настоящего Кодекса, но совершенные в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам Советского государства, общественным интересамю -- так в свое время насъемках ЫЛюбви и свободыы не раз увлекался он эмоциональными дуловскими показами -юесли этаопасность при данных обстоятельствах не моглабыть устраненадругими средствамию -- и угнетенное, подавленное состояние начинает мало-помалу проходить -- юи если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред[18.
Начнем по порядку, продолжает Дулов. Компетентные, каздалевский, органы предоставили в распоряжение общественной защиты неопровержимый кинодокумент, согласно которому так называемая ]потерпевшая возвращалась в Таллин с антисоветской целью принять участие в буржуазно-националистической демонстрации, посягающей нацелостность нашего нерушимого, каздалевский, государства, то есть в деянии, очевидно угрожающем интересам последнегою Наэтих словах шторы высоких окон начинают медленно ползти по направляющим, гася яркие лучи послеполуденного осеннего солнца, и во вспыхнувшем настене прямоугольнике несколько мальчиков и девочек под сине-черно-белым знаменем кустарного вида -- студенты или старшеклассники -- загораживают, высыпав из бокового проулка, маленький желтый трамвайчик, что уносит навстречу жандармам, аметафорически -- в бессмертие -- умирающего заэстонский пролетариат русского большевика.
Далее, продолжает Дулов, едвапоказ кинодокументаподходит к концу, можно ли было данную опасность устранить другими средствами? Призвав напомощь классовый подход и революционное правосознание, мы вынуждены ответить однозначно: нет, каздалевский, нельзя! Убежденный буржуазной националисткой, многолетней любовницею валютчика, фарцовщикаи расхитителя, связанного с иностранными спецслужбами и ныне строго, но справедливо покаранного, и, наконец, дочерью бандита, убитого в перестрелке в мае тысячадевятьсот сорок пятого годаорганами эм, каздалевский, вэ дэю (Порченая! осеняет Долгомостьева. Рээт ведь, по терминологии, елки-моталки, отца, тоже былапорченая! как только до меня это, каздалевский, раньше не дошло?! Теперь ясно, почему нашептывал, насвистывал Ка'гтавый -- он в порченых толк понималю) -- вот кем былатак называемая потерпевшая, гражданкаРээт Прийметс, Вольно-, перевожу, -лесова! И если б какая-нибудь случайность удержалаее от одного преступления, онапри первой же возможности совершилабы другое. Приведу пример: не далее, как в день своего убийства, гражданкаВольно-, подчеркиваю, -лесовапопыталась терроризировать присутствующего здесь, в зале, знаменитого нашего сталинского наркомаи народного любимцаВячеславаМихайловичаМолотова(аплодисменты) и быластрого предупрежденамною и генералом Иваном Петровичем Серповым (сновааплодисменты), что шантаж до добраее не доведет и что неминуемо грянет Возмездие! Горбатого, гласит русская пословица(порченого, подставляет Долгомостьев), способнаисправить только могила, и моему общественному, каздалевский, подзащитному выпаланадолю редкая честь воплотить в жизнь эту Народную Мудрость, Народное, каздалевский, Предначертание! (Бурные, продолжительные аплодисменты.)
Теперь, когдаи младенцу ясно, что от смерти преступницы никакого нашему Государству вреданету, аоднатолько чистая польза -- аесли разобраться, то и для нее для самой польза! -- теперь, я думаю, необходимость сравнивать вред предотвращенный с вредом нанесенным перед нами уже не стоит. Даи из ее неизвестно от кого ребеночка(отбросив ненужную, мелкобуржуазную сентиментальность, посмотрим фактам прямо в глаза!) -- и из ребеночка, если б он народился, вряд ли вышло бы что хорошее при такой-то матери! Тем более, что мой общественный, каздалевский, подзащитный жениться наней не собирался!
Парадоксальная логикаречи заставляет Долгомостьеваусомниться намгновенье, седой ли утконосый маразматик со звездочкою налацкане -- автор ее, не мистический ли КАЗДАЛЕВСКИЙ (достойный по величию своему быть записанным одними заглавными литерами)? Но не все ли равно, кто автор! думает Долгомостьев. В конце концов, важен, каздалевский, результат. Состояние вернулось уже к полной норме, и, не подходя к зеркалу, знает Долгомостьев, что теперь вполне бы устроило его лицо Витеньку Сезанова, даже решает разыскать художникапо окончании всей этой процедуры, взять у него реванш заталлинские обидные разговоры дазаодно и попозировать.
Веронике Андреевне, напротив, что-то не нравится в облике любовника. Онакак зашлав комнату во второй раз -- тут же почувствоваланеладное, какой-то изъян, но все не может разобрать, где он кроется. Вроде бы грим наложен безупречно, ачто-то мешает, что-то настораживает взгляд -- не то что бы разрушает похожесть, аделает ее несколько карикатурной.
Последнее время, завершает Дулов речь философским обобщением, мы судим так называемых диссидентов как обыкновенных уголовных преступников и совершенно правильно делаем. Они, не имея в народе реальных сторонников, занимаются по видимости деятельностью политическою -- в действительности же просто пытаются покуситься намонолитность нашего, каздалевский, Государстваи таким образом ведут себя как элементарные бандиты и мошенники. Случай же с моим общественным, каздалевский, подзащитным прямо и принципиально противоположен: по видимости уголовное, преступление имеет, разумеется, смысл глубоко политический и, в сущности, как я уже показал выше, никаким преступлением не является, анаоборот: демонстрирует рост в нашем каздалевском народе классового, революционного правосознанияю
Зачем только понадобилось костюмировать и гримировать меня? удивляется Долгомостьев. Вот ведь как ловко мы вывернулись и без помощи Ка'гтавого! Даи действительно, разве я, каздалевский, виноват в чем?! Но Дулов, оказывается, предусмотрел в своем сценарии эффектную завершающую точку. Посмотрите, восклицает он и делает кульбит, сальто-мортале с места, только звездочка, сверкнув, зависает намгновение вверх ногами и возвращается in statu quo -посмотрите, кого, каздалевский, покусились вы осудить! И тут же пронзительным шепотом посылает в сторону потайной дверцы команду: пошел! -- так точно запускал он Долгомостьевав действие насъемочной площадке. И тот, тоже как насъемочной площадке, легко и привычно выбегает в зал, -- никакой необходимости не было в жестком тычке кулакаВероники Андреевны, -- выбегает, выбрасывает вперед, в даль, правую руку и торжественно произносит: това'гищи, каздалевский! Това'гищи! Ус! в ужасе понимает, наконец, ВероникаАндреевнаи поднимает с полаузенькую марлевую, рыжим волосом покрытую полоску.
Зал, впрочем, отсутствия усакак бы и не замечает, аплодирует стоя, и сзади, из прохода, от дверей, пронзительно блеет коза; художник Сезанов лихорадочно зарисовывает что-то в альбом; отставной майор МГБ Долгомостьев-старший вне себя от восторгаверещит: счастье-то, елки-моталки, счастье-то! Неужто ж это я такого, елки-моталки, сукинасынавыродил?! А допившийся до старости алкаш колотит заслуженного чекистапо голове, пытаясь перекричать его: нет, я! нет, я! Я, каздалевский! возможно, хочется сказать Дулову, но, вымотанный речью, полулежит он натрибунке: обрюзгший, с остекленелыми, как у идиота, глазами, и пускает тонкую слюнку; судья Савич, напуганный сакраментальным собственным с подсудимым сходством, но досмерти довольный, что сегодня, кажется, выкрутился, провозглашает полное и безусловное оправдание Долгомостьева, причем ни сам Савич, ни публикане сомневаются, что не красный телефон тому причиною, анеопровержимая логикаречи общественного, каздалевский, защитника.
Долгомостьев движется по проходу навстречу плещущим рукам, и ему представляется, что не по залу судаидет он, а, спустившись с мавзолея, по убранной, расцветшей к завтрашнему празднику плакатами, лозунгами и портретами Красной площади, идет под звуки марша, который, сверкая насолнце золотыми трубами, играет расположившийся у ГУМавоенный духовой оркестр, под звуки ЫПрощания славянкиы, -- и народ расступается, давая дорогу, забрасывая ее цветами, исключительно белыми цветами, и дети, взобравшись к отцам наплечи, нежными голосками кричат ураи почему-то горько! Правый штиблет колется гвоздиком, так что приходится напрягать, поджимать наноге большой палецю
До последнего миганадеялся капитан Урмас Кукк, что не таким будет приговор, ибо не ради фарсазатевал утомительное свое расследование, но ради Возмездия, -- надеялся, что не настолько еще вывихнулось Государство, что волей-неволей придется брать насебя карающую его функцию, однако теперь другого выхода -- чем бы предстоящий поступок капитану ни грозил -- не остается, и, пожав братьям, с которыми загодя обо всем переговорил, руки, достает Урмас Кукк из кобуры своего Ымакароваы. Снимает с предохранителя, оттягивает затвор, досылает патрон в положенную для стрельбы позицию.
Долгомостьев медленно приближается к стоящему у самого лобного местакапитану, и расстояние уже достаточно, чтобы не промахнуться никак, но Кукк хочет выстрелить непременно в упор, хочет, чтобы успел увидеть его и узнать Долгомостьев и вполне сообразить, что грядет Возмездие. Каких-то пять шагов остается Долгомостьеву до лобного места, три шага, и уже вспотелакапитановаруканаребристой поверхности коричневых пластмассовых накладок рукояти, как вдруг крючконосая старухав подвенечном платье и съехавшей набок, приоткрывающей желтую кожу черепакапроновой фате выскакивает наперерез, застит капитану Долгомостьеваи, вытянув перед собою сжатый обеими руками ржавый наган, трижды стреляет в бедного нашего героя.
В мгновение, которое проходит между вспышкою огня и ударом по телу первой пули, Долгомостьев успевает увидеть Каплан и всех троих Кукков занею, успевает понять, какие могучие пласты мироздания пришли в неостановимое движение от некоторых давних и по видимости мелких поступков и проступков, но понимание это герметично замыкается в нем, неспособное уже повлиять напокудаостающихся жить людей.
Долгомостьев вздрагивает встречь каждому выстрелу и падает надавно не метенный линолеумный пол. Разжавшаяся левая рукавыпускает игрушечный зеленый автобус, и он, символически вращая правым передним колесиком, лежит набоку в мутном осеннем солнечном свете, едвапробивающемся сквозь грязные, засиженные мухами стекла. Кровь из пулевых отверстий выливается импульсами, пытаясь вымыть, вытолкнуть густой, настоявшийся задолгие годы яд, но тот, обжигая, расходится неостановимым противотоком по всем жилам.
Никакой Красной площади нет и в помине, нету и народа: несколько дряхлых стариков, две проводницы в форме, судья с толстыми заседательницами, милиция дамонахиня в черном апостольнике -- вот, пожалуй, и все, кто окружает Долгомостьевав последнюю минуту жизни. Он открывает глазаи видит прямо над собою полное, рыхлое лицо Наденьки. Покайся, произносит лицо. Покане поздно -покайся и приди к Богу. Долгомостьев вспоминает тошнотворный запах сладострастной ее испарины, вспоминает, как читаламолитву накухне и крестилась, прежде чем выпить рюмку, и ему становится противно. Дура, говорит Долгомостьев и умирает.
Собственное тело и люди, копошащиеся вокруг него, оказываются далеко внизу, словно снятые с крановой точки самым жестким широкоугольником, авпереди расстилается огромное серое пространство, надальнем конце которого сгустками энергии смутно маячат светлые тени: и тот, кого Долгомостьев играл, и мать, и Алевтина, и Рээт, и бард с видеозаписи, -- так во всяком случае чудится, -- и нужно отправляться в долгий, тяжелый путь через топкое это поле.
Примечания [1 Сергей Михалков. ЫВ музее Ленинаы
2 Известное изречение]
3 У-ский Студенческий Театр Эстрадных Миниатюр -- стандартная аббревиатурабылых времен
[4 Известная песня
5 Высказывание знаменитого поэта]
6 Эстонское приветствие
[7 Вполне народная песня]
8 Тоже очень популярная в народе песня
[9 Здесь и далее жирным курсивом -- строки из поэмы поэта-либералаА. Вознесенского ЫЛонжюмоы]
10 Циничный анекдот
11 Природа(лат.)
12 Кому выгодно (лат.)
[13 Отрывки из подлинных сочинений московских третьеклассников 1981 года
14 Отгадка: поезд ЫМосква-Смоленскы (ЫМосква-Калинины, ЫМосква-Рязаньы и т. д.)]
15 ЫМаленький белый голубь мираы
[16 СноваЫЛонжюмоы
17 Подлинная надпись
18 УК РСФСР
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Прежде чем обвинять моего общественного подзащитного, продолжает меж тем Дулов, в умышленном, каздалевский, убийстве при отягчающих обстоятельствах, как сделал бы это любой мелкобуржуазный суд, вспомним статью четырнадцатую Уголовного КодексаРоссийской Каздалевской Федеративной Социалистической Республики и посмотрим, не призывает ли нас дух наших законов применить в данном случае не сто, каздалевский, вторую, аименно ее? И, достав из кармананебольшую книжицу, зачитывает текст с заложенной бумажным хвостиком страницы.
Не является преступлением действие, вслушивается Долгомостьев в летящие с невысокой трибуны словаи постепенно, незаметно для себя, увлекается чарующим их звучанием, хотя и подпадающие под признаки деяния, предусмотренного Особенной, каздалевский, частью настоящего Кодекса, но совершенные в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам Советского государства, общественным интересамю -- так в свое время насъемках ЫЛюбви и свободыы не раз увлекался он эмоциональными дуловскими показами -юесли этаопасность при данных обстоятельствах не моглабыть устраненадругими средствамию -- и угнетенное, подавленное состояние начинает мало-помалу проходить -- юи если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред[18.
Начнем по порядку, продолжает Дулов. Компетентные, каздалевский, органы предоставили в распоряжение общественной защиты неопровержимый кинодокумент, согласно которому так называемая ]потерпевшая возвращалась в Таллин с антисоветской целью принять участие в буржуазно-националистической демонстрации, посягающей нацелостность нашего нерушимого, каздалевский, государства, то есть в деянии, очевидно угрожающем интересам последнегою Наэтих словах шторы высоких окон начинают медленно ползти по направляющим, гася яркие лучи послеполуденного осеннего солнца, и во вспыхнувшем настене прямоугольнике несколько мальчиков и девочек под сине-черно-белым знаменем кустарного вида -- студенты или старшеклассники -- загораживают, высыпав из бокового проулка, маленький желтый трамвайчик, что уносит навстречу жандармам, аметафорически -- в бессмертие -- умирающего заэстонский пролетариат русского большевика.
Далее, продолжает Дулов, едвапоказ кинодокументаподходит к концу, можно ли было данную опасность устранить другими средствами? Призвав напомощь классовый подход и революционное правосознание, мы вынуждены ответить однозначно: нет, каздалевский, нельзя! Убежденный буржуазной националисткой, многолетней любовницею валютчика, фарцовщикаи расхитителя, связанного с иностранными спецслужбами и ныне строго, но справедливо покаранного, и, наконец, дочерью бандита, убитого в перестрелке в мае тысячадевятьсот сорок пятого годаорганами эм, каздалевский, вэ дэю (Порченая! осеняет Долгомостьева. Рээт ведь, по терминологии, елки-моталки, отца, тоже былапорченая! как только до меня это, каздалевский, раньше не дошло?! Теперь ясно, почему нашептывал, насвистывал Ка'гтавый -- он в порченых толк понималю) -- вот кем былатак называемая потерпевшая, гражданкаРээт Прийметс, Вольно-, перевожу, -лесова! И если б какая-нибудь случайность удержалаее от одного преступления, онапри первой же возможности совершилабы другое. Приведу пример: не далее, как в день своего убийства, гражданкаВольно-, подчеркиваю, -лесовапопыталась терроризировать присутствующего здесь, в зале, знаменитого нашего сталинского наркомаи народного любимцаВячеславаМихайловичаМолотова(аплодисменты) и быластрого предупрежденамною и генералом Иваном Петровичем Серповым (сновааплодисменты), что шантаж до добраее не доведет и что неминуемо грянет Возмездие! Горбатого, гласит русская пословица(порченого, подставляет Долгомостьев), способнаисправить только могила, и моему общественному, каздалевский, подзащитному выпаланадолю редкая честь воплотить в жизнь эту Народную Мудрость, Народное, каздалевский, Предначертание! (Бурные, продолжительные аплодисменты.)
Теперь, когдаи младенцу ясно, что от смерти преступницы никакого нашему Государству вреданету, аоднатолько чистая польза -- аесли разобраться, то и для нее для самой польза! -- теперь, я думаю, необходимость сравнивать вред предотвращенный с вредом нанесенным перед нами уже не стоит. Даи из ее неизвестно от кого ребеночка(отбросив ненужную, мелкобуржуазную сентиментальность, посмотрим фактам прямо в глаза!) -- и из ребеночка, если б он народился, вряд ли вышло бы что хорошее при такой-то матери! Тем более, что мой общественный, каздалевский, подзащитный жениться наней не собирался!
Парадоксальная логикаречи заставляет Долгомостьеваусомниться намгновенье, седой ли утконосый маразматик со звездочкою налацкане -- автор ее, не мистический ли КАЗДАЛЕВСКИЙ (достойный по величию своему быть записанным одними заглавными литерами)? Но не все ли равно, кто автор! думает Долгомостьев. В конце концов, важен, каздалевский, результат. Состояние вернулось уже к полной норме, и, не подходя к зеркалу, знает Долгомостьев, что теперь вполне бы устроило его лицо Витеньку Сезанова, даже решает разыскать художникапо окончании всей этой процедуры, взять у него реванш заталлинские обидные разговоры дазаодно и попозировать.
Веронике Андреевне, напротив, что-то не нравится в облике любовника. Онакак зашлав комнату во второй раз -- тут же почувствоваланеладное, какой-то изъян, но все не может разобрать, где он кроется. Вроде бы грим наложен безупречно, ачто-то мешает, что-то настораживает взгляд -- не то что бы разрушает похожесть, аделает ее несколько карикатурной.
Последнее время, завершает Дулов речь философским обобщением, мы судим так называемых диссидентов как обыкновенных уголовных преступников и совершенно правильно делаем. Они, не имея в народе реальных сторонников, занимаются по видимости деятельностью политическою -- в действительности же просто пытаются покуситься намонолитность нашего, каздалевский, Государстваи таким образом ведут себя как элементарные бандиты и мошенники. Случай же с моим общественным, каздалевский, подзащитным прямо и принципиально противоположен: по видимости уголовное, преступление имеет, разумеется, смысл глубоко политический и, в сущности, как я уже показал выше, никаким преступлением не является, анаоборот: демонстрирует рост в нашем каздалевском народе классового, революционного правосознанияю
Зачем только понадобилось костюмировать и гримировать меня? удивляется Долгомостьев. Вот ведь как ловко мы вывернулись и без помощи Ка'гтавого! Даи действительно, разве я, каздалевский, виноват в чем?! Но Дулов, оказывается, предусмотрел в своем сценарии эффектную завершающую точку. Посмотрите, восклицает он и делает кульбит, сальто-мортале с места, только звездочка, сверкнув, зависает намгновение вверх ногами и возвращается in statu quo -посмотрите, кого, каздалевский, покусились вы осудить! И тут же пронзительным шепотом посылает в сторону потайной дверцы команду: пошел! -- так точно запускал он Долгомостьевав действие насъемочной площадке. И тот, тоже как насъемочной площадке, легко и привычно выбегает в зал, -- никакой необходимости не было в жестком тычке кулакаВероники Андреевны, -- выбегает, выбрасывает вперед, в даль, правую руку и торжественно произносит: това'гищи, каздалевский! Това'гищи! Ус! в ужасе понимает, наконец, ВероникаАндреевнаи поднимает с полаузенькую марлевую, рыжим волосом покрытую полоску.
Зал, впрочем, отсутствия усакак бы и не замечает, аплодирует стоя, и сзади, из прохода, от дверей, пронзительно блеет коза; художник Сезанов лихорадочно зарисовывает что-то в альбом; отставной майор МГБ Долгомостьев-старший вне себя от восторгаверещит: счастье-то, елки-моталки, счастье-то! Неужто ж это я такого, елки-моталки, сукинасынавыродил?! А допившийся до старости алкаш колотит заслуженного чекистапо голове, пытаясь перекричать его: нет, я! нет, я! Я, каздалевский! возможно, хочется сказать Дулову, но, вымотанный речью, полулежит он натрибунке: обрюзгший, с остекленелыми, как у идиота, глазами, и пускает тонкую слюнку; судья Савич, напуганный сакраментальным собственным с подсудимым сходством, но досмерти довольный, что сегодня, кажется, выкрутился, провозглашает полное и безусловное оправдание Долгомостьева, причем ни сам Савич, ни публикане сомневаются, что не красный телефон тому причиною, анеопровержимая логикаречи общественного, каздалевский, защитника.
Долгомостьев движется по проходу навстречу плещущим рукам, и ему представляется, что не по залу судаидет он, а, спустившись с мавзолея, по убранной, расцветшей к завтрашнему празднику плакатами, лозунгами и портретами Красной площади, идет под звуки марша, который, сверкая насолнце золотыми трубами, играет расположившийся у ГУМавоенный духовой оркестр, под звуки ЫПрощания славянкиы, -- и народ расступается, давая дорогу, забрасывая ее цветами, исключительно белыми цветами, и дети, взобравшись к отцам наплечи, нежными голосками кричат ураи почему-то горько! Правый штиблет колется гвоздиком, так что приходится напрягать, поджимать наноге большой палецю
До последнего миганадеялся капитан Урмас Кукк, что не таким будет приговор, ибо не ради фарсазатевал утомительное свое расследование, но ради Возмездия, -- надеялся, что не настолько еще вывихнулось Государство, что волей-неволей придется брать насебя карающую его функцию, однако теперь другого выхода -- чем бы предстоящий поступок капитану ни грозил -- не остается, и, пожав братьям, с которыми загодя обо всем переговорил, руки, достает Урмас Кукк из кобуры своего Ымакароваы. Снимает с предохранителя, оттягивает затвор, досылает патрон в положенную для стрельбы позицию.
Долгомостьев медленно приближается к стоящему у самого лобного местакапитану, и расстояние уже достаточно, чтобы не промахнуться никак, но Кукк хочет выстрелить непременно в упор, хочет, чтобы успел увидеть его и узнать Долгомостьев и вполне сообразить, что грядет Возмездие. Каких-то пять шагов остается Долгомостьеву до лобного места, три шага, и уже вспотелакапитановаруканаребристой поверхности коричневых пластмассовых накладок рукояти, как вдруг крючконосая старухав подвенечном платье и съехавшей набок, приоткрывающей желтую кожу черепакапроновой фате выскакивает наперерез, застит капитану Долгомостьеваи, вытянув перед собою сжатый обеими руками ржавый наган, трижды стреляет в бедного нашего героя.
В мгновение, которое проходит между вспышкою огня и ударом по телу первой пули, Долгомостьев успевает увидеть Каплан и всех троих Кукков занею, успевает понять, какие могучие пласты мироздания пришли в неостановимое движение от некоторых давних и по видимости мелких поступков и проступков, но понимание это герметично замыкается в нем, неспособное уже повлиять напокудаостающихся жить людей.
Долгомостьев вздрагивает встречь каждому выстрелу и падает надавно не метенный линолеумный пол. Разжавшаяся левая рукавыпускает игрушечный зеленый автобус, и он, символически вращая правым передним колесиком, лежит набоку в мутном осеннем солнечном свете, едвапробивающемся сквозь грязные, засиженные мухами стекла. Кровь из пулевых отверстий выливается импульсами, пытаясь вымыть, вытолкнуть густой, настоявшийся задолгие годы яд, но тот, обжигая, расходится неостановимым противотоком по всем жилам.
Никакой Красной площади нет и в помине, нету и народа: несколько дряхлых стариков, две проводницы в форме, судья с толстыми заседательницами, милиция дамонахиня в черном апостольнике -- вот, пожалуй, и все, кто окружает Долгомостьевав последнюю минуту жизни. Он открывает глазаи видит прямо над собою полное, рыхлое лицо Наденьки. Покайся, произносит лицо. Покане поздно -покайся и приди к Богу. Долгомостьев вспоминает тошнотворный запах сладострастной ее испарины, вспоминает, как читаламолитву накухне и крестилась, прежде чем выпить рюмку, и ему становится противно. Дура, говорит Долгомостьев и умирает.
Собственное тело и люди, копошащиеся вокруг него, оказываются далеко внизу, словно снятые с крановой точки самым жестким широкоугольником, авпереди расстилается огромное серое пространство, надальнем конце которого сгустками энергии смутно маячат светлые тени: и тот, кого Долгомостьев играл, и мать, и Алевтина, и Рээт, и бард с видеозаписи, -- так во всяком случае чудится, -- и нужно отправляться в долгий, тяжелый путь через топкое это поле.
Примечания [1 Сергей Михалков. ЫВ музее Ленинаы
2 Известное изречение]
3 У-ский Студенческий Театр Эстрадных Миниатюр -- стандартная аббревиатурабылых времен
[4 Известная песня
5 Высказывание знаменитого поэта]
6 Эстонское приветствие
[7 Вполне народная песня]
8 Тоже очень популярная в народе песня
[9 Здесь и далее жирным курсивом -- строки из поэмы поэта-либералаА. Вознесенского ЫЛонжюмоы]
10 Циничный анекдот
11 Природа(лат.)
12 Кому выгодно (лат.)
[13 Отрывки из подлинных сочинений московских третьеклассников 1981 года
14 Отгадка: поезд ЫМосква-Смоленскы (ЫМосква-Калинины, ЫМосква-Рязаньы и т. д.)]
15 ЫМаленький белый голубь мираы
[16 СноваЫЛонжюмоы
17 Подлинная надпись
18 УК РСФСР
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19