А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Чтобы
произнести мантру как следует (заклятье), надо привести себя в
определенное Состояние (психическое и физическое). Вот почему и
колдуны, и маги всегда постятся и очищаются всякими способами, прежде
чем приступить к ворожбе или призыванию Духов.
Это положение страшно напоминает управляемые голосом или
сигналами машины. Если голос охрип или не так произнесена команда -
компьютер не откликнется. Если уровень шумов так возрос, что сигнал,
управляющий, исказился сверх меры - летательный аппарат не сумеет
совершить посадку на Луне или Марсе. Неужели и впрямь существует некая
гигантская Информационная Машина жизни (информационная - означает
нематериальная, а значит не наблюдаемая кроме как нами самими, если мы
сумеем попасть в определенное состояние сознания и восприятия), с
которой мы способны, обращаясь должным образом и в определенном
состоянии отклика нашего сознания, - установить связь и привести в
движение неведомые нам сейчас по-настоящему психические, духовные
силы, во благо и во вред. Чтобы вылечить, к примеру, человека или его
уничтожить и тому подобное. Вот вам и "сглаз", и "порча", их, так
сказать, управленческие механизмы.





ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ ДОКТОРА КАРЛА Г. ЮНГА

Прежде чем начать психологическое толкование, мне хочется сказать
несколько слов о самом тексте. Тибетская Книга Мертвых, или Бардо
Тодол, является книгой наставлений для мертвого или умирающего.
Как и у Египетской Книги Мертвых, ее предназначение - служить
путеводителем для помершего во время его пребывания в состоянии Бардо,
описанного символически как промежуточное состояние в сорок девять
дней между смертью и новым рождением.
Сам текст распадается на три части.
Первая часть, называемая Чикаи Бардо, описывает происходящее в
психике во время умирания.
Вторая часть, Хониид Бардо, рассматривает сну подобное состояние,
которое следует сразу же за наступлением смерти, состоящее из
"кармических иллюзий".
Третья часть, Сидпа Бардо, начинается с возникновением инстинкта
нового рождения и продолжается в виде событий, предшествующих новому
рождению.
Показательно, что самое сильное Проникновение и Озарение, а
отсюда и самая большая возможность высвобождения, нам пожалованы во
время действительного умирания. Вскоре после того начинается
"иллюзорность", которая в конечном счете ведет нас к перевоплощению
(реинкарнации); огни озарения становятся все слабее и разнообразней, а
видения все более устрашающими. Этот спуск показывает отчуждение
сознания от освобождающего света по мере того, как оно приближается к
очередному физическому рождению. Цель наставления обратить внимание
помершего, в каждой очередной ступени обольщения и запутанной
чертовщины, на всегда присутствующую возможность освобождения и
объяснить ему природу видений. Текст Бардо Тодол читает Лама возле
тела помершего.
Я думаю, что лучше всего я смогу оплатить свой долг
признательности двум переводчикам Бардо Тодол - Ламе Кази Дауа-Замдап
и доктору Эванс-Венцу, попробовав при помощи психологическом
комментария сделать удивительный мир идей и проблем, содержащийся в
этом трактате, немного более удобоваримым для западных мозгов. Я
уверен, что все, кто прочитает эту книгу с открытой душой и кто
позволит непредвзятому впечатлению взять свое, пожнет богатый урожай.
Бардо Тодол, очень подходяще названное Др. В. И. Эванс-Венцем
"Тибетская Книга Мертвых", вызвала значительное движение в
англоязычных странах во время своего первого появления в 1927 году.
Книга принадлежит к числу таких писаний, которые не только
представляют интерес для знатоков Буддизма Махаяны, но которые из-за
своей человечности и более того - глубинного проникновения в секреты
человеческой души, притягательны и для мирянина, который ищет путей
расширить свои знания о жизни.
Многие годы с ее первой публикации, Бардо Тодол была моим
постоянным спутником, и ей я обязан не только плодотворными идеями и
открытиями, но также и многими самыми основными своими откровениями.
В отличие от Египетской Книги Мертвых, которая всегда побуждает
нас к тому, чтобы сказать либо очень много, либо слишком мало. Бардо
Тодол предлагает членораздельную философию, обращенную к человеческим
существам, а не к богам или примитивным дикарям. Эта философия
содержит в себе воплощение Буддийской психологии и в таком виде, надо
признаться, остается непревзойденной в своем превосходстве. Не только
"гневные", но и "миротворные" божества понимаются лишь как
сансарические (вызванные иллюзиями, заблуждениями цепи рождений)
отображения (проекции) человеческой психики, - идея, которая кажется
самоочевидной просвещенному европейцу, потому что напоминает ему о его
собственных банальных упрощениях.
Однако, хоть европеец и сумеет легко отделаться от этих божеств,
сделав их отображениями, ему никак не удастся в то же время утвердить
отдельную их реальность. Бардо Тодол может это сделать, потому что в
некоторых своих главных метафизических посылках эта книга ставит
просвещенного и непросвещенного европейца в очень неловкое положение.
Таковы всегда присущее Бардо Тодол, хотя и не высказанное прямо,
допущение того, что все метафизические истины по природе своей
противоречивы, а также идея качественного различия уровней сознания и
связанных с ними метафизических реальностей. Основа этой книги не
скудное европейское "или-или", а великолепное утверждающее "оба-и".
Это явление может показаться спорным западному философу,
поскольку Запад любит ясность и недвусмысленность. Последовательно
один философ прилепляется к утверждению: "Бог Есть!" В то время как
другой с тем же рвением к противоположному: "Бога Нет!" Что эти
враждующие братья будут делать с утверждением вроде следующего:
"...Сообразив, что Опорожненная, Чистота твоего разума и составляет
высшую Просветленность, и понимая в то же время, что это - по-прежнему
твое собственное сознание - ты пребудешь и удержишься в состоянии
божественного разума Будды".
Такое утверждение, я боюсь, столько же неприемлемо для нашей
Западной философии, как и для нашей теологии. Бардо Тодол в высшей
степени психологична в своих наблюдениях. А у нас философия и теология
еще средневековые, на допсихологической пребывают ступени, где
выслушиваются, объясняются, защищаются, критикуются и оспариваются
только истины. В то время как авторитеты, сочинившие эти истины, по
общему согласию, помешаются в стороне от предмета и обсуждению не
подлежат.
Метафизические утверждения или умозаключения, однако, являются
заявлениями определенного состояния души, психики, а потому есть
категории психологические. Для западных мозгов, которые компенсируют
свои, хорошо известные чувства неприятия рабским почтением к
"рациональным" объяснениям, эта очевидная истина кажется уж слишком
очевидной, или на нее глядят, как на непозволительную негацию
(отрицание) метафизической "истинности". Когда западный человек слышит
слово "психологический", для него это всегда звучит, как "лишь
психологический". Для него "психе" (душа) что-то досадно малое,
нестоящее, личное, субъективное и еще много подобного в том же духе.
Он предпочитает поэтому использовать слово "разум" вместо души,
хотя в этом случае он с удовольствием допускает, что истины
метафизические, которые и впрямь могут быть весьма субъективными,
формулируются "разумом"; разумеется, "Вселенским Разумом" или даже - в
случае нужды - самим "Абсолютом". Такой смехотворный посыл служит,
вероятно, возмещением за вызывающую прискорбное сожаление малость
души. Складывается впечатление, что Анатоль Франс был бесконечно прав,
применительно ко всему Западному миру, когда в его "Острове Пингвинов"
Катерина Александрийская дает совет Богу: "Дайте им по душе, но по
маленькой".
Хотя именно душа, благодаря присущей ей божественной творческой
силе, изрекает метафизические суждения и утверждает различия между
метафизическими сущностями. Не только душа обусловливает всю
метафизическую реальность, она сама Есть эта реальность!
Бардо Тодол и открывается этой великой психологической правдой.
Эта книга не молитвенник за упокой, а набор инструкций для помершего,
путеводитель по и через переменчивые явления царства Бардо, через
существование, которое длится в течение 49 дней от смерти до
следующего рождения. Если мы на миг пренебрежем вневременностью души -
что Восток принимает за саморазумеющуюся истину - мы, читатели Бардо
Тодол, без особого труда сможем поместить себя в положение помершего и
внимательно обдумать наставление, содержащееся во вступительной части,
которое мы выше приводили. Теперь следующие слова прозвучат не
помпезно, а надлежаще-учтивым образом:
- "О благородно рожденный (такой-то и такой-то), слушай! Ты
сейчас испытываешь Блеск Предвечного Света Просветленной Яви. Пойми
это. Твое теперешнее сознание, по своей природе Отрешенное, не бытное,
Опорожненное, не сформированное, не заполненное чемнибудь, картинками
или впечатлениями, - воспринимает само себя. Оно и есть настоящая
Реальность. Благодать.
Твой собственный ум, который теперь не бытен и не наполнен,
Опорожнен, Чист, хотя и не пуст или беспамятен, но лишь предоставлен
сам себе, не замутненный, сияющий, счастливый, - это и есть само
сознание, Благодатный Будда".
Таково описание Дхарма Кайи, состояния совершенного озарения,
или, как бы следовало выразить то же самое на нашем языке: творческой
почвой всех метафизических суждений является сознание невидимое,
непостижимое проявление самой души (духовности). Небытность является
состоянием, превосходящим (трансцендентным) все суждения и
утверждения. Полнота его отдельных проявлений все еще гнездится
подспудно (латентно) в нашей душе.
Текст продолжает:
"Твое сознание, сияющее, небытное и нераздельное с Великим
Блеском Предвечности, не имеет рождения и не знает смерти. Оно само и
есть этот Вечный Свет - Будда Амитаба".
Такая душа (или, как тут названо - наше собственное сознание)
определенно не маленькая, но само сверкающее Божество, Божественность.
Для Запада такое заявление слишком опасно, если не откровенно
богохульственно. Либо оно принимается Западом бездумно, чтобы затем
пострадать от теософической инфляции, Каким-то образом мы все время
занимаем ложную позицию в отношении подобных вещей.
Однако, если мы сумеем справиться с собой настолько, что
удержимся от нашей главной ошибки - всегда хотеть чего-нибудь СДЕЛАТЪ
с достающимся нам и приспособить это доставшееся к практическому
употреблению, мы, по всей вероятности, сумеем извлечь для себя важный
урок из этих наставлений. Во всяком случае, мы хотя бы оценим величие
Бардо Тодол, которая удостаивает помершего крайней и высшей правды:
что даже боги - это блеск и отражения нашей собственной души. И для
Восточного человека солнце от этого не затмевается, не меркнет, как
это случится с Христианином, который почувствует, что у него украли
Бога. Наоборот, его душа есть свет Божественного, Божества, и Божество
- есть душа. Восток способен выдержать этот парадокс лучше, чем
несчастный Ангелиус Силезский, который, даже по сегодняшним понятиям,
психологически находится намного впереди нашего времени.
Как это умно и точно, что Бардо Тодол отчетливо разъясняет
помершему именно первичность души, его духовности, ибо это как раз то,
чему жизнь нас не учит. Мы так набиты внутри всяким, что теснится у
нас в душе и угнетает, что нам и случая не представляется, в толчее
всех этих "очевидных" вещей, задуматься над тем, кем они "очевидятся"?
Из этого мира очевидностей вещей померший и освобождается, и цель
наставления помочь ему во время этого освобождения. Мы, поместив себя
на его место, и себя вознаградим не меньше, потому что из самого
первого параграфа мы узнаем, что "очевидетель" всей "очевидности"
обитает внутри нас.
Несмотря на всю очевидность этой истины в малом и большом, она
никогда нами не осознается, хотя часто это так необходимо, даже
жизненно роково для нас, знать эту правду. Подобное знание,
разумеется, годится лишь для созерцателей, которые склонны к
размышлению над смыслом существования, для тех, кто, по природе, -
Гностики и потому верят в Спасителя, который, как Спаситель у
Манденян, называет себя "Гнозисом Жизни" (знанием жизни). Вероятно,
немногим из нас дано видение мира целиком, как чего-то "очевидного".
Тут требуются воистину переворот с ног на голову всех устоявшихся
истин и немалая жертва, прежде чем мы сможем увидеть "очевидность"
мира, обусловленную самой сутью нашей души.
Гораздо прямее и проще, драматичней, внушительней и поэтому
убедительней считать, что все жизненные события случаются со мной,
нежели увидеть, как я даю им возможность случиться. Воистину, животная
природа человека заставляет его сопротивляться мысли, что это он -
творец обстоятельств.
Вот почему попытки такого научения всегда включали тайное
посвящение, вершиной которого, как правило, является символическая
смерть посвящаемого, означавшая полный переворот внутреннего
отношения. И действительно, наставление Бардо Тодол служит
напоминанием помершему о его посвящении и учении его гуру. Потому что
наставление это, в основе своей, не что иное, как посвящение помершего
в жизнь Бардо, в точности, как посвящение живого было подготовкой для
Потустороннего.
Так это было, по крайней мере во всех тайных культах древних
цивилизаций, от времени Египетских и Элевсинских мистерий. В
посвящении живых, однако, это Потустороннее - не является
существованием после смерти; это новое существование при жизни, после
крутого поворота души в намерениях и взглядах, психологическая
Потусторонность или, в Христианских терминах, "избавление" от сетей
мирского и греха. Избавление является отделением и освобождением от
предыдущей темноты и бессознательности, и ведет к состоянию озарения и
отпущения, к победе и возвышению над всей "очевидностью".
До сих пор Бардо Тодол, как это чувствует и доктор Эванс-Венц,
является процессом посвящения (инициации), цель которого восстановить
для души се божественность, которую она потеряла при рождении. Для
Восточной религиозной литературы типично начинать учение неизменно
самым важным, самыми предельными и высокими принципами и выводами,
которые у нас, обыкновенно, идут в самом конце. Как, например, в
Апулее, где Луцию поклоняются как Гелиосу только в самом конце.
Инициация в Бардо Тодол таким образом являет собой последовательность
все слабеющих климаксов, заканчивающихся новым рождением в утробе.
Единственным "процессом инициации", который еще жив и
практикуется сегодня на Западе, является анализ бессознательного,
применяемый врачами для терапевтических целей. Это проникновение в
глубинные слои сознания является своего рода рациональной maieutics в
Сократовском смысле, выкапыванием психического содержания, которое еще
в зачатке, подсознательное и пока еще не рождено.
Первоначально такая терапия приняла форму Фрейдистского
психоанализа и занималась в основном сексуальными фантазиями. Это
область, которая соответствует последнему и самому нижнему
пространству Бардо, известному под названием Сидпа Бардо, где
померший, оказавшийся не в состоянии извлечь пользу из наставлений
Чикаи и Хониид Бардо, начинает превращаться в жертву сексуальных
фантазий и влечется к зрелищам совокупляющихся пар. В конце концов он
ловится чревом (утробой) и рождается вновь в земную жизнь.
Меж тем вполне понятно, почему Эдипов комплекс начинает работать.
Если его карма предопределяет ему родиться мальчиком, он влюбляется в
свою будущую вероятную мать, а от своего отца (тоже будущего)
отвратится, как от ненавистного и отвратительного. И обратное, будущая
дочь сильно будет привлечена к своему возможному отцу и отвратится от
матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11