60
Жила некогда дама по имени Годзё-но го. В дом своего возлюбленного послала она однажды рисунок, себя изобразив в виде женщины, пожираемой пламенем, а клубы дыма во множестве нарисовала с такой припиской:
Кими-во омохи
Наманамаси ми-во
Яку токи ва
Кэбури охокару
Моно-ни дзо арикэри
Когда с любовью думаю о тебе,
То живое тело мое
Горит,
Тогда вот так
Много бывает дыма.

61
Во дворце Тэйдзиин много было покоев, где обитали фрейлины императорской опочивальни, и вот через некоторое время был построен восхитительный дворец Кавара-но ин. Был он возведен специально для Госпожи Восточной опочивальни Кёгоку-но миясудокоро, и император перебрался к ней. Было это весной. Для оставшихся в Тэйдзиин дам все это было неожиданно, и они загрустили в одиночестве. Пришли к ним придворные. «Так прекрасны глицинии, а государь не изволит даже взглянуть» и тому подобное говорили. Стали рассматривать цветы, а к глициниям прикреплено послание. Развернули они его, смотрят:
Ё-но нака-но
Асаки сэ-ни номи
Нариюкэба
Кинофу-но фудзи-но
Хана-то косо мирэ
Все в мире
Лишь мелководьем
Становится.
Посмотреть хоть на цветы
Вчерашних глициний.
Так говорилось в послании, и все были безмерно очарованы, всеми овладела печаль, но которая из фрейлин сложила танка, никто не знал. А придворные кавалеры так сложили:
Фудзи-но хана
Иро-но асаку мо
Миюру кана
Уцурохи-ни кэру
Нагори нарубэси
Да, глициний цвет
Измельчавшим
Кажется.
Видно, что лишь отзвук
Остался от увядающих цветов.

62
Дама по имени Носан-но кими и монах Дзодзо, как никто, любили друг друга. Обменялись они клятвами в беспредельной любви. Носан-но кими:
Омофутэфу
Кокоро-ва кото-ни
Арикэру-во
Мукаси-но хито-ни
Нани-во ихикэн
Любящее
Сердце совсем другое,
Чем я думала.
Что же могу сказать я
Прежним возлюбленным? —
так ему послала, а монах Дзодзо-дайтоку отвечал:
Юку сувэ-но
Сукусэ-во сирану
Кокоро-ни ва
Кими-ни кагири-но
Ми-то дзо ихикэру.
Для сердца,
Не знающего, как жизнь
Может сложиться,
Только ты одна существуешь —
Вот что я скажу о себе.

63
Ныне покойный Укё-но ками тайно сблизился с дочерью одного человека. Отец ее однажды прознал об этом, очень бранился и не пустил к дочери Укё-но ками. Печальный, тот вернулся домой.
И вот наутро сложил и послал:
Са мо косо ва
Минэ-но араси ва
Арлкарамэ
Набикиси эда-во
Урамитэ дзо коси
Вот такой, верно,
Буря в горах
Бывает.
Вернулся я, сожалея
О склонившейся ветке.

64
Хэйтю привел однажды в дом к своей жене молодую даму, к которой был неравнодушен, и поместил там. Жена стала браниться и в конце концов выгнала женщину. Хэйтю, то ли он во всем жене повиновался, но, хоть и жаль ему было ту даму, он ее задержать не посмел. Жена так сердилась, что к той и подойти было нельзя, и тогда он приблизился к ширмам в четыре сяку длиной, встал около и сказал: «Между людьми такое бывает, чего и не ждешь. Где бы ты ни была, не забывай меня и пришли письмо. Думаю, что и я смогу тебе написать». А дама к тому времени, завернув свои вещи в сверток, послала за экипажем и как раз ждала его. Очень было ей грустно. Наконец она уехала. Через некоторое время приходит письмо:
Васурару на
Васурэ я синуру
Харугасуми
Кэса татинагара
Тигирицуру кото
«Не забудь!»
И не забудет
Весенняя дымка,
Что сегодня поутру встала,
Свою клятву.

65
Когда Нанъин-но горо был правителем Микава, он завязал отношения с Иё-но го, служившей во дворце Сокёдэн. Как-то он сказал ей: «Хочу прийти», но она послала ему передать: «Ухожу во дворец, в покои фрейлины опочивальни».
Тогда он:
Тамасударэ
Утито какуру ва
Итодосику
Кагэ-во мисэдзи то
Омофу нарикэри
За занавесками
Во дворце, говоришь,
Значит,
Не показываться мне
Решила ты —
так он сказал. И еще:
Нагэки номи
Сигэки мияма-но
Хототогису
Когакурэ итэ мо
Нэ-во нами дзо наку
Только все стонет
В густых горных лесах
Кукушка.
Хоть и спрятана в деревьях,
Все же слышен плачущий голос.
И тому подобное говорил ей.
И вот как-то он к ней пришел, а она стала уже его выгонять, говоря: «Сейчас же возвращайтесь к себе». А он:
Синэ то тэ я
Тори мо аэдзу ва
Ярахаруру
Ито икигатаки
Кокоти косо сурэ
Значит это — умри?
Только пришел я,
И уже прогоняешь.
Ах, уж не по силам мне жить —
Чувствую я.
Ответное стихотворение очень было интересно, но не дошло до нас.
Еще он приходил к ней как-то вечером, когда шел снег, поговорили они о разном, и тут же она сказала: «Уже ночь спустилась. Возвращайтесь к себе». Он собрался было уходить, но валил сильный снег, он тянул дверь, но никак не мог открыть. Тогда он:
Вага ва са ва
Юкифуру сора ни
Киэнэ то я
Татикаэрэдомо
Акэну итадо ва
Так желаешь ты,
Чтоб в снегопаде
Погиб я?
Ведь если вернусь,
То дверь все равно не открыть… —
так сказал.
«И стихи слагает, и говорит изящно, отчего же никак не складывается у нас? Не оттого ли, что лицо его очень уродливо, как на него взглянешь?» — так она как будто о нем рассказывала.
66
В ночь, когда Тосико ожидала Тиканэ, но он не пришел, она сложила:
Са ё фукэтэ
Инаохосэдори-но
Накикэру-во
Кими-га татаку-то
Омохикэру кана
Наступает ночь,
И, услышав, как кричит
Птица инаохосэ,
Подумала было я,
Что это ты в дверь стучишься.

67
А еще было так. Тосико ждала Тиканэ в ночь, когда шел дождь. Дождь что ли, помешал ему, но он не пришел. В полуразрушенном доме сильно текло. «Сильно льет дождь, и я решил не приходить. Зачем вы поселились в таком месте?» — так написал Тиканэ, и Тосико тогда сложила:
Кими-во омофу
Хима наки ядо-то
Омохэдомо
Коёхи-но амэ ва
Морану ма дзо наки
С любовью тебя вспоминая,
Думала я,
Что в доме моем нет щелей,
Но сегодня вечером дождь
Просочился повсюду.

68
От Бива-доно был отправлен посыльный в дом Тосико с просьбой прислать ветку дуба касива. Тосико приказала отломить ветку и послала со стихами:
Вага ядо-во
Ицука ва кими-га
Нарасиба-но
Нарасигахо-ни ва
Ори-ни вокосуру
Когда же ты
Так, будто это для тебя привычно,
Послал ко мне, чтобы сорвали для тебя
Лист дерева нара
У дома моего?
Ответом было:
Касиваки-ни
Хамори-но ками-но
Масикэру-во
Сирадэ дзо ориси
Татари насару на
Сорвал я, не зная,
Что в дереве касива
Пребывает
Бог — листьев хранитель,
Не гневайся же на меня.

69
Когда Тадабун был назначен военачальником провинции Мити-но куни и направлен туда, его сын состоял в тайных отношениях с Гэму-но мёбу. И вот на прощание она послала ему в подарок узорчатое каригину, одеяние утики и нуса. Получивший это кавалер:
Ёхи ёхи-ни
Кохисиса масару
Каригоромо
Кокородзукуси-но
Моно-ни дзо арикэру
В той одежде каригину,
Что ты мне прислала
В знак сердечного вниманья,
Любовь моя к тебе будет все сильнее
С каждой ночью —
так сложил. Дама была в восхищении от стихов и заплакала.
70
Тому же человеку Гэму-но мёбу послала горный персик, и он:
Мити но-ку-но
Адати-но яма мо
Моротомо-ни
Коэба вакарэ-но
Канасикарадзи-во
Если бы вместе
Перешли мы через горы Адати
Страны Митиноку,
Не так печально
Было бы расставаться —
так сказал.
И вот Гэму-но мёбу стала жить в доме у плотины. Как-то она отправила ему форель.
Камогава-но
Сэ-ни фусу аю-но
Иво торитэ
Нэдэ косо акасэ
Юмэ-ни миэцу я
Видел ли ты во сне,
Как, не смыкая глаз до рассвета,
Я ловила тебе рыбу —
Форель, живущую в стремнине
Реки Камогава?
Однажды отправился этот кавалер с поручением в Митиноку. С каждой оказией он отправлял ей печальные письма, и вот узнала она, что он «заболел в пути и умер», и очень загоревала. И уже после того как она об этом известилась, со станции Синодзука вдруг с оказией приходит от него грустное письмо. Очень она опечалилась и спросила посыльного: «Когда же это написано?» Оказалось, посыльный был в пути очень долго. Тогда она:
Синодзука-но
Мумая мумая-то
Мативабиси
Кими ва мунасику
Нари дзо синикэру
В Синодзука
Не стало тебя,
Которого ждала я,
Все думая:
Вот сейчас, вот сейчас вернется —
так сложила и заплакала. Этот кавалер с детства пребывал во дворце — готовился к придворной службе; как исполнилось ему надлежащее число лет, он прошел обряд посвящения, служил при куродо и потом занимался доставкой денег в столицу, посему и пришлось ему в сопровождении отца вскоре уехать.
71
Когда скончался принц Сикибугё-но мия, а было это в последний день второй луны, пышно расцвела вишня. И Цуцуми-тюнагон сложил:
Саки нихохи
Кадзэ мацу ходо-но
Ямадзакура
Хито-но ё-ёри ва
Хисасикарикэру
Цветущая и полная аромата
Горная вишня,
Что живет, пока не подул ветер,
И та оказалась долговечнее,
Чем век людской.
На это Правый министр третьего ранга соизволил ответить:
Хару бару-но
Хана ва тиру томо
Сакинубэси
Мата ахигатаки
Хито-но ё дзо уки
Хоть и опадут цветы,
Но каждую весну
Они будут зацветать вновь.
Но до чего печальна жизнь человеческая,
[Отлетела она] — и не встретиться вновь.

72
Тот же самый принц, когда он еще был жив, жил во дворце Тэйдзи-ин. В дом к принцу хаживал Канэмори. Они вместе сидели за трапезой, разговаривали о том о сем. Вот умер принц, и с тех пор Канэмори было очень печально смотреть на этот дворец. Как-то, увидев, как великолепен дворцовый пруд, он очень затосковал и сложил:
Икэ ва наво
Мукаси нагара-но
Кагами нитэ
Кагэмиси кими-га
Наки дзо канасики
Пруд все еще,
Как и прежде,
С зеркалом схож,
Но тебя, смотревшегося в пруд,
Не стало — и как это горько!

73
Один человек был назначен наместником далекой провинции, и Цуцуми-тюнагон ждал его, чтобы устроить ему пышные проводы, но до заката он все не шел, и тогда Цуцуми-тюнагон послал сказать ему:
Вакарубэки
Кото мо ару моно-во
Хинэмосу ни
Мацу то тэ саэ мо
Нагэки суру кана
Расставанием с тобой
И так душа полна,
Но оттого, что весь день
Жду тебя, еще горше
Я вздыхаю —
так говорилось в послании, и тот в волнении поспешил прийти.
74
Тот же тюнагон повелел вырыть и пересадить ближе к главным палатам своего дворца росшее поодаль дерево вишни. Деревце заметно привяло, и тогда:
Ядо тикаку
Уцуситэ ухэси
Кахи мо паку
Матидохо-ни номи
Миюру хана кана
Ближе к дому
Пересадил я
Напрасно.
Верно, это цветы, что
Лишь издалека видеть можно —
так он сложил.
75
И вот тот же тюнагон, когда одного человека, бывшего в чине куродо, назначили наместником Кага, однажды ночью очень, жалел о расставании с этим человеком и сложил:
Кими-но юку
Коси-но сираяма
Сирадзу то мо
Юки-но манимани
Ато ва тадзунэн
Хоть еще я не знаю
Той белой горы Сираяма в Коси,
Куда ты уезжаешь,
Но в снегу постепенно
По следу твоему я отыщу ее.

76
Принцессу Кацура навещал в ее доме Ёситанэ, и вот мать ее, фрейлина королевской опочивальни, прослышав об этом, однажды заперла ворота, а Ёситанэ, весь вечер простояв в мучениях, собрался домой, промолвив: «Так ей передайте», и через щель в воротах произнес:
Коёхи косо
Намида-но кава-ни
Ири тидори
Накитэ кахэру то
Кими ва сирадзу я
Знаешь ли ты,
Что весь вечер сегодня,
Как птица кулик, погрузившаяся
В реку слез,
Плакал я и вернулся домой.

77
Той же принцессе тот же кавалер:
Нагаки ё-во
Акаси-но ура-ни
Яку сихо-во
Кэбури ва оора-ни
Тати я ноборану
В долгие ночи
От соли, что жгут
В бухте Акаси,
Дым в небе
Стоит, не поднимаясь.
Так навещал он ее тайно, и вот в пятнадцатую ночь восьмой луны, когда во дворце [Тэйдзи-ин] устраивали праздник любования луной, принцессе было послано высочайшее повеление: «Приходи». Но там они никак не могли бы встретиться, и Ёситанэ удерживал ее: «Прошу тебя, не ходи туда сегодня вечером». Однако приглашение было от императора, остаться дома она не могла и спешила отправиться, тогда Ёситанэ:
Такэтори-но
Ёё ни накицуцу
Тодомэкэму
Кими ва кими-ни то
Коёхи симо юку
Когда старец Такэтори
Безудержно слезы проливал,
Удалось ему задержать [Кагуя-химэ].
Ты же к государю
Сегодня вечером уходишь.

78
Гэму-но мёбу во время церемонии поздравления императора с Новым годом стояла у трона, и принц в звании дансэй, увидев ее, внезапно в нее влюбился. Вручил ей послание, а она в ответ:
Утицукэ-ни
Мадофу кокоро-то
Кику кара ни
Нагусамэясуку
Омохоюру кана
Только взглянули на меня,
И вот я узнаю,
Что сердце ваше заплуталось.
Но потому и думается мне,
Что так же легко ему и утешиться.
Ответ принца тоже был, но память о нем утрачена.
79
Тому же принцу та же дама:
Коридзума-но
Ура-ни кадзукаму
Укимиру ва
Нами савагасику
Ари косо ва сэмэ
Плавучие водоросли,
Погружающиеся в воду в бухте
Коридзума…
Ведь могут
Волны забушевать над ними.

80
Когда у дворца императора Уда цветы были хороши необыкновенно, сыновья Нанъин-но кими и другие собрались и стали слагать танка. И Мунэюки, бывший в чине укё-но ками, сложил:
Китэ мирэдо
Кокоро мо юкадзу
Фурусато-но
Мукаси нагара-но
Хана ва тирэдомо
Вот пришел и любуюсь,
Но на сердце не радостно,
Хоть у моих родных,
Как и в былые времена,
Цветы осыпаются.
Другие, наверно, тоже слагали стихи.
81
Когда Укон, дочь Суэнава-но сёсё, служила во дворце покойной императрицы, ныне покойный Гон-тюнагон-но кими навещал ее. Они обменялись клятвами в вечной любви, и вот Укон перестала служить во дворце и поселилась у себя дома, но он к ней уже не приходил. Однажды случилось побывать у нее кому-то из дворца, и она спросила: «Как он там? Бывает во дворце?» — «Постоянно там служит», — ответствовали ей. Тогда она послала ему:
Васурэдзи то
Таномэси хито ва
Ари то кику
Ихиси кото-но ха
Идзути иникэму
«Не забуду»
Обещавший человек
Жив, узнала я.
Но слова, что он говорил,
Куда же они делись? —
так написала.
82
Той же даме снова долго вестей не было, а потом как-то ей прислали фазана. В ответ она:
Курикома-но
Ама-ни аса тацу
Кидзи ёри мо
Кари ни ва авадзи
То омохиси моно-во
Больше, чем фазан,
Взлетающий утром
С горы Курикома,
Думаю я о том, что
Не придется мне встретиться с охотником —
так сказала.
83
У той же дамы, когда она жила в дворцовых покоях, был возлюбленный, который навещал ее тайно; он был в чине главы дворцовой управы и постоянно находился во дворце.
Однажды в дождливую ночь он подошел к шторке двери ее комнаты; она же не знала этого и, так как дождь просочился внутрь, перестилала соломенную подстилку. При этом она сказала:
Омофу хито
Амэ-то фурикуру
Моно нараба
Вага мору токо ва
Кахэсадзарамаси
Если бы
Тот, кого люблю,
Был дождем, который льется сюда,
Не меняла бы я
Свое ложе, на которое каплет вода.
Так она произнесла. Он был очарован этими стихами и тут же вошел к ней в комнату.
84
Та же дама впоследствии сказала кавалеру, который давал ей множество клятв, что не забудет, но позабыл:
Васураруру
Ми-во ба омовадзу
Тикахитэси
Хито-но иноти-но
Осику мо ару кана
Уж не думаешь с любовью
Обо мне, которую позабыл.
Но как мне жаль
Жизнь человека,
Который давал клятвы.

85
О той же Укон пошли слухи, будто к ней ходит Момодзоно-но сайсё-но кими, министр Персикового сада, и прочую напраслину говорили люди. Тогда она послала министру:
Ёси омохэ
Ама-но хировану
Уцусэкахи
Мунасики на-во ба
Тацубаси я кими
Подумай хорошенько —
Ведь рыбак не собирает
Пустых раковин.
Неужели пустые слова
О нас говорят? —
так сложила.
86
В первый день нового года во дворец к дайнагону пришел Канэмори, беседовали они о том о сем, и вдруг дайнагон говорит Канэмори: «Сложи стихотворение». И тот сразу же так прочитал:
Кэфу ёри ва
Оги-но якэхара
Какивакэтэ
Вакана цуми-ни то
Тарэ-во сасоваму
Кого же, [как не тебя], позвать мне с собой,
С кем отныне,
Пробираясь
По полю с выжженным папоротником,
Буду срывать молодые травы?
Дайнагону же это безмерно понравилось, и он ответил:
Катаока-ни
Вараби моэдзу ва
Тадзунэцуцу
Кокоро яри ни я
Вакана цумамаси
Даже если еще не вырос
Папоротник на крутых холмах,
Все равно пойду с тобой
Собирать молодые травы,
Чтоб душе обрести отраду.
Так он сложил.
87
Кавалер, состоявший в чине хёго-но дзо и наезжавший в провинцию Тадзима, оставил свою тамошнюю возлюбленную и отправился в столицу. И вот, когда начал падать снег, она сложила:
Ямадзато-ни
Вага-во тодомэтэ
Вакарэдзи-но
Юки-но мани мани
Фукаку нарураму
В горной деревушке
Меня оставил,
И вот на дороге, которой идешь, расставшись со мной,
Снег постепенно
Становится все глубже —
и ему отправила, а он в ответ:
Ямадзато ни
Каёфу кокоро мо
Таэнубэси
Юку мо томару мо
Кокоробососа-ни
В горную деревушку
Протянувшиеся нити сердца
И те порвались.
Верно, причиной одиночество,
Что охватило меня, уходящего, и тебя, оставшуюся —
так ответил.
88
Тот же придворный как-то собрался ехать в страну Ки и молвил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10