— Это со мной, — неохотно пояснил Антон.
— Что-о? Ну и урод. Слушай, если тебе домашнего питомца завести захотелось, так ты лучше бы мне сказал. Я бы тебе собаку породистую купил какую-нибудь. Какого хрена ты его так вырядил?
— Это не я.
— Это я, — сказал Роман, высовываясь из-за плеча де тины, для чего ему, вероятно, пришлось встать на цыпочки. — У него вся одежда была засрана. И спереди, и сзади Так вот я подумал, что в приличный ресторан такого нельзя допускать. Переодел. В ближайшем магазине хотел купить ему треники и свитер, а он как уцепился за этот костюмчик, как начал выть на весь магазин. Мне и пришлось.
— Дурак, — с чувством сказал Антон.
— Он хороший, — вступился детина за швейцара. — Он мне еще петушка купил и обещал прокатить на бронетранспортере.
Роман проворчал что-то сквозь зубы. Ни слова нельзя было разобрать, но интонация высказывания предполагала, что если Роман когда-нибудь и прокатит детину в матросском костюмчике на бронетранспортере, то только в намотанном на гусеницу виде.
— Так, — сказал господин Полуцутиков. — И когда же ты этого придурка себе завел?
— Недавно, — ответил Антон. — Да я не заводил. Он сам завелся. Я в сквере гулял, заговорил с ним, а он за мной потащился. Я у входа в ресторан только заметил.
— И долго ты его за собой таскать будешь? Зачем он тебе нужен?
— Не нужен, — признался Антон, — просто жалко. Он же безобидный. Ну, впал в детство маленько. Я его при случае в психушку сдам.
— В психушку — это точно, — опять подал голос швейцар Роман. — Дураки, даже самые безобидные, опасны! У нас вот такой помощником повара работал. Тот его раз на рынок послал и сказал, отрежь у мясника на полтинник печенки. Дурак и отрезал. А мясник помер.
— Черт с вами со всеми, — махнул рукой господин Полуцутиков. — Роман — свободен. А ты, как тебя?
— Витя Семенов, — ответил детина и, лизнув леденец, отхлебнул пива.
— Витя, заходи пока.
Очень довольный собой и окружающими Витя Семенов прошел в кабинет и уселся на пустующий стул Полуцутикова. Потом принялся болтать ногами, не обращая ни малейшего внимания ни на уничтожающий взгляд Полуцутикова, ни на жалобные поскрипывания стула.
— Короче, вердикт мой такой, — проговорил господин Полуцутиков. — Дела наши не так плохи, как тебе кажется. Во-первых, Анна, судя по всему, все-таки киллер, но это небольшая беда. Киллер так киллер. Если она первый раз в тебя влюбилась, то и второй раз влюбится.
— Так я же ведь диковинной болезнью заболел, — сказал Антон, — пишу стихи, жалея обездоленных людей.
— И, во-вторых, — закончил господин Полуцутиков. — С болезнью твоей будем бороться. Я, кстати, знаю, как именно.
— Как? — жадно спросил Антон.
Господин Полуцутиков не ответил, увлеченный проектом, который явно совсем недавно появился в его маленькой головке. Паузу заполнил дурацкий смех Вити Семенова, который незаметно приклеил свой леденец на спинку кожаного пиджака Полуцутикова и теперь по этому поводу веселился.
* * *
День этот у Андреева Андрея Андреевича прошел отвратительно. Сначала позвонили из рекламного агентства «Попкорн» и спросили, как быть с ремонтом искалеченных потоками канализационных вод помещениями. Андреев ответил, что никак Не надо быть, а он сам приедет и разберется. И тут же подумал 0 том, что первым делом следует разобраться с собственными Намерениями по поводу вчерашней катастрофы.
Он уже корил себя за сделанный в горячке ночной звонок.
«Черт возьми, — говорил он себе, добираясь к „Попкорну“ на черном представительском „ниссане“, — это я поспешил. Это я не подумал. Чего это я сразу обратился к бандитам, а не в милицию? Я же теперь публичный человек, и мне о связи с криминалом надо бы забыть на время. Конечно хорошо было бы, если б братва с поганым Полуцутиковым который скорее всего все напасти и подстроил, разобралась, Но ведь если эта история хоть каким-то боком всплывет на поверхность, то не видать мне мэрства как своих ушей. Тем более что Тампакс — придурок полный, он такого кровавого месива наворотит, вместо того чтобы все тихо сделать».
Мысленно проговорив все это, Андреев машинально посмотрел в зеркало заднего вида на свои уши. Потом ему вдруг представилось, как всплывает на поверхность волнообразных газетных строчек вершина буро-коричневого грязевого айсберга, на которой задумчиво курит Тампакс, прихватывая сигарету окровавленными пальцами, а в подводной глубине беззвучным ртом поет псалом соблазненная и брошенная когда-то Андреевым певичка Марина. Накрепко впаяны в грязевой айсберг двадцать грузовиков с пиратскими дисками, проданными Андреевым год назад по вполне лицензионной цене. В общем, много чего можно было увидеть, если хорошенько присмотреться к айсбергу, много чего могло всплыть на поверхность.
— Гадство! — свирепо проговорил Андреев, тормознув на красный свет. — Ерунда какая-то в башку лезет. Нет, надо на самом деле к психоаналитику обратиться. Американцы почему хорошо живут? Потому что улыбаются всегда белыми зубами. А улыбаются, потому что все проблемы за них психоаналитики решают.
Андреев закурил, глянул на светофор, тронулся с места и спустя несколько минут уже был у подъезда рекламного агентства «Попкорн». Он припарковался на обычном своем месте, вышел из машины, не глядя, пиликнул в сторону машины брелоком в виде миниатюрной копии Венеры Милосской, вошел в помещение «Попкорна», миновал проходную и, не отвечая на многочисленные приветствия сотрудников, поднялся на второй этаж.
— Добрый день, Андрей Андреевич, — встретила его, поднимаясь из-за своего стола, секретарша Любовь Петровна — племянница жены Андреева Нины, совершенно справедливо не доверявшей своему супругу выбор секретарш.
Андреев буркнул что-то, что только с великой натяжкой могло быть похоже на приветствие, и намерился было пройти мимо, но Любовь Петровна остановила его следующей фразой:
— Вас тут господа из милиции ждут, Андрей Андреевич. Андреев дрогнул и замер на месте. Со стульев для посетителей поднялись двое мужчин — один в форме капитана милиции с твердо очерченным подбородком и круглыми, как пуговицы, глазами, а второй — тщедушный, мало похожий на милиционера, но одетый в форму милицейского патрульного, правда, без оружия и без всяких знаков различия.
— Капитан Ряхин, — представился тот, что был в форме капитана. — Мы уже встречались, Андрей Андреевич.
— Ага, — сказал Андреев, пытаясь отделаться от лихорадочных мыслей по поводу своего ночного звонка бандиту Тампаксу.
— А это мой напарник Ленчик, — сказал капитан Ряхин, кивнув на того тщедушного, что стоял с ним рядом. — Разрешите пройти в ваш кабинет?
Несмотря на то что ничего страшного не было в намерении капитана пройти в кабинет, Андреев вдруг ужасно заволновался, издал горлом неопределенный звук, кивнул разрешающе головой и показал обеими руками направление, будто посетители и без того не могли углядеть большую, обитую натуральной кожей дверь кабинета Андреева.
— Спасибо, — ответил Ряхин и двинулся к двери, а тщедушный Ленчик задержался на мгновение возле стола секретарши и, ткнув в нее пальцем, быстро проговорил:
— Яблочный пирог, чай с вареньем и колбаса.
Любовь Петровна часто-часто заморгала. Андреев, выслушав непонятную речь напарника капитана, снова засуетился, сорвался с места, обогнал посетителей и предупредительно открыл перед ними дверь.
— Пожалуйте, — голосом ресторанного лакея произнес он, Ряхин и Ленчик проследовали в кабинет. Следом за ними проскользнул и Андреев. А Любовь Петровна пожала плечами, уселась на свое место и достала из ящика стола кусок яблочного пирога, оставшегося у нее с завтрака.
Как того и следовало ожидать, оказавшись в стенах родного кабинета, Андреев снова обрел некое подобие уверенности. Любезно предложив гостям садиться, он обогнул свой стол и сел в глубокое кожаное кресло, на одном из подлокотников которого располагалась встроенная неведомыми конструкторами пепельница, а на другом — ящик для сигар.
Андреев предложил усевшимся напротив него посетителям закурить, а когда они отказались, закурил сам.
Табачный дым, густой струей обрушившийся ему в легкие, подбодрил дрожащее в ожидании неизвестно чего тело, и Андреев, выдохнув изо рта одно за другим три синих кольца, почувствовал, что совсем почти успокоился.
«А чего я волнуюсь-то? — сказал он, обращаясь сам к себе. — Тампакс вряд ли еще начал работать по моему заказу. Так что пока я чист. А сегодня, вот как только менты уйдут, позвоню ему и скажу, что заказ отменяется. Или не отменяется. Может быть, они совсем по другому поводу пришли? Ну да, конечно, они совсем по другому поводу пришли. Кстати, по какому они поводу пришли?»
— Позвольте осведомиться, — начал беседу Андреев, стараясь казаться совершенно спокойным и для этого посасывая кончик сигары. — По какому поводу я имею честь вас видеть?
— Ну, как же? — удивился капитан Ряхин. — Вы сами сделали вызов, Андрей Андреевич. Заявка должным образом кормлена, а я прислан сюда полковником Уховым, чтобы разобраться.
— Я? — переспросил Андреев и положил сигару в пепельницу на подлокотнике кресла. — Я сделал вызов?
— Точнее, ваши сотрудники, — заново сформулировал Ряхин, — подчиненные. Сотрудники агентства «Попкорн». Они подали заявление с просьбой разобраться с причинами вчерашней катастрофы, когда у вас трубы прорвало. Подозревают диверсию.
Андреев шумно выдохнул. Сейчас он испытывал два желания: первое — уволить к чертовой матери, предварительно четвертовав, проклятых доброхотов, обращающихся в милицию черт знает по какому поводу и без ведома начальника, а второе — свободно устроиться в кресле, положив ноги на стол, с видом человека, которому только что сказали, что его смертный приговор заменен на пожизненную ссылку на Таити. Если первое желание прямо сейчас исполнить было трудновато, то со вторым было проще. Андреев опустился по спинке кресла вниз и поместил ноги на поверхности своего рабочего стола — одну на другой.
— Итак, — сказал он, снова сунув в рот сигару. — Мои сотрудники-дураки вызвали милицию из-за такой ерунды, как прорыв труб?
— Так точно, — ответил капитан Ряхин и помрачнел. — Имею вам сказать также, — обычным суконным тоном добавил он, — что меня подобные заявки отрывают от действительно важных дел.
— Понимаю, понимаю, — благодушно согласился Анд-Реев. — Я и сам, надо сказать, был прямо-таки озадачен, Когда вы мне сообщили о цели вашего визита. Прорыв труб — Это такая ерунда, — сказал он, словно забыв о том, что еще накануне пытался написать по этому поводу заявление в прокуратуру. — Я как владелец «Попкорна», конечно же, отзову заявление.
— Никак невозможно, — сообщил Ряхин. — Следствие уже начато, и теперь никому не удастся спустить на тормозах законно и официально оформленное уголовное дело.
— Ну, это предоставьте мне, — рассмеялся Андреев, — а сейчас позвоню Ухову и все ему объясню, — Он снял телефонную трубку. — Да, кстати, — набирая номер, осведомился Андреев, — а кого подозревают в диверсии мои сотруднички?
— А того самого Гарика Полуцутикова, — ответил капитан Ряхин, — которого вы недавно обвинили в том, что он устроил нападение крыс на «Попкорн».
Трубка застыла в руках Андреева. Он положил трубку на рычаг, несмотря на то что она уже квакнула голосом полковника Ухова, потом медленно снял с поверхности стола ноги, выпрямился в кресле и сглотнул.
«Вот уроды, — подумал Андреев, едва сдерживаясь от того, чтобы схватиться за голову. — Дураки. Ну, трудно было сначала со мной посоветоваться? Да и я урод. И дурак. Как это я сразу не догадался, кого именно обвинят в диверсии мои подчиненные? Если я сам их против Полуцутикова настроил. Ох черт. Как некстати все. Моя распря с Полуцутиковым, на вполне законных и официальных основаниях, становится все глубже и, следовательно, громче. Скоро весь город будет говорить об экономической войне наших фирм. И на этом фоне подручные Тампакса Полуцутикова грохнут. На кого, спрашивается, упадет подозрение в подготовке заказного убийства? Доказать менты ничего, конечно, не докажут, но ведь — огласка! Она меня убьет. И никогда мне уже не быть мэром! А если я сейчас позвоню Ухову, то он точно что-нибудь заподозрит. Хитрый черт. И этот ментяра, капитан, тоже хитрый. По морде видно. И его напарник. Смотрит на меня, как будто насквозь видит. Взглядом сверлит. Ох напрасно я с самого начала с ментами связался. И напрасно, когда уже связался, Тампаксу звонил. Надо было одним средством решать проблему. Или через ментов, или через братву. Черт, черт. Скажут — мечется Андреев, не знает, как лучше врага наказать. Ох черт».
— Да, — деревянным голосом проговорил Андреев, — положение неприятное. Вот что. Вы идите, пожалуйста.
— Совсем? — спросил капитан Ряхин, и в его круглых глазах не отразилось ничего.
— Совсем.
— А показания?
— Пока не будет никаких показаний, — проговорил Андреев. — Видите ли, я сейчас очень занят и поэтому не могу уделить вам ни минуты. Вы даже понятия не имеете о том, как тяжела жизнь обыкновенного бизнесмена, который к тому же уделяет много времени нуждающимся во внимании людям. — Андреев говорил быстро, не давая никакой возможности капитану вставить слово. — Я даже не ел ничего вот уже несколько дней — некогда.
— Неправда, — проговорил, пошевелившись на стуле, Ленчик. — Пицца, два стакана молока и пирожок с грибами.
— Что? — удивился Андреев.
— И еще шоколадный батончик, — добавил Ленчик. — Это завтрак. А ужинали вы… сейчас… Мясо с приправами. Какое, сказать точно не могу, пища уже успела перевариться. Но много вы умяли — это сразу видно.
Андреев растерянно посмотрел на Ряхина, потом на Ленчика, потом снова на Ряхина. Капитан, подозрительно прищурясь, изучал растерянную физиономию Андреева.
— Вводить в заблуждения органы власти нецелесообразно, — сообщил он владельцу рекламного агентства. — Факт обмана наводит на мысли.
— Я и не обманывал, — промямлил Андреев. — Я только хотел сказать, что так заработался, что уже не могу сказать точно, когда и что я ел. Знаете, как это бывает? Механически перекусишь чем-нибудь, в то же самое время думая о неразрешимых социальных проблемах, и уже не помнишь — ел ли или нет. Кстати, сейчас припоминаю, как я сегодня утром размышлял над проектом повышения зарплаты милиционерам. Да-да — я хоть и бизнесмен, но забота о своих согражданах для меня превыше, чем забота о собственных выгодах. Вы, наверное, слышали, что я предполагаю выдвинуть свою кандидатуру на пост мэра города?
«Что-то не то я говорю, — крутились в голове Андреева лихорадочные мысли. — Какую-то ерунду. Надо завязывать»
— Впрочем, я заболтался, — живо свернул он свою речь. — Эти прорванные трубы — такие пустяки по сравнению… по сравнению с…
Подобрать нужное сравнение Андрееву так и не удалось. Чтобы не наплести какой-нибудь еще ерунды, он плотно сомкнул губы, поднялся из кресла и обеими руками указал посетителям на двери. Потом с ужасом подумал о том, что, вероятно, жест его со стороны смотрелся не совсем вежливо, и, желая поправиться, низко поклонился капитану Ряхину и Ленчику. Посетители переглянулись. Однако пререкаться не стали. Они поднялись, капитан Ряхин сухо попрощался, и дверь за посетителями закрылась.
Вздохнув с облегчением, Андреев рухнул в кресло. Снова вскочил и схватил телефонную трубку. Набрал нужный ему номер и прокричал:
— Тампакс! Слышишь меня? Короче, браток, такой базар. Я погорячился немного. Мочить этого Полуцутикова не надо. Слышишь? Мочить, говорю, не надо. Ну, изменились обстоятельства. Что? Покалечить? Взорвать в машине? Обрушить дом? Слушай, ко мне сейчас мусора завалились целой кодлой.
Дверь кабинета снова приоткрылась, и вошел капитан Ряхин. Андреев, по лицу которого короткой судорогой пробежал ужас, закашлялся и прикрыл телефонную трубку ладонью.
— Бумаги подписать, — негромко сказал Ряхин, с нескрываемой подозрительностью глядя на Андреева.
— У секретарши, — прошипел Андреев.
Дверь снова закрылась. Андреев вытер со лба холодный пот. Потом прислушался, осторожно отвел ладонь от телефонной трубки и договорил:
— Нет, вообще ничего не надо. Ни калечить, ни уродовать. Я заказ отменяю, понял? Как уже поздно? Кто? Какой такой Никита? Я никого не посылал. Что? Недоразумение? Нет, нет, Тампакс, я тебя обидеть не хочу, братан. Я. Ладно. Ладно. Бабки переведу. Но все-таки я первый раз слышу про Ни… Нет, проблемы с братвой мне не нужны. Ага. Ладно.
Ладно.
Трубка часто запиликала. Андреев брякнул ее на рычаги, устало опустился в кресло и приложил ладонь к левой стороне груди.
— Болит, — с некоторым удивлением констатировал он. — Эта суета меня с ума сведет. Надо хорошему специалисту показаться.
Глава 7
Размолотый на мельнице судьбы,
Он напоследок взвиться на дыбы,
Встать на ноги, раздавленный, пытался,
Но, как змея, с обрубком не срастался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37