А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Алло, Кочек, могу поздравить вас! — весело закричал тот. — Получено указание выдать вам визу. Я еще вчера звонил вам, чтобы сообщить эту приятную новость и потребовать угощения, но, к сожалению, не застал вас!
— Спасибо. Угощение за мной! Когда я могу получить визу?
— Хоть сегодня.
За визой Василий поехал вечером с тем, чтобы пригласить Ковачича поужинать. Формальности не отняли много времени, и через какой-нибудь час они сидели вдвоем в кавказском ресторане, ели шашлык, пили терпкое красное вино. Джо уверял, что лучшего места для жизни, чем Париж, на всем свете не отыскать.
— Народ здесь легкий, веселый, жизнь приятная, не то что у нас в Штатах.
— Чем же не нравятся вам Штаты?
— Люди у нас скучные, все заняты только одним — делать доллары, до остального нет никакого дела. Впрочем, скоро вы сами все увидите…
— Скажите, Джо, а как американцы и вы лично относитесь к фашизму? — спросил Василий.
— По-моему, никак!
— Разве вы не знаете, какие зверства творят в Германии наци?
— Ну и черт с ними! Если им нравится пожирать друг друга, пусть едят на здоровье. От этого ничего в мире не убавится и не прибавится.
— А не ошибаетесь ли вы, Джо? — спросил Василий. — Фашисты претендуют на мировое господство. И если им не помешать, они поработят все народы… Кстати, не исключена возможность, что начнут они с моей и вашего отца родины…
— Неужели? — американец удивленно уставился на Василия. — Возможно, вы правы… Плохо быть маленьким народом и иметь рядом сильных соседей. Сильные всегда пожирают слабых. У нас в Штатах идет непрекращающаяся конкуренция, и в этой борьбе всегда побеждают сильные, — таков закон природы!
— К сожалению, речь идет о другом! На карту поставлены судьбы пародов. Неужели такая могущественная страна, как Америка, не придет на помощь слабым? Не исключена возможность, что Франция примет на себя первый удар. Немецкие генералы злопамятны, они не забыли поражение в прошлой войне!
— Заранее скажу: что касается наших, то они пальцем не пошевельнут ради чужих интересов! Другое дело, если запахнет наживой, — тогда Америка выступит в защиту кого угодно, хоть черта! — смеясь сказал Джо Ковачич.
Василию показалось, что в разговоре с американцем он зашел слишком далеко.
— Ладно, — сказал он, — чего ради нам ломать голову над вопросами, которые нас не касаются?.. Поживем — увидим, не так ли?
— Поживем — увидим! — согласился Джо и тут же добавил: — А все-таки моему старику будет обидно, если немцы тронут Югославию!..
Наконец пришла долгожданная телеграмма от Лизы из Страсбурга. Встретив ее на вокзале, Василий с тревогой смотрел на жену, — за короткое время она сильно изменилась: похудела, лицо бледное.
— Что с тобой, Лиза?
— Ничего… Просто устала, переволновалась…
Дома, за завтраком, она рассказала о своих приключениях.
— Понимаешь, я страшно испугалась, глядя в холодные глаза фашистского офицера… Впервые поняла отчетливо, что мы с тобой играем со смертью…
— Не следует так говорить, — остановил ее Василий. — Умереть можно по-всякому: пойдешь по улице, упадет с крыши на голову кирпич — и готово! Или угодишь под колеса автомобиля… Если уж суждено умереть, то на посту!..
Не успела Лиза отдохнуть после поездки, как пришло сообщение от «отца», что отпуска их отменяются: Лизе необходимо срочно ехать в одну из Балканских стран через Италию, как было условлено. Откладывалась и поездка Василия в Америку.
10
Лиза разъезжала по городам Италии — побывала в Пизе, Ферраре, Сиене, Флоренции. С неослабевающим душевным волнением посещала прославленные музеи и картинные галереи, дивясь человеческому гению, создавшему бессмертные произведения искусства. Люди возвели величественные соборы, построили дворцы из мрамора и гранита, заполнили их картинами и скульптурой. Но человеку мало всего этого, — вместо того чтобы самому создавать прекрасное, он захотел присвоить богатства соседа. По улицам старинных городов Италии шагают чернорубашечники, горланят песни, полные ненависти к другим народам. С балкона римского дворца раскормленный, как боров, дуче призывает молодежь — наследников римских легионеров, как он ее называет, — быть готовой к завоеваниям чужих территорий. В соборе святого Петра папа публично благословляет Муссолини и Гитлера на подвиги во славу церкви, хотя всему миру известно, что фашисты в Германии преследуют католиков и воскрешают языческий культ древних германцев.
В Италии светит солнце, к покою призывает голубая гладь Неаполитанского залива. По вечерам звучат песни — не те, которые горланят фашистские молодчики, а которые всегда пели и поют здесь рыбаки, уличные торговцы, гондольеры… И тогда Лизе хорошо, спокойно, она наслаждается своим путешествием. Останавливается в хороших гостиницах, ни в чем себе не отказывает, — Василий щедро снабдил ее деньгами. «Постарайся хорошенько отдохнуть, — сказал он ей на прощанье, — учти, что нам не часто выпадает такое счастье — побывать беззаботным туристом в самой прекрасной стране». И все же что-то постоянно гложет сердце, а по ночам мучает бессонница. Впереди у нее трудное дело. Разве исключена возможность провала? Конечно, она постарается быть всегда начеку, но не все зависит от нее, могут быть любые случайности. Достаточно вспомнить случившееся на германо-французской границе…
Под окнами гостиницы опять горланят чернорубашечники — кричат о своем желании восстановить великую Римскую империю, наследниками которой являются… В жилах у них течет кровь непобедимых легионеров! Жалкие маньяки, — не понимают, что к прошлому возврата нет. Что сохранилось от этого прошлого? Воспоминания и развалины…
До конца студенческих каникул оставалось немногим больше месяца. За этот короткий срок ей нужно многое успеть в чужой стране, в которой она не знала ни одной живой души, не имела ни одного надежного адреса. Знала по имени только профессора Николаи, производящего археологические раскопки…
Последним пунктом своего путешествия по Италии Лиза избрала Венецию. Прожив пять дней в одной из гостиниц на Лидо, совершенно очарованная этим сказочным городом — «каменным лотосом», она купила билет второго класса и села на небольшой пароход, похожий на тот, на котором они плыли с Василием в Марсель.
Было очень жарко, даже море не приносило прохлады. Пассажиры, изнемогая от скуки и жары, не знали, куда себя девать. Слонялись по палубе, часами дремали под тентами в шезлонгах.
На второй день плавания Лиза заметила двух детей — семилетнего мальчика и девочку лет пяти, бегающих по палубе. Когда дети, устав от беготни, присели возле нее, Лиза заговорила с ними. Они пришли в восторг от того, что она говорит с ними на их родном языке.
— В Италии никто нас не понимал! Итальянцы такие невежественные, не знают немецкого языка, — сказал мальчик.
Подошла молодая женщина.
— Вот вы где! Мои дети не наскучили вам? — спросила она улыбаясь.
— Мы только что познакомились, — ответила Лиза, — и потом, они такие милые!
Женщина, продолжая улыбаться, протянула ей маленькую руку:
— Гертруда Дитрих!..
Лиза назвала себя.
Они разговорились. Выяснилось, что Гертруда — жена директора немецкого банка в том самом городе, куда должна была поехать из Италии Лиза. Они всем семейством проводят отпуск в Италии.
Подошел рослый мужчина с рыжими усами, в белом костюме.
— Познакомьтесь, мой муж Иоганн Дитрих, — представила его Гертруда, а сын ее сказал:
— Папа, знаешь, фрейлейн Марианна разговаривает по-немецки, как мы!
— Очень приятно, — Дитрих поклонился. — По-видимому, фрейлейн немка?
— Не совсем, — ответила Лиза. — Отец мой словак, а мать немка из Восточной Пруссии. Хотя и ношу фамилию отца, но его помню плохо, — он умер, когда мне было три года, и мы с мамой остались одни.
— Насколько мне известно, национальность по закону определяется по отцу! — сказал Дитрих.
— Ну, какая же я славянка! Не знаю ни одного словацкого или чешского слова…
— Приведенные вами доводы кажутся убедительными, — в самом деле, вы не только рождены немкой, но и воспитаны ею. Следовательно, вас можно считать немкой. Немкой от смешанного брака, — подчеркнул все же Дитрих. И спросил: — Вы тоже проводили отпуск в Италии?
— Нет, я учусь в Сорбонне. И мне нужно было собрать материал для дипломной работы… Сейчас направляюсь туда же, куда и вы… Ведь там, в окрестностях города, проводятся археологические раскопки не то древнеримского городища, не то военного укрепления под руководством профессора Николаи. Вот только не знаю, допустит ли он меня к раскопкам…
— Профессор Николаи большой оригинал. От него всего можно ожидать!
— Вы знакомы с профессором?
— Немного, — усмехнулся Дитрих. — По приезде мы попросим его оказать вам содействие. Думаю, что профессор не откажет. Как ты полагаешь, Гертруда?
— Разумеется, он не откажет тебе, Иоганн! — поспешила с ответом жена.
— Я буду вам так благодарна, герр Дитрих!..
Лиза была сегодня, что называется, в ударе: легенда об умершем отце и матери-немке пришла в голову мгновенно. Этот Дитрих, без сомнения, наци или сочувствующий им. Она сразу поняла, что случайное знакомство с немецкой семьей на пароходе может послужить ей мостиком для проникновения в немецкое общество города. И тут же, на ходу, приняла решение, что нужно использовать для знакомства с профессором Николаи не письмо из Чехословакии, а влияние директора немецкого банка в том городе, где ей предстояло некоторое время жить и работать. Конечно, она затеяла рискованную игру, но, как любит повторять Василий: «В нашем деле без риска нельзя. Только риск должен быть разумным…»
Настало время обеда. Девочка так и вцепилась в ее платье: «Фрейлейн Марианна, пойдемте с нами, пожалуйста!»
— Действительно, почему бы вам не пообедать с нами в первом классе? — обратился к ней Дитрих.
— С удовольствием, я только должна переодеться!
За табльдотом кроме Лизы и семьи Дитрих сидел еще мужчина средних лет, круглолицый, чисто выбритый, с солидным брюшком. Когда Дитрих представил ему Лизу, он церемонно поклонился и сказал:
— Альберт Орковский, к вашим услугам!
Гертруда шепнула Лизе на ухо:
— Очень влиятельное лицо в нашем городе…
За обедом больше и громче всех говорил Дитрих. Соковский, сказав две-три незначительные фразы, пил свое пиво.
— Наш город очень красив, фрейлейн Марианна, — говорил Дитрих, обращаясь к Лизе. — Много зелени, большая река, внушительных размеров парки и площади. Поживете у нас — и вам не захочется возвращаться обратно, к своим изнеженным французикам!
— Но они вовсе не мои! — ответила Лиза, мысленно попросив прощения у французских друзей.
— Однако вы, немка, предпочли учиться не в Германии, а избрали Сорбонну.
— Это зависело не от меня. Мой дядя, мамин брат, переехал в Париж и взял меня с собой, — у него нет своих детей…
— Чем он занимается, ваш дядя, в Париже? — Дитрих без малейшего стеснения задавал вопрос за вопросом, словно вел допрос подсудимого, а не беседовал за столом с девушкой.
Это заметил даже Соковский.
— Ну знаешь, Иоганн! — пробурчал он.
— Но ведь нужно знать своих попутчиц!.. Надеюсь, фрейлейн ничего не имеет против моих вопросов?
— О, разумеется! — ответила Лиза, улыбаясь. — Мой дядя коммерсант и довольно богатый человек.
— А ваша мать живет в Чехословакии?
— Да, у нее там небольшой стекольный завод — наследство отца.
— И много дохода приносит этот завод?
— Думаю, что да. Иначе мама не стала бы жить среди словаков, а переехала бы к себе на родину, в Восточную Пруссию, или к дяде в Париж, — он ее все время зовет.
— Ничего! Скоро немцы будут чувствовать себя в Чехословакии совсем по-другому, — вашей маме недолго терпеть! — сказал Дитрих, переглянувшись с Соковским. Обед пришел к концу, и мужчины, извинившись перед дамами, поднялись на палубу покурить.
Лиза занялась детьми. Пока убирали со стола, она мастерила им из бумаги разных птиц, потом села за пианино, и под ее аккомпанемент дети пели и танцевали, а фрау Гертруда, сидя в сторонке, с улыбкой смотрела, как ее дети веселятся в обществе этой малознакомой девушки…
Вечером, сославшись на головную боль, Лиза рано ушла к себе в каюту. Она долго лежала неподвижно с открытыми глазами и думала, что пролог к спектаклю сыгран как будто неплохо. Сыграть бы взятую на себя роль удачно до конца — до занавеса! Если бы Василий был здесь, он нахвалил бы ее…
Напряжение дня давало себя знать, — голова и вправду разламывалась. Лиза только сейчас поняла, как она устала за эти несколько часов… «А что, если у тебя не хватит сил сыграть роль до конца? — спросила она себя и тут же ответила: — Зачем задавать такие глупые вопросы? Ты же видела холодные глаза Дитриха, — такие люди пощады не знают. Значит, нужно быть сильнее его!..»
Утром Лиза, свежая, отдохнувшая, поднялась на палубу. В Италии она успела загореть — лицо и руки приобрели бронзовый оттенок. Загар очень шел к ней, а белое платье из тонкого полотна подчеркивало цвет ее золотистых волос.
Утро было тихое — ни малейшего дуновения ветра. Вовсю светило солнце, дышалось легко. Тишину нарушал только шум двигателя. Пароход медленно плыл, оставляя за собой на искрящейся глади моря широкую полосу белой пены.
К Лизе подошел толстяк Соковский, в спортивном костюме, с толстой сигарой в зубах.
— Доброе утро, фрейлейн! Как ваша голова?
— Благодарю вас, все хорошо!
— Я всегда утверждал, что покойный сон лучший целитель, чем десять ученых врачей, вместе взятых! В этом платье вы выглядите просто очаровательно. Боюсь, молодежь нашего города, увидев вас, потеряет покой…
Подбежали дети Дитрихов. Соковский покосился на них и замолчал.
Обедали снова вместе. Дитрих расщедрился — заказал вина. Он был в превосходном настроении и после обеда попросил фрейлейн Марианну сыграть что-нибудь.
Лиза не заставила долго уговаривать себя, села за пианино и сыграла вальс Шуберта.
— Ба! Оказывается, помимо всех прочих ваших качеств, вы еще и отличная музыкантша! — воскликнул Дитрих и попросил ее сыграть еще что-нибудь.
За несколько дней пути дети привязались к Лизе, а у взрослых появились явные признаки расположения к ней. Они всегда вместе обедали и ужинали, вместе гуляли по палубе, Лиза часто играла им немецкую классику. Накануне приезда, когда все собрались вечером на палубе и любовались лунной дорожкой на море, Дитрих спросил Лизу:
— Скажите, фрейлейн Марианна, есть у вас в нашем городе знакомые?
— К сожалению, нет.
— Где же в таком случае вы думаете остановиться?
— Еще не знаю. Сниму номер в недорогой гостинице, постараюсь найти себе приличный пансион…
— Не думаю, что гостиница подходящее место для одинокой девушки… Не так ли, Альберт? — обратился Дитрих к толстяку.
— Разумеется.
— Вот что, фрейлейн Марианна, вы можете жить некоторое время с нами, пока мы не подыщем для вас подходящее место в пансионате или в порядочной немецкий семье.
— К нам, фрейлейн Марианна, поедемте к нам! — радостно закричали дети.
— Право, не знаю… мне совестно беспокоить вас!..
— Никакого беспокойства, — вмешалась Гертруда. — Дом у нас большой, свободных комнат много. Паулю и Эльзе тоже будет весело с вами.

Не успели Дитрихи войти в дом и распаковать вещи, как к ним началось паломничество. Создавалось такое впечатление, что все немцы, живущие в этом городе, считали себя обязанными засвидетельствовать свое почтение герру Иоганну Дитриху. Все шумно выражали свою радость по поводу его возвращения, говорили, что без него чувствовали себя сиротами, что за время его отсутствия образовался полнейший застой в делах, для завершения которых требуется и его совет, и личное его вмешательство… Невольная свидетельница этих разговоров, Лиза поняла, что ее хозяин — глава местных фашистов и кроме своих официальных обязанностей директора немецкого банка выполняет особые функции. Что ж, все это было ей на руку!..
Лизу представляли гостям как друга семьи, и все местные немцы стали считать ее «своей», относились к ней доверительно и говорили при ней о таких делах, о которых не стали бы говорить при посторонних. Лиза же старалась как можно реже попадаться на глаза и, когда начинались особо откровенные разговоры, незаметно исчезала. На это обратил внимание Дитрих и как-то сказал жене:
— Знаешь, эта Марианна очень тактичная и скромная девушка, недаром в ее жилах течет немецкая кровь! Будь она чистокровная немка, я предложил бы ей работу воспитательницы наших детей.
— Это было бы чудно! Пауль и Эльза в ней души не чают.
— Нельзя! Детей Иоганна Дитриха не может воспитывать девушка, родившаяся от смешанного брака, — оборвал жену Дитрих.
Толстяк Соковский редко появлялся в доме директора банка, но каждый раз говорил Лизе неуклюжие комплименты.
— Мы вас непременно выдадим здесь замуж и устроим пышную свадьбу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48