А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он носил фамилию Гессе, и о нем никто не знал. Ну вот и все. Ты еще там, что молчишь?
Сцилла что-то буркнул.
– Расстроился?
– Трудно сказать. Сразу и не сообразишь.
– Что, эта новость многое изменит?
– Уже изменила. Нельзя сказать точно, но, видимо, есть какая-то связь между смертью в Нью-Йорке и инцидентом с Ченом. Чей был наемником, кто-то должен был его нанять. И потом... Робертсон сказал, что звонили из Южной Америки и предупредили о смене курьера.
Сцилла призадумался, надо было отвечать, но незачем посвящать Джейни в детали.
– Многое ли изменит? – спросила Джейни.
– Все изменит.
10
– Холодно? – спросил Леви.
Эльза покачала головой.
Они сидели на утесе у озера в Центральном парке. Внизу покачивалась на воде лодка под порывами вечернего ветра. Леви знал, что Эльза лжет: на нем свитер, а на ней – нет, и он продрог. Холодало, и треклятый зуб давал о себе знать все сильнее. Как обычно, когда портилась погода. Все тот же самый передний верхний зуб. Давно уже надо возвращаться, но они просидели здесь целый час с тех пор, как солнце начало садиться, и все было так чертовски здорово, что ему не хотелось двигаться с места.
Эльза обвила его рукой.
– Теперь не холодно?
Леви нежно поцеловал ее. Поначалу он был грубоват с ней, думал, ей нужно такое проявление мужского начала, девушка ее красоты уже видела не одного поверженного. Но ей не понравилась его грубоватость, и после вечера-другого обещания он понял, что он нужен ей такой, какой есть, – нежный. Нет-нет, внешне он совсем не такой – весь угловатый и костистый, с острыми локтями, слишком неуклюжий, чтобы быть мягким. Но в душе он не такой. Ему нравится обниматься, даже просто держаться за руки. Но и спать с женщинами было неплохо, Леви уже это пробовал. С Эльзой у них до этого еще не дошло, но к сексу Леви относился очень положительно. Ему нравилось думать, что он хорош в постели, и если бы он был к тому же и красивым мужчиной, то во время каникул пользовался бы грандиозным успехом у дам. Красив Леви не был, но относился к этому спокойно.
Эльза коснулась его щеки.
– Какое красивое лицо, – прошептала она.
– Все так говорят, – сообщил ей Леви, – даже на улице незнакомые люди останавливаются и говорят.
Она улыбнулась ему, и ее язык скользнул по его губам.
– Как здорово! – восхитился Леви. – Сделай еще раз, и я не буду сомневаться, что ты умеешь. Эльза еще раз поцеловала его.
– Я всегда жалею бездомных и извращенцев, так что тебе здорово повезло.
Она обняла его уже двумя руками. Леви чувствовал, как она дрожит всем телом.
– Эй, да ты замерзаешь! Да и лодку давно пора сдавать.
– Постой, мне нравится мерзнуть, сидеть тут и болтать, давай побудем еще здесь.
Леви нежно поцеловал ее в шею.
– Гомер Вергилий Леви, – проговорила Эльза. – Он был знаменитым, твой отец?
– Старый Гомер? Ну, не так, как Энн-Маргарет или Донни Осмонд, но среди историков слава у него была приличная.
– Какое ужасное имя для ребенка.
– Это дед мой сообразил, он всем своим детям дал жуткие имена. Дед был уборщиком, поваром и директором маленькой школы на Среднем Западе. Он говорил, что все это не важно, все равно будет пользоваться только фамилией – Леви. Тогда в Огайо было не так уж много евреев, поверь мне. Дед обожал греков и всяких древних. Одного моего дядю звали Геродотом. Он уже умер. Нет, не имя его сгубило, но и помочь оно ему никак не могло.
– Твой отец тоже умер?
– Тоже. Кровоизлияние в мозг. Совершенно неожиданно. Никто ничего не подозревал.
Леви помялся: продолжать ему или нет, сказать ей всю правду или не стоит, вряд ли она в курсе, ее не было тогда в Америке, а если она жила здесь, то была еще ребенком, и вообще, Гомер Вергилий не был настолько знаменит.
Она крепко поцеловала его, потом быстро встала и потянулась, высоко подняв руки. Бэйб не мог отвести глаз. Она выглядела потрясающе.
Но потом все вдруг перестало быть потрясающим. Эльза улыбнулась и сказала: «Пойдем», сзади в кустах послышался треск, появился хромой и ударом в лицо сбил Эльзу с ног.
Все произошло так, будто Леви наблюдал за уличной сценкой – настолько быстро, что он не успел даже вмешаться – только смотрел, как перед ним хромой избивает его единственную и неповторимую.
– Эй! – крикнул Леви и бросился к хромому, но кусты за его спиной снова затрещали – и широкоплечий тип, развернув его, ударил кулаком в лицо.
Леви пошатнулся, хлынула кровь, но не упал. Нос, по-видимому, сломан. Эльзу хромой тащит в кусты и пытается вырвать сумочку. Леви хотел крикнуть: «Отдай ему сумочку!» – но широкоплечий сильно пнул Леви в живот. Леви задохнулся, упал на колени, потом на четвереньки. Тип ударил его еще раз, со всего размаху, в голову – Леви покатился по земле. Широкоплечий потащил его в кусты, стал нащупывать бумажник, Леви бессознательно пытался сопротивляться. Это было совершенно бессмысленно: колено грабителя уперлось ему в спину. Кровь от первого удара била фонтаном, язык во рту чувствовал вкус соли. Сам виноват, какого черта сидеть так долго в парке, только туристы позволяют себе такую тупость...
Леви смирно лежал, пока налетчик пытался вытащить его бумажник. Но задний карман у брюк Леви был застегнут, и тип не мог одолеть эту пуговицу, вот он и поддал еще раз по спине коленом и ударил по сломанному носу. Леви начал кашлять кровью, он слышал, что Эльза стонет, и, если хромой сукин сын тронет ее хоть пальцем, то он...
...что он?
...ничего, он бессилен, ничегошеньки, если они захотят изнасиловать ее, он будет бессилен помешать, а если они попросту захотят вытрясти из нее душу, то он все равно беспомощен, нос сломан, губы разбиты в лепешку, они могут делать все, что им вздумается, он бессилен...
Беспомощен! Слово это прорвалось сквозь кровь и туман в его мозг, и сознание его было так унизительно, что Леви как-то умудрился пнуть широкоплечего, и пнул неплохо, так как противник вскрикнул. Леви восторжествовал: ничего не скажешь, дал! Он постарался подняться и доползти до Эльзы, но широкоплечий снова встал перед ним, несколько раз взмахнул своими огромными руками, и лицо Леви окончательно потеряло свою форму, он упал без сознания.
Потом оба стояли над ним, хромой с сумочкой Эльзы, широкоплечий с его бумажником.
– Нам известны ваши имена, адреса, – хромой погладил сумочку Эльзы. – Вякнете полиции – мы узнаем и найдем вас.
Эльза плакала.
– В следующий раз вам будет плохо, – сказал широкоплечий, – понимаете, что такое «плохо»?
Грабители ушли.
Леви медленно пополз к Эльзе.
– Они тебя... – только и сказал он. Трогали, хотел он спросить, приставали?
Она покачала головой: нет.
Она поняла его, это у них просто здорово получается – они понимают друг друга.
– Только сумочка, – всхлипнула она. – Только сумочка. Я в порядке.
Леви обнял ее.
– И я, – выдавил он.
11
"Док.
Не думаю, что пошлю это письмо, и мысль эта придает мне больше свободы, но если пошлю, то помни, я не в себе, понимаешь, я сам не свой, но я не рехнулся.
Док, мне надавали по шее, хуже – из меня вытрясли дерьмо. Сам виноват, в Центральный парк после захода солнца попрется только круглый идиот.
Но, видишь ли, я был не один. Мы с Эльзой сидели на утесе, после того как я покатал ее на лодке. Она ни разу не каталась на лодке, ей очень хотелось. День был чудесный, я ответил: «Идет». Было так здорово, что мы проторчали очень долго на этом утесе у берега. Вдруг появляется хромой, я сижу, этот сукин сын хватает ее и тащит в кусты. Я думаю, сейчас убью калеку, никто не имеет права трогать ее...
...но я ничего не смог сделать. Ничего!
Вылезает этот огромный – клянусь, я не сочиняю, он профессионал – и начинает вытряхивать из меня дерьмо, меня никогда не били так. Рядом Эльзу избивали, а может быть, и хуже... Все, что я хочу, это стать суперменом на минуту, этот здоровяк тянет мой бумажник и добивает окончательно, так, что я не чую ни чертовской боли, так, что...
...это моя беспомощность...
...чертова беспомощность...
...Док, я хочу убить его.
Клянусь, будь у меня нож, я всадил бы в него нож, будь граната – разнес бы его в куски, а потом взялся бы за хромого и постарался бы добраться до него руками.
Вообще-то я либерал, историк и никогда никому не хотел зла, а сейчас я хочу убить, и это мне не очень нравится.
Я отошел на пять минут освежить лицо холодной водой, лицо у меня невообразимое, болит все ужасно, не могу думать ни о чем, кроме мести. Я хочу отомстить этим типам за то чувство беспомощности, нельзя делать человека беспомощным, особенно на глазах у девушки. Я знаю, она думала: почему он ничего не предпринимает, он же рядом, почему не спасет меня? Черт, я готов записаться на этот идиотский курс Чарльза Атласа и стать сильным, а потом взять этих двух мерзавцев за горло.
Док, тут около моего дома, кажется, в соседнем, живут недоросли (нет, не те милые юноши из Вест-сайдской истории, этим палец в рот не клади). Они обычно дразнят меня, называют гусем. Ну так вот, иду я сегодня весь в крови, думаю, ну хоть сейчас завоюю их расположение. И знаешь что? Один из них сказал: «Кто это тебя так – карлик или девчонка?» И все рассмеялись, потому что они все могут постоять за себя, они бы набили морды моим бандитам будь здоров, и хотя мой коэффициент интеллекта наверняка выше, чем у них всех, вместе взятых, но какая мне от этого польза?
Я собираюсь послать это письмо, потому что хочу спросить тебя, а что бы сказал отец? Знаешь, он бы наверняка сказал, что любой опыт полезнее, если ты захотел его получить, всяческие поступки полезны, как жестоко бы ты ни пострадал в итоге. Настоящему историку всегда не хватает опыта. Вся его жизнь – постоянный поиск.
В чем польза от чувства собственного бессилия, а?
Нет, ты скажи мне.
Бэйб."
12
Леви отправил письмо вечером в воскресенье. Опухлости уже чуть спали, ссадины на лице заживали быстро, но все равно выглядел он жутко, поэтому напялил на глаза кепку и затрусил к почтовому ящику на углу Колумбус-авеню, потом вернулся назад, чтобы и дальше отсиживаться в комнате.
В понедельник – семинар Бизенталя, но пойти Леви не смог: взглянул на себя в зеркало и не пошел. Он никогда не был сторонником применения физической силы, об этом и думал, глядя на свою распухшую физиономию.
Несколько раз Леви звонил Эльзе, и она несколько раз звонила ему, собиралась навестить, но Леви хотелось побыть одному. Он снова и снова мысленно проигрывал драку, когда побеждая, когда нет; пытался читать, но больше всего стоял перед зеркалом и надеялся, что когда-нибудь снова будет себя узнавать.
К вечеру он уже выглядел намного лучше. Постоянные холодные компрессы быстро рассасывали опухлости, оставались еще ссадины.
Болела спина, там, куда мерзавец ударил коленом, но это не беда.
Во вторник утром в дверь забарабанила Эльза. Еще не впустив ее на порог, он понял, что она смертельно напугана.
– Ты что, сообщил полицейским? Грабители же сказали, что найдут нас: у них есть наши имена и адреса. Зачем ты пошел в полицию, ты ведь говорил мне, что не пойдешь...
– Эльза, что ты мелешь? Клянусь, я ничего подобного не делал.
– Хромой... – начала она.
– Что хромой? Говори!
– Когда я вышла из дома, сейчас, утром, – а он стоит и за мной пошел.
– Ты уверена? Ты рассмотрела его лицо?
– Ты обещал, что не пойдешь в полицию, а пошел, ты ведь ходил? Хромой нашел меня...
Леви попытался успокоить ее.
– Клянусь тебе, никуда я не ходил. Наверное, ты ошиблась. Это и впрямь был тот самый хромой?
– Я видела человека на улице, он стоял, я поняла, он за мной – и хромает. Я зашла за угол – он за мной... Я побежала.
– Ну что ты, Эльза, в Нью-Йорке, должно быть, миллионов девять одних хромых. Ты не знаешь разве, Нью-Йорк этим знаменит – Национальная Ассоциация Хромых проводит свои съезды только здесь.
Разбавляя вымысел достоверными фактами, Бэйб говорил и говорил... Потом поставил кипятить воду, сейчас они выпьют растворимого кофейку... Скоро Эльза начала отходить. У него с ней все получалось, вот что здорово! Ближе к полудню она уже признала, что все это были ее фантазии. В полдень заявила, что чувствует себя прекрасно.
Они сходили подряд на два фильма Бергмана – «Седьмая печать» и «Земляничная поляна», Бэйб – старый поклонник Бергмана, а Эльза смотрела его фильмы в первый раз. Затем он сводил ее в дешевый ресторанчик. Потом проводил домой, там они немного пообщались, и наконец он вернулся к себе.
Бэйб вымотался, поэтому уснул мгновенно. Утром он вдруг осознал, что фантазии Эльзы имеют под собой почву: даже спросонья он почувствовал, что в комнате не один.
Еще не успев даже испугаться, Бэйб ровным страшным голосом процитировал из какого-то гангстерского фильма:
– У меня пистолет, стрелять я умею, если только дернешься – размажу мозги по стенке.
Из темноты послышался голос, который Бэйб знал и любил больше всех на свете:
– Не убивай меня, Бэйб.
Бэйб как пружина вылетел из кровати.
– Ой... Док! Вот это да!
– У тебя хорошо получается, – заметил Док.
Бэйб испустил боевой клич, что он делал весьма редко. Но какого черта, все можно в тех редких случаях, когда приезжает твой единственный и неповторимый старший брат.

Часть 2
Док
13
Как только Бэйб щелкнул выключателем, Док воскликнул:
– Ого!
– Что?
Док указал на ссадины:
– Физиономия.
Бэйб пожал плечами.
– Так, пустяки. Не хочу об этом говорить. Стычка в парке, и упоминать не стоит. Я написал тебе об этом. Приедешь – прочитаешь.
– С тобой все в порядке?
Бэйб кивнул. Когда Док беспокоится, он становится похож на квочку.
– Знаешь, вообще-то сделай мне одолжение, не читай, выкинь то письмо, хорошо?
Док поиграл цепочкой с ключами, где среди прочих был и ключ от квартиры Бэйба. Крутанув цепь несколько раз, он высоко подбросил ее и, не глядя, поймал за спиной. Все было сделано одним движением, этот фокус Бэйб видел с раннего детства, только в прежнее время летали мячики или мраморные шарики. Теперь, когда они были вдвоем, Док делал этот фокус, принимая важное решение. Хотя, может, Бэйб и ошибался: фокус стал привычкой...
– Сожгу, – пообещал Док и ослабил узел галстука. – Я был в поездке, работал, дома меня ждал непристойный образец куртуазной прозы с описанием Ее Светлости. Вот я и счел нужным растрясти зад и приехать сюда, увидеть ее, пока она не начала восхождение в рай.
– Ерунда какая, – сказал Бэйб, – ты сам знаешь, я не такой.
Док плюхнул дорожную сумку на письменный стол.
– Ты не такой, да? Ты дефективный и не отвечаешь за свои поступки. Там у тебя такие перлы, я даже не все слова понял!
– Ерунда какая, – повторил Бэйб.
Док оглядел комнату. Вид замызганный. Полы голые, все покрыто пылью. Везде кипы книг, из дивана торчат пружины, ванна грязно-серого цвета.
– Ты творишь чудеса, – сказал Док.
Он был здесь только раз, спустя две недели после того, как Бэйб въехал в комнату.
– Да, не совсем то, чего хотелось бы, – признал Бэйб, – и дизайнер мой очень небрежен. Уволить его, что ли, но ведь с моей комнатой справится не каждый.
Док открыл сумку, из нее вытащил три бутылки красного вина, посмотрел их на свет от настольной лампы.
– Я думаю, осадок не успел взболтаться. Открывалка есть?
Бэйб показал в сторону кухни, уже предчувствуя лекцию о достоинствах бургундского вина.
– Я открою «Мулен-а-Ван», – сказал Док. – Это сорт божоле, поразительный вкус, вот увидишь. – Он сосредоточился на процессе открывания.
– Здорово, – вяло отозвался Бэйб и начал негромко храпеть, закатив глаза.
– Давай, давай. – Пробка не поддавалась. – Этот сорт считается королевой божоле.
– Чудесно, Бог ты мой, – выдавил Бэйб, всхрапнув погромче.
Док не обращал внимания.
– Я бы хотел обратить твое внимание на сочетание сортов винограда.
Бэйб картинно уронил голову и начал храпеть и посвистывать.
– Ты неотесанный мужлан, – засмеялся Док. – Ладно, ладно, не буду больше о вине.
– Капельку, – сказал Бэйб, – я сейчас тренируюсь на двадцать миль, а выпивка портит дыхание.
– Бургундское – не «выпивка», – сказал Док, моя стаканы. – Извини, что смеялся, над твоим жильем. Ты студент, на кой черт тебе дворец? Живи как хочешь.
– Да я и не обижался.
– Замечательно! Знаешь, все вокруг посходили с ума, не угадать, что произойдет в следующую минуту. Я вот утром в «Уолл-стрит джорнэл» прочитал про одну калифорнийскую фирму. Не поверишь, но в этой Калифорнии живут одни умники, туда прочих, видимо, не пускают жить. Ну так вот, эти парни с западного побережья запатентовали одну штуку... Как же она называется? Постой-ка, постой-ка, они называли ее ме-етт-ла. Это такая длинная палка с пуком соломы на одном конце. В «У. С. Джорнэл» полагают, что на этой штуке парни сделают себе состояние. Те заявили, что этой ме-етт-лой можно подметать все что угодно, полы, например.
– Ничего не понял, – сказал Бэйб.
Док оторвался от крана с ржавой водой.
– Господи, Бэйб, как можно жить в такой клоаке?
– Стаканы уже чистые, – ответил тот, – наливай свою огненную воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21