В них еще гудела недавняя сеча, мешала чувствительности. – Сдается, не ушел пока. Чуть теплится… Ну-ка, тулуп, носилки, воды горячей, живо!
Ватажники обмерли, потом суетливо заворочались, зашумели, боясь поверить в нежданное.
– Не, вряд ли оклемается, – наклонился рядом Джангес. – От холода медленнее угасает всего лишь. Кости, вон, поломаны… Вряд ли…
– Все равно потащим! – Разведчик поднял голову. Никакого яростного пламени мести в его глазах не было, что пугало куда больше. – Наше дело – позаботиться, а уж Творца… Не снизойдут Небеса – хоть умрет среди друзей. Похороним, брат Торен отслужит по-человечески, как…
– Это уже едва ли.
В сарай втиснулся запорошенный снегом Сегеш. Хромая, приблизился к зловещему стойлу, глянул.
– Давно его так? – только и спросил он.
– Похоже, днем, – откликнулся Шагалан.
Атаман вздохнул.
– Теперь понятно, почему переговоры скомкали, ведали, твари, что отдавать-то, по сути, некого. Ну, эта ночь выродкам запомнится.
– Что с Тореном?
– У задних ворот тревога затеялась. Барокары, те, кто имел мужество сопротивляться, смекнули, что оборона рухнула, собрались в кучу и туда. Выбежало десятка два человек с бабами, детьми и стариками. Наших в заслоне пробили сразу. Затем подоспел я с ребятами… Далеко гнали проклятых, и трети не спаслось. А у нас Торен… Схватился отшельник на топорах с каким-то верзилой. Врага одолел, однако и сам… Принесли, говорят, совсем скоро упокоится. Вот подле мальчишки… Пойдемте, может, еще успеете проститься.
Раздвигая хлынувший к Йерсу народ, вожаки направились к дверям. На улице прямо у порога стояли угловатые носилки. Торен лежал на них полуодетый, но с огромным мотком ткани, тянувшимся от плеча к животу. Местами даже через эту нелепую повязку проступали темные расплывающиеся пятна. Отшельник, бледный почти как снег, что падал ему на лицо, неглубоко, часто дышал, задрав бороду к небу. Заметив подошедших, попытался приподняться, один из двух сопровождающих ватажников помог ему.
– Спасли… малыша? – На бескровном лбу от усилия навернулся пот.
Шагалан взял его холодеющую, дрожащую ладонь.
– Спасли, брат.
– Слава… Творцу Всеб… Как он?
Шагалан переглянулся с атаманом, тот мрачно покачал головой.
– Живой, – с трудом вымолвил юноша. – Правда, слаб очень, били крепко. Но-, выкарабкается обязательно. Обоим вам подлечиться, тогда и свидитесь.
– Это не для меня… – Отшельник откинулся на носилки. – Это Йерсу… жить да жить, а… я все… истек… Старался вот… как мог… а все равно… кровью грехи искупать… Хоть за малыша… порадуюсь…
Слова сменились бессвязным хрипом, раненый дернулся в судороге. Повинуясь знаку Сегеша, повстанцы подняли скорбную ношу и двинулись по улице.
– С собой понесем? – посмотрел вдогон Джангес.
– Понесем. – Атаман вздохнул. – Даже если Богу душу по пути отдаст. Потащим назад и раненых и убитых. Здесь-то их толком не похоронишь, да и могилам покоя не будет.
– Йерс покуда жив, – напомнил Шагалан. – И Торен…
– Ненадолго. Сами видели, кончается. Да и кто оправится после такой страшной раны? Грудь, почитай, напополам разнесло… А нам, братья, поторопиться бы. Что могли – сделали, пора следы зачищать и скрываться. Как бы гости какие незвано не объявились.
– Есть еще дело, атаман, – придержал старика Джангес. – Из-под дубинок Шагалана уцелело четыре латника. Он желает их допросить, народ требует повесить. Слово за тобой.
Сегеш повернулся к разведчику, посмотрел на него печальным взглядом.
– Уцелели, значит? Мы тут тоже по дороге в переулке наткнулись на побоище. Картина не из приятных. Не слишком ты, брат, похож на доброго сказочного рыцаря.
– И не претендую, – пожал плечами юноша.
– Бездоспешные там все мертвые уже валялись, но пара латников шевелилась. Мы им, впрочем, помогать не стали, на месте успокоили. А вы-то зачем со своими затянули?
– Мне надо с ними побеседовать, сир.
– Времени нет. Кто знает, куда последние выползни подевались и как скоро врагов ждать? Да и зачем? Уж не отпустить ли прикажешь в милосердии своем?
– На ваше усмотрение, сир. Мальчишку мы, боюсь, не выручили, так извлечем хоть какую-то пользу из свершенного. Я не уверен, что у нас еще много впереди таких моментов, таких разбитых хуторов.
Сегеш скривился, почесал жидкую бородку.
– Надеешься прок извлечь из болтовни? Ладно, пытайся, брат. Только быстро. И запомни, в любом случае за это, – он мотнул головой в сторону распахнутого сарая, – им утро живыми не встречать. И сам не допущу, и людей своих унимать не стану.
– А что с чужими людьми?
– Которыми?
– Бабы местные, старики. Дети малые. Все, кто убежать не успел.
– Не пойму я тебя, брат, – нахмурился Сегеш. – То ты покойниками улицы засыпаешь, то племени шакальему пощады испрашиваешь. Что, совесть вдруг проснулась некстати?
– С этим не знаком, сир. Когда нужно драться, я дерусь, когда не нужно – решаю миром. Бабам и так всем подолы оборвали, стариков отлупили, дети до старости кошмара не забудут. Не достаточно ли для них возмездия?
Атаман недовольно покосился на Шагалана, помедлив, махнул рукой.
– Черт с тобой, благодетель. Выгоним шатию за ворота, прежде чем гнездо палить. Будет воля Творца – сберегутся. Язвы эти, рассеянные по нашей земле варварами, надо выжигать каленым железом. А бабы… Что ж, пускай уходят. Однако латников, стольких моих ребят положивших, – он поднял указательный палец, – на перекладину. Что бы там тебе ни наговорили, уразумел? За Шургу и Торена с мальчонкой рассчитаться всей их черной крови не хватит.
В выбранном для пленных доме, похоже, единственном не занималось пока пламя пожара. Шагалан глянул на мельтешащие по поселку в отсветах тени. Времени и впрямь оставалось немного, никакой снегопад не помешает заприметить разгорающееся зарево. Внутри среди полутьмы и порушенной мебели гулял холодный ветер. Четверо пленников, связанные, в разодранном платье, мешками валялись в углу. Охранявшие их ватажники при появлении вожаков поднялись. Шагалан обозрел врагов, сухо ткнул в высокого бородача.
– Начнем с этого. Давайте в соседнюю комнату.
Командир барокаров, вероятно, не слишком еще очухался, потому втащили его почти волоком. Смотрелся он неважно. Подкашивающиеся босые ноги, порванное белье, грязь и кровь по всему телу – бедолаге явно успело перепасть и от повстанцев. Что юноша уверенно мог считать своей работой, так это огромный лиловый кровоподтек, закрывавший половину лица. Небрежно брошенный на лавку барокар при всем том зыркнул из-под спутанных волос непокорно и зло.
Выпустив охранников, Джангес притворил за ними дверь, сам устроился поблизости. Шагалан неторопливо прошелся по разгромленной комнате, выбрал более-менее уцелевший табурет, подтащил его к пленнику. Сел, долго и внимательно разглядывал угрюмого мужика.
– Если не ошибаюсь, – произнес холодно, – вы, сударь, возглавляли местных воинов. У частокола вы отказались со мной говорить, это упрямство ваши люди оплатили жизнями. Теперь я вновь предлагаю беседу.
Барокар не шелохнулся.
– Надеюсь, вы понимаете мою речь? Хоть немного знаком язык страны, в которую незванно ввалились? За несколько лет могли бы удосужиться освоить.
Бородач кинул исподлобья мрачный взгляд.
– Похоже, вы все-таки понимаете меня, – с удовлетворением кивнул Шагалан. – Итак, я хотел бы откровенно с вами побеседовать, сударь. Не собираюсь выпытывать никаких секретов и тайных планов, до которых вы никогда, видимо, и не допускались. Вообще-то меня не особо интересует даже ваше имя. Сразу и честно: о чем бы вы ни поведали, ваша судьба неизбежно будет безрадостной. Я, возможно, поступил бы по-другому, но атаманы твердо решили всю вашу четверку повесить. И у них полно для этого оснований.
– Тогда к чему зря болтать? – Барокар заговорил сипло, сильно коверкая слова то ли из-за акцента, то ли из-за разбитого лица.
– Верно, – согласился юноша. – Шею вы не убережете. Совершили свои ошибки и понесете наказание. Однако вопрос в том, чтобы прочие хутора не повторили тот же путь.
– Какое мне дело до прочих, раз наше поселение обращается в пепелище? – Барокар попытался усмехнуться, но скривился от боли.
– Вы же не рядовой воин, сударь. Вы вожак и обязаны смотреть хоть чуточку дальше собственного носа. Вместе с вами в Гердонезе очутились сотни, тысячи ваших соратников. Отстроились, привезли семьи, наплодили детей. Неужели вам безразлична их участь? Не желаете помешать им превратиться в такой же пепел? Тогда нам вправду не о чем болтать. Ответь ваши товарищи так же, останется лишь проводить всех к перекладине.
Бородач хмуро заворочался.
– Что, думаете эдак выжечь и остальных? Надорветесь. После нас-то все начеку будут. Не хватит вам ни людей, ни твоей, парень, сноровки.
– Это спорно. А главное… я ведь не заявлял, будто наша ватага сама уничтожит всех переселенцев. Зреют глубокие потрясения, командир. Не знаю, уцелеют ли в них ваши хозяева, мелонги, но уверен, вам перепадет в первую голову. У гарнизона-то всегда есть шанс отсидеться за стенами крепостей, а вот вы с семьями да хозяйством… Нужно описывать чувства, которые вызываете вы в Гердонезе? Разве мало хуторов погорело во время восстаний?
– Сызнова смута? – проворчал пленник.
– Возможно и большее. Однако в любом случае при масштабных волнениях вам не поздоровится.
– Во времена восстаний… сударь, горели только поселения, отпустившие основную часть воинов. Пока те усмиряли одних бунтовщиков, другие жгли их дома.
– А полагаете, в сей раз получится иначе? – хмыкнул Шагалан. – Полагаете, Империя позволит вам укрываться за частоколами вместо ее защиты? Нет, серьезно? Вы сами, сударь, в такое не верите. Если же мелонги здесь отступят… а я приложу к тому все усилия… вас не спасут никакие стены. Это, по крайней мере, осознаете? Переселенцев примитивно вырежут. Всех. До последнего человека. И вовсе не потребуется геройство нашей ватаги.
Барокар насупился еще пуще, вроде бы даже скрипнул зубами.
– И чего же вы ждете от меня, обреченного на казнь? – буркнул он.
Шагалан поднялся, медленно прошелся к выбитому окну. Зарево за ним изрядно разрослось. Под всеобщий галдеж повстанцы сгоняли в кучу лошадей, груженных мешками с добычей.
– Для начала хочу услышать, сударь, честный рассказ о вашем ненормальном племени, о странных людях, проливающих кровь за своих поработителей. Ненависть в Гердонезе вы успели породить, однако знают про вас по-прежнему очень мало. Некоторые прямо считают переселенцев околдованными, лишенными человеческой души. Подобные слухи не улучшают отношения, а сами вы всех чуждаетесь. Полагаю, правда уже не в состоянии испортить дело.
– А зачем вам какая-то правда?
Шагалан обернулся к пленнику.
– По совести, я теряю здесь время вовсе не из внезапной любви к вам или человечеству. В грядущей схватке на стороне мелонгов могут оказаться сотни и тысячи таких, как вы, сударь. Своих хозяев они едва ли оградят, но неприятностей доставят изрядно. Моя же цель – избежать напрасных жертв. Объяснение устраивает? Тогда я слушаю ваш рассказ. И не затягивайте, а то огонь скоро доберется и сюда.
Барокар поглядел, прищурившись, на юношу, осторожно облизнул языком разбитую губу.
– Руки развяжите.
– Потерпите, не девица.
– Я никуда не убегу.
– В этом не сомневаюсь, – пожал плечами Шагалан. – Не за себя боюсь, а за полноту вашего, сударь, повествования. Отчаянная глупость способна оборвать его слишком рано. Потому приступайте.
– Начнем с того, что ваши приятели лукавят, уверяя, будто ничегошеньки о нас не ведают. Разве вы, молодой человек, явились издалека? Расспросите-ка их получше. Я четвертый год в Гердонезе, и все эти годы вместе с осенними сборщиками податей по стране колесят вербовщики. Каждый год в каждой Богом забытой деревушке принародно оглашают условия найма. Их тут, должно быть, выучили наизусть все от мала до велика. И голытьба ваша лесная ежегодно норовит ограбить вербовщиков. Это ли незнание? Мне сказывали, уже несколько тысяч молодых гердонезцев соблазнились посулами. Когда-то и я прислушался к такому зазывале.
– Тогда почему вы по-прежнему здесь чужаки?
– Заковыриста природа людская, – криво ухмыльнулся пленник. – Ваши люди упрямо не желают уразуметь, что их поддавшиеся на уговоры парни и мы – суть одно и то же. Мы – это они через десяток лет… если доживут, конечно. Однако же им сочувствуют, а нас продолжают люто ненавидеть! Что тут поделаешь? Мы ведь инородцы, захватившие вашу страну, растоптавшие ваше королевство, отнявшие вашу землю. Нас положено ненавидеть. А то, что вашим милым ребяткам суждено захватывать другую страну и отнимать землю там, – это нормально. Ненавидеть их тоже будут там, зато в Гердонезе – вспоминать и любить.
– Допустим. Вернемся все же к движению барокаров.
– Барокаров? Забавную, право, кличку здесь измыслили. Мелонги нарекли нас «барг-ок'каар», по-ихнему означает примерно «солдат, нанятый за землю». Очень меткое название. Слыхали что-нибудь о Дигулсе, провинц-советнике Императора? Занятный молодчик, один из той компании, что и затеяла нынешние потрясения. Довелось пару раз его зреть. Из себя ничего не представляет: плюгавенький, плешивый человечек, сладострастец и зануда. Удивительно, но именно он, вовсе не подходящий для ратных подвигов, сумел изобрести самую совершенную систему войны. Вообразите, в деревушку приезжает вербовщик и предлагает всем молодым парням послужить в имперской армии. Те, разумеется, кипят негодованием – страна едва-едва захвачена, еще пожарища до конца не разобраны и не заросли могилы убиенных. Впору о восстании мечтать, не о пособлении мелонгам!.. Однако вербовщик разъясняет на пальцах: отслуживший десять лет получает чертову уйму земли. В свободное владение, безо всякого сеньора. И парни тотчас призадумываются. Понимаете?
– Не очень.
Пленник вздохнул.
– Откуда вы такой взялись, юноша? В каком зачарованном замке взлелеяны? Вы ни разу не видели, как на клочке пашни копошится дюжина человек, пытаясь хоть что-то вырастить? Как с ужасом ждут каждую зиму, когда будут драться с мышами за последнее зернышко? Земли мало, народу, без устали плодящегося, много – обычное дело. Все из поколения в поколение тянут подобную лямку. Легче всего стервенеет молодежь. Кто посмелее, пускается на поиски лучшей доли: в странствия, в разбойные дружины или в эти… крестоносные воинства. И бунтующие лапотные толпы большей частью строятся из таких же. А хитрец Дигулс лишь сообразил, как взнуздать и направить эту стихию. Уж если крестьянские сыны готовы за кусок земли рвать врага голыми руками, пусть попробуют заняться тем же самым в латах и за приличный надел. Толково?
– Это все равно остается предложением захватчиков, – покачал головой Шагалан. – Да и крестоносцам, помнится, уже сулили нечто похожее.
– В отличие от них мелонги выполняют свои обещания. И я тому живой пример. Что же касаемо захватчиков… Да, сперва не по себе. Однако вербовщик опутывает дальше и дальше: деньги семье немедля, скромное, но ежемесячное жалование, хорошее содержание, разовая выплата для обустройства на новой земле. Вдобавок доля от военной добычи. Вдобавок солидная выплата семье в случае гибели. Каково? Кто на такое не соблазнится, а?
– Вы, прям, будто меня самого вербуете, сударь? – хмыкнул Шагалан.
Барокар пристально посмотрел на него. Опустил взгляд.
– Почему-то сдается, это была бы безнадежная затея. Но многие соглашаются. И охотно. Мелонги же всячески подхлестывают события. Об «имперском слове» слыхали? По нему сеньорам запрещают препятствовать вербовке своих крестьян, даже если те кругом должны. Мало того, подчас долги вообще списываются с семьи, поделившейся сыном. Часто для людей это единственный выход, а господин остается несолоно хлебавши.
– Какие варвары, оказывается, добрые… – Юноша поморщился.
– Дело, разумеется, не в доброте. Мелонгам нужны все новые солдаты, вот и лезут из кожи, добывая их. Подозреваю, и подушную подать вводят повсеместно в первую очередь с той же целью. Теперь ведь у бедняков каждый лишний рот – тяжкая обуза. Послушайте истории в любом трактире: больных, увечных, старых толпами выгоняют на улицу. Там их убивают голод с холодом, а остальных развешивают на деревьях патрули. После скудных зим у дорог десятки тел младенцев, выброшенных матерями. От такой радостной жизни к дьяволу на поклон… не то что к захватчикам. Так не только выживают, но и спасают близких.
– Вот это больше похоже на варваров. И что же происходит далее?
– Я сам родился в Илиери. Охотниками вроде меня набили полный корабль и вывезли на пустынный островок посреди моря. Там обучали и готовили без малого год.
– Чему?
– Главным образом, работе с оружием и строю.
– На манер показанного у частокола?
Бородач ухмыльнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36