А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сейчас же клинок с тихим шелестом послушно выполз на ладонь. За прошедшие годы мистическое преклонение поблекло, зато понятней сделались реальные свойства. Ныне Шагалан достаточно разбирался в оружии, чтобы подтвердить всем существом – перед ним истинное совершенство. Шедевр кузнечного мастерства, плод ослепительного озарения гениального творца, сумевшего выразить суть, не отвлекаясь на пустые мелочи. Безупречная форма, идеальный баланс, изумительная сложная сталь. Поколебавшись, Шагалан коснулся пальцами клинка, провел ими по тусклой холодной поверхности. Ни одного украшение, ни штриха насечки, даже личные клейма великие мастера игнорировали, считая – подлинную работу хороший воин распознает и так. Ни единой лишней детали, все сухо, выверено, прекрасно. Крошечные зазубрины на лезвии да паутина царапин обличали видавшего виды бойца, с подобным оружием редко играются на тренировках, то есть оно встречалось с взаправдашним врагом…
– Красиво? – усмехнулся Кане, следивший за оцепенением ученика. – Вот действительно уникальная сталь. Такая, друг мой, на складе не оказывается.
– Но, учитель… – Шагалан тяжело сглотнул. – Этому мечу нет цены. Вы не можете его дарить!
– Почему же? Издревле такое оружие или выковывают сами, или принимают от учителей. Я получил его от наставника, а он лично помогал знаменитому Дигою в ковке. Почти полвека назад. Теперь все повторяется. Бери, Шагалан. Я бы мог сказать, что это твой надежный спутник, но ты знаешь: ему не место на поле боя, хотя он способен в нужный момент спасти жизнь. Я бы мог сказать, что это знак доверия, символ твоих достижений, но ты знаешь: мы пренебрегаем символами. Пускай будет просто дар, память лучшему ученику о старом учителе.
– Учитель!.. – Юноша сорвался с топчана, падая на колено.
– Пустое, друг мой. Поднимись. Это лишь то немногое, что я в состоянии еще для вас сделать.
Чуть успокоившись, Шагалан бережно спрятал меч в ткань.
– Учитель… а мастер Очата…
– Его меч останется у Рокоша. Так мы решили. Есть меч Иригучи, но он не успел совершить выбор, а потому оружие вернется на родину. – Помолчав, Кане вздохнул: – Теперь о плохом. Приходится под конец делиться, друг мой, дурной новостью. Как ты слышал, Эскобар отправился посетить могилу господина Иигуира. На обратном пути он, как подобает верующему, зашел в здешнюю церковь заказать молебен и побеседовать со священником, исповедовавшим мессира. С молебном препятствий не возникло, а вот священник… Он пропал. Уже недели три как бесследно исчез. Раздосадованный Эскобар посетовал на это, я тотчас послал ребят, имеющих в деревне кое-какие связи, разведать подробности.
– Именно поэтому и запоздали?
– Да, ждал их сообщения. Собственно, никто ничего толком не знает, слухи очень разноречивы. По словам церковного сторожа, вроде бы посреди ночи примчался какой-то незнакомец, умолил поехать с ним к умирающему. То ли тот находился в дороге, то ли в отдаленном поселении, неясно.
– И что потом?
– Прихожане забеспокоились через день. Обыскали округу, расспросили кого только можно – никаких следов. Ни святого отца, ни страждущих незнакомцев. Поиски вяло тянулись почти неделю, а пару дней назад прибыл новый пастырь.
– Загадочно, – кивнул Шагалан. – И мы как-то ухитрились проворонить подобное под самым боком. Конечно, Церковь нас не слишком интересует, но тут… Что же полагают в деревне?
– А что люди способны вообразить? Большинство грешит на разбойников, якобы перехвативших служителя по дороге. Кое-кому мерещатся козни богомерзких чернокнижников или еретиков, мечтающих извести ревнителей истинной веры.
– Когда я его видел, учитель, он не показался мне чересчур уж беззаветным борцом с пороками.
– Метко. – Хардай усмехнулся. – Тем не менее, я тоже примирился бы с какой-нибудь из этих версий, не являйся наш святой отец помимо всего прочего исповедником господина Иигуира. Мы с тобой, Шагалан, оба догадываемся, в чем мог повиниться мессир на смертном одре. Плохо, когда услыхавший такое человек остается в живых и на свободе. Еще хуже, когда он внезапно погибает. Совсем скверно – если исчезает, ровно призрак.
– Подозреваете мелонгов, учитель? Гонсет?
– Нельзя исключать, старый лис – любитель подобных штучек. Говорят, перед просьбой об исповеди посыльный долго и дотошно уточнял, с тем ли именно священником встретился. Странная въедливость для чужака, согласись.
– Как же нам теперь поступить?
Кане глянул на юношу с легкой улыбкой.
– Не забывай, друг мой, отныне ты ведаешь разведкой в лагере. Попробуй-ка сам сделать выводы, благо пока есть кому их оценить.
– Насколько понимаю, учитель, – фыркнул Шагалан, – мои полномочия начинаются не раньше утра. При всем том, будь сегодня уже завтра, я бы решил… В сущности, мы ничего не в силах предпринять, даже если святой отец очутился в лапах Гонсета. Можно пошарить по окрестностям, но едва ли повезет наткнуться на логово врагов… Черт, мы глубоко влезаем в Гердонез, а враг оказывается гораздо ближе… Надо представить, что конкретно мог священник услышать, а главное – понять из путаных речей мессира. Затем допустим, это разом стало достоянием Гонсета – тайна исповеди не часто выдерживала дыбу и каленое железо. Что получаем тогда? Потеря внезапности – серьезная потеря, и все же высадку она не сломает. Только вдвое, вдесятеро больше осторожности, продуманности каждого шага, постоянное ожидание осмысленного, коварного противодействия.
– Недурно, – кивнул Кане. – Всегда помни: предупрежденный враг увеличивает мощь стократно. Чувствую, ты вполне готов к грядущему утру.
– Однако, учитель… все же как-то не по себе… Уже завтра вас здесь не будет… так резко… И весьма вероятно, мы никогда не встретимся…
Хардай положил ладони на плечи ученика, прямо заглянул в глаза.
– Мы следуем единым путем, Шагалан, но своими дорогами. Ты прав, шансов свидеться мало: мне предстоит страшная, всеуничтожающая война, вас тоже ожидают тяжелые бои и горькие утраты. Вряд ли обоим предначертано пережить такие потрясения. Если же чудо случится… надеюсь, ты или кто-то из твоих товарищей еще посетит Диадон. И тогда мы похвастаем друг перед другом небывалыми подвигами и громкими победами. А также тем, что по-прежнему следуем единым путем…
V
Вместе с запахом тепла приспели новые хлопоты. После проводов хардаев Шагалан с головой погрузился в работу, все больше времени просиживая в лагере. Ему самому это не слишком нравилось, вдобавок Кабо отреагировал недовольным ворчанием, а Танжина – нешуточной и затяжной обидой. Выхода, впрочем, иного не сыскалось, разведка набирала обороты, доставляя все более горячие вести. Совладав с первым отчаянием, Шагалан принялся потихоньку осваиваться в непривычной роли.
Обжегшись с Тореном и Шургой, охота за наместником как-то незаметно сошла на нет. Формально никто не отказывался от идеи, сохранялся даже пост в Гельнхорне. Правда, Гонсет там так и не объявился. Порой сообщали о его путешествиях, повстанцы лишь хмуро переглядывались. Только однажды Кабо пустил на перехват конный разъезд – с тем же обескураживающим результатом. Шагалан чурался и этого, недаром живой упрек постоянно перед глазами: из двух недель беспамятства вернулся малыш Йерс, исхудалый, бледный, вздрагивающий от любого шороха. За ним ухаживали всей ватагой, особенно старался отшельник, которого уже почитали едва ли не чудотворцем. И яростное сопротивление встретили попытки увезти парнишку поправляться к Нестиону. Шагалан тем не менее настоял – долгие вдохновенные назидания Торена о Божьих законах отчего-то пришлись ему очень не по сердцу.
Прекратив выслеживать Гонсета и редко тревожа проползающие поблизости караваны, усилия сосредоточили на работе сети осведомителей. Именно ей разведчики отводили ключевую роль. Главное из событий свершилось в самом конце февраля. Согласно рассказу Кабо, гостившего, как получалось все чаще, в тот момент у Сегеша, за неделю к атаману стеклась куча сходных донесений. Разные, совершенно незнакомые друг с другом люди, разделенные многими милями, описывали примерно одно и то же: на пустынных до гулкости ночных дорогах Гердонеза внезапно возникли таинственные вооруженные отряды. До полусотни человек, обычно верховые, двигались скорым маршем, не задерживаясь в городках и деревнях. Там, где все же случался короткий привал, в воинах удавалось вроде бы распознать мелонгов гарнизона. Некоторые, впрочем, упрямо твердили о толпах барокаров, сорвавшихся с насиженных хуторов, иные – о свирепых горцах-наемниках. Так или иначе, ясно было, что зашевелилась внушительная военная сила. В принципе, ничего удивительного: жизнь беспокойная, то тут, то там вспыхивают мелкие, но кровавые схватки. Разбойники бегают за поживой, власти – за разбойниками, смутьянят пахари, шумят города, дворяне только и норовят сцепиться между собой. Тяжелая длань Империи лишь чуть притушила эту всеобщую вакханалию, карательные партии никогда не скучали. Если б не широкая сеть прознатчиков, раскинутая Сегешем, навряд ли заподозрили бы странное и на сей раз. Привычная картина – отряд мелонгов, молчаливо рысящий по своим темным делам. А если подобных отрядов одновременно множество? Да еще тянутся они почему-то в одном и том же направлении – к восточному побережью? Стоило свести воедино разрозненные сообщения, как разведчики поняли, что нащупали желанное.
По их просьбе люди Сегеша попытались отследить путь таинственных скитальцев. Это оказалось сложно, враги вдруг проявили чудеса осторожности, а удвоившиеся посты даже прекратили брать мзду. Ценой потерь проведали – отряды действительно в самых разнообразных, подчас необустроенных местах вылезают к морю, где их ждут корабли. Спешившись, воины набиваются в трюмы плотно, едва ли не стоя, и немедленно отплывают. В таком виде одинокие корабли, разумеется, не способны к дальним морским переходам, по злой иронии, их цель располагалась рядом, в устье Дера – точке, откуда начиналось некогда завоевание страны. Заболоченную дельту заслоняло сплошное кольцо охраны, валы и рогатки. Бродили слухи о громадном флоте, накопленном там, но проникнуть и удостовериться не получилось.
Тем не менее ситуация прояснялась: хитрец Гонсет организовал отправку войск загодя, не дожидаясь последнего дня, да еще и распылив их на крохотные группы. И без Сегеша фокус вполне мог удаться. Теперь же требовалось оценить, какой частью гарнизона вынудили пожертвовать наместника. Поскольку немыслимо отследить все отряды, Кабо решил подойти к этому с обратной стороны – атаман не раз говорил про кое-какие связи среди губернаторских стражников. Логично предположить, что именно на стражников перенесут груз службы ушедших в поход варваров. К знакомым солдатам послали лазутчиков, которые немедля и подтвердили – несчастные служаки в голос воют от обрушившегося бремени. Караулы и патрули непрерывной чередой, жалование еле выросло, многих вовсе оторвали от домов и семей, перекинув на неизвестное время в чужие края… Слезы вражеских прихвостней разведчиков волновали мало, зато появился шанс вычислить количество оставшихся мелонгов. Ряды их заметно поредели, и любой десятник нынче мнил себя крупным командиром. Стражники отвечали глухим брюзжанием, из которого опытное ухо и извлекало нужные сведения. Судя по всему, имперский гарнизон сократился почти наполовину, насчитывая теперь не более полутора тысяч человек. Учитывая же их разбросанность по колоссальной территории, страна выглядела, по существу, голой. Тень наливавшейся где-то за морями чудовищной армии надежно сдерживала от глупостей соседние королевства, но мелкие кучки отчаянных храбрецов неизбежно воспользовались бы уникальными условиями. С одной стороны, пираты, разбойники и прочий сброд, жаждущий легкой добычи, с другой – они, мечтатели о свободном Гердонезе. Пусть последних много меньше, они, хотелось верить, сильнее и в придачу умнее. Достаточно умны, чтобы не обольщаться видимой беззащитностью желанных рубежей.
Второе важное событие нагрянуло из иной сказки и, напротив, совершенно внезапно. Еще бы, Шагалан буквально оторопел, когда уткнувшаяся в плечо Кесси смущенно прошептала, что ждет от него ребенка… Хоть и нечасто посещал теперь юноша Гердонез, к гостеприимному Нестиону заскакивал непременно. Семейство встречало его по-прежнему приветливо, несмотря на то что основная цель визитов как-то сама собой перестала быть тайной. Загадка, какие бури шумели здесь в его отсутствие. При нем все неуклюже старались закрывать глаза на творящееся в хлеву. Нестион лишь украдкой хмурился, его жена – вздыхала, младшая Эвира прыскала в ладошку и шушукалась с Йерсом, а Кесси… Кесси мчалась к любимому со всех ног, не замечая родителей, и до утра пропадала в хлеву, щедро одаряя своими ласками. В самые крепкие морозы смирившийся отец даже намекал молодой паре перебраться в дом, а получив отказ, выделил огромную медвежью шкуру. И вот… ночные забавы принесли результат. По убеждению Кесси, произошло все едва ли не в первый же раз, ныне срок близился к середине.
Сбитый с толку Шагалан взялся осматривать подругу, чем привел ее в окончательное смущение. Пока ничего внешне вроде бы не изменилось, но девушку просто переполняло здоровье и готовность к материнству. Пожалуй, она зачала бы и от страстного поцелуя. Еще больше озадачило юношу отношение подруги к своему состоянию: ее, похоже, не особо пугала доля нагулявшей вне брака девицы. Беззаветно упиваясь и своей любовью, и взращиванием ее плода, Кесси не заговаривала о будущем, мысли о неуместности беременности не допускались вовсе. По откровениям девушки, она, уже тогда, в ноябре, заподозрив, ждала эти месяцы абсолютной уверенности и удобного случая. Что было ответить Шагалану на сей наивный лепет? Чем обнадежить глупую влюбленную девчонку, если сам не ведаешь собственной судьбы? Она не просила ничего, да он и не сумел бы ничего ей сейчас дать. Зато он станет отцом… Вот это необычно. Вчерашний мальчуган ненароком разбудил новую жизнь. Что ж, если им суждено встретиться, он найдет что сказать сыну. Сын… еще одно непривычное, цепляющее за язык слово. Почему-то даже не думалось, что может родиться дочь. Ребенок, который окажется непременно сыном, поднимал волну какой-то яркой, сумбурной радости… Потребовался весь остаток ночи, дабы прийти в себя.
В лагере тем временем события развивались ни шатко, ни валко. Коанета Эскобара, предпочитавшего именоваться командором, ребята спокойно приняли в качестве руководителя. Сбывались пророчества мастера Кане: отличный боец и опытный военный, Эскобар держался со всеми ровно и дружелюбно, показывая, что видит в юных поселенцах не солдат, но соратников. Если с кем отношения и складывались тяжело, то с Шагаланом. При этом по своему рангу как раз Шагалану чаще других доводилось говорить с командором – каждую неделю вожаки устраивали небольшое совещание, разбирая выполненную работу и намечая дальнейшие цели. По сравнению с Рокошем или Беронбосом, по сути повторявшим старые, истертые до оскомины фразы, доклады разведки неизменно вызывали оживление. Как на этих совещаниях, так и в беседах с глазу на глаз Эскобар с Шагаланом вели себя подчеркнуто уважительно, однако истинное доверие все никак не рождалось. Юноша с придирчивостью следил за первыми шагами командира, постоянно ожидая оплошностей. Тот, в свою очередь, едва заметно напрягался, стоило юноше подойти ближе. Было ли это предсказанным Кане чутьем на конкурента или неловкостью в присутствии строгого критика, неизвестно. Справедливости ради надлежало признать – никаких вопиющих промахов Эскобар за месяц так и не совершил, а его оценку дел Шагалана всегда отличали взвешенность и беспристрастие.
В самом начале марта вернувшийся Тинас Бойд объявил, что ему удалось условиться о сотрудничестве с людьми принца Демиона. Мало того, наслушавшись хвалебных речей, принц вскоре намерен лично посетить сей уголок, дабы ознакомиться с боевым мастерством поселенцев. На обитателей лагеря такая перспектива впечатления не произвела, только Беронбос с супругой засуетились, готовясь к встрече высоких гостей. Да еще нахмурился командор. Тем же вечером он пригласил в Зал Собраний нескольких ребят. Как можно было понять, Рокош и Керман представляли здесь полевых бойцов, Шагалан и Дайсар – разведку.
Пока юноши неспешно располагались вокруг очага, Эскобар, закутавшийся в теплый плащ, мерил шагами гулкий зал. Он откровенно нервничал, пожалуй, впервые с момента возвращения. Стуча каблуками, подошел к огню, окинул взором собравшихся и сел.
– Мне надо серьезно с вами поговорить, друзья, – негромко произнес он, теребя короткий седой ус. – Точнее даже – посоветоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36