А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Больше девушка ничего не сказала, но и этого было достаточно. Исполнять ритуал невозможно без строгого следования образцу. Священник заглянул в книгу, словно усомнившись, верный ли текст он читал. Раван так и подскочил и со злостью оглянулся на толпу, по которой прокатился шумок. Шафер и посаженая мать растерянно переминались с ноги на ногу. Подружки невесты взволнованно щебетали, обсуждая заминку. И только посаженый отец сохранил невозмутимое спокойствие.
— Отче, — спросил он, — отчего вы прервали службу?
— Но, ваше величество, она сказала…
— Я слышал ее ответ, — заявил король. — Она сказала: да. Или вы, может быть, считаете, что я ослышался?
— Что вы, что вы, ваше величество! — Священник поспешно прижал палец к своему уху. — Скорее всего, это я ослышался. Старею, надо полагать.
— Одряхлели и не в силах служить?
— Н-н-нет, ваше величество! Я еще не настолько дряхл.
— А не то мы подыщем вам место получше, — предложил Джамшид. — Но только после того, как пара будет обвенчана. Пожалуйста, продолжайте с того момента, на котором остановились.
Все снова заняли свои места. Я подумал, что Гермиона обескуражена уловкой короля, и взглянул на Голиаса. Похоже, что он был того же мнения.
— Вы, ваше величество, лорд Раван и все присутствующие! — крикнул Голиас. — Я налагаю на вас заклятие!
У меня даже дух захватило от его смелости. Я еще крепче сжал ухо Джонса. Все оглянулись на нас, потрясенные. Один Джамшид оставался невозмутимым.
— Кто осмелится наложить заклятие на короля? — спросил он с неудовольствием.
— Бард.
— Знаю, знаю. Только проклятые поэты способны на такое бесстыдство. Если это ты, Норнагест, я поджарю тебя на пламени твоей же свечи. Назови свое имя.
— Талиесин, — сказал Голиас.
— А-а. Талиесин наложит на нас заклятие. И если сможет, то безнаказанно. В чем оно состоит?
— Никто из вас не сойдет с места, пока я не спою свадебной песни.
— Пой, раз уж я не могу запретить тебе.
— Благодарю, сир, — сквозь зубы процедил Голиас. Он толкнул меня.
— Подружки невесты с букетами, — прошипел он. — Взгляни, нет ли там роз.
Я, ведя Джонса за ухо, стал пробираться вперед. Голиас запел.
Сердец обрученье
Смерть и рожденье
В тройном единенье
Черед свой блюдут.
Первее, однако,
Таинство брака:
Свет Вирдова знака
Заметнее тут.
Пал Гуннар, и Финна
Настигла кончина,
И Улада — сына
Конэр сразил.
Вояки по праву
Утратили славу,
И честь, и державу —
За низменный пыл.
В церкви было так тесно, что Луций ничего не мог видеть из-за людских спин. Услышав голос Гермионы, он жаждал поскорее помочь ей. Джонс только прижимался ко мне, проявляя неожиданную покладистость. Но только это и облегчало достижение цели. Если бы мне не сообщили, что я пришел в Замок Опасностей, я бы и сам о том догадался. Голиас всех зачаровал, и поэтому нас никто не останавливал. Но как они все на нас смотрели! Я едва ли не желал, чтобы что-нибудь помешало нам подойти к алтарю. Я чувствовал себя мышью, приближающейся к мышеловке.
Трудно было вообразить, что произойдет, когда Голиас закончит петь. Но он все пел и пел.
Пусть будет смех разящий
Заслоном от грозящей
Невзгоды предстоящей —
И свадьбу прекратит!
Всем умыслам бесчинным
Над существом невинным
(Поплатитесь же вы нам! ) —
Позор, бесчестье, стыд!
Увидев Гермиону, которая, как и все остальные, смотрела на нас во все глаза, Джонс остановился. Я свирепо дернул его за ухо.
— Букеты! — умолял я его. — Это наш единственный шанс!
Мы обошли всех подружек невесты, попусту теряя время. Я не сразу это сообразил, так как был сильно взволнован. Все двенадцать держали одинаковые букеты, в которых не было ни единой розы. Отходя от каждой девушки, я всякий раз прощался с жизнью. Голиас зорко наблюдал за нами. Но пение звучало бодро.
Алекто, спеши к расправе!
Покажись, Мегара, вьяве!
И преступников застави
Кару претерпеть.
Тизифона будет рада
На алтарь набрызгать яда:
Вот виновному награда —
Пусть попомнит впредь!
Если вы втроем согласны
Совершить свой суд ужасный —
Яростный, но беспристрастный —
Вот пред вами тот,
Кто беспутничал немало,
Настрадался до отвала —
Но душа его попала
В странный переплет.
С подружками невесты было покончено. По отчаянному взгляду Гермионы я понял, что у нее нет цветов. Оставалась еще посаженая мать. Ее букет свисал из левой руки, лепестками вниз. Дама как раз стояла ко мне левым боком. Протиснувшись к ней и протащив за собою Джонса, я выхватил у нее букет. И тут же бросил его, будто отпарившись.
— Мы пропали, Луций, — прохрипел я, — все напрасно.
Я с силою потащил его, но он уперся. Я обернулся и увидел, что в правой руке посаженая мать держит еще один букет. Это был букет Гермионы. Во время брачной церемонии невесте не полагается держать в руках цветы. Я схватил букет, взглянул на него и чуть было не бросил на пол. Но затем опять взглянул и уже повнимательней. Я почему-то искал красные розы, а это были белые.
Луций уныло тянулся к Гермионе, и я едва не выдернул ему ухо, прежде чем заставил взглянуть на цветы. Даже малейшая проволочка приводила меня в ярость.
— Черт побери, Джонс! Розы! — Я едва не рычал. — Ешь, или я каблуком вобью их тебе в глотку!
Я сунул ему букет прямо в морду. Из-за этого он даже не мог видеть, что ему дают. Но, почувствовав настоятельность моего тона, послушно разинул пасть. Голиас все заметил, и в голосе его зазвучал восторг победы.
Благой исход указан
И звездами предсказан:
Дочь Готорна обязан
Супругой он назвать.
Судом судите строгим:
Вновь станет он двуногим —
И в горло шпагу многим
Вонзит по рукоять.

Дух мощный забияки
Таился в кожемяке:
Когда дойдет до драки —
Осел затеет бой.
Презрев врагов угрозы,
Две-три проглотит розы —
От счастья дева в слезы:
Пред ней — ее герой!
Песня закончилась, и заклятие перестало действовать. Но я даже не испугался. Как и все, я замер, глядя на Луция.
— Боже милостивый! — взвизгнула одна из подружек невесты. — Да что же это творится?
У нее были причины для недоумения. Едва Джонс дожевал последние бутоны, он встал на задние ноги, передние опустил вдоль туловища и закинул голову. Уши его съеживались, словно горящая бумага. Когда остались одни только раковины, они прилегли к голове по бокам и шерсть на них исчезла.
Похоже было, будто какой-то молниеносный карикатурист взялся показать, как несколькими штрихами можно из осла сделать человека. Морда превратилась в лицо, вслед за нею, укоротившись, преобразилась шея, и, наконец, передние ноги с копытами стали человеческими руками. Я был захвачен зрелищем перемен и начисто позабыл, что имею к ним отношение.
Джонс первым отреагировал на то, что с ним произошло. Как только у него пропал хвост, он тут же ринулся к котомке с одеждой, которую я держал. Я торопливо стал помогать ему. Вдруг мы услышали грозный оклик Голиаса:
— Меч, Луций! Проклятье, ведь ты уже не осел! Шендон, дай ему меч!
Из одежды Луций ограничился брюками. Он впрыгнул в них и натянул до пояса, с которого теперь исчезла шерсть. Я тем временем вытащил меч из ножен и сунул его рукояткой прямо Джонсу в кулак. Наступила пора, так как чары уже не действовали.
Вперед выступил дон Родриго.
— А, это мой милый кузен, вышедший из собственного портрета!
Джонс оперся на меч.
— Милорд, — ответил он, — при нашей последней встрече вы пригласили меня на свою свадьбу.
— Совершенно верно, — признал Раван. — И приглашение было искренним. Но ввиду розысков, предпринятых родственниками моей невесты, король решил, что будет лучше сыграть свадьбу в одном из моих дальних, вновь приобретенных имений, а не при дворе.
Однако из-за моего любовного нетерпения, что вполне извинительно, я позабыл тебя известить.
Несмотря на насмешливый тон, Раван смотрел на Джонса пронзительным взглядом. Небрежно, как бы между прочим, он извлек из ножен свой меч. И вдруг подскочил и сделал молниеносный выпад Но Луций увернулся и так втянул живот, что он прилип к позвоночнику. Затем Луций шагнул к Равану и двумя быстрыми ударами снес ему башку. Она подкатилась к моим ногам, точь-в-точь как голова зеленого рыцаря. Но дон Родриго не поднял ее, подобно Берсилаку. Тело его задергалось в конвульсиях; кровь, фонтаном бьющая из шеи, залила весь пол. Затем тело замерло, как может замереть только мертвое тело. Я на всякий случай подобрал меч Равана. Но никто не двинулся с места, кроме Гермионы.
— Милый, — спросила она, качнувшись к Джонсу, — ты не ранен?
Луций смотрел на Равана. Ярость убийцы еще не затихла в нем, и все же ему удалось смягчить свой голос.
— Нет, дорогая. Не беспокойся за меня.
— Я совершенно спокойна, — заверила его Гермиона и упала на руки проходившему мимо Голиасу.
— Гюон не справился бы лучше, — одобрил он Луция. — Не тревожься, с ней все в порядке. Это естественная реакция. Девушки позаботятся о ней. Подойдите и возьмите ее! — велел он им. — У меня и без того дел по горло.
— Талиесин, — сказал король своим ровным, бесцветным голосом, когда девушки приняли Гермиону от Голиаса. — Вы осуществили все, что намеревались сделать? Разумеется, за возможным исключением выбраться отсюда живыми.
— Почти все, ваше величество.
— Тогда позвольте мне заметить вам, что, хотя в действиях ваших было немало занятного, на свадьбе они не слишком уместны.
Я уже чувствовал острие меча, приставленного к горлу. Голиас пожал плечами.
— Если вы имеете в виду потерю жениха, у нас найдется получше.
К моему удивлению, король задумался над его словами.
— Мертвый фаворит — не фаворит, — сказал он наконец, не обращаясь ни к кому в особенности. Он взглянул на меня, затем на Джонса. — Я уже много лет ношу корону, но мне еще не приходилось посылать человека на плаху, не выяснив прежде, кто он такой.
Дерзкий вид Луция будто испарился. Молодой человек сконфузился.
— Я и сам не знаю, кто я такой, ваше величество. Глупо, конечно, но говорят, что имя, которое я ношу, не принадлежит мне.
— А что это за имя?
— Луций Джил Джонс, ваше величество.
— Что? — Казалось, король заинтересовался. — Вы внук старого барона и ближайший родственник лорда Равана?
— Да, внук и наследник старого барона, сир. — Вспыхнув, Джонс поклонился. — Но законность моего рождения под сомнением.
— Бастард — такой же внук, как и все.
— Да, но не в том случае, когда его отец — кто-то посторонний. — Луций говорил хрипло, едва ли не шепотом. — Вот этим вопросом и задался мой дедушка, вероятно, по наущению лорда Равана. Я, конечно, не могу ни в чем быть уверенным, и отец мой не встанет, чтобы заговорить.
— Именно так, — задумчиво ответил Джамшид. — Я всегда подозревал, что дон Родриго замешан в неожиданном исчезновении вашего отца. Эта мысль пришла мне в голову после того, как он стал домогаться руки и сердца, а также собственности вашей вдовствующей матери. Она отказала ему и, что любопытно отметить, вскоре после этого умерла.
Джонс взволнованно вскрикнул, на что король не обратил ни малейшего внимания.
— Вложите мечи в ножны — и ты тоже, с серебряной прядью. На колени перед вашим монархом!
Пока я торопливо пытался вложить меч в ножны, так как бесполезно спорить там, где нет ни судьи, ни арбитража, Джонс перешагнул через тело Равана, встал на колени перед королем и склонил голову. Я взглянул на Голиаса и увидел, что он затаил дыхание. Долгую минуту король смотрел на человека, поверженного к его ногам. Луций был обнажен до пояса. Ослиная шерсть совершенно исчезла с его мускулистого торса. Гладкость и белизну кожи оттеняло единственное родимое пятно. Оно находилось на его плече и имело очертания сердечка. Король указал на него пальцем.
— Встаньте, — приказал он. — Несколько лет назад, когда я был еще принцем, — продолжал он, когда Луций поднялся, — я знавал сына старого барона. Он считал меня близким другом, а я считал его своим приятелем. Я провожу эту разницу для вас, поскольку вы, не являясь монархом, никогда не сделаете этого сами.
Наверное, когда-то Джамшид выглядел весьма величественно. И сейчас его черты казались благородными, но то была одна видимость. Вглядевшись, вы понимали, что чувства здесь не более, чем в улыбке светящейся маски. Следя за его взглядом, я содрогнулся, так как вспомнил, где раньше наблюдал эту мертвенную замкнутость.
Это случалось всякий раз в течение многих месяцев, а может, и лет, когда я смотрел на себя в зеркало. Так я жил до путешествия на «Нагльфаре». Меня потрясло, что и в Романии я встретил наконец что-то знакомое и в то же время тревожное. Во мне пробудилось смутное предчувствие зла.
— Вы юный Джонс, — закончил король свои пояснения. — Как приятель вашего отца, я знал, что сын его был зачат во время медового месяца. И этот сын — вы. Я пытался развлечь вашего отца, когда ваша мать лежала в родовых муках, и видел вас прежде, чем на вас надели первый нагрудник. Расположение и очертания родимого пятна совпадают с вашим именем. Я извещу об этом вашего дедушку. — Прежде чем Луций успел что-то ответить, король повернулся к нему спиной.
— Поставьте эту девушку на ноги, — приказал он. — Я приехал сюда на свадьбу, следовательно, будет свадьба.

ПЕРЕХОД ТРЕТИЙ
Вниз и наружу навстречу развязке
23. Список пассажиров у Лореля
На свадебном пиршестве я, что называется, отвел душу. Настроение у меня слегка портилось только при виде монарха. Мы с Голиасом всячески старались не переусердствовать: осушали бутылку до дна — и не брали в рот ни капли, пока не подавали следующую. В итоге три дня ушло на то, чтобы хоть немного прочухаться. Джамшид тем временем отбыл во дворец, вслед за ним начали разъезжаться и гости. Луций с Гермионой воспользовались первой же возможностью и отправились в свадебное путешествие.
Наши собутыльники тоже разбрелись кто куда, и на трезвую голову я почувствовал себя не очень уютно под чужой крышей.
— Послушай, — сказал я Голиасу за завтраком на четвертое утро, — что-то мне эта распивочная разонравилась. И эти постные рожи вокруг вконец обрыдли.
— Да, пожалуй, есть места и повеселее. В Замке Ниграмус редко когда удается развеяться, — согласился Голиас.
— Тогда давай отсюда свинчивать, и по-быстрому, — загорелся я от предвкушения, подзадоривая Голиаса, хотя он и не собирался возражать. — Куда махнем?
Выражение его лица показалось мне странным: он как-будто колебался с ответом.
— Не знаю. Я еще не решил, — задумчиво произнес он. — Это я себя имею в виду. А насчет тебя все ясно, как дважды два: тебе предстоит отправиться к Иппокрене.
— Ах да, верно ведь! — Предписание Делосского оракула начисто вылетело у меня из головы. Напоминание о нем мало меня обеспокоило, однако тон Голи-аса мне не понравился. — А, что разве мы не вместе отправимся?
— Обо мне ни слова не говорилось. — Голиас положил себе на тарелку еще один кусок яичницы с ветчиной.
— Ну и что? — Раздражение во мне нарастало, однако мне не хотелось его выказывать. — Выбирай дорогу себе по вкусу, а я тебе составлю компанию, — заявил я с наигранной беспечностью.
Голиас только теперь взглянул мне прямо в глаза:
— Я бы ничего не имел против, Шендон, но карты легли иначе.
— Да пошел ты ко всем чертям! — взорвался я. — И если тебе вновь припадет охота сбагрить попутчика с рук, режь прямо — без экивоков.
Когда мы, покинув замок, ступили на уже знакомую тропку, я все еще кипел от негодования. Особенно злило меня то, что Голиас не делал ни малейших попыток к примирению. Напротив того: повстречавшись у насыпи с Тилем, он отвел его в сторону, подальше от моих ушей, и долго с ним калякал, не обращая на меня никакого внимания. Теряясь в догадках, я тоже молчал с сердитым видом, но у развилки поневоле пришлось взяться за дело всерьез.
— Итак, — свирепо потребовал я у Голиаса, — куда теперь?
— Только сюда, — ответил он, указывая налево. — Другие пути тебе заказаны.
— А, катись ты! — рявкнул я. — Захочу — сверну направо, а захочу — и обратно вернусь.
С этими словами я оглядел простиравшуюся перед нами топь. Стоя на пригорке, мы могли обозревать ее от одного края до другого, но сколько я ни напрягал глаза, высившейся посередине крепости нигде не было видно. Чертыхнувшись, я хотел было устремиться направо, навстречу утреннему солнцу, однако не в силах был шевельнуть и мизинцем.
Я знавал людей, утверждавших, что они физически не в состоянии принудить себя взойти на крутой мост. Хотя прочность постройки не вызывает у них сомнений, ничто, по их словам, не заставит их подняться так высоко в воздух. Я воспринимал эти рассказы с недоверием, но теперь ничего не оставалось, как убедиться в их правдивости на собственном опыте. Случившееся тем более меня обескураживало, что сам я стоял как вкопанный на твердой почве, оцепенело уставясь в пространство перед собой. Удивительнее всего было то, что я как будто лишился способности предвидеть собственные действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42