— Не надо, брат, я не хочу, — сказал Бренн. — Ты обещал отпустить меня. Хрустальная ладья уже пристала к моему берегу.
Гвидион как-то по-детски растерялся, беспомощно опустив руки, и отступил. Бренн сам выдернул из живота римский меч, удивленно посмотрел на клинок и брезгливо отшвырнул его. У него подогнулись ноги, и он медленно опустился на колени, прижав руки к ране на животе. Проклятый альбинос с синими подтеками на лице, с окровавленными губами и счастливым безумием в глазах стоял на коленях и хохотал над моим бессилием жутким каркающим смехом, Я все орал: «Бренн! Бренн! » — и рвался из рук Гвидиона, обхватившего меня сзади и не подпускающего к моему вождю. Я чувствовал, как жизнь покидает Бренна вместе с ярко-алыми струями крови, текущими между его пальцами. Потом он перестал хохотать, на лице его появилась ясная, почти блаженная улыбка. И я понял, что эта улыбка предназначается уже не мне. Он медленно нагнулся вперед и, уткнувшись лбом в землю, замер на мгновение, а потом повалился набок.
Склонившись над братом, Гвидион шептал какие-то молитвы или проклятья. Потом он поднялся и, подойдя ко мне, разорвал рукав моей рубахи и начал осматривать мою рану с видом равнодушного лекаря. Я злобно оттолкнул его, воскликнув:
— Ты лечишь ничтожного раба, в то время как твой брат только что умер, а ты даже не пошевелил пальцем, чтобы помочь ему.
— Ты больше не раб, Блейдд, — ответил Гвидион. — Разве ты этого еще не заметил?
Действительно, я только теперь обратил внимание на то, что мой лоб больше не жгли отпечатки пальцев. Умирая, Бренн, даже не вспомнил о моем Гвире, а может быть, сознательно хотел оставить мне свободу. Ведь я больше никому не угрожал. Мой смертельный враг, ставший мне самым близким другом, только что умер на моих глазах. Обескураженный, я позволил магу осмотреть мое плечо и обработать рану.
Камилл быстро вернулся с подмогой, мы бежали от преследующих нас римских войск. Нас, жалкую кучку израненных поэннинцев на быстрых угасах, напрасно пыталось догнать могучее, но неповоротливое войско. Всю добычу мы бросили на последнем поле битвы, унося с собой лишь раненых и убитых товарищей. И, несмотря на то что даже такая ноша замедляет бегство, мы вырвались из окружения и скрылись в безопасных горах, где нас уже было невозможно настичь. Только здесь мы позволили себе заняться собственными ранами и дать волю своему горю — нас осталось так мало. Рана моя действительно оказалась тяжелой, впоследствии она дала осложнения, но была излечена благодаря стараниям Гвидиона.
Душевные раны болят гораздо дольше. Мой Бренн погиб. Мой вождь, мой король, так и не пришедший к власти, ушел, оставив Каменный Город в руинах. Ушел навсегда, не попрощавшись. Так уходят настоящие герои и великие воины. Гресс, ехавший позади меня, поравнялся со мной и насмешливо спросил:
— Что, Блейдд, оплакиваешь свое потерянное рабство?
Было странно услышать такое от волка, который сам когда-то потерял свою волю. Пусть она и вернулась к нему со смертью господина, но все же волкам несвойственна такая жестокость по отношению друг к другу. Я посмотрел в его янтарные глаза, они были равнодушны.
— Ты сам когда-то был в таком же состоянии, — сказал я ему обиженно.
— Нет, — ответил Гресс презрительно, — я не был.
— Что же, тот, кому принадлежал твой Гвир, добровольно вернул тебе твою волю? — насмешливо спросил я, зная, что такого почти никогда не бывает.
— Нет, — Гресс зло усмехнулся, — я сам вернул себе волю. Я убил своего господина и стал свободен.
Я недоверчиво посмотрел на него. Сказать по правде, у меня просто челюсть отвисла от удивления. Всем известно, что противостоять Гвиру волки не могут.
— Это невозможно, волк не может преодолеть Гвир, — возразил я.
— А ты пробовал? — насмешливо спросил Гресс.
Я не ответил, почувствовав, что начинаю ненавидеть бывшего друга, и погнал угаса вперед.
Мы догнали наши войска, ожидающие нас в горах. Гвидион с другими жрецами провели траурные обряды над умершими. Каждый из них ушел в новый путь в сопровождении раба — римлянина, сожженного на священном огне. Налетел ветер, едва не загасив костры, посыпал нас пеплом сгоревших жертв. Гвидион сказал, что боги приняли своих детей. Многих здесь же и похоронили, возведя курганы. Но брата Гвидион хотел похоронить на Медовом Острове. Мне казалось глупым везти с собой разлагающийся труп, я знаю, что умершим все равно, где и как находится ненужное им тело, но кто я такой, чтобы спорить с Королевским Друидом.
Я положил тело моего вождя на устланную мехами ветхую телегу. Рикк и могучий Гер с трудом втащили на телегу легендарный Меч Орну и вложили его в руки Бренну.
Я вспомнил свою встречу с Морейн на берегу Тибра. Наверное, она приходила за своим мужем. Я почувствовал укол ревности. Они оба были лживыми и опасными оборотнями. Они стоили друг друга. Их обоих уже нет в живых, почему же я не могу найти покоя? Не потому ли, что я такой же, как и они?
Пепел жертвенных костров, разожженных Гвидионом, засыпал бледное лицо Поэннинского вождя, грязные белые волосы, застывшую змеиную улыбку на узких, окровавленных губах. Я не жалел его, во всем мире для него нет и не будет жалости. Я прощался со своим вождем, зная, что, уходя, он унес с собой часть моей жизни, часть души, безжалостно отобранной у меня, и оставил мне взамен свое безумие. Это я сгорел на священном костре, я стал последней жертвой Бренна, извиваясь и крича в ужасных муках. Это я лежал мертвый на старой телеге, засыпанный собственным пеплом. Это я взорвался безумным карканьем в Поэннинских горах, тяжело поднимая черные крылья, и рухнул вниз со смертельной раной. Это я стоял на голом утесе чужой страны, безмерно одинокий среди множества друзей.
Мы скакали по долине реки Пад к Мглистым Камням. Мертвое тело Бренна тряслось в телеге. Дождь снова пошел, смывая с земли наши следы. Хорошо, что из-за дождя никто не видел моих слез. Люди презирают слезы мужчин, но у волков слишком утонченная и чувствительная натура, я так и не научился сдерживать свои эмоции. Лицо жреца было, как всегда, непроницаемым и бесстрастным. Харт держался из последних сил. Гер был мрачен, как туча, его мокрые рыжие космы и длинные усы подпрыгивали в такт подвешенным к седлу отрубленным головам римлян. Я не понимал, почему мы уходим, почему мы не стерли с лица земли этот проклятый город со всеми его языческими храмами. Рикк, к которому формально перешло командование, думал так же, как я. Но Королевский друид отдал приказ уходить, и все ему подчинились.
Каменный Город все дальше и дальше, и я содрогался от мысли, что мой вождь, мой король, останется неотомщенным. Город должен быть наказан! Строптивый Рим не подчинился приказу моего вождя отказаться от Вечности. Рим виноват в том, что не пылали факелы, разгоняя мрак в древнем королевском чертоге, в том, что я никогда не преклонял колена на потрескавшихся ступенях каменного трона моего Короля-Ворона и никогда не видел темной короны на его голове.
Мой король умер, но я знаю, он еще вернется, поднимется на холм, освещенный розовым закатом, я выйду ему навстречу, вооруженный и готовый вновь встать под его знамена.
Вы чувствуете мгновение — мы проживаем Вечность. Мы успеваем родиться, возмужать, постареть и обратиться в пепел снова и снова назло Каменному Городу, не знавшему, как полыхает, сгорая на ветру, волчье сердце. Когда жизнь упадет на землю, как срубленная мечом вражеская голова, мир перевернется, захлебываясь морской волной, мы вернемся, снова ступим на старые растрескавшиеся плиты, но вы не узнаете нас. Нам дадут другие имена, но это будем мы.
Мой угас ехал рядом с повозкой Бренна, я разглядывал меч, вложенный в его руки, Меч Орну. Я много раз видел его в руках своего вождя. Этот Меч был брошен на чашу весов, на которых римляне отвешивали свой позорный откуп. Этот Меч прошел с Бренном сквозь все его битвы, о нем складывали легенды и пели песни. Мне никогда не доводилось держать его в руках, поднять его могли немногие, сражаться им мог только Бренн. Черное навершие рукояти в виде человеческой головы было отполировано до блеска. Я нагнулся к повозке и взял Меч, сделал им пару вэмахов, проверяя балансировку. Гвидион смотрел на меня застывшим, ледяным взглядом.
На мне уже не было Гвира, я никому не подчинялся больше, даже самому Гвидиону. Яблоневый запах крови Эринирской принцессы больше не вел меня по жизни. В последний раз, когда моя воля принадлежала мне, я принял неправильное решение, принесшее мне много горя. Теперь, вновь завладев собственной волей, я решил разом исправить все свои ошибки.
Я смогу без стыда посмотреть в молочные мертвые глаза Бренна, ради него я предал многих, но от него я не отрекся. Угас взревел, почувствовав приближение кровавого боя, и я, развернув его, бросился к горам, за которыми остались римские земли, захлебываясь словами Священной Клятвы Мести:
— Каменный Город!
Я — лишь мгновение, бросившее вызов Вечности!
Я — ветер, взметающий песок по плитам твоих площадей!
Я — пепел на твоих почерневших от копоти руинах!
Я — страх, взрывающий болью сердца твоих жителей!
Воинственно размахивая Мечом Орну, я хрипел и задыхался от душившего меня кашля. Я спешил в Вечный Город, мне нужно было успеть, пока ясны еще мысли, пока не погас жертвенный огонь, испепеливший мое сердце, пока вслед за сердцем не сгорела моя плоть, пока пробуждающийся Зверь не поглотил мое сознание.
Эпилог
Гвидион стоял в траве по пояс, медленно водил руками по кончикам колышущейся волны и разговаривал с богами. С богами, которым молятся люди, с богами, которых пре — дают люди, с богами, которые прощают людям и их молитвы, и их предательство. Он был тогда только кельтом с легендарным именем, только человеком с пульсирующим сердцем, только душой, объятой горем. Он пил эту ночь, захлебываясь Вечностью, он ловил ртом терпкий воздух Медового Острова, выдыхая холодный ветер. А мимо проносилась Дикая Охота, белые собаки заливались лаем. Всадник, натянув поводья коня, остановился, приветствуя старого знакомого.
— Я обещал отпустить его, — сказал ему Гвидион вместо приветствия, и голос его дрогнул от подступившего к горлу кома.
— Ты всегда раздавал пустые обещания, — грустно промолвил Всадник.
— Но ведь ты можешь мне помочь! — воскликнул Гвидион.
— Тебе, но не ему, — Всадник покачал головой, — я не властен над Вечностью.
Гвидион молчал и сжимал в руках корень мандрагоры, отчаянно стараясь не выдать своей слабости. Конь Всадника нетерпеливо переступал в ожидании продолжения бешеной скачки. Собаки разбежались по лугу, яростно лая. Всадник сказал:
— Я обещаю тебе, я не забуду о нем, я буду на месте, когда придет срок.
— Он не выдержит! Никто не выдержит такого срока! — не сдержавшись, закричал Гвидион.
— Но я уже ничем не могу ему помочь, кому, как не тебе, знать это. Смирись! — ответил Всадник и поднял на дыбы коня, но Гвидион ухватился за его плащ:
— Ты не можешь, не смеешь так разговаривать со мной! Не смею?! — Всадник расхохотался, и эхо разнесло жуткий звук его голоса по долине, разбудило спящих птиц, которые с безумным криком взвились в ночное небо и умчались прочь, подальше от Дикой Охоты. — Я смею все, пока ты будешь продолжать эту глупую игру. Пока ты будешь строить свои великие замыслы и геройствовать среди тех, кто неспособен даже запомнить все твои подвиги, я смею все! Твой план не удался! Твой очередной план опять не удался! Право, друг мой, мне больно наблюдать столетие за столетием, как ты бьешься в кровь, теряешь друзей и родных, плетешь интриги и составляешь коварные планы. И все напрасно! Ради чего все это? Чтобы в который раз обливаться слезами над очередной потерей? Неужели тебе и вправду жаль его, этого короля, так и не преодолевшего нескольких ступеней к трону? Пустое, я не поверю тебе. Ты никогда не любил своего соперника.
— Неправда! — воскликнул Гвидион. — Я любил брата больше всего на свете, больше долга, больше жизни и даже больше нее!
— Поэтому ты вовлек их в свой темный обряд?
— Я только помогал им!
— Ты говоришь так искренне, что можно подумать, будто ты и сам веришь в это, — Всадник насмешливо посмотрел на мага. — Ты использовал ее для своих целей, а она, в свою очередь, играла с тобой. Она забрала себе всю твою жизненную силу, во что она тебя превратила, слабый маг!
— Она не виновата! Я сам делился с ней силой, я спас ее, она едва не погибла!
— Брось все, поедем со мной! — закричал ему Всадник. — Смотри, у меня есть свободные лошади, возьми себе одну. Я отвезу тебя туда, где не бывает боли и слез, я отвезу тебя туда, куда стремится твое сердце, я отвезу тебя к ней!
Гвидион покачал головой:
— Она не примет меня, она отвергнет меня теперь.
— Она непостоянна, — Всадник ухмыльнулся, — поверь мне, друг, если она отвергла тебя сегодня, сделай вторую попытку завтра, вдруг повезет.
Маг ничего не ответил Всаднику, лишь сжал кулаки и опустил голову. Гвидион вспомнил, как сидела она рядом с Вороном в его пещере, перебирала пергаменты тонкими пальцами, опасливо посматривала на мага, робко улыбалась в надежде добиться его расположения. Как прежде, они вели тонкую игру, как прежде, она ее выиграла. Гвидион догадался, что нахальная ухмылка Всадника — всего лишь пустая бравада. И, словно прочитан мысли мага, Предводитель Дикой Охоты стал вдруг серьезным и грустным. Вздохнув, он сказал:
— Ну что ж, прощай, вечный романтик и поэт! Ты запутался, бедный маг, запутался в своих и чужих чувствах, запутался в лунном свете. Ты играл теми, кто любил тебя, и растерял их всех, и теперь некому помочь тебе, некому даже пожалеть тебя.
Всадник протяжно засвистел, собаки ответили ему громким лаем, и Дикая Охота понеслась прочь.
Гвидион остался один на поляне под переплетеньями созвездий, кружившихся и меняющихся местами в черном бездонном небе. Жрец выронил бесполезный теперь корень мандрагоры. Наслаждаясь горечью и болью своего бессилия, он сглотнул горькие слезы и безнадежно махнул рукой звездам, отпускал их.
Ветер переменился. Неся с собой соленый привкус моря, он дул теперь с севера и поддерживал мага за плечи, вместо ушедшего брата.
Мерцая на грани миров, ночь тихо плыла мимо, наполняя легкие яблоневым ароматом, обманывая и даруя надежду, что когда-нибудь в его голове смолкнет голос брата: «Ты обещал отпустить меня».
Глоссарий
«Cad Goddeu » — «Битва Деревьев» — древняя валлийская поэма. Предположительный автор — легендарный валлийский бард Талиесин (Талесин), живший в VI веке н. э.
Аллоброги — племена кельтов, населявших территорию современной Швейцарии.
Альбион — древнее название Британии, образовалось от индоевропейского корня *А1 biо — и означает «Верхний Мир», «Мир людей».
Альбула — Albula (лат.) — древнее название Тибра.
Балор — в ирландской мифологии предводитель фоморов, чародей. Его глаз обладал смертоносной силой и уничтожал все, на что смотрит. Балор был убит в битве между Племенем Богини Дану ( Tuatha De Danann) и фоморами. Предания говорят, что его голова была отрублена и водружена на высокий камень.
Белин и Бренн — легендарные правители Британии. В «Истории Бриттов» Гальфрида Монмутского упоминаются только эти два сына короля Дунваллона. Боги Бел (Белин) и Бран (Бренн) занимают значительное место в кельтской мифологии. Имя Бренн, или Бран ( bran), переводится с валлийского как ворон.
Бельтайн — Beltaine (древнеирландский) — «Огонь Бела» — древний кельтский календарный праздник (1 мая), посвященный солнцу и свету. С этого дня отсчитывалась летняя половина года.
Блейдд — Blaidd (валл.) — волк.
Великая Богиня — Богиня Дану в ирландской мифологии или Дон в валлийской, прародительница кельтских богов.
Восточный Континент — т. е. Европа относительно Британии.
Гальфрид Монмутский — писатель, историк и поэт, живший в ХII веке, автор псевдоисторической хроники «История Бриттов» и поэмы «Жизнь Мерлина». «История Бриттов» (или «История королей Британии») занимает заметное место среди других литературных памятников Средневековья. Исследователи утверждают, что большая часть хроники — плод собственной фантазии автора, но тем не менее сюжеты «Истории Бриттов» разошлись по другим книгам, повторились в сотнях литературных памятников разных эпох и народов.
Гвир — gwir (валл.) — сила, правда.
Гвиддбуйлл — gwyddbwyll (валл.) — игра, отдаленно напоминающая шахматы. Смысл игры в том, чтобы король и его дружина прошли из центра доски к ее краю, отбивая нападение врагов. Существовали варианты игры, когда ходы делались согласно очкам, выпавшим на игральных костях.
Гвидион — одна из центральных фигур в валлийской мифологии, бог и великий маг, совершивший множество подвигов.
Гелиона — богиня Солнца, женское солярное божество.
Гоибниу Кузнец — бог-кузнец из Племени Богини Дану, ковал для богов оружие, с помощью которого они одержали победу над фоморами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50