А трубы дымят, а в воды льются отходы… То, что когда-то было человечеством, уже смирилось со своим неизбежным концом.
А здесь темно-серое, почти черное небо. Точнее, сплошная туча. Не видно ни людей, ни зверей, ни лесов, ни морей, ни рек. Сплошная серая пелена из смеси снега пыли и пепла. Вместо лесов — неоглядные пространства обгоревших пней. Там гнездятся грандиозные стаи воронья, которые летают охотиться на крыс. Неисчислимые полчища крыс, населяющие обугленные и сплавившиеся развалины городов и сел, совершают опустошительные набеги на гнездовья ворон. Это мир ядерной зимы. Возможно, через несколько тысячелетий здесь сформируется крысиная или воронья цивилизация, смотря кто из них победит.
Следующий мир пока еще живет и дышит, но уже на ладан. Сверхпотребление сожрало все ресурсы. Золотой некогда миллиард сверхпотребителей сократился до нескольких миллионов, живущих в трех тщательно охраняемых мегаполисах. Все остальное многомиллиардное население планеты, изнемогая, трудится, обеспечивая роскошную жизнь вырождающейся “золотой” аристократии, сносную — их охранникам и нищенскую — себе.
А вот — фаза торжества коммунизма. От коммунистической идеи освободить человека от рабского труда за кусок хлеба, сделать его по-настоящему свободным не осталось даже легенд. Все сотворено по лучшим рецептам Льва Давыдовича и Мао.
Грандиозные города и села застроены однотипными зданиями, напоминающими казармы или бараки. В этих домах живут одинаково одетые люди. Этих людей, встающих утром в одно и то же время, кормят общим завтраком в большой столовой и везут в фургонах на заводы, шахты, поля, фермы, НИИ и КБ. В одно и то же время они обедают в общей столовой, после работы возвращаются домой. Вместо них заступает вторая или третья смена.
В своих бараках они ужинают, смотрят телепрограммы, пьют пиво в барах, на первых этажах казарм. Играют в шахматы, шашки, нарды и домино. Читают газеты и книги. Учатся без отрыва от производства. Семей нет. Мужчины и женщины встречаются в отдельных зданиях, дважды в неделю, при условии, что не имеют нарушений на производстве. Детей воспитывает государство.
Изнурительный труд и аскетическая жизнь подчинены одной цели: созданию мощных космических сил, способных отразить нашествие любых пришельцев. Четыре мощных флота курсируют в Солнечной системе. Но в НИИ и КБ разрабатывают все новые модели кораблей и оборонительных систем. Ими заменяют устаревшие, и так — до бесконечности.
Что меня поразило больше всего: руководители всех рангов, вплоть до верховных, избираются самым что ни на есть демократическим путем и ведут такой же образ жизни, что и все население. Одно отличие: спят они меньше других и имеют право на ежеутреннюю чашку кофе, которая другим достается только по воскресеньям. И отпуск у них на пять дней длиннее.
А вот в этой фазе от вторжения пришельцев уберечься не сумели. Земля — в их полной власти. Самих пришельцев никто и никогда не видел. Об их власти напоминают только ажурные конструкции вроде трансляционных вышек, высотой от полутора до двух тысяч метров. Эти конструкции покрывают поверхность планеты довольно густой сетью. С любой точки на горизонте видна хотя бы одна “вышка”.
Управляют всем “наместники”. Их еще в подростковом возрасте специальными тестами отбирают “наставники” и отводят в сиреневые здания у подножия “вышек”. После курса обучения они начинают четко осознавать, что в данный момент нужно “хозяевам”.
Весь мировой океан заселен желтыми водорослями, и львиная доля населения Земли занята разведением и переработкой этих водорослей в светящуюся голубоватую пасту. Эту пасту везут к “вышкам”. Там, в сиреневых домах, ее закладывают в “реакторы”, защищенные трехметровыми бетонными стенами и толстыми плитами желтого металла. Через час пасту, потерявшую свечение, извлекают из реакторов, отвозят к океану и сбрасывают туда, как корм водорослям.
Землянам категорически запрещен выход в космос. Запрещено использовать топливо органического происхождения. Весь транспорт и вся техника — электрические или антигравитационные. Энергия подается от тех же “вышек”. Запрещено и всякое оружие.
Больше ничем власть пришельцев себя не проявляет. Незаметно, чтобы земляне были ею недовольны. За все время из повиновения вышла только одна группа переработчиков водорослей и подняла мятеж, уничтожив продукт своего труда.
Наказание транслировалось на всю планету. Мятежники, вопя от боли и ужаса, помогая друг другу, насаживали сами себя на спиралеобразные колья. Их агонию транслировали во всех подробностях через каждые полчаса. Когда кто-нибудь затихал, через спираль пропускали ток, нагревали или подключали ее к вибратору. Тогда казненный вновь оживал и снова корчился и хрипел. Последний мятежник умер на пятые сутки.
Впрочем, причины мятежа я так и не понял, как не поняло и все население планеты. Общее мнение было: “Поделом!”
И так из мира в мир, из фазы в фазу. Какую цель преследует Магистр, подбирая мне для изучения такие аномалии? Эта мысль частенько посещает меня, когда я, сидя за компьютером, пытаюсь анализировать: откуда, мол, и что это за темпографические новости?
Иногда я возмущаюсь, что эта работа с реальными или ирреальными фазами пожирает все мое свободное время. И тогда Магистр говорит мне ласково:
— Помнишь, я сказал тебе, что для хроноагента лучший отдых — это работа. Ты должен мне каждый вечер и каждое утро свечки ставить за то, что я обеспечиваю тебе такой полноценный отдых.
Мне ничего не остается ему ответить, кроме как:
— Огромное тебе мерси!
И идти ставить свечки.
Глава 13
Спробуй заячий помет!
Он — ядреный! Он проймет
И куды целебней меду,
Хоть по вкусу и не мед.
Л.Филатов
Несмотря на все усилия Магистра, я все же умудряюсь выкраивать минуты и даже часы, чтобы встретиться с Леной, побродить по лесу, поваляться на траве у озера, глядя в небо.
В одну из таких вылазок я обнаруживаю большое болото, где гнездится множество уток. Мне приходит в голову фантазия: угостить Лену утятинкой. С ружьем проблем не было, а вот с экипировкой было не все так гладко. В ассортименте линии доставки болотные сапоги отсутствовали. Но идея, раз уже возникшая, не оставляет меня и заставляет искать выход из положения. Я вспоминаю, как Лена творила на синтезаторе платье, туфли и перчатки, и решаю попробовать сам. Надо же, в конце концов, освоить и эту бытовую технику.
Смело подхожу к синтезатору. В “каталоге” болотные сапоги тоже отсутствуют. Не беда! Набираю команду “Обувь”, сосредоточиваюсь и извлекаю из камеры сапоги. В общем-то это получились сапоги и именно болотные и даже моего размера. Правда, высотой они доходили мне почти до плеч и были тонкие, как презервативы, и почему-то нежно-розового цвета.
Еще успешней были мои опыты с продуктами питания.
Как-то Лена посетовала, что ей надоел кофе, которым я ее угощал, заказывая его по линии доставки. Понукаемый ложно понятым рыцарским чувством, я смело иду к синтезатору и с такой же отвагой, как и сапоги, “творю” две чашки кофе.
Он действительно оказался черным, но с запахом хороших чернил и вкусом рыбьего жира. Лена первая взяла в руки мое “творение”, понюхала, лизнула, удовлетворенно хмыкнула и уселась в кресло, всем своим видом показывая, как она сейчас будет наслаждаться божественным напитком. Я поспешил последовать ее примеру и даже сделал приличный глоток. Лена потом призналась, что она никак не ожидала такого эффективного результата своей шутки.
В другой раз Лена принесла полбутылки водки: украла у Магистра. Я размечтался о соответствующей закуске. “За чем же дело стало?” — спросила Лена, указывая на синтезатор.
Памятуя об “удачном” эксперименте с кофе, я решаю воздержаться от опытов с красной рыбой и тому подобными деликатесами. “Творю” обыкновенный соленый огурец! Но воображение играет со мною злую шутку. Синтезатор — агрегат очень чуткий. Весь принцип его действия основан на том, что он улавливает биотоки оператора, которые генерируются его воображением, и формирует объект, руководствуясь малейшими нюансами этого воображения. Короче, из камеры я вынимаю зеленый, покрытый пупырышками огурчик с запахом селедки и вкусом соленых рыжиков.
Мне бы здесь и остановиться. Но, подогреваемый насмешливым взглядом своей подруги, я иду дальше. Хорошо, раз не получился огурец, сделаем соленые рыжики! Вот здесь мое воображение, разыгравшись, выходит из-под контроля… Рыжики получились рыжими, как лисий хвост. Правда, этим сходство и ограничилось. По форме они напоминали пельмени. Вкус мы не распробовали, сильно мешал запах, который, как и цвет, имел своим первоисточником все ту же обладательницу пышного рыжего хвоста.
Но самым впечатляющим для меня был опыт с пельменями. Я проделал его в глубокой тайне: один на один с синтезатором. Я долго сосредоточивался, вспоминал, как мама готовила фарш… Мама моя умела все, особенно хорошо она пекла пироги и варила варенье, лучше всего получалось клубничное…
Пельмени получились как пельмени, чуть побольше размером, чем следовало, но пахло от них, как от настоящих пельменей. Я пожалел даже, что сделал только пять штук. Быстренько сдобрил их майонезом, посыпал перчиком, затем, расхрабрившись, сотворил еще и кружку пива. Пены было больше чем достаточно, зато запаха пивного не хватало. И на вкус оно оказалось остывшим чаем, заваренным третий раз на одной заварке. Страшная мысль посетила меня, и я осторожно попробовал пельмень.
Пельмень был как пельмень. Только фарш по консистенции немного напоминал хорошо проваренную вату пополам с мокрой газетой. Зато вкус был изумительный: свежесваренного клубничного варенья! Я уже привстал, чтобы выбросить свое “творение” в утилизатор. Но в этот момент принесло Лену. Под ее внимательным взглядом я мужественно, не моргнув глазом, с аппетитом съел ватно-бумажное клубничное варенье, с майонезом и перцем, и запил все это холодным спитым чаем.
Когда я все прикончил, Лена спросила: “А меня почему не угостил?” Пришлось во всем честно признаться. Отхохотавшись, Лена сказала: “Я сразу это поняла, по тому, с каким аппетитом ты это поглощал. У меня даже слюнки текли. Если бы это действительно был кулинарный шедевр, ты бы непременно похвастался!”
Правда, с другой техникой дело обстояло успешнее. У меня даже прорезался талант в области создания голограмм. На движущиеся у меня, разумеется, опыта еще не хватило, но зато я создал трехслойную.
Естественно, на всех трех слоях я увековечил свою подругу в тех видах, в каких она запомнилась мне в первые сутки моей монастырской жизни. На первом слое Лена сидела за компьютером в зоне переброса и, обернувшись вполоборота, смотрела на меня. Такой я увидел ее в первый раз.
На втором слое она стоит передо мною в тот момент, когда признавалась мне в любви.
Третий слой был самым эротичным и самым, на мой взгляд, непристойным. Я изобразил ее спящую на моем диване после первой ночи любви, такую, какая она тогда была: в одних босоножках. Лена же находила эту голограмму самой удачной: “Здесь я получилась лучше всего. Те голограммы писало изумление, а эту — любовь”.
Глава 14
Экзамен нельзя по шпаргалке сдавать,
Профессор тобой недоволен.
Студенческий фольклор
А между тем время шло. В день я сдавал по два-три зачета или экзамена. Моя электронная “зачетка” стремительно заполнялась отличными оценками. Все это поднимало настроение. Но в то же время неотвратимо приближался роковой день экзамена по темпоральной математике. Вот это настроения никак не поднимало, не способствовало как-то.
Вот наконец и он — этот день. Проснувшись, я читаю на дисплее: “7.30 — тренинг верховой езды. 8.40 — отработка приемов конного боя: сабля, рубка пешего противника. 10.20 — темпоральная математика, экзамен”.
В десять я уже сижу за компьютером и мрачно размышляю о том, как хороша была бы все-таки жизнь, если бы ее не отравляла темпоральная математика. Я совсем было решаю сразу признаться экзаменатору, что я не готов. Но тут бес толкает меня в ребро, и я наскоро готовлю себе шпаргалку. Записываю необходимую информацию отдельным файлом, с тем чтобы в нужный момент вывести ее на один из четырех дисплеев. При этом я совершенно упускаю из виду, что, когда компьютер находится в режиме “экзамен”, экзаменатор имеет возможность просматривать все четыре дисплея моего компьютера. Совсем недавно это помогло мне на экзамене по хронофизике. Я решал задачу, используя один из дисплеев как “черновик”, и, выдавая ответ, от волнения вместо —17-й степени умножил результат на +7-ю. То, что получилось, не лезло ни в какие ворота. Экзаменатор улыбнулся и, сказав: “Ну, зачем же так волноваться, Коршунов?”, поставил “отлично”.
В 10.20 на дисплее появляется лицо экзаменатора. Это седой Маг с пышной шевелюрой. Чертами лица он мне чем-то отдаленно напоминает Эйнштейна. Мы приветствуем друг друга, и экзамен начинается. Довольно быстро Маг разбирается, что теорию темпоральной математики я усвоил довольно прилично, и переходит к практическим задачам. Я вызываю “помощь”. Лицо Мага мрачнеет, он с минуту внимательно смотрит на меня, потом начинает говорить, словно гвозди в крышку гроба вколачивает:
— Молодой человек, до настоящего момента я страдал уверенностью в том, что в секторе Внедрения и Воздействия работают самые надежные, самые ответственные люди. Вы только что излечили меня от этого синдрома. Я сегодня же скажу об этом Филиппу, пусть он порадуется. А вам я скажу вот что: не надейтесь стать полноценным хроноагентом с таким отношением к делу. Такие вещи недопустимы вообще, но их еще можно представить в работе техника, хронофизика, аналитика. В их распоряжении наша компьютерная сеть, рядом более опытные товарищи, они подскажут и поправят. А вы? Вы выходите в реальную фазу, чтобы осуществить воздействие. Огромный коллектив работает на вас. И от того, какое вы примете решение, зависит результат. Я прекрасно знаю, как часто возникают нештатные ситуации, всего никогда не предусмотришь. Успех или неуспех в этом случае во многом зависит от того, как свободно хроноагент владеет аппаратом темпоральной алгебры. А вы, я вижу, готовите себя к тому, чтобы и там работать по шпаргалке. Неужели вы не можете взять себе в голову, что от ваших действий там зависит не только успех нашей работы здесь, но и судьбы десятков тысяч, миллионов людей в тех фазах, куда будут внедряться такие, с позволения сказать, хроноагенты?..
Маг безнадежно машет рукой, и дисплей гаснет…
Полчаса я сижу в кресле и курю одну сигарету за другой. Похоже, Андрей Николаевич, вы уже подвели итог своей карьере в фазе Стоуна. Пакуйте багаж, XXV век ждет вас. Интересно, а чем я там смогу заниматься? В принципе, можно будет попробовать свои силы на межпланетных трассах, а то и на звездных крейсерах. Эту технику я уже освоил.
Сигнал таймера прерывает мои “мечты” и возвращает меня к реальности. Пора работать по заданиям Магистра. Делаю это скорее по привычке, машинально.
Закончив, как всегда, готовлю отчет и несу его к Магистру. Как правило, он с интересом смотрит мои отчеты, сопровождает их язвительными замечаниями и задает массу вопросов. На этот раз Магистр даже не отрывается от компьютера при моем появлении.
— Положи на стол, — сухо говорит он, не оборачиваясь.
Ясно. Беседовать со мной он не расположен. Да и о чем ему теперь со мной беседовать? Молча возвращаюсь к себе. Скоро должна прийти Лена. Жду ее до вечера, но она не приходит. Здесь тоже все ясно.
Я вызываю по линии доставки бутылку какой-то крепкой дряни вроде виски, пакет бутербродов и ухожу к озеру. Ну вас всех… И вас, и ваш Монастырь, и вашу работу. Раз уж я такой безответственный, то мне здесь и делать нечего. Интересно, когда меня будут перебрасывать в XXV век? Завтра или попозже?
Будит меня утренний холод. Умываюсь прямо из озера и иду в свой коттедж. Надо прощаться с ним. А жаль, откровенно говоря. Привык я к нему.
Ого! На компьютер пришла новая информация. Наверное, предписание: покинуть коттедж и явиться в пункт переброски для внедрения в XXV век. Что такое? Новая дата экзамена по темпоральной математике! Мне дают еще одну неделю на подготовку. А чему я радуюсь? Это только продлит мою агонию. Ладно, попробуем подрыгаться.
Отчеты мои Магистр принимает в той же манере, что и вчера. Правда, уходя, я слышу за спиной тяжелый вздох.
Компьютер у Лены выдает сообщение: “Отсутствую до 16.00 завтрашнего дня”. Вздыхаю еще тяжелее, чем Магистр, и сажусь за работу. Часа через три я начинаю понимать, что толку все равно никакого не будет. Тем не менее работаю еще столько же. Когда мои бедные мозги начинают излучать в пространство сигналы SOS, я бросаю это занятие, вызываю вчерашний комплект и, сидя у камина, надираюсь до бесчувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
А здесь темно-серое, почти черное небо. Точнее, сплошная туча. Не видно ни людей, ни зверей, ни лесов, ни морей, ни рек. Сплошная серая пелена из смеси снега пыли и пепла. Вместо лесов — неоглядные пространства обгоревших пней. Там гнездятся грандиозные стаи воронья, которые летают охотиться на крыс. Неисчислимые полчища крыс, населяющие обугленные и сплавившиеся развалины городов и сел, совершают опустошительные набеги на гнездовья ворон. Это мир ядерной зимы. Возможно, через несколько тысячелетий здесь сформируется крысиная или воронья цивилизация, смотря кто из них победит.
Следующий мир пока еще живет и дышит, но уже на ладан. Сверхпотребление сожрало все ресурсы. Золотой некогда миллиард сверхпотребителей сократился до нескольких миллионов, живущих в трех тщательно охраняемых мегаполисах. Все остальное многомиллиардное население планеты, изнемогая, трудится, обеспечивая роскошную жизнь вырождающейся “золотой” аристократии, сносную — их охранникам и нищенскую — себе.
А вот — фаза торжества коммунизма. От коммунистической идеи освободить человека от рабского труда за кусок хлеба, сделать его по-настоящему свободным не осталось даже легенд. Все сотворено по лучшим рецептам Льва Давыдовича и Мао.
Грандиозные города и села застроены однотипными зданиями, напоминающими казармы или бараки. В этих домах живут одинаково одетые люди. Этих людей, встающих утром в одно и то же время, кормят общим завтраком в большой столовой и везут в фургонах на заводы, шахты, поля, фермы, НИИ и КБ. В одно и то же время они обедают в общей столовой, после работы возвращаются домой. Вместо них заступает вторая или третья смена.
В своих бараках они ужинают, смотрят телепрограммы, пьют пиво в барах, на первых этажах казарм. Играют в шахматы, шашки, нарды и домино. Читают газеты и книги. Учатся без отрыва от производства. Семей нет. Мужчины и женщины встречаются в отдельных зданиях, дважды в неделю, при условии, что не имеют нарушений на производстве. Детей воспитывает государство.
Изнурительный труд и аскетическая жизнь подчинены одной цели: созданию мощных космических сил, способных отразить нашествие любых пришельцев. Четыре мощных флота курсируют в Солнечной системе. Но в НИИ и КБ разрабатывают все новые модели кораблей и оборонительных систем. Ими заменяют устаревшие, и так — до бесконечности.
Что меня поразило больше всего: руководители всех рангов, вплоть до верховных, избираются самым что ни на есть демократическим путем и ведут такой же образ жизни, что и все население. Одно отличие: спят они меньше других и имеют право на ежеутреннюю чашку кофе, которая другим достается только по воскресеньям. И отпуск у них на пять дней длиннее.
А вот в этой фазе от вторжения пришельцев уберечься не сумели. Земля — в их полной власти. Самих пришельцев никто и никогда не видел. Об их власти напоминают только ажурные конструкции вроде трансляционных вышек, высотой от полутора до двух тысяч метров. Эти конструкции покрывают поверхность планеты довольно густой сетью. С любой точки на горизонте видна хотя бы одна “вышка”.
Управляют всем “наместники”. Их еще в подростковом возрасте специальными тестами отбирают “наставники” и отводят в сиреневые здания у подножия “вышек”. После курса обучения они начинают четко осознавать, что в данный момент нужно “хозяевам”.
Весь мировой океан заселен желтыми водорослями, и львиная доля населения Земли занята разведением и переработкой этих водорослей в светящуюся голубоватую пасту. Эту пасту везут к “вышкам”. Там, в сиреневых домах, ее закладывают в “реакторы”, защищенные трехметровыми бетонными стенами и толстыми плитами желтого металла. Через час пасту, потерявшую свечение, извлекают из реакторов, отвозят к океану и сбрасывают туда, как корм водорослям.
Землянам категорически запрещен выход в космос. Запрещено использовать топливо органического происхождения. Весь транспорт и вся техника — электрические или антигравитационные. Энергия подается от тех же “вышек”. Запрещено и всякое оружие.
Больше ничем власть пришельцев себя не проявляет. Незаметно, чтобы земляне были ею недовольны. За все время из повиновения вышла только одна группа переработчиков водорослей и подняла мятеж, уничтожив продукт своего труда.
Наказание транслировалось на всю планету. Мятежники, вопя от боли и ужаса, помогая друг другу, насаживали сами себя на спиралеобразные колья. Их агонию транслировали во всех подробностях через каждые полчаса. Когда кто-нибудь затихал, через спираль пропускали ток, нагревали или подключали ее к вибратору. Тогда казненный вновь оживал и снова корчился и хрипел. Последний мятежник умер на пятые сутки.
Впрочем, причины мятежа я так и не понял, как не поняло и все население планеты. Общее мнение было: “Поделом!”
И так из мира в мир, из фазы в фазу. Какую цель преследует Магистр, подбирая мне для изучения такие аномалии? Эта мысль частенько посещает меня, когда я, сидя за компьютером, пытаюсь анализировать: откуда, мол, и что это за темпографические новости?
Иногда я возмущаюсь, что эта работа с реальными или ирреальными фазами пожирает все мое свободное время. И тогда Магистр говорит мне ласково:
— Помнишь, я сказал тебе, что для хроноагента лучший отдых — это работа. Ты должен мне каждый вечер и каждое утро свечки ставить за то, что я обеспечиваю тебе такой полноценный отдых.
Мне ничего не остается ему ответить, кроме как:
— Огромное тебе мерси!
И идти ставить свечки.
Глава 13
Спробуй заячий помет!
Он — ядреный! Он проймет
И куды целебней меду,
Хоть по вкусу и не мед.
Л.Филатов
Несмотря на все усилия Магистра, я все же умудряюсь выкраивать минуты и даже часы, чтобы встретиться с Леной, побродить по лесу, поваляться на траве у озера, глядя в небо.
В одну из таких вылазок я обнаруживаю большое болото, где гнездится множество уток. Мне приходит в голову фантазия: угостить Лену утятинкой. С ружьем проблем не было, а вот с экипировкой было не все так гладко. В ассортименте линии доставки болотные сапоги отсутствовали. Но идея, раз уже возникшая, не оставляет меня и заставляет искать выход из положения. Я вспоминаю, как Лена творила на синтезаторе платье, туфли и перчатки, и решаю попробовать сам. Надо же, в конце концов, освоить и эту бытовую технику.
Смело подхожу к синтезатору. В “каталоге” болотные сапоги тоже отсутствуют. Не беда! Набираю команду “Обувь”, сосредоточиваюсь и извлекаю из камеры сапоги. В общем-то это получились сапоги и именно болотные и даже моего размера. Правда, высотой они доходили мне почти до плеч и были тонкие, как презервативы, и почему-то нежно-розового цвета.
Еще успешней были мои опыты с продуктами питания.
Как-то Лена посетовала, что ей надоел кофе, которым я ее угощал, заказывая его по линии доставки. Понукаемый ложно понятым рыцарским чувством, я смело иду к синтезатору и с такой же отвагой, как и сапоги, “творю” две чашки кофе.
Он действительно оказался черным, но с запахом хороших чернил и вкусом рыбьего жира. Лена первая взяла в руки мое “творение”, понюхала, лизнула, удовлетворенно хмыкнула и уселась в кресло, всем своим видом показывая, как она сейчас будет наслаждаться божественным напитком. Я поспешил последовать ее примеру и даже сделал приличный глоток. Лена потом призналась, что она никак не ожидала такого эффективного результата своей шутки.
В другой раз Лена принесла полбутылки водки: украла у Магистра. Я размечтался о соответствующей закуске. “За чем же дело стало?” — спросила Лена, указывая на синтезатор.
Памятуя об “удачном” эксперименте с кофе, я решаю воздержаться от опытов с красной рыбой и тому подобными деликатесами. “Творю” обыкновенный соленый огурец! Но воображение играет со мною злую шутку. Синтезатор — агрегат очень чуткий. Весь принцип его действия основан на том, что он улавливает биотоки оператора, которые генерируются его воображением, и формирует объект, руководствуясь малейшими нюансами этого воображения. Короче, из камеры я вынимаю зеленый, покрытый пупырышками огурчик с запахом селедки и вкусом соленых рыжиков.
Мне бы здесь и остановиться. Но, подогреваемый насмешливым взглядом своей подруги, я иду дальше. Хорошо, раз не получился огурец, сделаем соленые рыжики! Вот здесь мое воображение, разыгравшись, выходит из-под контроля… Рыжики получились рыжими, как лисий хвост. Правда, этим сходство и ограничилось. По форме они напоминали пельмени. Вкус мы не распробовали, сильно мешал запах, который, как и цвет, имел своим первоисточником все ту же обладательницу пышного рыжего хвоста.
Но самым впечатляющим для меня был опыт с пельменями. Я проделал его в глубокой тайне: один на один с синтезатором. Я долго сосредоточивался, вспоминал, как мама готовила фарш… Мама моя умела все, особенно хорошо она пекла пироги и варила варенье, лучше всего получалось клубничное…
Пельмени получились как пельмени, чуть побольше размером, чем следовало, но пахло от них, как от настоящих пельменей. Я пожалел даже, что сделал только пять штук. Быстренько сдобрил их майонезом, посыпал перчиком, затем, расхрабрившись, сотворил еще и кружку пива. Пены было больше чем достаточно, зато запаха пивного не хватало. И на вкус оно оказалось остывшим чаем, заваренным третий раз на одной заварке. Страшная мысль посетила меня, и я осторожно попробовал пельмень.
Пельмень был как пельмень. Только фарш по консистенции немного напоминал хорошо проваренную вату пополам с мокрой газетой. Зато вкус был изумительный: свежесваренного клубничного варенья! Я уже привстал, чтобы выбросить свое “творение” в утилизатор. Но в этот момент принесло Лену. Под ее внимательным взглядом я мужественно, не моргнув глазом, с аппетитом съел ватно-бумажное клубничное варенье, с майонезом и перцем, и запил все это холодным спитым чаем.
Когда я все прикончил, Лена спросила: “А меня почему не угостил?” Пришлось во всем честно признаться. Отхохотавшись, Лена сказала: “Я сразу это поняла, по тому, с каким аппетитом ты это поглощал. У меня даже слюнки текли. Если бы это действительно был кулинарный шедевр, ты бы непременно похвастался!”
Правда, с другой техникой дело обстояло успешнее. У меня даже прорезался талант в области создания голограмм. На движущиеся у меня, разумеется, опыта еще не хватило, но зато я создал трехслойную.
Естественно, на всех трех слоях я увековечил свою подругу в тех видах, в каких она запомнилась мне в первые сутки моей монастырской жизни. На первом слое Лена сидела за компьютером в зоне переброса и, обернувшись вполоборота, смотрела на меня. Такой я увидел ее в первый раз.
На втором слое она стоит передо мною в тот момент, когда признавалась мне в любви.
Третий слой был самым эротичным и самым, на мой взгляд, непристойным. Я изобразил ее спящую на моем диване после первой ночи любви, такую, какая она тогда была: в одних босоножках. Лена же находила эту голограмму самой удачной: “Здесь я получилась лучше всего. Те голограммы писало изумление, а эту — любовь”.
Глава 14
Экзамен нельзя по шпаргалке сдавать,
Профессор тобой недоволен.
Студенческий фольклор
А между тем время шло. В день я сдавал по два-три зачета или экзамена. Моя электронная “зачетка” стремительно заполнялась отличными оценками. Все это поднимало настроение. Но в то же время неотвратимо приближался роковой день экзамена по темпоральной математике. Вот это настроения никак не поднимало, не способствовало как-то.
Вот наконец и он — этот день. Проснувшись, я читаю на дисплее: “7.30 — тренинг верховой езды. 8.40 — отработка приемов конного боя: сабля, рубка пешего противника. 10.20 — темпоральная математика, экзамен”.
В десять я уже сижу за компьютером и мрачно размышляю о том, как хороша была бы все-таки жизнь, если бы ее не отравляла темпоральная математика. Я совсем было решаю сразу признаться экзаменатору, что я не готов. Но тут бес толкает меня в ребро, и я наскоро готовлю себе шпаргалку. Записываю необходимую информацию отдельным файлом, с тем чтобы в нужный момент вывести ее на один из четырех дисплеев. При этом я совершенно упускаю из виду, что, когда компьютер находится в режиме “экзамен”, экзаменатор имеет возможность просматривать все четыре дисплея моего компьютера. Совсем недавно это помогло мне на экзамене по хронофизике. Я решал задачу, используя один из дисплеев как “черновик”, и, выдавая ответ, от волнения вместо —17-й степени умножил результат на +7-ю. То, что получилось, не лезло ни в какие ворота. Экзаменатор улыбнулся и, сказав: “Ну, зачем же так волноваться, Коршунов?”, поставил “отлично”.
В 10.20 на дисплее появляется лицо экзаменатора. Это седой Маг с пышной шевелюрой. Чертами лица он мне чем-то отдаленно напоминает Эйнштейна. Мы приветствуем друг друга, и экзамен начинается. Довольно быстро Маг разбирается, что теорию темпоральной математики я усвоил довольно прилично, и переходит к практическим задачам. Я вызываю “помощь”. Лицо Мага мрачнеет, он с минуту внимательно смотрит на меня, потом начинает говорить, словно гвозди в крышку гроба вколачивает:
— Молодой человек, до настоящего момента я страдал уверенностью в том, что в секторе Внедрения и Воздействия работают самые надежные, самые ответственные люди. Вы только что излечили меня от этого синдрома. Я сегодня же скажу об этом Филиппу, пусть он порадуется. А вам я скажу вот что: не надейтесь стать полноценным хроноагентом с таким отношением к делу. Такие вещи недопустимы вообще, но их еще можно представить в работе техника, хронофизика, аналитика. В их распоряжении наша компьютерная сеть, рядом более опытные товарищи, они подскажут и поправят. А вы? Вы выходите в реальную фазу, чтобы осуществить воздействие. Огромный коллектив работает на вас. И от того, какое вы примете решение, зависит результат. Я прекрасно знаю, как часто возникают нештатные ситуации, всего никогда не предусмотришь. Успех или неуспех в этом случае во многом зависит от того, как свободно хроноагент владеет аппаратом темпоральной алгебры. А вы, я вижу, готовите себя к тому, чтобы и там работать по шпаргалке. Неужели вы не можете взять себе в голову, что от ваших действий там зависит не только успех нашей работы здесь, но и судьбы десятков тысяч, миллионов людей в тех фазах, куда будут внедряться такие, с позволения сказать, хроноагенты?..
Маг безнадежно машет рукой, и дисплей гаснет…
Полчаса я сижу в кресле и курю одну сигарету за другой. Похоже, Андрей Николаевич, вы уже подвели итог своей карьере в фазе Стоуна. Пакуйте багаж, XXV век ждет вас. Интересно, а чем я там смогу заниматься? В принципе, можно будет попробовать свои силы на межпланетных трассах, а то и на звездных крейсерах. Эту технику я уже освоил.
Сигнал таймера прерывает мои “мечты” и возвращает меня к реальности. Пора работать по заданиям Магистра. Делаю это скорее по привычке, машинально.
Закончив, как всегда, готовлю отчет и несу его к Магистру. Как правило, он с интересом смотрит мои отчеты, сопровождает их язвительными замечаниями и задает массу вопросов. На этот раз Магистр даже не отрывается от компьютера при моем появлении.
— Положи на стол, — сухо говорит он, не оборачиваясь.
Ясно. Беседовать со мной он не расположен. Да и о чем ему теперь со мной беседовать? Молча возвращаюсь к себе. Скоро должна прийти Лена. Жду ее до вечера, но она не приходит. Здесь тоже все ясно.
Я вызываю по линии доставки бутылку какой-то крепкой дряни вроде виски, пакет бутербродов и ухожу к озеру. Ну вас всех… И вас, и ваш Монастырь, и вашу работу. Раз уж я такой безответственный, то мне здесь и делать нечего. Интересно, когда меня будут перебрасывать в XXV век? Завтра или попозже?
Будит меня утренний холод. Умываюсь прямо из озера и иду в свой коттедж. Надо прощаться с ним. А жаль, откровенно говоря. Привык я к нему.
Ого! На компьютер пришла новая информация. Наверное, предписание: покинуть коттедж и явиться в пункт переброски для внедрения в XXV век. Что такое? Новая дата экзамена по темпоральной математике! Мне дают еще одну неделю на подготовку. А чему я радуюсь? Это только продлит мою агонию. Ладно, попробуем подрыгаться.
Отчеты мои Магистр принимает в той же манере, что и вчера. Правда, уходя, я слышу за спиной тяжелый вздох.
Компьютер у Лены выдает сообщение: “Отсутствую до 16.00 завтрашнего дня”. Вздыхаю еще тяжелее, чем Магистр, и сажусь за работу. Часа через три я начинаю понимать, что толку все равно никакого не будет. Тем не менее работаю еще столько же. Когда мои бедные мозги начинают излучать в пространство сигналы SOS, я бросаю это занятие, вызываю вчерашний комплект и, сидя у камина, надираюсь до бесчувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56