— Чтоб это было в первый и последний раз! — и отвернулся. — Кто отдал приказ стрелять? — спросил он у полицейских, словно имел на это право.
Все молчали. Он обвел их медленным взглядом и остановился на молоденьком пареньке, веснушчатом и нескладном.
— Я случайно… — пролепетал он. — Рука… предохранитель… я не знаю, как это получилось!
Учитель покачал головой и отвернулся.
В тот момент я подумал, что ему было очень на руку это побоище. «Какая реклама!» И мне стало страшно. Но через секунду эта мысль показалась мне такой крамольной, словно передо мной разверзлась бездна. «Господи! Прости меня!» — в отчаянии прошептал я.
Гроза отбушевала, еще когда мы были в телецентре, небо очистилось, и теперь по нему разливался долгий летний закат. Сторонники равви с трудом оттеснили назойливых журналистов, и те ретировались, но не ушли далеко, не теряя надежды на то, что случится еще что-нибудь интересное или удастся-таки взять интервью у героя сегодняшнего дня. Филипп вопросительно смотрел на Учителя.
— Где Андрей? — тихо спросил тот. — Приведи мне Андрея.
Я с удивлением увидел, что к нам приближается мой знакомый кришнаит. Когда он успел сменить веру?
— Филипп, вот тебе помощник, — сказал равви, указывая на Андрея. — Ничего не делай без его согласия. Посты, которые мы выставили, должны остаться до утра. Никого не отпускать без моего приказа. И пошлите кого-нибудь к мэрии и Госдуме. Я иду в штаб. В крайнем случае звоните. Петр!
Мы благополучно оторвались от журналистов, миновали Останкинский пруд и прыгнули в трамвай. Начало темнеть, и, когда трамвай повернул, в одном окне над золотой полосой заката повисла яркая двухвостая комета, а в другом, на востоке, — еще более яркая Венера. Я озабоченно посмотрел на часы. Нет, я, конечно, не большой знаток астрономии, но все же мне почему-то казалось, что в этот час Венере положено быть на западе. Или это Юпитер? Учитель с улыбкой смотрел на меня.
— «От востока звезда сия воссияет!» — торжественно процитировал он. Впрочем, я все равно не помнил, оттуда цитата. — Когда ты Библию последний раз читал, Пьетрос? В колледже Святого Георгия, на «Законе Божьем» ? — он положил руку мне на плечо.
Мы вышли из трамвая и спустились в метро, где он одолжил мне жетончик. Интересно, зачем я ему понадобился? Ничего ведь не делаю, таскаюсь только за ним хвостом!
Штаб Учителя представлял собой причудливый гибрид офиса и хипповой вписки. В большой комнате стояло штук пять работающих компьютеров, пол был ровным слоем засыпан мусором и скомканными распечатками. Равви поморщился:
— Живете, как свиньи! Хоть бы убрались.
— Сейчас, Господи! — из-за компьютера вскочил молодой человек лет двадцати и немедленно схватился за веник.
Я оторопел от обращения.
— Равви… но… почему?
— Потому что это правда, — ответил он. — Кстати, как видишь, мне нужен сетевой администратор. Ты знаком с «Интерретом»?
— Еще бы… — задумчиво проговорил я. Мне было не по себе.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Матвей, пойди открой! — бросил равви молодому человеку с веником. — Потом подметешь.
— Да, Господи.
Через минуту Матвей вернулся.
— Там молодая женщина, журналистка. Спрашивает Тебя, Господи. Говорит, что хочет взять интервью.
Равви вздохнул:
— Пусть войдет.
Это оказалась та самая длинноногая девица, что прыгала вокруг Учителя у Останкино.
— Пойдемте! — сказал равви. — Петр, ты тоже. Тебе будет полезно послушать.
Мы прошли через просторную прихожую, где толпились воинственного вида вьюноши в беленьких рубашечках и джинсах, и оказались в маленькой комнате, обставленной по-домашнему. Я окинул взглядом стены, увешанные книжными полками, и с удовольствием заметил полную серию «Литературные памятники» и красную «Историю инквизиции» в трех томах. В воздухе стоял почти выветрившийся запах сандала.
— Садитесь, пожалуйста, — любезно предложил Учитель, сел сам и внимательно посмотрел на журналистку. — Чем могу служить?
— Я из газеты «Московский католик». Хочу написать о вас статью. Вы новый мессия? У вас есть своя концепция? Вы бессмертный?
— Как, все сразу? Давайте по порядку. Для начала — как вас зовут?
— Мария Новицкая, — она полезла в свою сумочку, и оттуда в процессе доставания диктофона выпал маленький пакетик с изображением двух сердец, пронзенных одной стрелой, и с угрожающей надписью: «Святейшая Инквизиция предупреждает, что использование данного изделия является греховным и вредит спасению вашей души», и упаковка валидола.
Учитель строго посмотрел на «изделие», но промолчал, а хозяйка как ни в чем не бывало убрала его обратно в сумочку и продолжила:
— Итак, вы новый мессия?
— Почему новый? Просто мессия. Все старые концепции устарели, вам не кажется? Современному человеку слишком трудно поверить во всякую чепуху, например в то, что земля существует семь тысяч лет, или в греховность поступков, от которых нет вреда другим. А это до сих пор пытаются утверждать многие служители церкви. Я принес новый завет, точнее новейший. Завет Духа. Больше не будет разобщенности религий и интеллектуального поста, к которому призывает католицизм. Новейший завет — это завет свободы. Любви и Свободы.
— Позвольте, я закурю? — спросила Мария и, не дожидаясь ответа, вставила тончайшую сигаретку в неимоверной длины полупрозрачный мундштук.
— Не душеспасительно это, — вздохнул равви. — В этом я согласен с католической церковью.
— Кстати, а что вы думаете о спасении души? — поинтересовалась журналистка и зажгла сигарету.
— Раньше спасения души и связанного с этим бессмертия могли достигнуть только истинно святые. Но теперь, в эпоху Третьего Завета, которая уже наступила, не надо подвергать себя аскезе, уходить в пустыню или запираться в монастыре. Теперь достаточно любить Господа своего и не творить ничего, противного моей воле. Всякий, верующий в меня, не увидит смерти вовек! Бессмертие для всех — вот моя…
Он побледнел, схватил нас за руки и бросился на пол. Послышался звон разбитого стекла. Я приподнял голову и увидел в окне круглую дырку от пули.
— Лежи! — прикрикнул на меня Учитель и был совершенно прав. Раздалась еще пара выстрелов. Одна пуля срикошетила и разбила стекло книжной полки.
Почти одновременно на столе зазвонил телефон, но никто не посмел подняться.
Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Матвей.
— Осторожно! — крикнул ему равви, и тот дернулся и прижался к дверному косяку. Но ничего не произошло. Только телефон не унимался.
— Выключи свет и задерни шторы, — уже спокойнее сказал Учитель
Матвей выполнил приказание, и мы сели на полу, освещенные слабым светом из соседней комнаты. Тем временем телефон затих. Равви не успел взять трубку.
— Пусть Марк с ребятами выяснят, в чем дело. Пусть осмотрят соседние крыши, только осторожно! И выставят посты, — он вытер пот со лба.
Мария, которая лихорадочно копалась в своей сумочке, наконец извлекла оттуда упаковку валидола и с облегчением положила таблетку под язык. Учитель ласково посмотрел на журналистку.
— Извините, милая девушка, нам придется отложить на завтра ваше интервью. Видите, у нас некоторые проблемы. Вы можете переночевать здесь.
Как ни странно, «милая девушка» даже не возмутилась и покорно кивнула.
Вновь зазвонил телефон. Не вставая с пола, равви схватил трубку.
— Согласились? Замечательно!.. Когда? Немедленно! Я заеду за Филиппом.
Он встал и направился к двери. Мы последовали за ним.
В прихожей зашнуровывали ботинки Марк и двое рослых парней, вооруженных автоматами и обвязанных лентами с патронами. Марк поднял голову и кивнул мне, как старому знакомому.
— Отбой, Марк, — сказал Учитель. — Снайперами займется Яков. Вы едете со мной.
— Господи, это опасно, — возразил Марк. — Нас подстрелят, как кроликов.
— Теперь уже нет. Я знаю о них, а это значит, что они больше не опасны, по крайней мере для меня. Кстати, во дворе не горит ни один фонарь. Это им не освещенная комната. Со мной только Марк с ребятами, остальные остаются. Марк, пошли!
Так я оказался один в совершенно незнакомой компании, в основном состоящей из чуждых мне воинственных молодых людей. К счастью, на помощь мне пришел Матвей.
— Пойдем покурим.
— Не курю.
— Так посидишь.
На вусмерть прокуренной грязной кухне Матвей сел за стол и затянулся папиросой, по-моему, какой-то феноменальной дешевизны. Я кашлянул.
Матвей пожал плечами.
— Отрава не стоит того, чтобы на нее тратиться.
И замолчал. Похоже, мой собеседник ждал вопросов, и я решил воспользоваться случаем и выяснить, куда я все-таки попал.
— Слушай, Матвей, а ты давно знаешь Учителя?
— Кого?.. А-а, Господа! Полгода где-то. Мы в Екатеринбурге познакомились, на «Ordo viae».
— Где?!
— На «Ordo viae». Орден там такой есть. Точнее, тусовка литературно-философская. Песни при свечах, стихи, легкий треп о высоких материях. Приятная компания, в общем. Александра Кулешова там тон задавала, Сашка, и друг ее Влад. Классные ребята.
— Слушай, мир до отвращения тесен!
— А что?
— Да знаю я их. Но самое печальное, что их знает Инквизиция. Как ты думаешь, откуда?
— Понятия не имею! Теперь уже не важно. Ты лучше слушай дальше. Этой зимой, после Рождества, раздается у нас звонок. Парень какой-то спрашивает, можно ли вписаться, называет общих знакомых. Ну, Сашка говорит: «Залетай!» — «А нас двое». — «Всем места хватит». Появились они где-то через час: Учитель и Иван, мальчишка белобрысый, увидишь…
— С ангелоподобной внешностью и ресницами, как у девушки?
— Угу.
— Я его уже видел возле Лубянки с парнем черноволосым, выправка у него военная.
— А, с Марком. О нем отдельная история. Но это позже… Ну, в общем, Сашка чайник поставила, разговорились. Гости оказались из Новосиба. Учитель преподом работал в тамошнем универе, а этот Иван Штаркман — студент его.
— А что он преподавал?
— Да что-то заумное. То ли квантовую механику, то ли тензорный анализ, то ли и то и другое вместе. От него вполне можно ожидать. Знаешь, Влад любит гостей тестировать на эрудицию и выдал вновь прибывшим длинную фразу на древнегреческом. Так Учитель ответил на нее целым абзацем, так что все опешили, я ни фига не понял, а у Влада сделались глаза по семь копеек, я не преувеличиваю. В общем, он сразу проникся к гостю уважением… Ну, дальше. Ждем мы чайник. Сашка гитару взяла и начала петь. Что-то про Христа. Ну у нее все такое, сам знаешь. Тогда Господь улыбнулся, вынул блок-флейту из кармана рюкзака и начал ей подыгрывать. А у нас свечки незажженные по всей комнате: в паре подсвечников, на комоде, на телевизоре… Так вот, он играет, а свечки загораются, по одной, поочередно, везде. К концу песни все горели, а свет погас. Сам собой. Ну всем как-то не по себе. Не то что-то происходит, сам понимаешь. А он как ни в чем не бывало спрашивает: «Ребята, а вы глинтвейн любите?» — «Еще бы, — отвечаем. — Только нет у нас. Корица одна. И то остатки». — «Ну ничего, — говорит. — Чайник-то несите, вскипел давно» Ну приносит Сашка чайник, разливает чай, а он неправильный какой-то, густой больно и темно-красный. И по комнате аромат плывет: мускатный орех, лимон, корица. Попробовали — глинт! Натуральный! Высший класс! А Он улыбается и спрашивает, будто и не произошло ничего: «Ну как?» А мы-то уж не знаем, спим, что ли, или крыша едет. Первым Влад опомнился. «Спасибо, — говорит. — Очень вкусно. Но прежде, чем внушением заниматься, следует поинтересоваться, хотят ли этого собеседники. Мы не подопытные кролики. Это ведь гипноз?» — «Нет, — отвечает. — Это не гипноз, это глинтвейн. Вы сказали, что вы его любите. Но если хотите, я опять могу сделать чай». Но эту идею никто не поддержал. «Ну и пусть гипноз, — думаем. — Зато вкусно». Да и не хочется вовсе с этим парнем препираться-то. Харизма, знаешь, зашкаливает. В общем, все в него влюбились. Ну, только кроме Люськи, крысы Сашкиной. Она почему-то пискнула, как только Он вошел, залезла Владу за пазуху и носа оттуда не казала весь вечер. Странная зверюга!
— Э-э, да ваш Господь сорит чудесами, как иные деньгами!
— Он и твой Господь, — холодно заметил Матвей. — Только ты этого еще не понимаешь. Ну ничего, поймешь.
— А кстати, ты говоришь, Иван — студент?
— Да.
— Так ему же лет пятнадцать, ну максимум шестнадцать!
— Шестнадцать. Он — вундеркинд, в пятнадцать лет школу кончил. Из первого класса сразу в четвертый перевели… Да! Я же не рассказал тебе про Марка!
— Давай.
— Он брат Сашкин, двоюродный, кажется. Впрочем, она не любит это афишировать. Он на игле сидел. Офицер бывший, спецназовец. Воевал во всяких региональных войнах. В общем, там пристрастился. А у Сашки деньги клянчил все время. Учитель у нас уже с месяц жил, ребят грузил, на флейте играл, притчи рассказывал, когда Марк позвонил. Сашка, как с ним поговорила, злая стала, губы кусает — мы сразу поняли, кто звонил и зачем. А Господь у нее спрашивает: «Сашенька, что случилось?» — «Ничего», — говорит, а сама расплакалась. Потом меня выгнала и, видно, все ему рассказала. И они к Марку поехали. Не знаю уж, что Он с ним делал, да только как рукой сняло. Теперь таскается за нами повсюду. И ведь не скажешь, что кололся! Ты его видел, разве он похож на наркомана?
— Не знаю, — честно ответил я. За свою жизнь я так и не увидел ни одного живого наркомана, хотя газеты упорно утверждали, что этим занимается, по крайней мере, каждый второй.
Равви вернулся где-то около двух и выглядел очень усталым.
— Все в порядке, — уверенно сказал он. — Яков не возвращался?
— Нет.
— Марк, пойди помоги. Матвей, сейчас я хотел бы отдохнуть, и пусть меня до утра не беспокоят.
— Да, Господи.
— Только не в той комнате, которая простреливается снайперами, — заметил Марк.
— Мы постелим в другой комнате.
— Да, это, пожалуй, разумно.
Надо сказать, что другая комната была значительно больше той каморки, где мы разговаривали, так что господню воинству пришлось потесниться, расположившись на полу в гостиной. Вскоре дверь за Учителем закрылась, и из-за нее донеслись звуки флейты. По-моему, «Зеленые рукава». Приятно, конечно, но если это на всю ночь!.. А поспать хотелось. К счастью, Матвей великодушно поделился со мной спальником, который мы расстелили прямо на полу, накрывшись еще чьим-то. Оный спальник нес на себе следы многолетней тусовочно-походной жизни, пропах лесом и дымом костра и не был стиран, похоже, с момента покупки, но, как говорится, дареному коню… Кстати, хозяин сего «коня» был под стать своему имуществу. Щеки и подбородок в недельной щетине и не слишком чистая одежда. Картину дополняли серо-голубые глаза навыкате и давно немытые темно-русые волосы.
Выключили свет. Но мой сосед, похоже, не собирался быстро отрубиться, и я часов до трех рассказывал ему о своих лубянских приключениях.
Звуки флейты давно затихли. Уже сквозь сон я слышал скрип входной двери и глухие разговоры в прихожей. Что-то готовилось.
ГЛАВА 3
На следующее утро все были на ногах уже часов в шесть. Когда я наконец выбрался из-под спальников и вылез в коридор, Учитель выходил с кухни, дожевывая бутерброд. В этот момент дверь комнаты, где он ночевал, открылась, и на пороге показалась Мария Новицкая, имевшая вид весьма довольный. Она по-кошачьи потянулась, взглянула на нас огромными черными глазами и кокетливо поправила пышную прическу.
Матвей удивленно посмотрел на Господа.
— А ты хотел бы, чтобы я заставил даму спать на полу в общей комнате? — возмущенно спросил равви. — Машенька, иди, на кухне завтрак готов. Яков!
К Учителю подошел человек, чем-то на него похожий. Нет, даже довольно сильно похожий, только старше.
— Да, равви.
— Яков, что со снайперами?
— Сняли одного. Больше не видели. Все окрестные крыши облазили. И Марк, когда вернулся, ходил с ребятами проверять — никого.
— Сняли?
— Да… Там, в прихожей.
— Показывай!
Я из любопытства увязался за ними. Лучше б я этого не делал! На полу, возле двери, лежало нечто, накрытое тентом от палатки. Яков присел рядом на корточки и откинул покрывало. Не то чтобы я человек очень нервный, но не заканчивал я медицинского и не привык к подобного рода зрелищам. У трупа было перерезано горло, тент испачкан кровью. Меня подташнивало. Учитель же смотрел на это так, словно всю жизнь проработал патологоанатомом. Впрочем, на Якова он поглядел с несколько другим выражением, так что тот начал медленно перемещаться с корточек на колени.
— Неужели без этого было нельзя ? Три года осталось до Страшного суда! — Учитель выразительно постучал ногтем по циферблату наручных часов. Тут Яков, кажется, несколько расслабился оттого, что до Страшного суда осталось все-таки три года, а не три минуты.
— Эммануил, я давно служил. Ты же знаешь. Вот если бы Марк вернулся раньше…
— Не оправдывайся! Это хуже всего. Марк не палочка-выручалочка!
— Ну разве было бы лучше, если бы мы его упустили?
Тут зазвонил телефон, и Учитель схватил трубку, не удостоив Якова ответом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Все молчали. Он обвел их медленным взглядом и остановился на молоденьком пареньке, веснушчатом и нескладном.
— Я случайно… — пролепетал он. — Рука… предохранитель… я не знаю, как это получилось!
Учитель покачал головой и отвернулся.
В тот момент я подумал, что ему было очень на руку это побоище. «Какая реклама!» И мне стало страшно. Но через секунду эта мысль показалась мне такой крамольной, словно передо мной разверзлась бездна. «Господи! Прости меня!» — в отчаянии прошептал я.
Гроза отбушевала, еще когда мы были в телецентре, небо очистилось, и теперь по нему разливался долгий летний закат. Сторонники равви с трудом оттеснили назойливых журналистов, и те ретировались, но не ушли далеко, не теряя надежды на то, что случится еще что-нибудь интересное или удастся-таки взять интервью у героя сегодняшнего дня. Филипп вопросительно смотрел на Учителя.
— Где Андрей? — тихо спросил тот. — Приведи мне Андрея.
Я с удивлением увидел, что к нам приближается мой знакомый кришнаит. Когда он успел сменить веру?
— Филипп, вот тебе помощник, — сказал равви, указывая на Андрея. — Ничего не делай без его согласия. Посты, которые мы выставили, должны остаться до утра. Никого не отпускать без моего приказа. И пошлите кого-нибудь к мэрии и Госдуме. Я иду в штаб. В крайнем случае звоните. Петр!
Мы благополучно оторвались от журналистов, миновали Останкинский пруд и прыгнули в трамвай. Начало темнеть, и, когда трамвай повернул, в одном окне над золотой полосой заката повисла яркая двухвостая комета, а в другом, на востоке, — еще более яркая Венера. Я озабоченно посмотрел на часы. Нет, я, конечно, не большой знаток астрономии, но все же мне почему-то казалось, что в этот час Венере положено быть на западе. Или это Юпитер? Учитель с улыбкой смотрел на меня.
— «От востока звезда сия воссияет!» — торжественно процитировал он. Впрочем, я все равно не помнил, оттуда цитата. — Когда ты Библию последний раз читал, Пьетрос? В колледже Святого Георгия, на «Законе Божьем» ? — он положил руку мне на плечо.
Мы вышли из трамвая и спустились в метро, где он одолжил мне жетончик. Интересно, зачем я ему понадобился? Ничего ведь не делаю, таскаюсь только за ним хвостом!
Штаб Учителя представлял собой причудливый гибрид офиса и хипповой вписки. В большой комнате стояло штук пять работающих компьютеров, пол был ровным слоем засыпан мусором и скомканными распечатками. Равви поморщился:
— Живете, как свиньи! Хоть бы убрались.
— Сейчас, Господи! — из-за компьютера вскочил молодой человек лет двадцати и немедленно схватился за веник.
Я оторопел от обращения.
— Равви… но… почему?
— Потому что это правда, — ответил он. — Кстати, как видишь, мне нужен сетевой администратор. Ты знаком с «Интерретом»?
— Еще бы… — задумчиво проговорил я. Мне было не по себе.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Матвей, пойди открой! — бросил равви молодому человеку с веником. — Потом подметешь.
— Да, Господи.
Через минуту Матвей вернулся.
— Там молодая женщина, журналистка. Спрашивает Тебя, Господи. Говорит, что хочет взять интервью.
Равви вздохнул:
— Пусть войдет.
Это оказалась та самая длинноногая девица, что прыгала вокруг Учителя у Останкино.
— Пойдемте! — сказал равви. — Петр, ты тоже. Тебе будет полезно послушать.
Мы прошли через просторную прихожую, где толпились воинственного вида вьюноши в беленьких рубашечках и джинсах, и оказались в маленькой комнате, обставленной по-домашнему. Я окинул взглядом стены, увешанные книжными полками, и с удовольствием заметил полную серию «Литературные памятники» и красную «Историю инквизиции» в трех томах. В воздухе стоял почти выветрившийся запах сандала.
— Садитесь, пожалуйста, — любезно предложил Учитель, сел сам и внимательно посмотрел на журналистку. — Чем могу служить?
— Я из газеты «Московский католик». Хочу написать о вас статью. Вы новый мессия? У вас есть своя концепция? Вы бессмертный?
— Как, все сразу? Давайте по порядку. Для начала — как вас зовут?
— Мария Новицкая, — она полезла в свою сумочку, и оттуда в процессе доставания диктофона выпал маленький пакетик с изображением двух сердец, пронзенных одной стрелой, и с угрожающей надписью: «Святейшая Инквизиция предупреждает, что использование данного изделия является греховным и вредит спасению вашей души», и упаковка валидола.
Учитель строго посмотрел на «изделие», но промолчал, а хозяйка как ни в чем не бывало убрала его обратно в сумочку и продолжила:
— Итак, вы новый мессия?
— Почему новый? Просто мессия. Все старые концепции устарели, вам не кажется? Современному человеку слишком трудно поверить во всякую чепуху, например в то, что земля существует семь тысяч лет, или в греховность поступков, от которых нет вреда другим. А это до сих пор пытаются утверждать многие служители церкви. Я принес новый завет, точнее новейший. Завет Духа. Больше не будет разобщенности религий и интеллектуального поста, к которому призывает католицизм. Новейший завет — это завет свободы. Любви и Свободы.
— Позвольте, я закурю? — спросила Мария и, не дожидаясь ответа, вставила тончайшую сигаретку в неимоверной длины полупрозрачный мундштук.
— Не душеспасительно это, — вздохнул равви. — В этом я согласен с католической церковью.
— Кстати, а что вы думаете о спасении души? — поинтересовалась журналистка и зажгла сигарету.
— Раньше спасения души и связанного с этим бессмертия могли достигнуть только истинно святые. Но теперь, в эпоху Третьего Завета, которая уже наступила, не надо подвергать себя аскезе, уходить в пустыню или запираться в монастыре. Теперь достаточно любить Господа своего и не творить ничего, противного моей воле. Всякий, верующий в меня, не увидит смерти вовек! Бессмертие для всех — вот моя…
Он побледнел, схватил нас за руки и бросился на пол. Послышался звон разбитого стекла. Я приподнял голову и увидел в окне круглую дырку от пули.
— Лежи! — прикрикнул на меня Учитель и был совершенно прав. Раздалась еще пара выстрелов. Одна пуля срикошетила и разбила стекло книжной полки.
Почти одновременно на столе зазвонил телефон, но никто не посмел подняться.
Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Матвей.
— Осторожно! — крикнул ему равви, и тот дернулся и прижался к дверному косяку. Но ничего не произошло. Только телефон не унимался.
— Выключи свет и задерни шторы, — уже спокойнее сказал Учитель
Матвей выполнил приказание, и мы сели на полу, освещенные слабым светом из соседней комнаты. Тем временем телефон затих. Равви не успел взять трубку.
— Пусть Марк с ребятами выяснят, в чем дело. Пусть осмотрят соседние крыши, только осторожно! И выставят посты, — он вытер пот со лба.
Мария, которая лихорадочно копалась в своей сумочке, наконец извлекла оттуда упаковку валидола и с облегчением положила таблетку под язык. Учитель ласково посмотрел на журналистку.
— Извините, милая девушка, нам придется отложить на завтра ваше интервью. Видите, у нас некоторые проблемы. Вы можете переночевать здесь.
Как ни странно, «милая девушка» даже не возмутилась и покорно кивнула.
Вновь зазвонил телефон. Не вставая с пола, равви схватил трубку.
— Согласились? Замечательно!.. Когда? Немедленно! Я заеду за Филиппом.
Он встал и направился к двери. Мы последовали за ним.
В прихожей зашнуровывали ботинки Марк и двое рослых парней, вооруженных автоматами и обвязанных лентами с патронами. Марк поднял голову и кивнул мне, как старому знакомому.
— Отбой, Марк, — сказал Учитель. — Снайперами займется Яков. Вы едете со мной.
— Господи, это опасно, — возразил Марк. — Нас подстрелят, как кроликов.
— Теперь уже нет. Я знаю о них, а это значит, что они больше не опасны, по крайней мере для меня. Кстати, во дворе не горит ни один фонарь. Это им не освещенная комната. Со мной только Марк с ребятами, остальные остаются. Марк, пошли!
Так я оказался один в совершенно незнакомой компании, в основном состоящей из чуждых мне воинственных молодых людей. К счастью, на помощь мне пришел Матвей.
— Пойдем покурим.
— Не курю.
— Так посидишь.
На вусмерть прокуренной грязной кухне Матвей сел за стол и затянулся папиросой, по-моему, какой-то феноменальной дешевизны. Я кашлянул.
Матвей пожал плечами.
— Отрава не стоит того, чтобы на нее тратиться.
И замолчал. Похоже, мой собеседник ждал вопросов, и я решил воспользоваться случаем и выяснить, куда я все-таки попал.
— Слушай, Матвей, а ты давно знаешь Учителя?
— Кого?.. А-а, Господа! Полгода где-то. Мы в Екатеринбурге познакомились, на «Ordo viae».
— Где?!
— На «Ordo viae». Орден там такой есть. Точнее, тусовка литературно-философская. Песни при свечах, стихи, легкий треп о высоких материях. Приятная компания, в общем. Александра Кулешова там тон задавала, Сашка, и друг ее Влад. Классные ребята.
— Слушай, мир до отвращения тесен!
— А что?
— Да знаю я их. Но самое печальное, что их знает Инквизиция. Как ты думаешь, откуда?
— Понятия не имею! Теперь уже не важно. Ты лучше слушай дальше. Этой зимой, после Рождества, раздается у нас звонок. Парень какой-то спрашивает, можно ли вписаться, называет общих знакомых. Ну, Сашка говорит: «Залетай!» — «А нас двое». — «Всем места хватит». Появились они где-то через час: Учитель и Иван, мальчишка белобрысый, увидишь…
— С ангелоподобной внешностью и ресницами, как у девушки?
— Угу.
— Я его уже видел возле Лубянки с парнем черноволосым, выправка у него военная.
— А, с Марком. О нем отдельная история. Но это позже… Ну, в общем, Сашка чайник поставила, разговорились. Гости оказались из Новосиба. Учитель преподом работал в тамошнем универе, а этот Иван Штаркман — студент его.
— А что он преподавал?
— Да что-то заумное. То ли квантовую механику, то ли тензорный анализ, то ли и то и другое вместе. От него вполне можно ожидать. Знаешь, Влад любит гостей тестировать на эрудицию и выдал вновь прибывшим длинную фразу на древнегреческом. Так Учитель ответил на нее целым абзацем, так что все опешили, я ни фига не понял, а у Влада сделались глаза по семь копеек, я не преувеличиваю. В общем, он сразу проникся к гостю уважением… Ну, дальше. Ждем мы чайник. Сашка гитару взяла и начала петь. Что-то про Христа. Ну у нее все такое, сам знаешь. Тогда Господь улыбнулся, вынул блок-флейту из кармана рюкзака и начал ей подыгрывать. А у нас свечки незажженные по всей комнате: в паре подсвечников, на комоде, на телевизоре… Так вот, он играет, а свечки загораются, по одной, поочередно, везде. К концу песни все горели, а свет погас. Сам собой. Ну всем как-то не по себе. Не то что-то происходит, сам понимаешь. А он как ни в чем не бывало спрашивает: «Ребята, а вы глинтвейн любите?» — «Еще бы, — отвечаем. — Только нет у нас. Корица одна. И то остатки». — «Ну ничего, — говорит. — Чайник-то несите, вскипел давно» Ну приносит Сашка чайник, разливает чай, а он неправильный какой-то, густой больно и темно-красный. И по комнате аромат плывет: мускатный орех, лимон, корица. Попробовали — глинт! Натуральный! Высший класс! А Он улыбается и спрашивает, будто и не произошло ничего: «Ну как?» А мы-то уж не знаем, спим, что ли, или крыша едет. Первым Влад опомнился. «Спасибо, — говорит. — Очень вкусно. Но прежде, чем внушением заниматься, следует поинтересоваться, хотят ли этого собеседники. Мы не подопытные кролики. Это ведь гипноз?» — «Нет, — отвечает. — Это не гипноз, это глинтвейн. Вы сказали, что вы его любите. Но если хотите, я опять могу сделать чай». Но эту идею никто не поддержал. «Ну и пусть гипноз, — думаем. — Зато вкусно». Да и не хочется вовсе с этим парнем препираться-то. Харизма, знаешь, зашкаливает. В общем, все в него влюбились. Ну, только кроме Люськи, крысы Сашкиной. Она почему-то пискнула, как только Он вошел, залезла Владу за пазуху и носа оттуда не казала весь вечер. Странная зверюга!
— Э-э, да ваш Господь сорит чудесами, как иные деньгами!
— Он и твой Господь, — холодно заметил Матвей. — Только ты этого еще не понимаешь. Ну ничего, поймешь.
— А кстати, ты говоришь, Иван — студент?
— Да.
— Так ему же лет пятнадцать, ну максимум шестнадцать!
— Шестнадцать. Он — вундеркинд, в пятнадцать лет школу кончил. Из первого класса сразу в четвертый перевели… Да! Я же не рассказал тебе про Марка!
— Давай.
— Он брат Сашкин, двоюродный, кажется. Впрочем, она не любит это афишировать. Он на игле сидел. Офицер бывший, спецназовец. Воевал во всяких региональных войнах. В общем, там пристрастился. А у Сашки деньги клянчил все время. Учитель у нас уже с месяц жил, ребят грузил, на флейте играл, притчи рассказывал, когда Марк позвонил. Сашка, как с ним поговорила, злая стала, губы кусает — мы сразу поняли, кто звонил и зачем. А Господь у нее спрашивает: «Сашенька, что случилось?» — «Ничего», — говорит, а сама расплакалась. Потом меня выгнала и, видно, все ему рассказала. И они к Марку поехали. Не знаю уж, что Он с ним делал, да только как рукой сняло. Теперь таскается за нами повсюду. И ведь не скажешь, что кололся! Ты его видел, разве он похож на наркомана?
— Не знаю, — честно ответил я. За свою жизнь я так и не увидел ни одного живого наркомана, хотя газеты упорно утверждали, что этим занимается, по крайней мере, каждый второй.
Равви вернулся где-то около двух и выглядел очень усталым.
— Все в порядке, — уверенно сказал он. — Яков не возвращался?
— Нет.
— Марк, пойди помоги. Матвей, сейчас я хотел бы отдохнуть, и пусть меня до утра не беспокоят.
— Да, Господи.
— Только не в той комнате, которая простреливается снайперами, — заметил Марк.
— Мы постелим в другой комнате.
— Да, это, пожалуй, разумно.
Надо сказать, что другая комната была значительно больше той каморки, где мы разговаривали, так что господню воинству пришлось потесниться, расположившись на полу в гостиной. Вскоре дверь за Учителем закрылась, и из-за нее донеслись звуки флейты. По-моему, «Зеленые рукава». Приятно, конечно, но если это на всю ночь!.. А поспать хотелось. К счастью, Матвей великодушно поделился со мной спальником, который мы расстелили прямо на полу, накрывшись еще чьим-то. Оный спальник нес на себе следы многолетней тусовочно-походной жизни, пропах лесом и дымом костра и не был стиран, похоже, с момента покупки, но, как говорится, дареному коню… Кстати, хозяин сего «коня» был под стать своему имуществу. Щеки и подбородок в недельной щетине и не слишком чистая одежда. Картину дополняли серо-голубые глаза навыкате и давно немытые темно-русые волосы.
Выключили свет. Но мой сосед, похоже, не собирался быстро отрубиться, и я часов до трех рассказывал ему о своих лубянских приключениях.
Звуки флейты давно затихли. Уже сквозь сон я слышал скрип входной двери и глухие разговоры в прихожей. Что-то готовилось.
ГЛАВА 3
На следующее утро все были на ногах уже часов в шесть. Когда я наконец выбрался из-под спальников и вылез в коридор, Учитель выходил с кухни, дожевывая бутерброд. В этот момент дверь комнаты, где он ночевал, открылась, и на пороге показалась Мария Новицкая, имевшая вид весьма довольный. Она по-кошачьи потянулась, взглянула на нас огромными черными глазами и кокетливо поправила пышную прическу.
Матвей удивленно посмотрел на Господа.
— А ты хотел бы, чтобы я заставил даму спать на полу в общей комнате? — возмущенно спросил равви. — Машенька, иди, на кухне завтрак готов. Яков!
К Учителю подошел человек, чем-то на него похожий. Нет, даже довольно сильно похожий, только старше.
— Да, равви.
— Яков, что со снайперами?
— Сняли одного. Больше не видели. Все окрестные крыши облазили. И Марк, когда вернулся, ходил с ребятами проверять — никого.
— Сняли?
— Да… Там, в прихожей.
— Показывай!
Я из любопытства увязался за ними. Лучше б я этого не делал! На полу, возле двери, лежало нечто, накрытое тентом от палатки. Яков присел рядом на корточки и откинул покрывало. Не то чтобы я человек очень нервный, но не заканчивал я медицинского и не привык к подобного рода зрелищам. У трупа было перерезано горло, тент испачкан кровью. Меня подташнивало. Учитель же смотрел на это так, словно всю жизнь проработал патологоанатомом. Впрочем, на Якова он поглядел с несколько другим выражением, так что тот начал медленно перемещаться с корточек на колени.
— Неужели без этого было нельзя ? Три года осталось до Страшного суда! — Учитель выразительно постучал ногтем по циферблату наручных часов. Тут Яков, кажется, несколько расслабился оттого, что до Страшного суда осталось все-таки три года, а не три минуты.
— Эммануил, я давно служил. Ты же знаешь. Вот если бы Марк вернулся раньше…
— Не оправдывайся! Это хуже всего. Марк не палочка-выручалочка!
— Ну разве было бы лучше, если бы мы его упустили?
Тут зазвонил телефон, и Учитель схватил трубку, не удостоив Якова ответом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73