А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Потом добавил. - И вообще не тронь меня.
- Ладно, - Макфрис отошел.
Было девять часов - уже в четвертый раз. Их оставалось двадцать
четыре, и они входили во Фрипорт. Впереди был кинотеатр, где они с Джен
часто бывали. Свернув направо, они оказались на дороге N1 - последней своей
дороге. Дождь не переставал, но толпа все так же стояла вокруг. Кто-то
включил пожарную сирену, и ее вой сливался со стонами Клингермана.
Волнение наполнило вены Гэррети. Он слышал, как гулко бухает его
сердце. Снова кричали его имя (_Рэй_ - _Рэй_ - _иди_ _скорей_!}, но
знакомых лиц пока не было видно.
К нему тянулись руки, и одна из них, тощая и коричневая, чуть задела
его. Он отскочил, будто его затягивало в молотилку. Никаких признаков
матери и Джен. Стеббинс был прав... а если они и здесь, как он разглядит их
в этой людской массе?
Стон вырвался из его груди. Он споткнулся и едва не упал. Стеббинс был
прав. Ему хотелось упасть прямо здесь, не идти дальше. Зачем теперь идти?
Сирена выла, толпа вопила, Клингерман стонал, а его собственная
измученная душа колотилась о стенки черепа в поисках выхода.
_Я_ _не_ _могу_ _идти_. _Не_ _могу_, _не_ _могу_, _не_ _могу_. _Где_
_я_? _Джен_? _Джен_?.. _ДЖЕН_!
Он увидел ее. Она махала голубым шарфом, что он подарил ей на день
рождения, и дождь блестел на ее волосах, как жемчуг. Рядом стояла его мать
в своем черном пальто. Толпа сдавила их, и они беспомощно покачивались
взад-вперед. Над плечом Джен идиотски стрекотала телекамера.
Чья-то рука потянула его назад. Макфрис. Солдат бесцветным голосом
вынес им обоим предупреждение.
- Не ходи туда! - кричал Макфрис прямо в ухо. Острый ланцет боли
вонзился в голову Гэррети.
- Пусти!
- Не допущу, чтобы ты убил себя, Рэй!
- _Пустиииии_!
- Ты хочешь умереть у нее на руках?
Джен плакала. Он видел слезы на ее щеках. Он вырвался от Макфриса и
опять пошел к ней. Он плакал. Он любил ее.
_Рэй_, _я_ _тебя_ _люблю_.
Он видел эти слова на ее губах.
Макфрис снова поймал его за руку. Краем глаза он увидел свой класс под
школьным знаменем и среди них самого себя, кусок прошлогодней фотографии, и
он улыбался и махал самому себе.
Второе предупреждение.
_Джен_!
Она потянулась к нему. Их руки встретились.
В одной руке он сжимал холодную руку Джен, в другой руку матери. Он
дошел до них. Дошел.
И тут рука Макфриса рванула его назад. О жестокий Макфрис!
- Пусти! _Пусти_!
- Идиот, ты ненавидишь ее? Ты что, хочешь, чтобы тебя застрелили у нее
на глазах? Чтобы она запачкалась твоей кровью? Пошли скорее!
Он сопротивлялся, но Макфрис был сильнее. В глазах Джен появилась
тревога, и ее губы беззвучно шептали:
"Иди! Иди же!"
"Конечно, надо идти, - подумал от тупо. - Я же их гордость". В эту
минуту он и правда ненавидел ее.
Третье предупреждение. Теперь на лицах матери и Джен была паника. Рука
матери закрыла лицо, и он вспомнил, как руки Барковича протянулись к горлу
и начали его раздирать.
- Если ты собрался сделать это, то сделай за углом, идиот паршивый! -
крикнул Макфрис. Макфрис ударил его, ударил сильно.
- Ладно, - Гэррети пошел. - Ладно, все, видишь, я иду, пусти меня, -
он плакал.
Макфрис шел следом, готовый опять поймать его.
У поворота Гэррети оглянулся, но они уже потерялись в толпе. Он
подумал, что никогда не забудет этого выражения паники на их лицах. Все,
что ему удалось увидеть, - мелькнувший над головами голубой шарф.
Он повернулся и пошел прочь.

Глава 16
"Пролилась кровь! Листон спотыкается!
Клэй изматывает его комбинациями!
Клэй его убивает! Клэй его убивает!
Леди и джентльмены, Листон падает!
Сонни Листон упал! Клэй прыгает...
кричит... О, леди и джентльмены, я
просто не знаю, как описать эту сцену!"
(Комментатор на втором
поединке Клэя и Листона)

Таббинс сошел с ума.
Таббинс был коротышка в очках и с лицом, усыпанным веснушками. Он
постоянно подтягивал джинсы и мало говорил, на, в общем, был вполне терпим,
пока не спятил.
- _Блудница_! - орал он дождю, запрокинув лицо вверх, и струйки воды
текли ему в рот и глаза. - Блудница Вавилонская пришла к нам! Она легла на
улицах и раскинула ноги свои на камнях мостовых! Скверна! Скверна! Бегите
от нее! На устах ее мед, но в сердце ее гниль и нечистота!
- Господи, хоть бы он заткнулся, - устало сказал Колли Паркер. - Он
хуже Клингермана.
- Бегите от блудницы! Скверна! Нечистота!
- Черт! - пробормотал Паркер, трясущимися руками поднося ко рту
фляжку. - Я сейчас убью его! - из глаз его покатились бессильные слезы.
Было три часа дня. Позади остался Портленд. Совсем недавно они
миновали указатель, извещавший, что до границы Нью-Хэмпшира осталось всего
44 мили.
Всего. _Всего_ - что за идиотское слово!
Гэррети шел рядом с Макфрисом, но тот с самого Фрипорта молчал. Да
Гэррети и не решался говорить с ним. Он опять был в долгу и стыдился этого
потому, что знал - он сам не сможет спасти Макфриса. Джен с матерью
исчезли, исчезли навсегда. Если только он не выиграет. А сейчас он очень
хотел выиграть.
Странно, он в первый раз хотел выиграть. Даже на старте, который
теперь казался эпохой динозавров, он вряд ли всерьез хотел этого. Тогда все
еще казалось игрой, но ружья стреляли не пистонами, и все это было реально.
И он хотел выиграть.
Ноги болели вдвое сильнее, и при глубоком вдохе появлялась острая боль
в груди. Не утихал и жар - может быть, он заразился от Скрамма.
Он хотел выиграть, но не верил в это. На финише ведь не будет уже
Макфриса, чтобы его спасти. Он просто не сможет сделать последний шаг.
С Фрипорта они потеряли только троих. Одним из них был несчастный
Клингерман. Осталось двадцать.
Они перешли по мосту тихий ручеек. Грянули выстрелы, толпа вскрикнула,
и в сердце у Гэррети опять зашевелилась робкая надежда.
- Видел свою девушку?
Это был Абрахам, напоминающий участника Батаанского марша. Почему-то
он снял куртку и рубашку, обнажив костлявую грудь.
- Да, - сказал Гэррети. - И я собираюсь вернуться к ней.
Абрахам улыбнулся:
- Что! Ах да, есть такое слово: вернуться. Это был Таббинс?
Гэррети прислушался, но ничего не услышал, кроме гула толпы.
- Я говорю себе, - сказал Абрахам, - что нужно ни о чем не думать,
только подымать и опускать ноги.
- Правильно.
- Но тут такое дело... даже не знаю, как тебе сказать.
Гэррети пожал плечами:
- Просто скажи.
- Ладно. Мы должны пообещать друг другу.
- Что?
- Не помогать никому. Просто идти и все.
Гэррети смотрел на свои ноги, босые и грязные, с сильно вздувшимися
венами. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз, и боялся упасть в
обморок от голода. Абрахам, обутый в тяжелые оксфордские ботинки, с
суеверным ужасом смотрел на голые ноги Гэррети.
- Это звучит безжалостно, - заметил Гэррети.
- Что делать.
- А с остальными ты говорил?
- Нет еще. Только с тобой.
- Да, тебе, должно быть, это нелегко.
- Ничего легкого уже не будет.
Гэррети открыл было рот, потом закрыл. Он посмотрел вперед, на
Бейкера, идущего с трудом, приволакивая левую ногу.
- Зачем ты снял рубашку? - спросил он Абрахама.
- Она колется. Должно быть синтетика. У меня аллергия на синтетику.
Так что ты скажешь?
- Ты похож на религиозного фанатика.
- Да или нет?
- Ладно. Я согласен.
"Теперь ты животное, Гэррети. Грязное, измученное животное. Ты продал
их".
- Если ты попытаешься помочь кому-нибудь, мы не будем тебя удерживать.
Это против правил. Но после этого никто не будет с тобой говорить.
- Ладно.
- Пойми, Рэй. Никто ничего не имеет против тебя, но так нужно. Закон
джунглей.
- Ладно. Мне это не по вкусу, скажу честно, но я согласен. И говорю: я
хочу увидеть, как тебе выпишут пропуск, Абрахам. Очень хочу.
Абрахам облизал губы.
- Да.
- У тебя хорошие туфли.
- Только ужасно тяжелые.
- Ну, тебе же не блюз в них танцевать.
Абрахам хрипло засмеялся. Гэррети посмотрел на Макфриса. Невозможно
было понять, о чем он думает и думает ли вообще. Дождь пошел сильнее,
холоднее. Кожа у Абрахама приобрела оттенок рыбьего брюха. Гэррети подумал,
что теперь никто не скажет Абрахаму, что без рубашки он не доживет до утра.
"Макфрис, где ты? Ты слышишь нас? Я продал тебя, Макфрис, мушкетеров больше
нет".
- Ох, как не хочется так вот умирать, - Абрахам плакал. - На глазах у
всех этих болванов. Это так глупо. Так глупо.
Гэррети дал обещание в 15.15. Но к шести часам пропуск выписали лишь
одному. Все шли молча. Группы полностью распались. Все они согласились с
предложением Абрахама. Стеббинс рассмеялся и предложил скрепить клятву
кровью.
Становилось очень холодно. Гэррети начал думать, что солнце - это сон.
Даже Джен теперь казалась ему сном - сном в никогда не бывшую летнюю ночь.
Он вспомнил отца с его широкими плечами грузчика, с копной волос.
Вспомнил, как отец таскал его на спине.
Он с досадой подумал, что во Фрипорте почти не смотрел на мать, но она
была там - в своем старом черном пальто, с исхудавшим, измученным лицом.
Он, должно быть, обидел ее своим невниманием. Но теперь это было неважно.
"Погружаюсь глубже", - подумал он. На этой глубине все казалось проще.
Он поговорил с Макфрисом, и тот впервые признался, что спасал его чисто
инстинктивно. Во Фрипорте он увидел молодую беременную женщину и вспомнил о
жене Скрамма. Он совсем о ней забыл.
Длинный путь продолжался. Города проходили мимо них. Он впал в
забытье, из которого его вывели выстрелы и вопли толпы. Вскинув голову, он
увидел Колли Паркера, стоящего на броне вездехода с карабином в руках.
Один из солдат упал и лежал теперь на земле с пустыми, бессмысленными
глазами, уставленными в небо. Во лбу у него чернела аккуратная дырочка.
- Ублюдки! - закричал Паркер. Другие солдаты отпрыгнули от вездехода.
- Парни, бегите! Бегите! Вы...
Участники глядели на Паркера, не понимая, в то время как один из
солдат высунулся из-за вездехода и всадил ему пулю в спину.
- Паркер! - крикнул Макфрис, будто он единственный осознал, что
произошло. - Нет! _Паркер_!
Паркер застонал. Пуля была разрывной, и на его защитного цвета рубашке
расплылось красное пятно.
- Черт, - изумленно сказал он.
Он еще дважды нажал на курок карабина. Кто-то в толпе вскрикнул от
боли. Потом ружье выпало у него из рук, и он рухнул вниз и лежал там,
тяжело дыша, как собака, сбитая автомобилем. Изо рта у него хлынула кровь..
- Вы. У... блю... Ублю... -- и он умер.
- Что с ним? - спросил Гэррети. - Что с ним случилось?
- Он напал на них, - ответил Макфрис. - Должно быть, понял, что он на
пределе, и решил умереть так. Он ведь думал, что мы все... И знаешь,
Гэррети - мы бы могли.
- О чем ты? - Гэррети вдруг охватил страх.
- А ты не знаешь?
- Могли... с ним...
- Ладно. Забудь.
Макфрис отошел. Гэррети била дрожь. Он не хотел знать, о чем говорил
Макфрис. Не хотел об этом даже думать.
Длинный путь продолжался.
К девяти часам еще никто не выбыл, только Абрахам начал стонать. Было
очень холодно, но никто не предложил ему никакой одежды. Гэррети опять
подумал о первобытной справедливости, но это лишь вызвало у него тошноту.
Есть совершенно не хотелось, и его пояс с едой был еще почти полон.
Бейкер, Абрахам и Макфрис - вот и все друзья, которые остались. И
Стеббинс, если его можно считать чьим-то другом.
В темноте он едва не налетел на Бейкера. В руках у того что-то
звякало.
- Что ты делаешь?
- Считаю мелочь.
- Ну, и сколько? Бейкер улыбнулся:
- Доллар двадцать два.
- И что ты собираешься с ними делать?
Бейкер смотрел в темноту.
- Купи мне большой, - сказал он. Его легкий южный акцент теперь
усилился. - Самый большой, с розовым атласом внутри и белой подушкой. И
крепкий, чтобы крысы не забрались туда до самого Судного дня.
- Бейкер? Ты что, спятил?
- Я хочу умереть. Пора. Разве ты не хочешь?
- Заткнись! - Гэррети опять била дрожь.
Дорога пошла в гору, прервав их разговор. Гэррети шел вверх, чувствуя
боль во всем теле, в каждой его клеточке, и думал об идее-фикс Бейкера, о
гробе. Интересно, не последняя ли это вещь, о которой он думает?
Периодически на них сыпались предупреждения. Вездеход ехал за ними;
солдата, убитого Паркером, тут же заменили. Толпа монотонно кричала.
Гэррети пытался представить, каково это: лежать в торжественном полумраке,
с руками, сложенными на груди. Не думать о боли, любви, ненависти, о
деньгах. Ни о чем. Абсолютный ноль. Спасение от агонии движения, от
горького кошмара этой дороги.
Как это может быть?
Вдруг все - агонизирующая боль в мускулах, пот, струящийся по лицу,
распухшие ноги - показалось очень реальным, очень дорогим. Гэррети
доковылял до вершины холма и быстро пошел вниз.
В 23.40 Марти Уаймэн получил пропуск. Гэррети совсем забыл о нем -
последние сутки Уаймэн не подавал никаких признаков жизни. Он и умер
беззвучно. Просто лег и был застрелен. А кто-то прошептал, что это Уаймэн.
Вот и все.
К полуночи они были в восьми милях от границы Нью-Хэмпшира. Дождь
поливал, не переставая, и Абрахам начал кашлять тем же мокрым,
захлебывающимся кашлем, что и Скрамм.
В четверть второго Бобби Следж попытался под покровом темноты
затесаться в толпу. Его поймали быстро. Гэррети подумал - не тот ли
светловолосый солдат, что едва не застрелил его, вытащил бедного Следжа из
толпы и всадил в него пулю? Светловолосый был здесь, Гэррети видел его на
вездеходе.
Без двадцати два Бейкер упал и начал биться головой об асфальт.
Гэррети, не раздумывая, устремился к нему, но на плечо ему легла рука.
Конечно же, это опять был Макфрис.
- Нет. Хватит мушкетерства, Рэй.
Они пошли вперед, не оглядываясь.
Бейкер получил три предупреждения, потом как-то встал и пошел. Он
прошел мимо них с Макфрисом, не глядя в их сторону. На лбу у него багровела
уродливая ссадина.
Около двух они вошли в Нью-Хэмпшир под аккомпанемент рева самой
большой толпы, какую Гэррети до сих пор видел, духовых инструментов и
разрывов петард. В свете фейерверков поблескивали черные очки Майора. Рядом
с ним стоял губернатор Нью-Хэмпшира, потерявший ногу при штурме ядерного
склада в Сантьяго.
Гэррети опять задремал. Ему мерещился улыбающийся Урод д'Алессио в
гробу. Рядом с гробом в качалке сидела тетка Бейкера и тоже улыбалась, как
Чеширский кот. Они смотрели, как черный автомобиль без номеров увозит отца
Гэррети. Отец в одном белье стоял между двух солдат, одним из которых был
светловолосый, а другим - Стеббинс. Тетка Бейкера исчезла, только ее улыбка
висела в воздухе, раскачиваясь вместе с креслом...
Снова выстрелы. О Боже, они стреляют в него, это конец...
Он сделал несколько скачущих, панических шагов, пронизывающих его
болью с головы до пят, прежде чем понял, что стреляли в кого-то другого.
- Привет, - рядом с ним появился Стеббинс, ухмыляясь, как тетка во
сне.
- Явился, ученая задница, - прошептал Макфрис.
- Моя задница не ученее твоей, - парировал Стеббинс. - Разве что
немного.
- Ладно, заткнись, - Макфрис махнул трясущейся рукой и пошел прочь.
Около трех застрелили еще кого-то. Абрахам, пылающий от лихорадки,
казалось, светился в темноте, как падающий метеорит. Он продолжал тяжело,
надсадно кашлять.
Бейкер шел с угрюмой решимостью, пытаясь избавиться от своих трех
предупреждений. Макфрис все сильнее сгибался, как больной старик. Только
Стеббинса, казалось, ничего не брало.
Остальные в большинстве своем уже вышли, казалось, за пределы боли и
страха, как Олсон. Они брели сквозь дождь и темноту, подобно ожившим
мертвецам. Гэррети избегал смотреть на них.
Перед самым рассветом почти одновременно застрелили троих. Толпа
рокотала, с вожделением глядя на распластанные тела. Гэррети это показалось
началом жуткой цепной реакции, которая покончит с ними всеми. Но последним
оказался Абрахам. Он вдруг упал на колени, глядя невидящими глазами в
сторону вездехода. Потом рухнул на асфальт лицом вниз. Его оксфордские
ботинки дернулись еще пару раз и замерли.
Наступал рассвет. Последний день Длинного пути был пасмурным. Ветер
скулил на почти опустевшей дороге, как пес, потерявшийся в незнакомом и
опасном месте.


Часть третья

КРОЛИК
Глава 17
"Мама!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21