Но простое неодобрение сменилось настоящей яростью, когда Сэм увлекся парапсихологией.Допив чай и закончив обмен светскими любезностями, мужчины продолжили свой вечный спор, словно отложенную партию в шахматы, которую стремятся доиграть при первой же возможности. С прошлой встречи ничего не изменилось, и каждый помнил свой последний ход.— Ты просто сбрасываешь со счета половину того, что было открыто за последнюю сотню лет, — говорил Сэм. — В конце девятнадцатого века не случайно произошел взрыв интереса к феноменам психики.— Старые дуры и неврастеники-холостяки, — перебил его профессор, — сидели в темноте, положив ладони на стол, и ждали, пока мамаша подаст им знак с того света. Боже правый, неужели ты хочешь сказать, что они занимались наукой?— Подобными вещами интересовались лучшие умы в нашей стране и в Европе — врачи, физики, философы, люди, которые до сих пор пользуются большим авторитетом в науке...— И помнят их именно благодаря их научным трудам, а не потому, что они копались в бессмысленных суевериях, которые ни к чему не ведут.— Наоборот, они обратили внимание, что происходят чрезвычайно интересные вещи, и им хватало любознательности — и честности — попытаться выяснить природу этих явлений. Ты сам учил, что суть научного подхода в том, чтобы быть готовым поставить под угрозу опровержения собственные идеи.— Правильно, они это делали — и ничего не достигли! Поскольку нет ни одного эксперимента с повторяющимися результатами, которые доказали бы...— Проведена масса таких экспериментов, доказавших, что сознание человека и животных способно влиять на случайные события. Статистика показывает это со всей убедительностью.— Подтверждать теорию статистикой — все равно, что ее опровергать.— Законы физики тоже базируются на статистике.— Квантовые явления непредсказуемы, но их средняя величина позволяет вывести закономерности, которые постоянны — по крайней мере настолько, что их можно использовать где угодно, начиная от электронных часов и кончая космическими кораблями. А твои так называемые эксперименты выявляют всего-навсего отклонения, на основании которых нельзя сделать никаких научных выводов. И тем более, найти им практическое применение. Все, что у тебя есть, это некая неопределенная сила, которую ты называешь «пси», и принимаешь за ее проявления обычные флуктуации.— "Пси", мой дорогой непримиримый Роджер, такая же вполне определенная вещь, как то, что называется «наблюдаемым эффектом». Может, теперь ты скажешь, что и его не существует?— Нельзя экстраполировать из микромира на макромир.— Но и границу между ними тоже нельзя проводить. Это не две разные вещи, а лишь противоположные концы спектра.— На моем конце которого — научные принципы, а на твоем — все, что тебе захочется. Так называемые пси-способности, — он произнес это слово с неприкрытым презрением, — сводят на нет понятия пространства и времени. Забудьте о теории относительности или законах термодинамики — вселенной правит «пси», которую мы не можем ни измерить, ни вычленить, ни рассчитать. То, чем ты занимаешься, не наука, а религиозный культ.— Почему бы тебе не посмотреть, что я делаю, прежде чем спорить?— Потому, что я знаю — ни одно из твоих заявлений я не смогу опровергнуть, и поэтому меня, как физика, они не интересуют. И никогда не заинтересуют. Главное, что отличает научную гипотезу, это то, что в свете новых открытий ее всегда можно развенчать. А завиральные идеи характерны тем, что их ни при каких обстоятельствах нельзя ни доказать, ни опровергнуть.— А если бы ты увидел, как стол сам по себе вращается или даже поднимается в воздух, — своими глазами, при свете дня?— Я бы поаплодировал мастерству фокусника.— А между тем это происходило, и не однажды. Я намереваюсь повторить — обрати внимание на это слово — повторить такой эксперимент, и это отнюдь не фокус.— Тогда я вынужден напомнить тебе, что думал о чудесах Дэвид Хьюм. Он говорил, что естественнее заподозрить обман и мошенничество, чем ни с того ни с сего отвергнуть то, чему научил меня предшествующий опыт.Глядя, как двое мужчин в пылу спора расхаживают по комнате, Джоанна чувствовала себя зрителем в театре. Она хотела вставить в диктофон чистую кассету, но постеснялась делать это в открытую, не спросив разрешения у профессора записать беседу на пленку. Поэтому она просто нашарила в сумочке диктофон и включила его на запись, надеясь, что хотя бы часть их спора поместится. Фуллертон вдруг посмотрел в ее сторону, и она смутилась.— А вы что об этом думаете, мисс Кросс? Как журналист?— Как журналист, профессор, я не имею права судить. Моя задача — лишь передать аргументы обеих сторон.Это прозвучало довольно напыщенно, и на самом деле было неправдой. Но Джоанне не хотелось подключаться к этому диспуту.— Однако вы лично должны к чему-то склоняться, — настаивал Фуллертон. — От этого никуда не денешься.— Знаете, мое мнение — «есть многое на свете...» У меня нет оснований что либо утверждать. Но вот, например, мой отец, которого никак нельзя назвать фантазером, утверждал, что в бытность свою пилотом видел летающую тарелку.— Погодите, — перебил Сэм. — Не хочу никого обидеть, однако для протокола должен заметить, что НЛО, круги на полях и прочие вещи подобного рода не имеют отношения к парапсихологии.Джоанна одарила его взглядом, который со всей возможной мягкостью говорил, что она не нуждается в руководстве.— Юнг считал, что НЛО это тулпы, — сказала она. — Я подковалась в этом вопросе, после того, как ты мне о них рассказал. По его мнению, это овеществленные мысли, либо созданные в прошлом и сохранившиеся до сих пор, либо создаваемые коллективным бессознательным непосредственно перед тем, как их увидели.Сэм поднял руку:— Ты права. Беру свои слова обратно.Роджер просиял.— Как приятно, — сказал он, — что кто-то еще способен заставить тебя признать свои ошибки.— Жаль, что некому заставить тебя, Роджер, — парировал Сэм. — Но я вижу, ты твердо решил не участвовать в нашем эксперименте, чтобы невзначай не поколебать своих убеждений.— Решил не участвовать? — старик в напускном изумлении поднял брови. — Если ты вообразил, что я упущу возможность в течение нескольких недель сидеть рядом с этой юной леди и держать ее за руку, не говоря уж о том, чтобы посмотреть, как ты строишь из себя шута, значит, ты еще глупее, чем я думал.Когда они вышли на улицу, дождь уже прекратился. Сэм улыбался до ушей, и с каждым шагом настроение его все улучшалось. Глава 12 Раз в месяц родители Джоанны приезжали из Вестчестера на выходные. Они всегда останавливались в одном и том же небольшом отеле позади Плаза, где их, как постоянных клиентов, обслуживали по высшему разряду. Обычно они приезжали, чтобы посмотреть нашумевший спектакль, сходить в кино или на выставку и повидать дочь.Элизабет Кросс была привлекательна и стройна и одевалась просто, но стильно. Она выглядела значительно моложе своих пятидесяти шести, как и ее муж, Боб, которому весной должно было стукнуть шестьдесят и который, хотя уже начинал лысеть, был по-прежнему подтянут и энергичен. Джоанна гордилась своими родителями.Обычно они обедали втроем в каком-нибудь из их излюбленных ресторанчиков. И сегодняшний день не был исключением, если не считать того, что на сей раз их было четверо: Джоанна пригласила Сэма.Чтобы церемония знакомства прошла более непринужденно, Джоанна сначала угостила всех шампанским в своей скромной квартирке на Бикман Плэйс. Сэм, как она и ожидала, был очень мил и абсолютно раскован. Отцу Джоанны он точно понравился с первого взгляда, а вот матери явно не внушала доверия его профессия.— Вы что же, охотник за привидениями, как в фильме? — спросила она.Сэм улыбнулся. Ему не раз доводилось отвечать на этот вопрос.— Моя работа, к сожалению, не столь увлекательна, — сказал он. — Наш коллектив просто проводит научные исследования разного рода явлений, которым пока не находится объяснения.— Что-то вроде «Секретных материалов»? — поинтересовался отец Джоанны.— Ну, в некоторой степени. Только мы не имеем никакого отношения к правительству.— Но вы, кажется, хотите создать привидение, — гнула свою линию миссис Кросс. — Положительно жуткая затея.Пока они ехали на такси в ресторан, который располагался где-то между Лексингтон-стрит и Третьей Авеню, Сэм приложил все старания, чтобы разъяснить, для чего ставится эксперимент. Джоанна заметила, что мать его объяснения не успокоили, зато отец был просто в восторге.— Значит, если я все правильно понимаю, — уточнил Боб, когда они сели за столик и сделали заказ, — телепатия — это когда мозг напрямую сообщается с другим мозгом, а ясновидение — когда видишь некое место или событие так, словно прочел о нем в голове другого?— Верно, — сказал Сэм. — Но, несомненно, есть область в которой они перекрывают друг друга. Ведь на самом деле способность видеть на расстоянии часто оказывается способностью видеть чужими глазами.— Слово «предвидение», — продолжал отец Джоанны, — говорит само за себя, хотя я, честно говоря, не могу понять, почему люди, обладающие таким даром, просто не зарабатывают на скачках.— Видите ли, — пояснил Сэм, — хотя некоторые люди и могут предсказать, кто победит, все же это не такое верное дело, и ты все равно постоянно рискуешь.— И наконец, телекинез, то есть влияние мысли на материальный мир — например умение двигать чашки усилием воли.— Или создавать материальные предметы, — добавила Джоанна. — По крайней мере материальные с виду.— По мне, так все это очень странно, и я бы предпочла держаться от таких вещей подальше, — сказала Элизабет. — Можете назвать меня суеверной, но мне кажется, что в нашей жизни есть стороны, которые лучше оставить без изучения.— Элизабет, если бы все думали, как ты, мы до сих пор сидели бы в пещерах, — сказал мистер Кросс. — Сегодняшняя наука — это вчерашнее колдовство. Люди всходили на костер за те идеи, без которых у нас сейчас не было бы ни телефона, ни телевидения. Слушайте, Сэм, Джоанна вам еще не рассказывала, что однажды я видел летающую тарелку?— Боб! — воскликнула Элизабет так, будто ее муж сказал непристойность.— Да, мистер Кросс, она как-то упомянула об этом.Элизабет уткнулась в тарелку, поскольку Боб собирался рассказать историю, которую она слышал, уже сотню раз. Ей почему-то всегда было стыдно когда в ее присутствии кто-то начинал рассказывать о своих встречах с НЛО, привидениями или другими необъяснимыми явлениями. Такие люди казались ей какими-то особенными — если не вообще ненормальными.— Я вел свой Ф-14 над Атлантикой на высоте около двадцати тысяч футов. Поднялся над облаками и тут увидел эту штуку. Она была примерно в трех милях к востоку, просто висела в воздухе. Сплошной серебристый диск, ни иллюминаторов, ни огней, насколько я мог разглядеть. Вполне материальная тарелка. Я связываюсь с авианосцем, а диспетчер мне говорит, что на радарах ничего нет. Я развернул «Фантом» в ее сторону, но как только приблизился к ней, она исчезла. Не набрала скорость, как нормальный летательный аппарат, а прямо с места рванула и через секунду сгинула, будто ее и не было. Но мне до конца жизни не забыть, что я тогда увидел.Они еще немного поговорили об этом, пока Сэм, заметив, что мать Джоанны чувствует себя неуютно, ловко не сменил тему.Чуть позже Элизабет, извинившись, направилась в дамскую комнату. Джоанна пошла за ней. Она смотрела, как мать поправляет макияж, и ее движения показались ей несколько нервными, словно она хотела о чем-то поговорить, но не знала, как начать разговор.— Ну как ты, мама? — осторожно спросила Джоанна.— Да все в порядке. А почему ты спрашиваешь?— Мне показалось, что ты сегодня какая-то молчаливая, — Элизабет ничего не ответила, и Джоанна продолжала: — Тебя все еще мучает тот сон?— Сон? Ах, этот... Нет, с тех пор он мне больше не снился.— Это хорошо, — Джоанна поправила волосы перед зеркалом. — Меня совсем не привлекает перспектива всю ночь стучать в закрытую дверь.Элизабет закрыла пудреницу и достала из сумочки помаду.— Если ты ждешь, что я выскажу свое мнение о Сэме, — сказала она, — то, на мой взгляд, он очень милый.— Что ты, я думаю совсем не о нем, — беззаботно прощебетала Джоанна. Потом добавила: — Но?..— Я не сказала «но», — Джоанна подождала, пока мать закончит подкрашивать губы. — Но раз уж ты первая начала, скажу, что его профессия кажется мне несколько странной.— Он психолог. Что же тут странного?— Не притворяйся, будто не понимаешь, что я имею в виду. Психолог — это врач. А он занимается совсем другим.— Психолог — это не обязательно врач. Это человек, который изучает особенности человеческой психики.— Вот именно — человеческой.— Мама, я не заметила в нем никаких странностей. Наоборот, он один из самых трезво мыслящих и умных людей, которых я знаю.— Наверняка так оно и есть. Просто меня очень тревожит то, чем ты сейчас занимаешься.— Чем я занимаюсь?— Чудишь. Лучше бы ты писала путевые заметки, как раньше. Или об экологии.— Я — журналистка, — возразила Джоанна. — Я выполняю задание своего редактора.— И все же, если ты перестанешь копаться в сверхъестественных явлениях, мне будет спокойнее. У меня до сих пор мороз по коже, стоит мне вспомнить о тех ужасных людях из Храма-как-уж-он-там-называется. С ними лучше не связываться.— Мой долг был разоблачить этих мошенников.— А какая разница между их мошенничеством и тем, чем занимается твой Сэм?— Никакого сравнения. Он проводит научные исследования.— В таком случае, я, наверное, заблуждаюсь, и не стоит говорить больше об этом...Элизабет в последний раз взглянула на свое отражение и направилась к двери. Джоанна догнала ее в коридоре и сердито сказала:— Мама, знаешь, какая твоя самая дурацкая привычка?Элизабет изобразила на лице полнейшую невинность:— Какая?— Ты прекрасно знаешь, что я не выношу, когда ты бросаешь что-то провокационное и уходишь прежде, чем тебе успевают ответить.Они остановились на лестнице. Элизабет повернулась к дочери:— Вроде бы я ничего провокационного не говорила.Джоанна почувствовала, что у нее начинают подрагивать губы, и заметила, что мать это веселит. Губы у Джоанны подрагивали всегда, когда она чувствовала, что наговорила лишнего или проболталась о каком-то секрете, но готова была скорее умереть, чем признать это.— Я только хотела сказать, — примирительно проговорила Элизабет, — что у него необычная работа, и если он занимается ею, то, по всей вероятности, он тоже человек необычный. Но это не значит, что мне он не понравился. А теперь пойдем, потому что он, наверное, уже ломает голову, почему мы о нем говорим так долго.Они поднялись по лестнице и, пройдя через зал, вернулись к своему столику. Джоанне отчего-то было не по себе. Что-то в словах, сказанных матерью, и даже скорее в том, что скрывалось за ними, вызвало в памяти Джоанны искаженное от ненависти лицо Элли Рэй.Впрочем, это чувство быстро прошло. Остаток вечера они проговорили о спектаклях и концертах нового сезона.И все же, когда они прощались, Джоанна опять почувствовала, что мать за нее тревожится. Это ее и рассердило и обеспокоило. Она знала, что чутье редко подводит Элизабет, и привыкла на него полагаться — как потом оказывалось, не зря. Но сейчас ситуация совсем другая, сказала она себе. Мама просто ошибается, и ничего больше.Джоанна взяла Сэма под руку и вновь подумала, как приятно, когда он рядом. Сэм легонько поцеловал ее в губы, и они пошли по Манхэттену под сверкающими зимними звездами. Глава 13 Первое собрание группы состоялось во вторник вечером, в семь часов. Оно проходило в комнате на цокольном этаже, прямо под кабинетом Сэма. До сего момента здесь размещался склад, где хранился всякий хлам, который давно пора было выбросить. Под потолком имелись два маленьких окошка, но они были забраны решетками и почти не пропускали света. Поэтому даже в самый солнечный день здесь приходилось зажигать лампы, и холодный свет с больничной резкостью отражался от белых свежеокрашенных стен.В центре комнаты стоял квадратный стол, и вокруг него — восемь стульев с прямыми спинками. У стены размещался старый кожаный диван, к которому был придвинут карточный столик с запасом одноразовых стаканчиков и кофеваркой. Рядом стоял холодильник. По углам на штативах были укреплены видеокамеры, а с потолка свисали микрофоны.Справа от Джоанны сидела немолодая пара — Дрю и Барри Херсты. Барри был плотный мужчина с короткими темными волосами. Он принадлежал к тому типу людей, которые даже в разгар зимы носят гавайскую рубашку с расстегнутым воротом. Джоанна уже знала, что он водопроводчик, в своем деле преуспел, и у него тридцать человек в подчинении. Его жена была тоненькой и даже казалась хрупкой, но было видно, что человек она весьма решительный и волевой.Рядом с Дрю сидела Мэгги Мак-Брайд, женщина лет шестидесяти, которая неизменно говорила мягким, по-матерински участливым тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31