— Но ты ведь не суеверный, правда, Тэйлор?Он поджал губы и насупился.— Знаешь что, — сказал он. — Хочешь бросить свой репортаж — пожалуйста. Меня не удовлетворяет твой профессионализм — ты ведь сама хотела взять эту тему, — но я не могу заставить тебя довести работу до конца. Я просто найду того, кто это сделает за тебя.— Кого?Почему раньше Джоанне не приходила в голову такая возможность, и она не удержалась от вопроса, хотя знала, что после этого Тэйлор начнет ее переубеждать и подавлять ее волю, к чему у него был особый талант.— Еще не знаю, я пока не решил. Но вне зависимости от того, кто это будет, ему придется исправить одну вещь.— Какую? — встрепенулась Джоанна, и Тэйлор понял, что она взяла наживку.— Мне кажется ошибкой, — будничным голосом произнес он, — что ты ни словом не упомянула о том, что спала с Сэмом Тауном.Джоанна не ожидала такого выпада, но все же умудрилась не покраснеть и не поморщиться, а только моргнула.— Почему ты думаешь, что я с ним спала?— Милочка, я всегда первым узнаю, у кого с кем роман. Это одна из причин, почему я стал тем, кто я есть, — он продолжал буравить Джоанну взглядом. — Нельзя сказать, что это непрофессионально с твоей стороны, это не то же самое, как если бы ты была врачом или адвокатом, однако согласись, что в данном случае люди полагаются исключительно на твое суждение. Ты должна быть объективна. В любом случае, если я поручу кому-то другому этим заняться, ему придется написать о ваших отношениях и поразмышлять о том, какую роль это сыграло в твоем решении бросить начатое.Джоанна изо всех сил старалась не поддаваться на провокацию.— Ты себе не представляешь, что это такое, Тэйлор. Я слишком напугана. Я не могу пойти еще дальше.Он наклонился и уперся локтями в крышку, ее стола.— Я прекрасно представляю, что это такое, потому что ты блестяще все описала. И теперь я хочу знать, каково пройти через это и оказаться по другую сторону. А если ты бросишь, я никогда ничего не узнаю. И главное, ничего не узнаешь ты, Джоанна. А мне кажется, тебе нужно это узнать. Мне кажется, тебе необходимо увидеть, что лежит за, — она горько рассмеялась. — Что смешного?— Я просто подумала, как это верно, Тэйлор — действительно, ты не просто так стал тем, кто ты есть. Это комплимент.Тэйлор задумчиво кивнул.— Я не ошибся в отношении вас с Сэмом, и ты это знаешь, — он выпрямился и скрестил руки на груди. — Я хочу сказать, что если один из ведущих физиков мира предлагает открыто поддержать вашу команду, то меньшее, что ты должна сделать, — это признать свою связь с Сэмом. В противном случае это все равно когда-нибудь станет известно, но уже будет выглядеть как сознательный обман. И это сильно ухудшит впечатление от статьи, потому что, на мой взгляд, она заслуживает Пулитцеровской премии, — он помолчал, глядя на нее долгим взглядом. — В любом случае, я думаю, тебе лучше написать об этом самой, чем ждать, пока это сделает кто-то другой.Джоанна ничего не сказала, но каким-то образом Тэйлор понял, что она сдается, и одобрительно кивнул.— Я так и думал, — сказал он и вышел за дверь, но тут же снова заглянул в комнату: — Не надо писать, какой величины у него член, — просто признай, что ты его видела.Оставшись одна, Джоанна тупо уставилась на экран компьютера со своей статьей. Она ничего не хотела писать, но своим шантажом Фристоун не оставил ей выбора. И еще беда была в том, что она понимала — он прав. Если она скроет свой роман с Сэмом, скептики, пронюхав о нем, будут считать ложью весь материал. Хотя бы в знак уважения к троим погибшим друзьям она не должна этого допустить.Через час Джоанна уже перечитывала внесенную правку. Оказалось, что писать о собственном романе куда легче, чем ей представлялось. Удивительно, но со всеми изменениями статья стала лучше — теперь каждый мог по-человечески понять, как Джоанна оказалась вовлеченной в круговорот событий, которые сама сочла бы невероятными, не случись они с ней. Единственное, что было выразить нелегко — это то, какое влияние они оказали на ее отношения с Сэмом. Причина, конечно, заключалась в том, что она и сама еще этого не знала. Джоанна как раз раздумывала над этим вопросом, когда зазвонил телефон.Это был Сэм.— Мы не могли поговорить утром, — сказал он. — Мне нужно с тобой увидеться, Джоанна. Может, поужинаем вместе?— Мои родители вернулись из Европы. Я уезжаю к ним на выходные.— Когда ты вернешься?— Может быть, в воскресенье.— Давай встретимся в воскресенье вечером.Джоанна заколебалась. Она понимала, что зря разозлилась на него позавчера. Нельзя во всем винить его одного и делать Сэма козлом отпущения за собственные страхи. И все же она продолжала злиться и ничего не могла с собой поделать.— Послушай, — сказал Сэм, нарушив затянувшееся молчание. — Мои чувства к тебе не изменились. Я люблю тебя, Джоанна. Не поворачивайся ко мне спиной и не уходи. Хотя бы поговори со мной.И вновь простота его мольбы ее тронула. Она поняла, что по-прежнему его любит, но что-то не давало ей выразить это словами — что-то, не поддающееся определению, и оттого ей становилось еще больше не по себе.— Я еще не знаю, в какое время вернусь, — сказала она. — Может быть, я останусь у них до понедельника. Давай, я тебе позвоню, хорошо?— Хорошо, конечно. Передавай от меня привет своим родителям. Надеюсь они здорово отдохнули.— Спасибо, я им передам. Я готова с тобой поговорить. Пока.— Пока, Джоанна.Она повесила трубку и уставилась в пространство. Чего она хочет? Чего добивается?Разумеется, Джоанна понимала, что хочет не пустяка — ей хотелось, чтобы кошмар прекратился, и жизнь вернулась в свою колею. Но Сэм не был частью тон жизни — он являлся неотъемлемой частью «всего этого», того, что происходит сейчас. И тут возникала несовместимость, разрешить которую Джоанна была бессильна. Она вспомнила, что вчера в квартире Сэма тоже произнесла это слово. Несовместимость. И Роджер с ней согласился — возможно, существование Адама каким-то образом несовместимо с их существованием. Эта мысль звучала достаточно резонно, чтобы напугать, хотя и недостаточно убедительно, чтобы трезвомыслящий человек воспринял ее всерьез.И однако же Джоанна, будучи человеком трезвомыслящим, принимала ее всерьез. Нет ли и здесь своего рода несовместимости? Не сошла ли она с ума — или, может, свихнулся мир? В любом случае — где проходит граница между ней и миром? И есть ли эта граница вообще?Неожиданно и непроизвольно Джоанна вздрогнула, как в те моменты, когда человек засыпает и вдруг качнется на стуле. Только Джоанна не спала, а просто затерялась в зловещем круговороте собственных мыслей. Она глубоко вздохнула, радуясь, что ей удалось вырваться из этого круговорота и постаралась занять свой мозг другими вещами.Нажав клавишу, она отправила переписанный черновик Тэйлору и поглядела на часы. Пожалуй, она еще успеет забежать домой и переодеться, чтобы не приезжать к родителям в трауре.Ни на кого не глядя и ни с кем не заговаривая, она выбежала из редакции. Глава 34 Всю дорогу она думала только о том, что скажет родителям. Словно провинившаяся школьница, Джоанна считала, что рассказывать обо всем — большая ошибка. Они только встревожатся, и выходные будут испорчены.Еще по телефону мать спросила ее про Сэма: встречается ли она с ним, и как проходит их эксперимент. Джоанне удалось увильнуть от прямого ответа и при этом создать впечатление, что в их отношениях сейчас сложный период и лучше пока о них не говорить. Попутно желательно обходить молчанием и эксперимент, чтобы не возникало ненужных ассоциаций.Для Джоанны этот уик-энд был очень важен. Он был символом всего, за что она всеми силами пыталась уцепиться; того чувства причастности к жизни, которое возникает в кругу семьи, в доме, и которое всегда воспринимается как должное, пока его не отнимут. Теперь, когда вокруг Джоанны все рушилось, она начинала терять это ощущение принадлежности к миру, и вернуть его ей хотелось больше всего на свете. Ей хотелось закутаться в свою прежнюю жизнь как в теплое одеяло — и если для этого придется соврать, она соврет.Отец встретил ее на перроне вместе со Скипом — терьером-полукровкой. Пока они были в отъезде, пес жил у соседей и теперь не мог прийти в себя от радости, что семья снова в сборе. Пока они ехали домой, он сидел у Джоанны на коленях и все время порывался лизнуть ее в щеку. Она смеялась и прижимала его к себе, не переставая расспрашивать отца о том, что они повидали в Европе, с кем познакомились и чем полакомились.Когда они въехали в ворота, фары выхватили из темноты живую изгородь и увитые плющом беседки, окружавшие довольно безалаберно построенный деревянный дом. Дверь гаража автоматически открылась и закрылась за ними с таким родным, ласкающим слух щелчком. Скип выскочил из машины и с радостным лаем завертелся на одном месте.Джоанна торопливо прошла по короткому переходу, соединяющему гараж с домом. Мать открыла ей прежде, чем она достигла двери, и они бросились в объятия друг другу. Джоанна закрыла глаза и отдалась во власть материнского тепла, кухонных запахов и звуков флейты по радио — передавали Моцарта. Все было так, как и должно было быть, как всегда было в ее памяти, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.Пока жарилась курица, отец предложил Джоанне выпить вина. Они выпили друг за друга, за то, что они вместе, за то, что они это они. Родители снова принялись рассказывать о поездке.— Мы отсняли несколько кассет, — сказала Элизабет. — После ужина посмотришь.— Приезжай посмотреть кино, мы тебе еще и приплатим.Отец часто повторял эту шутку, и Джоанна, наверное, засмеялась слишком громко, потому что мать бросила на нее быстрый взгляд. Ритм ее движений не изменился, выражение лица тоже, но Джоанна поняла, что Элизабет Кросс что-то почуяла.Потом они ужинали при свечах, и вся столовая отражалась в темном окне, за которым сейчас не было видно ни ухоженных газонов, ни клумб, ни аллей, ведущих к реке.Они ели и пили, не переставая болтать, и наслаждались обществом друг друга, как это бывает далеко не во всех семьях. Несмотря на тот взгляд, который мать бросила на Джоанну на кухне, в разговоре не чувствовалось никакой натянутости, и не было впечатления, что какую-то тему специально обходят. Джоанна знала, что наступит момент — вероятнее всего, завтра утром, когда они с матерью отправятся по магазинам — и тогда придется отвечать на вопросы. Она готовилась к этому и вырабатывала стратегию. Ничто не должно омрачить эти драгоценные два дня.— Ой, прости! — Элизабет не заметила, что на краю стола лежит сумочка Джоанны и, ставя блюдо с сандвичами, нечаянно смахнула ее на пол. Джоанна в тот момент собирала пустые тарелки.— Я подниму, — сказал отец и, соскользнув со стула, опустился на одно колено. Джоанна поблагодарила его и тут же забыла об этом эпизоде. В сумочке не было ничего хрупкого и ничего ценного, что могло бы разбиться или потеряться.Потом она заметила, что отец что-то удивленно рассматривает. Подойдя поближе, она увидела у него в руках карточку с черной траурной каймой. Сердце у нее упало. Она, как последняя дура, забыла выложить из сумочки приглашение на похороны.— Кто-то из твоих знакомых умер? — спросил отец. — Здесь стоит сегодняшнее число, — он посмотрел на нее с беспокойством. — Ты была на похоронах, Джо?— Ох, папа! — она рассерженно плюхнула на стол гору тарелок и выхватила у него из рук сначала карточку, потом сумочку.Он был слегка шокирован ее резкостью.— Прости, я совсем не хотел лезть не в свое дело. Она просто выпала, и я подобрал.— Да я понимаю. Ничего страшного, — Джоанна старалась говорить спокойно, но слова выходили слишком отрывистыми. Ей хотелось поскорее замять происшествие, но этому не суждено было случиться.— Дорогая, кто умер? — голос матери был проникнут участием, но пропустить вопрос мимо ушей было невозможно.Джоанна тряхнула головой, давая понять, что не хочет об этом говорить, но уступает их настойчивости.— Дрю и Барри Херст, — сказала она, стараясь не глядеть в глаза матери. — Они были у нас в группе и несколько дней назад погибли в автокатастрофе.— Какой ужас! А мы здесь сидим и болтаем о нашей поездке... — Элизабет подошла к дочери и взяла ее за руку. — Прости, дорогая, мне очень стыдно...— Не надо, мама. Я нарочно не стала ничего говорить. Мне не хотелось портить вам вечер.— Но вы же были близко знакомы? Наверное, дружили?— Нельзя сказать, чтобы мы были друзьями. Разумеется, они мне нравились, но по-настоящему я их не знала. Я только один раз была у них в доме.Боб Кросс неловко подошел к дочери.— Прости, Джо. Я понимаю, что ты не хотела расстраивать нас, но тебе не нужно от нас скрываться. Не бойся делиться с нами своими горестями.Джоанне вдруг стало совестно. Конечно, надо было сказать родителям правду. Она им слишком многим обязана.— Я знаю, — проговорила она. — Я собиралась сказать вам позже.Снова ложь — и мать это почувствовала. Джоанна уловила в ее голосе подозрение. Элизабет Кросс что-то не понравилось, и она не собиралась этого так оставлять.— Но почему ты ничего мне не сказала вчера, когда мы разговаривали по телефону.— Ты была так увлечена воспоминаниями о поездке, что мне показалось, это как-то не ко времени.Мать слегка склонила голову набок, продолжая смотреть на Джоанну. Этот жест означал — брось, что на самом деле случилось?Джоанна почувствовала панический страх, словно она была ребенком, которого поймали на вранье.Ты уже не маленькая, сердито сказала она себе. Ты вольна делать все, что хочешь. Ты не обязана отвечать на вопросы.— Я была так потрясена их гибелью, особенно после смерти Мэгги Мак-Брайд, что мне не хотелось об этом думать.Зачем она это сказала?! Эти слова словно произнес за Джоанну кто-то другой.— Мэгги Мак-Брайд? — повторила за ней мать.Теперь уже слишком поздно. Придется пройти через все, что за этим последует. Раскрыть душу нараспашку, обнажить свои страхи и выставить их под холодный свет здравого смысла. Когда Джоанна была маленькой, ее родители умели прогонять драконов из чулана и чудищ из-под кровати. Вдруг им и сейчас удастся это сделать?— Ты помнишь, та милая шотландка, о которой я тебе рассказывала? Я уверена, что мы о ней говорили.— Она умерла?— Когда вы были в Европе. Вообще-то у нее давно было больное сердце.— Когда это случилось? — спросил отец, пытаясь, как истинный инженер, сложить целое из разрозненных фактов.Джоанна исподтишка бросила на него взгляд. Она попалась. Теперь увильнуть не удастся.Боб повторил вопрос:— Когда умерла Мэгги?— На прошлой неделе. В пятницу.Ну вот. Сказано все. Теперь от нее уже ничего не зависит.Отец нахмурился:— Господи, Джо, три человека из группы... Сколько вас было всего?— Восемь.— Трое? За одну неделю?Внезапно Джоанна поняла, что все по-прежнему зависит от нее. Не родители должны прогонять ее видения. Она была права — это ей нужно их оберегать. Эта мысль придала Джоанне уверенности, так же как сознание того, что худшее уже произошло, придает сил, потому что бояться уже нечего. Теперь ей было ясно, что нужно делать; это так просто.— Понятное дело, мы решили прекратить эксперимент. Я имею в виду, что мы могли бы продолжать, но это было бы неуважение к покойным, и потом, нас всех очень расстроили эти события, — она говорила твердо, расставляя все по местам в полном соответствии со здравым смыслом. — Вообще-то мы не очень далеко продвинулись. Нам все равно пора было завязывать.С каждым словом ложь текла все глаже и свободнее. Джоанне было противно воздвигать стену лжи между собой и двумя самыми близкими ей людьми — но у нее не было выбора. Другого способа их успокоить просто не существовало.— Ты говоришь, вы не сильно продвинулись? — спросил отец, желая узнать подробности.Джоанна махнула рукой — дескать, все это просто чепуха.— Только несколько постукиваний — причем все это гораздо скучнее, чем можно было подумать. Я набрала достаточно материала для статьи — по крайней мере достаточно, чтобы сделать из этого нечто читабельное. Но, боюсь, ничего выдающегося не выйдет.Это был обман, который непременно раскроется, когда ее репортаж будет опубликован, независимо от того, под чьим именем. Но об этом беспокоиться пока рано. Сейчас ее главная забота — оградить эти священные для нее вещи от подступающего к ней безумия.Они стояли друг против друга по разные стороны стола.— И все равно, — сказала Элизабет. — Три смерти... За несколько дней...— Ну давай, мама, развивай эту мысль, — Джоанна даже сумела выжать из себя саркастический смешок, который прозвучал вполне натурально. — Не хочешь же ты связать эти события? Я имею в виду сердечный приступ и аварию. Это трагическое совпадение и не более того.Остановись, велела Джоанна себе. Ты уже сказала достаточно, и дальнейшие аргументы только вызовут еще большие подозрения.— Не приготовить ли мне кофе, — сказала она вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31