Две недели в больнице пролежал.– Это самовнушение, – сказал я с укоризной. – Взрослые люди! Форзи, цыганки, блюдца…Олег не позвонит. Я знаю, что не позвонит. Скатерть, несмотря на все это томление и чепуху, бела и крахмальна, гитара нежно и глухо: трень… Когда ей священник на палец надел золотое кольцо… Сердце тяжелое, бесформенное, как студень, лежит в ледяной воронке с острыми краями, дергается, режется о край. Это пустяки. Побудь со мной, побудь со мной…В половине одиннадцатого Марина наконец принялась звонить Олегу Холодову. Он не отозвался.– Знаете что, товарищи, – решительно произнесла она, – нужно к нему сходить. Наверняка отключил телефоны, все мои знакомые алкоголики так делают, дабы их не тревожили. Может, он уже до того допился, что нуждается в немедленной госпитализации.– Хорошо, – сказал Алекс, – мы с Иваном сходим, посмотрим, как и что. – Толку от вас! Да погодите, не вскакивайте, я переодеться должна… … декабря 200… года, пятница, ночь Благие намерения – это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета. Оскар Уайльд. «Портрет Дориана Грея» Небо было беззвездное, мутно?серое. Марина облачилась в свою бесформенную куртку и «левисы»; со стороны казалось, что идут трое парней: два побольше и один совсем мелкий пацан. Сейчас окажется: дверь открыта, а на полу лежит Олег с простреленным виском. Нет, на диване… Что за вздор! Вздор? Но ведь очередь его пришла! После Гены – Олег! И Маринка именно в таком порядке называла, не я один!…Мы идем сквозь ночь и тьму, касаясь друг друга плечами, готовые драться, один за всех, все за одного, мы ниндзя, мы крадемся как тени… блин!!! Я ведь паспорт в тех, старых штанах оставил. Не хватало сейчас на патруль нарваться: положим, не застрелят, но на трое суток…Никто нам не встретился. Леха нажал кнопку звонка – тишина. Позвонили еще, потом начали стучать, я хорошенько пнул дверь, послышалось шуршание, звук падения тяжелого тела, слабые возгласы, ворчание, снова что?то упало, щелкнул замок, дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Олег. Испит, прокурен, грязен – краше в гроб кладут.– З?заходите. – Покачнувшись, он широким жестом махнул куда?то в сторону ванной. – М?марина… М?мариночка… А я тут это… собирался к тебе…В квартире царил невероятный разгром. Повсюду бутылки, пустые и полупустые. Посреди этого бардака, в сигаретном дыму, в грязи, я испытывал невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. С души свалился камень, нет, даже не камень, а целая гора. Говорят, счастье – это всего лишь прекращение страдания. Не было бы мук, не было и блаженства. Я всех любил, мне хотелось совершать хорошие, добрые поступки. Если нужно, буду месяц сидеть около Олега и следить, чтоб не пил. Маринке принесу такой букет роз, какого ни один генерал никогда не купит. Алекса оставлю в покое, будем просто дружить… то есть… да, просто дружить. Ведь за все нужно платить – и я заплачу.Олег на первый взгляд казался умеренно пьяным, только очень замурзанным и потрепанным; но, взглянув ему в глаза, я заметил, что они совершенно остекленели. Вряд ли он отдавал себе отчет в том, кто мы такие и как оказались в его доме; да и где сам находится, по?моему, он тоже не вполне осознавал. Маринка усадила его на диван и начала успокаивающе ворковать. Он начал что?то бормотать ей на ухо. Она помахала ладошкой, показывая, чтоб мы с Лехой убрались в кухню. Мы вышли и закрыли дверь.– Леха, тебе Марина нравится? – спросил я. Хотелось сразу расставить точки над всем, над чем только можно, и все отрезать… хм, отрезать…– Ну… – нерешительно сказал он, – да, нравится. А тебе?– Если мешаю, ты только скажи, – самоотверженно попросил я.– Мне казалось, это я вам мешаю…Голоса в комнате смолкли, и Марина просочилась в дверь:– Пациент заснул… Ладно, пошли отсюда…– Претендентов на выигрыш не осталось! – заметил Леха. – Гена подставной, этот всю дорогу пьяный. Ну и набрали же они игроков – один другого хлеще! Может, в понедельник нам, наконец, сообщат, что все отменяется?– А Татьяна, Татьяна?! Где ж она все?таки? Олег ничего не узнал?– Говорит, ничего, – ответила Марина. – Небось, сидит у родителей, рада?радешенька, что отделалась от этого алкаша. Конечно, надо бы ему вытрезвиловку… но, в конце концов, он взрослый дядя и сам себе хозяин. Потом, они могут его насильно увезти. А я представила себя на его месте – очнуться в больнице… Ему и так тошно. Пусть спит.По настоянию Марины мы вылили остатки водки в раковину и ушли. Ветер разогнал тучи, и небо стало все в клочьях, сквозь которые проблескивали редкие звезды. Я с наслаждением закурил «Парламент». Сейчас дойдем до Маринкиного дома и распрощаемся, все отправимся по домам. И хорошо, и правильно, так лучше. Мы прошли метров сто, когда из?за угла дома выросли двое амбалов – один повыше, другой пошире, – в штатском, с трехцветными свастиками на рукавах. Партийные дружинники! Эти еще хуже ментов, им вообще закон не писан. Я отшвырнул сигарету в снег. Патруль… Генка… У одного правая рука в кармане… Неужели все?таки…Широкий выпятил грудь, щелкнул каблуками, лихо выбросил руку вперед и вверх и сказал: «Мир вам, православные». Марина чуть слышно прошептала: «Матка, курка, яйки, шнапс, капут…» Я сжал зубы: нашла время выделываться! Баба!– Ваши документы, господа, – потребовал тот, что повыше.Вот оно – начинается. Они, конечно, вооружены. Никакой это не патруль, это за нами. Черт, у меня паранойя! Патруль как патруль. Или…Леха смотрит на меня и говорит взглядом: если что, беру на себя того, кто справа, а ты – второго. Я взглядом же отвечаю: понял тебя. Коленом по яйцам, ботинком по голени, головой в лицо, и желательно все это одновременно. У длинного рука по?прежнему в кармане. Кисть лежала бы немножко не так, если б он держал пистолет. Паранойя?Марина спокойно открыла сумку и достала паспорт. Леха, чуть помедлив – тоже.– Почему, господа, после комендантского часа гуляем? Почему курим на муниципальной территории, штраф хотим платить? – лениво поинтересовался патрульный, разглядывая прописку в Лехином паспорте. – А вы, товарищ, в Зюзино прописаны. Что здесь делаете ночью?– В гости иду к этой девушке. – Леха дружелюбно улыбнулся. – Водочки выпить…– Ладно, товарищ, идите. А ваши документы, гражданин?– Дома оставил, – произнес я голосом кротким и законопослушным. – Понимаете, надел другие брюки…– Это мой брат, – вмешалась Маринка, одаряя дружинника ослепительной улыбкой. – Он тоже ко мне идет. Именины у меня.– Так и быть, проходите. А вы, гражданин, не надо больше курить в общественных местах, и до семи часов утра чтобы больше не перемещаться без документов. С наступающим вас, господа! – Патрульный откозырял, приложив руку к норковой шапке.Пройдя несколько шагов, мы переглянулись и чуть не сползли на снег от смеха.– Fuck! – запрещенным словом выругался Леха.– Shit, – согласился я. – Нервы ни к черту.– Толку от этих патрулей – хрен, – сказала Марина. – С соседки моей позавчера опять наркоманы шапку сняли: вторую за зиму, а еще только декабрь. Когда надо, их не дозовешься. В этом отношении наша реальность ничем не отличается от любой другой: Россия всюду одинакова… Мальчики, а как насчет вернуться и допить? – радостно предложила она, подпрыгивая и обнимая нас за плечи. – Лично я не против продолжения банкета. Что?то спать не хочется.– Why бы и not? – отозвался Алекс. – Я тоже не хочу спать. Иван, как ты?Мы уже добрались до самого Маринкиного дома. Я покачал головой:– Не пойду.– Разумеется, пойдет! – заявила Марина. – Ему же велено больше никуда не перемещаться. Станет дорогу переходить – тут и сцапают, и некому будет заступиться. А через часик все патрули спать отправятся – тогда и вы по домам.Я не устоял. Скатерть бела и крахмальна… Как здесь отрадно, как светло… Никаких ужасов не существует. Мотор, стоп; массовка, по местам. Геныч – актер. Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера! А где ж все?таки камеры? Раз их нет у Маринки, то у меня тем более, мы ведь все время у нее собираемся. Каким образом организаторы шоу за нами наблюдают?Ерунда. Телевизионщики что?нибудь да придумают. Небось, этот «патруль» – тоже актеры, проверяющие нашу реакцию. И как она им показалась, хотел бы я знать? Заметили ли они мой страх и нашу готовность драться? Понравилось ли им это?– Леха, ты что подумал, когда патруль подошел?– То же, что и ты, – усмехнулся он. – Сперва пожалел, что волыну дома оставил, а потом вспомнил Геныча… (Меня опять покоробило: до такой степени неестественно выходили у него все эти «ксивы» и «волыны».) А ты с оружием ходишь?– Нет, что ты. Даже слабо представляю, с какого конца заряжают…– И в армии не был? – удивился он.– Какая армия… Мы только в области балета…Лгать меня побуждал спортивный азарт: я не хотел романтизировать себя, подчеркивать свою мужественность, которая, без сомнения, ему импонировала бы. Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит!.. Эй, Дориан, вы уже забыли о своем решении оставить человека в покое?! Но слово – не воробей. Придется остаться в образе беспомощного штафирки.– А Марина носит в сумочке, – сказал Алекс. – Видел, когда она паспорт доставала.– Газовый, поди. – Посмотри на нее, – сказал Леха, кивая на вошедшую Марину. – По?твоему, такая амазонка станет валандаться с газовым пистолетом? Мусенька, Иван думает, что у тебя в сумке газовая волына, а я считаю, что боевая. Как на самом деле?– Кого ты сейчас испугаешь газовым, если все ходят с настоящими? – пожала плечами Марина. – Стрелять имеет смысл только на поражение.– Золотые слова, – хмыкнул Леха. (Такой же идиот, как и она. На поражение! В большинстве случаев в локоть или в кисть вполне достаточно.) – Муся, ну покажи пушку, покажи!Марина демонстративно вздохнула, но принесла «беретту» старого образца. Леха тотчас схватил ее и стал разглядывать. Сказал уважительно:– Серьезная игрушечка! На вооружении в американской армии…Мысленно я возвел очи горе. Дурачок ты мой, дурашка! Американская армия! Он даже не видит, что эта модель не под девятимиллиметровый патрон, а под семимиллиметровый, – куда уж дальше ехать! А, пускай выделывается. Раз все обошлось, – я буду кроток аки агнец.Они болтали. Они смеялись. Я молчал. Резвитесь, дети мои, резвитесь, вы счастливы и невинны, а я старый солдат и не знаю слов любви, моя участь – платить налоги и спать спокойно. С молодою женой мой соперник стоит…– Друзья, мы собирались сходить куда?нибудь развеяться, – напомнил Алекс. – Завтра не могу, а послезавтра приглашаю вас обоих. Например, в «Стоунхендж».– Давайте в воскресенье, – поддержала его Марина. – Завтра я тоже не могу: надо к одним знакомым съездить. Скучный визит, но необходимый. Ванечка, ты как?– В воскресенье так в воскресенье. В «Стоунхендж» так в «Стоунхендж». Мне все равно, у меня нет светских обязанностей, – вздохнул я.Марина снова взяла гитару. Очи черные, очи жгучие… Скатерть белая залита вином… Неужели кошмар закончился, все будет хорошо? Подойди ко мне, ты мне нравишься, поцелуй меня – не отравишься… Ей бы на сцену, черт возьми! За душу берет, за сердце хватает. Все забытое вспоминается – нет, нет, только ни о чем не вспоминать.Сперва ты меня, потом я тебя, потом вместе мы расцелуемся… Жалко, нет у меня связей в шоу?бизнесе, ей бы промоушн хороший… какой голос пропадает – теплый, нежный… Поцелуй меня – не отравишься, сперва ты… гитара нежно и глухо…Какое счастье, что этот дурацкий Олег жив и здоров. Завтра зайду к нему – может, сумею чем?нибудь помочь. Я должен принести искупительную жертву, задобрить злых духов, вести себя тише воды, ниже травы, быть добродетельным, и все обойдется, чаша сия минует нас. Нет, разумеется, все, что я навоображал и навыдумывал – просто бред, но на всякий случай постараюсь задобрить судьбу: все люди так делают, даже самые умные, даже самые материалистичные. Однако мне пора домой: уже два часа ночи.– Муся, спасибо, был классный вечер, – сказал я. – Патрули уже спят. Позволь откланяться.Леха тоже встал. Дурак – оставайся. Отныне я чужой на этом празднике жизни. Если случится, что друг влюблен, а я на его пути – уйду с дороги, таков закон…– Мальчики, не выдумывайте глупостей! – пропела Маринка тоненьким голоском. – Куда вы пойдете посреди ночи, в наше?то время да без оружия? Хозяин собаку не выгонит! Непременно вляпаетесь в историю, и депортируют вас в какое?нибудь Зюзино без права переписки.– Нет, спасибо, – сухо сказал я. – Пойду. Авось не депортируют.– Этот диван если разобрать – на нем восемь человек помещаются. Оставайтесь!Я закусил губу чуть не в кровь. В эту минуту я бы мог Маринку ударить. Да она больная: маньячка, сводня! Все?таки проститутка есть проститутка. Может, у нее в стене между гостиной и спальней – дырка? Бесплатное кино хочется посмотреть? Однако интересно: как только я решил стать добродетельным человеком – так сразу начал всех окружающих судить, на всех злиться…– …Ванька, что ты, ей?богу? – продолжала Марина. – Не все равно тебе, где спать? А мне спокойнее, не переживать за тебя. Можете телевизор включать как угодно громко, у меня в спальне полная звукоизоляция. Немецкая система, кучу бабок стоила… Постельное белье вон в том ящике. Леха, смотри: чтоб диван этот разложить, нажми вот сюда, потом дерни за ручку…Завершив инструктаж, коварная хозяйка мгновенно улетучилась из комнаты. Я подошел к окну и прижал лоб к ледяному стеклу. Но лоб не пылал, а был тоже холодный. В голове с калейдоскопической быстротой завертелись всякие… ага, угадали, доверчивые вы мои: цитаты и литературные реминесценции. Сперва ты меня… ах, потом я тебя… о?о, черт, что мне теперь – руки себе рубить, как отцу Сергию, или дрова колоть, как Челентано? Дориан, возьмите себя в ру… поручик Ржевский, молчаать…– Чур, я не у стенки, – сказал Леха, расстегивая рубашку.Вид у него был абсолютно невозмутимый, непроницаемый, невинный. Надеюсь, у меня тоже – как всегда. Он держался так, что можно было с равным успехом предположить: да, парень все понимает совершенно правильно, или: нет, парень вообще ни сном ни духом. Он очень аккуратно повесил свою пижонскую рубаху на стул. Я не оборачивался: следил за его отражением в темном стекле. Нет, Дориан, еще не поздно уйти! Человек слаб, и дорога в ад вымощена благими намерениями… Сперва ты… А, пропади все пропадом! Я расстегнул ремень на джинсах.И тут по нервам ударил омерзительный Маринкин дверной звонок.– Это, наверное, генерал пришел! – сказал я. Голос не выдавал моего состояния, пряжка только не сразу попала в дырку ремня, но этого никто не видел. – Теперь нас точно замочат.Леха расхохотался, но, тем не менее, принялся поспешно надевать рубаху. Как знать: вдруг и впрямь хозяйкин любовник пришел?– Прыгаем в окно? – предложил он. – Бедная Маруська!Прошлепали босые ноги, в дверь слегка поскреблись. Хозяйка вошла, окинув нас взглядом, в котором мне почудилось разочарование. А она что думала – тут уже дым коромыслом?– Вообще?то я не открываю, если меня не предупредили о визите по телефону, – сказала она серьезно, – но учитывая последние события… у нас, к сожалению, нет глазка на двери…– Кто?то из твоих? – спросил я.– Исключено, – она поджала губы. – Никакие форс?мажорные обстоятельства не заставят моих знакомых неожиданно ввалиться ко мне ночью.– Предлагаю открыть, – сказал я. – Муся, с нами можешь ничего не бояться. Впрочем, тебе решать. Если это все?таки окажется генерал, и мы тебя скомпрометируем…Звонок раздался в третий раз, еще более длинный, громкий и истеричный, чем вначале. Как парочка киношных гангстеров или копов, мы с Лехой выскользнули на площадку и на секунду замерли, вжавшись спинами в створки двери, ведущей к лифту и лестнице. За дверью кто?то шумно дышал и переступал с ноги на ногу. Протянув руку, я осторожно открыл задвижку.Не знаю, кто был удивлен больше. С полминуты мы молча таращились на Олега, а он на нас. Из кармана у него высовывалось горлышко бутылки.– А я тут как бы… – произнес он, слегка покачиваясь.– А мы тут как бы… – ответил Алекс.– Гос?с?споди, – прошипела вышедшая Маринка. – Олег, тебе что здесь нужно? Не о чем мне с тобой говорить в полтретьего ночи. Спать иди.– Не хочу спать. Давай поговорим. Ты обещала… – Он сделал движение, порываясь протиснуться в двери, Леха его придержал.– Я?! У тебя и впрямь белая горячка. Мальчики, уберите его, или я за себя не ручаюсь…Думаю, каждому хоть раз приходилось заталкивать в лифт пьяного, который этого не хочет и бешено сопротивляется, так что не стану описывать процесс подробно. Однако на улице Олег сразу успокоился. Возможно, уже забыл, зачем приходил и к кому. На ногах он держался относительно нормально. Алекс с неопределенной гримасой кивнул мне, решительно взяв Олега за плечо, развернул его налево, и они отчалили. Я перешел дорогу и через две минуты был дома.Водевиль какой?то. Драма превращается в пошлейший фарс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20