А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

До сего времени он представлял себя воином с каменным сердцем, закованным в доспехи железной воли. Но сейчас, когда он считал секунды до запуска, его перчатки прилипли к ладоням, а нижняя губа непроизвольно подергивалась при каждом счете. Он смотрел прямо перед собой, и щиток его летного шлема не позволил членам экипажа увидеть неуверенность в его глазах.
Ему становилось невыносимо при мысли, что кто-нибудь может заметить хотя бы малейшие признаки страха на его лице.
Его пугало это оружие. Перед славными летчиками-камикадзе была ясная перспектива — мгновенная героическая смерть за императора, за Японию. Ногучи не испытывал страха перед смертью, он считал, что смерть — это просто дверь в другой неизвестный мир.
Его пугали условия, в которых ему, возможно, придется жить, если «Скрэмблеры» сработают не так, как надо.
Часы отсчитывали последние секунды.
Они почти достигли оптимального рубежа запуска.
А если что-нибудь случится? Если «Скрэмблеры» сработают раньше времени? Если он не сможет увести самолет достаточно далеко от зоны их действия? Если эффективная дальность действия «Скрэмблеров» окажется больше расчетной? Если наземные пункты управления опять переключат его самолеты с этим ужасным грузом на борту на автоматическое управление? Этих «если» было слишком много.
«Скрэмблеры» никогда не проходили полевых испытаний, да это было бы и невозможно.
Мысль о том, что «Скрэмблеры» могли ударить всей своей мощью по нему, назначенному управлять ими, не давала ему разумно и четко мыслить.
Он опять взглянул на экран. Прошло полчаса с момента посадки, и американские автоматические системы камуфляжа отлично замаскировали вертолеты — хотя было очевидно, что механические приспособления были спроектированы без учета возможности выполнения задания в условиях местности, покрытой снегом. Конечно, «Скрэмблеры» нанесут удар по всем объектам, находящимся в радиусе их очень большой зоны поражения, но все же приятно было знать, что главные цели находятся именно в том месте, в котором, судя по радиоперехвату, они должны быть.
— Господин полковник! — неожиданный крик заставил Ногучи повернуть голову. Это был голос второго пилота, полный ужаса.
— В чем дело? — резко спросил Ногучи.
Глаза второго пилота расширились от невероятного ужаса.
— Время!
Паника охватила Ногучи. Но, повернувшись к пульту управления, он увидел, что все еще оставалось несколько секунд. Второй пилот просто потерял контроль над собой, как женщина или ребенок. Это было непростительно.
— Заткнись, дурак! — крикнул Ногучи, не взглянув на пилота. Он боялся, что на его лице может быть заметен тот же страх, который был написан на лице его подчиненного.
Ногучи постарался взять себя в руки. Но в голове его все время возникали картины того, что будет с ним в случае неисправной работы «Скрэмблеров», и эти образы лишали его последних остатков самообладания.
Нет, он не вынесет такой жизни.
В тысячу раз легче умереть.
Он уставился на цифровой счетчик, держа пальцы на кнопке управления запуском.
Семь.
Всю свою жизнь…
Шесть.
…я…
Пять.
…как стрела…
Четыре.
…несся…
Три.
Два.
…к этому моменту…
Один.
— Банзай! — закричал Ногучи так громко, что у него заболело горло.
Он нажал на пусковую кнопку.
— Банзай! — закричал он опять.
— Банзай! — закричали по внутренней связи вслед за ним все члены экипажа.
Он взял управление на себя и накренил самолет, насколько это было возможно.
— Точный запуск, — услышал он в наушниках.
Один за другим остальные самолеты его звена доложили: «Точный запуск. Точный запуск».
Ногучи лег на курс и приказал всем самолетам набрать максимальную скорость. Небольшие управляемые ракеты устремились в сторону объекта под названием «Серебро».
— Вас понял, — доложил Хейфец по командной связи. — Все приземлились. Из районов сбора «Золото» и «Платина» доложили о состоянии полной боевой готовности. Все машины целы. Рота «Танго» доложила о пяти убитых и одиннадцати раненых во время наземного контакта на территории Иранского штаба, но я думаю, вы хотели бы услышать подробности непосредственно от командира.
Ему ответил голос Тейлора. Хейфецу показалось, что он звучал необычно резко и напряженно.
— У тебя все в порядке?
— В основном, да. Были небольшие трудности, связанные с размещением в зоне сбора. Часть зоны «Серебро» была уже занята советскими войсками резерва. Никакой координации нет. До того, как все было выяснено, одно подразделение открыло огонь.
— Потери есть?
— Нет, нам повезло. Сейчас у нас здесь то, что раньше обычно называли «мирным сосуществованием».
— Боже, — сказал Тейлор, — этого нам только не хватало. Обмен артогнем с русскими.
— Сейчас все в порядке. Теркус размещает своих мальчиков в хорошем укрытии. Оно выглядит великолепно.
— Отлично. Мы будем там приблизительно через сорок минут, — сказал Тейлор. — У меня есть на борту один раненый, предположительно с сотрясением мозга, и еще один в состоянии шока.
— Вас понял. Мы вас ждем. Прием.
— Пять-пять, конец связи.
Хейфец положил микрофон. Какой хороший день. Трудно представить себе, как в такой хороший день могло быть столько смертей.
«Целый Иерихон из стали», — сказал он себе, думая о японских потерях.
Ему все уже было ясно. Он все для себя решил. Он просто не знал, как ему сообщить об этом Тейлору.
Он закончит эту кампанию, затем подаст в отставку. Он растратил огромную часть своей жизни на сумятицу, на самообман, на неизбежное бесчестие достойного человека, который неправильно выбрал цель своей жизни. Конечно, он всегда был хорошим солдатом. Сейчас же наступило время бросить все, пока он еще не стал плохим солдатом.
Он поедет домой. В новый дом, который его друзья-беженцы строят в израильском поселении на западе Америки. Они превращают еще одну пустыню в сад. Он точно не знал, что он будет делать и чему он может научиться после стольких лет в армии. Но он знал наверняка, что справится с этим, и не боялся испачкать руки в грязи, если уж на то пошло. И ему не так много нужно.
На мгновение он пожалел о тех деньгах, которые он в течение многих лет отчислял в Американо-Израильский фонд помощи беженцам.
Затем, устыдившись, он отбросил эту мысль.
Так было даже лучше: начать все с нуля. Без того ложного чувства безопасности, которое вселяет в человеческую душу слишком большое количество денег.
Возможно, у него появится женщина. Он теперь понял, что Мира никогда не хотела, чтобы он оставался навсегда одиноким. Он и в этом был к ней несправедлив. Она была слишком доброй, чтобы хотеть этого. Ей бы хотелось, чтобы он опять полюбил, если у него останутся на это силы.
Всю свою жизнь он совершал неправильные поступки, руководствуясь ложными мотивами.
Он надеялся, что еще осталось время все это исправить. Он решил попытаться начать жизнь сначала. И на этот раз действительно ради Миры. Он снова повернулся к свету.
Хейфец одел шлем, который всегда носил в полевых условиях, чтобы показать пример своим подчиненным.
— Я выйду по нужде, — сказал он своему экипажу.
Морозный воздух был необыкновенно чистым. Хейфец снова подумал о Тейлоре. Приятно будет встретиться с ним в конце дня.
Тейлор был тем человеком, к которому он испытывал что-то очень похожее на дружбу. Он еще не знал, как объяснить Тейлору, почему он хочет уйти в отставку, но это может подождать. Сейчас Тейлор должен сконцентрироваться на других вещах, и Хейфец был полон решимости помочь ему. Предстояло еще решить очень много проблем, особенно связанных с потерей последнего калибратора орудий в Омске. Но они с Тейлором найдут какое-нибудь решение. Хейфец представил себя рядом с Тейлором: они склонятся над картой и будут вершить судьбы людей. И им даже не нужно будет слов, чтобы понимать друг друга.
Хейфец шел по снегу в сторону чахлых деревьев. Белые стволы и ветки напоминали больных туберкулезом женщин. Его поразила скудость этой местности.
Он сбился с мысли, увидев молодого капитана, сидящего на корточках в небольшой запорошенной снегом ложбине. Капитан приподнялся, чтобы воспользоваться бумажкой. Под ним лежала дымящаяся куча.
При виде Хейфеца молодой человек выпрямился, отбросив скомканную бумажку и схватился за спущенный комбинезон.
Хейфец не мог сдержать улыбки. В конце концов, жизнь продолжается.
— Вольно, — скомандовал Хейфец. — Продолжайте выполнять свое задание, капитан.
Молодой офицер пробормотал что-то невнятное, а Хейфец повернулся к слегка покосившемуся дереву, вспомнив, зачем он пришел.
Он услышал, что кто-то произнес его имя и звание. Никуда нельзя спрятаться, даже на минуту. Хейфец обернулся, посмотрел в сторону М-100 и увидел одного из своих сержантов без головного убора, направляющегося в сторону маленькой рощицы. «Придется сказать им, чтобы одевали эти чертовы шлемы, когда выходят на улицу, — подумал Хейфец. — Ну, просто как дети». Хотя после боя было так естественно расслабиться, перестать заботиться о внешнем виде и позволить себе немного небрежности.
Хейфец энергично отряхнулся, затем запихнул одеревеневшую от мороза часть тела обратно в комбинезон. «Слишком долго ее не использовали по назначению», — весело подумал он.
С трудом шагая по снегу, сержант торопливо приближался к нему.
— Подполковник Хейфец, вас вызывает подполковник Рено. Он говорит, что хочет поговорить с вами лично.
Хейфец кивнул. Затем повернулся к капитану, который быстро и смущенно застегивал свой комбинезон.
— Вы знаете, в чем главная проблема американской армии? — спросил Хейфец капитана.
У того было симпатичное, пышущее здоровьем лицо, которое Хейфец привык ассоциировать с типично американской неуязвимостью для интеллекта. Немного подумав, капитан застегнул матерчатый ремень и нервно произнес:
— Нет, сэр.
— Мы слишком много говорим, — сказал Хейфец. По выражению лица капитана он видел, что банальность его замечания разочаровала молодого человека, который, очевидно, ожидал услышать значительно более глубокую мысль.
— Мы слишком много говорим, — повторил Хейфец. Он мягко улыбнулся и пошел на свой пост.
Капитан Джек Стерджис не мог этому поверить. Он своими глазами видел, что Счастливчик Дейв Хейфец улыбнулся. Он сомневался, сможет ли он убедить в этом своих товарищей.
Он начал обдумывать, как именно он преподнесет эту историю, и тотчас же решил не рассказывать о том, что он делал во время их встречи. Затем он передумал и решил сказать, что они оба, как боевые товарищи, мочились у дерева. Что же точно сказал Хейфец? О главной проблеме американской армии? Довольно глупо, на самом деле. Не очень понятно. Стерджис подумал над словами Хейфеца некоторое время, стараясь найти в них какой-то скрытый смысл. «Мы слишком много говорим». Может, он имел в виду, слишком много говорим и недостаточно действуем? Или просто слишком много говорим, и все?
Да это не важно, черт возьми. Он только что говорил со Счастливчиком Дейвом Хейфецем, с человеком, который, как было всем известно, никогда не улыбался. Это был солдат от рождения и до могилы. И вдруг старый чудак улыбнулся.
Жаль, что у него не было свидетелей. Затем он вспомнил о подробностях встречи и решил, что, пожалуй, наоборот, ему повезло.
Возможно, Хейфец просто смеялся над ним… Да нет. Старый Счастливчик Дейв, наверное, много раз видел ребят в такой ситуации. И, скорее всего, его улыбка означала, что все было хорошо, что они действительно загнали противника в угол.
Вот так. Это хорошо вписывается в историю. Даже старый Счастливчик Дейв был очень рад. Это надо было видеть, ребята. Он улыбался. Счастливчик Дейв Хейфец, гроза всего полка, который, как все знали, никогда в жизни не испытывал ни одного человеческого чувства.
Стерджис был смущен тем, что в тот момент, когда он оправлялся, кто-то вдруг появился, и этот кто-то был не кто иной, как Счастливчик Дейв. Обдумав все, он решил, что не стоит расстраиваться. Зато у него есть история, которую он расскажет ребятам, и чувство уверенности, которое ему внушило хорошее настроение Хейфеца.
Они встретились с противником и втоптали его в грязь.
Конечно, он очень боялся. Он никогда раньше не был в бою, но он читал много книг о войне, видел множество фильмов и слышал от ветеранов, как трудно военное ремесло. Они говорили, что никогда нельзя сказать заранее, кто может сломаться и оказаться трусом.
Да, теперь он знал, что не был трусом, он доказал это в бою. Когда Джек Стерджис пробирался назад к замаскированной позиции М-100, он с удовольствием представил себе, что у него будет блестящее военное будущее.
И когда-нибудь он, возможно, будет так же знаменит, как сам Старик, полковник Тейлор.
А может, даже и больше. Однако он не хотел иметь изуродованное лицо, не хотел быть внешне похожим на Тейлора. Стерджис видел себя в гораздо более романтическом свете, и представление об успехе было неполным без фигуры склонившейся над ним женщины.
Стерджис глубоко вздохнул. Прекрасно быть солдатом, настоящим командиром.
И тут капитан Джек Стерджис выпрямился во весь рост, почувствовав такую нестерпимую боль, какую никогда не испытывал раньше.
19
3 ноября 2020 года
— Сьерра пять-пять, я Сабля шесть. Сьерра пять-пять, я Сабля шесть.
Услышав голос Рено по командной линии связи, Тейлор мгновенно понял, что случилось что-то очень серьезное. Во время переговоров по любым открытым средствам связи генеральский сынок всегда изо всех сил старался сохранять спокойствие, за исключением тех случаев, когда он в пух и прах разносил своих подчиненных. Или во время боя, когда он пронзительно кричал, как бы требуя медалей, наград или просто благодарностей в приказе. Сейчас голос Рено был напряженным от волнения, он сделал то, чего никогда раньше не делал. Он использовал позывной «Сабля» по линии связи с Тейлором.
Тейлору было известно, что Рено изменял позывные на внутренней линии связи своей эскадрильи, но он всегда использовал присвоенный ему позывной по полковой линии связи, во-первых, потому, что Тейлор запретил эти неуставные глупости, и, во-вторых, потому, что «Сабля шесть» — это был старый позывной, используемый командирами полков, а не какими-то там подполковниками, командирами эскадрилий.
— Танго пять-пять, я Сьерра пять-пять.
Прием.
— Я Сабля… вернее, я Танго пять-пять. Я не могу связаться с районом сбора «Серебро». Я разговаривал с Один-три и вдруг связь оборвалась. Я пытался вызвать Уиски пять-пять, но ничего не было слышно, совсем ничего. Что там происходит?
— Танго, я Сьерра. Подождите. Сьерра один-три, — вызвал Тейлор Хейфеца.
— Я Сьерра пять-пять. Прием.
Тейлор ждал. Он чувствовал напряженность Мередита и Паркера и озабоченность оставшихся в живых сержантов. В заполненной людьми кабине воняло потом и засохшей кровью, а в самом ее конце, около скамьи, которую они смастерили для солдата с сотрясением мозга, сидел солдат, до сих пор не оправившийся от шока.
Тейлор знал, что что-то случилось, и это не было обычной неисправностью в системе связи.
Он знал это благодаря инстинкту, развивающемуся у человека за годы в непосредственной близости от смерти.
— Сьерра один-три, — попробовал выйти на связь Тейлор. — Я Сьерра пять-пять. Твоя станция молчит. Если ты слышишь меня, свяжись со мной по оперативно-тактической линии связи. Прием.
Он уже знал, что что-то случилось, и все же старался не думать об этом. Он повернулся к пульту специальной спутниковой связи, обычно используемой только для разговоров с высшим руководством страны.
Мередит уже работал ключом. Все ждали ответа, и все это время им было слышно, как Рено пытается по полковой линии связи привлечь их внимание и молит ответить ему.
Они ждали пять минут. Но ответа не было.
Небеса молчали.
Наконец Тейлор снова перешел на полковую связь, решив попробовать еще один, последний раз.
— Любая станция Уиски, любая станция Уиски, — выкрикивал он позывные Первой эскадрильи, приземлившейся в районе сбора «Серебро». — Я Сьерра пять-пять. Как слышите меня? Прием.
Молчание.
Вдруг линия связи включилась, но это опять был Рено, задававший все тот же вопрос. Он был ужасно взволнован.
Тейлор не обращал внимания на позывные Рено. Он повернулся к Мередиту:
— Через сколько времени мы долетим до района «Серебро»?
Мередит взглянул на пульт.
— Через пятнадцать минут. Вы хотите изменить курс, пока мы выясним, что происходит? Возможно, нам удастся долететь до северо-восточного края района сбора «Платина» до того, как у нас кончится топливо.
Все посмотрели на Тейлора. В кабине воцарилось чувство подавленности, которое возникает при виде отверзтой могилы.
— Нет, — сказал Тейлор. — Нет, мы летим в район «Серебро». Надо выяснить, что, черт возьми, там происходит.
Тейлор вызвал Вторую эскадрилью, находящуюся в районе сбора «Платина» рядом с Оренбургом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72