Оглянувшись и посмотрев на Лауру, которая кулем лежала на мокром полу пещеры, он увидел, что ее грудь слабо вздымается. Затем послышался сдавленный хрип, натужное покашливание, и вскоре она снова ровно задышала. Ухмыльнувшись, он принялся разглаживать ленту ладонью, после чего снова потянулся к волосам девушки и услышал, как она опять попыталась закричать. Крик заставил затрепетать ее ноздри и уже через мгновение перешел в надсадный вопль, когда он размашисто ударил ее по лицу и тут же прилепил к носу кусок ленты, концы которой большими и указательными пальцами аккуратно разгладил на щеках.
Теперь Лауре действительно стало нечем дышать.
На сей раз она не просто сопротивлялась, я с яростной силой сражалась за свою жизнь, черпая силы в охватившей ее дикой, слепой панике. Девушка попыталась было подняться на ноги, но тощий снова оттянул ее за волосы назад, одновременно с этим свободной рукой толкая в плечи. Она качнулась вперед, пытаясь лягнуть его то одной, то другой ногой, выкидывая их назад и с силой царапая ими пол пещеры. Марджи увидела, как на ногах Лауры стали обламываться ногти.
Девушка продолжала взмахивать ногами, одновременно с этим пытаясь перевернуться на спину, но он, стоя теперь на коленях ряд ом с ней, крепко держал ее тело. Ноги Лауры все еще оставались свободными, и она жестоко, яростно пинала ими своего врага. Марджи увидела, как тощий нахмурился и резко потянул девушку за волосы. В какой-то момент под натиском Лауры он даже слегка покачнулся, потеряв равновесие, и ей удалось перевернуться на бок, оказавшись лицом к клетке. В тот же миг Марджи увидела промелькнувшее в глазах Лауры выражение жуткого страха и мольбы и тут же заметила, как тощий, отпустив ее волосы, потянулся к ножу.
Подняв оружие высоко над головой, он со всей силы вонзил лезвие прямо в середину спины Лауры. Марджи услышала приглушенный вопль девушки и увидела, как от дикой боли закатились ее глаза. Однако что-то у тощего вышло не так, что-то не сработало, поскольку Марджи услышала, как он с почти безумным видом забормотал что-то себе под нос, после чего извлек нож из раны и снова поднял его.
Казалось, что Лаура начала сопротивляться с удвоенной силой. Снова блеснуло опускающееся лезвие, и Марджи расслышала характерный, жуткий звук, вызванный соприкосновением стали с костью. Ему никак не удается убить ее, – подумала она. – Бьет в спину и никак не может пронзить насквозь.
Тощий снова всадил нож в тело девушки, и Марджи опять услышала тот же чудовищный звук, после чего он с яростью извлек лезвие из раны. Сам он тоже перешел на хриплый и одновременно повизгивающий крик, который, очевидно, являлся выражением его дикого, невыразимого отчаяния. Тогда он ударил ее в четвертый раз – лезвие глубоко вошло в бок Лауры, и Марджи увидела, что темная ткань ее рубашки покрылась поблескивающей влагой. Каким-то образом Лауре удалось перевернуться на спину, после чего она с силой ударила тощего коленом, ни на мгновение не прерывая – даже с залепленным ртом – своего жуткого крика. Ее нога прошла в каком-то дюйме от его головы. И тогда он пырнул ее в живот.
Лаура снова перевернулась, словно пытаясь отползти подальше от ножа, но он уже успел высвободить его и снова всадил лезвие ей в спину – на сей раз рана осталась бескровной. И все же девушка была пока жива. Отталкиваясь обеими ногами, она попыталась было отползти вперед, но одна ступня вдруг соскользнула и она перевернулась на бок. Лаура все еще продолжала отпихивать своего противника ногами, однако резервы сил отчаяния, внезапно обнаружившиеся в ее организме, стремительно истощались. Коротким взмахом руки тощий полоснул ее по икре одной ноги, и она быстро подогнула их под себя.
Это был уже конец. Тощий всем телом навалился на нее, одной рукой ухватил за подбородок, поднял его, а другой всадил нож ей в горло – чуть повыше ключицы. Наружу вырвался поток яркой крови, и Марджи закрыла глаза.
Когда же она снова размежила веки, Лаура, как ни странно, была все еще жива, ее глаза слегка двигались, а грудь едва колыхалась от поверхностного дыхания. Тощий куда-то исчез, предварительно отлепив ото рта и носа девушки куски изоленты. Как вскоре выяснилось, он ушел в заднюю половину пещеры, а когда вернулся снова, в его руке был зажат большой тесак.
04.17.
Передвигаясь между огромными и плоскими плитами гранита, Ник на безопасном расстоянии следовал за «красным». Он успел подобрать себе оружие, причем довольно солидное – прочный кусок гладкого плавника длиной около трех футов и толщиной дюйма в два, чем-то похожий на ту самую полицейскую дубинку, которой несколько лет назад, на праздновании Дня моратория в Бостоне, ему едва не раскроили череп. С тех пор он всей душой ненавидел полицию, хотя в данный момент страстно желал встречи именно с ее представителями. Ему казалось, что эта импровизированная дубинка может оказаться весьма кстати. Когда он ввалится к ним в жилище, в барабане его револьвера будут находиться всего шесть патронов, и даже если допустить, что все выстрелы попадут в цель, этого все равно было явно недостаточно. При мысли об этом Ник ощутил приступ сильного страха, который то и дело заставлял его повторять одни и те же фразы: Недостаточно. Не хватит. Я не смогу уложить их всех. Итак, ему предстояло нечто вроде рукопашной схватки с племенем людоедов.
Но попробовать все же стоит, – подумал он. – Теперь поздно давать обратный ход. Он уже успел увидеть, что они способны сделать с беззащитной женщиной, и потому прекрасно понимал, что если бы оставил им Марджи, то потом до конца дней своих презирал и ненавидел себя. Нравилось ему это или нет, но он попросту не мог оставить ее в таком положении.
А если бы там оказалась только одна Лаура? – подумал он. – Был бы я сейчас здесь? – Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Сомнительно, однако. Все дело было именно в Марджи, за которую он нес своего рода ответственность, и если это чувство – чувство ответственности – всегда было в нем достаточно сильным, то в данный момент он ощущал особый его прилив. Ник был буквально терроризирован случившимся, но одновременно с этим испытывал странное возбуждение; он снова рвался в бой. Однажды он уже одержал победу – ну, по крайней мере, не потерпел поражения, – и в этот раз также намеревался победить.
Ник вспомнил, как несколько лет назад купил автомобиль. День тогда выдался солнечный, жаркий, хотя на дорогах после недавно прошедшего ливня было довольно скользко. Сбоку его попытался было обойти «фольксваген» – машина зацепила колесами сырую землю, ее зад кинуло на его передний левый бампер, отчего он свалился в кювет.
В его памяти навсегда отпечатались те мгновения, когда сам он словно завис в воздухе, а машина продолжала свой собственный полет, за которым последовало и приземление – на крышу. В те короткие секунды он, естественно, даже не подумал об укрепленных стальными полосами дверях, которые, собственно, и спасли его шею, а потом не позволили машине сплющиться от удара. Тогда он почему-то был уверен в том, что каким угодно образом, но выкарабкается из переделки, причем без особых потерь; знал, что с ним ничего не случится.
Так оно и случилось – из машины он выбрался без единой царапины. Люди, которым он потом рассказывал о том случае, называли случившееся чудом, хотя сам он думал иначе.
Он знал, что тогда его спасло предвидение, позволившее ему в нужный момент расслабиться и упасть, а также предотвратившее панику, которая могла стоить ему жизни. Аналогичное чувство было у него и сейчас – некая смесь страха и возбуждения с лежавшим в основе их оптимизмом; то самое чувство, которое, вопреки всем превратностям судьбы, просто не могло не оправдаться. Что-то словно подсказывало Нику, что сегодня ночью он не умрет. При этом он искренне надеялся на то, что это не окажется всего лишь ощущением, вроде того, которое испытывают люди, оказавшиеся на краю катастрофы, и что за ним стоит действительно нечто вполне реальное. Например, он надеялся на то, что Джон Кеннеди отнюдь не тешил себя такими же надеждами, когда его с развороченной пулями головой везли в больницу.
Ник видел шагавшего по морскому берегу человека и для уверенности даже несколько раз встряхнул своей палкой, словно лишний раз убеждаясь в ее достаточной увесистости. И при этом подумал: «А приготовил я ее именно для тебя, гнусный восьмипалый ублюдок. Если мне удастся добраться до вас, то именно ты будешь у меня первым – и за то, что хотел сожрать меня, мразь вонючая, и за Карлу».
Возбужденный, он продолжал осторожно продвигаться между камнями.
04.20.
Неудивительно, что все так любят жаловаться на полицию, – подумал Питерс. – Сколько времени им понадобилось? Целых полчаса – и это всего лишь на то, чтобы собраться? Да они что, не понимают, с какой скоростью этой ночью развиваются события? Под конец он уже так изнервничался, что чуть было не выполнил своего обещания и не послал вперед Уиллиса на пару с Ширингом. Впрочем, едва ли бы он так поступил на самом деле – для этого он был слишком хорошим полицейским. В конце концов, их-то в чем винить? Они всегда были достаточно хорошими парнями, а ему требовались полицейские – не герои, но и не мертвецы, тем более, сегодня ночью. Хватит с меня уже тех, что есть, – подумал он.
К моменту прибытия скорой помощи фотографы уже работали вовсю. Питерс и Ширинг стояли у останков кострища и наблюдали за тем, как маленький, почти крохотный мужчина в белой рубашке и галстуке – Бог ты мой, в такое-то время суток! – усердно снимал на пленку обугленные остатки того, что некогда являлось человеческим существом. Позади них маячило не меньше дюжины вооруженных ружьями и готовых ко всему парней. Питерс также был при своем собственном ружье – короткоствольном, специального образца, которое постоянно возил в багажнике, что называется, для особых случаев. Данный же случай, как ему казалось, полностью подпадал под эту категорию. Он заметил фигуру Уиллиса, промелькнувшую среди второй группы людей, суетившихся возле дома.
– Уиллис! – громко позвал он. – А ну-ка, сынок, живо поди сюда! – Голос у него был чуть хрипловатый.
Уиллис махнул полицейским рукой – те как раз выгружались из машины. Еще одна дюжина, – подумал Питерс. – Точно, целая дюжина. Вторая.
– Извини, Джордж, – сказал Уиллис. – Мотт хотел, чтобы я помог разместить его парней.
– Пусть сами разбираются, – буркнул Питерс. – Нам тоже есть чем заняться. Так значит, ты говоришь, что к пляжу ведут две тропинки?
– Именно так. По крайней мере, я знаю про две. Вторая через несколько сотен ярдов отсюда ответвляется вот от этой. Правда, насколько я помню, ею почти никто не пользуется.
– Что, не очень торная?
– Да уж, крутоватая.
– Ты-то сам ее хорошо помнишь?
– Да вроде бы.
– О'кей, – кивнул Питерс. – Значит так. Мы с Ширингом пойдем по первой тропинке, ровной и чистой – не хватало еще мне заблудиться в этих местах, – тогда как ты возьмешь свою группу и поведешь ее по этой самой заросшей тропе, и, если повезет, то в итоге мы должны встретиться там, внизу. Правильно?
– Если память мне не изменяет, мы окажемся у вас за спиной, – сказал Уиллис. – С промежутком минут в пять или около того.
– Ну значит, будете чуть проворнее переставлять ноги. О'кей?
– О'кей, – с улыбкой кивнул Уиллис.
Питерс поймал себя на мысли о том, что особо парня торопить все же не стоит.
– Но только будьте постоянно начеку. Если кого заметите, не спешите открывать пальбу. Стреляйте только в самом крайнем случае. Мы уже установили личности двух оставшихся женщин, и мне не хочется без особой надобности подвергать их жизни опасности. Если получится, постараемся целыми и невредимыми отправить их назад домой. И не забывай, что этих сволочей там может оказаться черт-те знает сколько, так что повнимательнее. Понял?
– Понял.
Питерс повернулся к Ширингу.
– Сэм, ты готов?
– А ты сам-то всегда готов?
Питерс улыбнулся. – Пожалуй, что нет. Но тебе, сынок, я скажу вот что. Окажи мне услугу, сбегай к скорой и скажи им, чтобы до нашего возвращения никуда не уезжали. Мы тем временем пойдем вперед, а ты догоняй. И не занимайся там никакой ерундой. Да, еще скажи, что если к нашему возвращению их здесь не окажется, я лично возьму дубинку и всажу ее каждому на пару дюймов в зад. Понял?
– Разумеется, Джордж.
– Ну, парни, пошли, – сказал Питерс.
Он повернулся и двинулся по узкой тропе. У следовавших за ним полицейских на поясах болтались электрические фонарики. Впрочем, ночь и без того выдалась достаточно светлой. Не успели они еще скрыться из виду, как их догнал Ширинг.
– Пусть сам ее себе туда же засунет! – вот что они мне ответили. – Так и сказали: «Передай Джорджу, чтобы самому себе всунул ее в зад». Но нас, похоже, они все же дождутся.
– Это уже лучше, – кивнул Питерс. Потом покачал головой. – Значит, говоришь, «Пусть сам себе засунет», да? А что неплохо получается. Старый толстый полицейский всю ночь с риском для своей задницы шныряет по лесам, а его коллеги вон что ему желают. Нет, Сэм, определенно скажу я тебе, что цивилизация загнивает.
– Не знаю, – отозвался Ширинг. – Не видел.
Оба замолчали и лишь продолжали внимательно всматриваться в петлявшую перед ними тропу.
04.22.
Мужчина в красной рубахе шагал по пляжу, пребывая в состоянии полной отрешенности, почти ступора, и совершенно не подозревая, что за ним кто-то идет. Как ни крути, а получалось, что он не просто упустил добычу, но даже не обнаружил следов, которые указывали бы на то, что она прячется где-то в лесу. А это могло означать только одно то, что добыча по-прежнему находится где-то в доме. Он не понимал, как такое оказалось возможным, хотя и так не смог прийти к какому-то иному заключению.
Он чуть ли не вдвое прибавил шагу, вторично подходя к дому – но лишь обнаружил, что всю местность уже заполонили какие-то новые люди. Он не увидел среди них того человека, за которым охотился, хотя и предполагал, что именно там он и скрывается.
У остальных же было оружие.
«Красный» понимал, что в сложившейся ситуации им всем придется покинуть пещеру и уходить дальше на север, еще глубже забираясь в гущу лесов, но его все же сильно угнетало то, что именно ему выпала участь сообщить им об этом. Разумеется, они станут именно его упрекать в случившемся. Он был старшим, а следовательно на него посыпятся все укоры – ив том, что сорвалась их охота, и в том, что он упустил добычу. Его разбирала злость за то, что все это они станут думать именно о нем. Гнев подобно плотному одеялу застилал его мозг, и потому он не мог думать ни о чем другом. Ярость заглушала все его чувства, и, возможно, именно поэтому он не услышал, как у него за спиной, среди камней, крадется, причем довольно неловко, какой-то человек.
Человек, который теперь сам охотился за ним.
04.25.
Марджи не знала наверняка, умерла Лаура или все еще жива. Какое-то чувство подсказывало ей, что та просто не имеет права оставаться живой. Покуда у нее еще оставались силы, она пристально наблюдала за Лаурой и видела, что в ней еще теплится жизнь, хотя у Марджи уже совершенно не оставалось сил наблюдать это зрелище, а в ее желудке не осталось абсолютно ничего, что еще можно было выплеснуть наружу.
Она видела, как тощий взял корыто и плеснул из него в лицо Лауры зловонной водой – веки девушки слабо дернулись. Затем он выдернул из костра новую горящую палку, которая заменила окончательно сгоревший факел, и укрепил ее на стене. Затем в безмолвном ужасе наблюдала за тем, как он склонился над Лаурой, ножом срезал с нее джинсы, а потом и залитую кровью рубашку.
Марджи старалась не смотреть на Лауру – только на мужчину. Вот он откинул одну ее руку, уложил, словно деревяшку, перед собой, и до Марджи через какую-то долю секунды дошло, что именно он собирается сделать. И все же она опоздала, поскольку в тот же момент он резким движением тесака отрубил Лауре руку по самый локоть.
Марджи в очередной раз вырвало и только тогда она поняла, что в ее желудке все еще оставалось кое-какое содержимое. Она услышала громкое шипение, и вскоре помещение пещеры наполнила жуткая вонь. Она повернулась, чтобы снова посмотреть на тощего, и увидела, что он прижег обрубленное место факелом, после чего уселся, скрестив ноги, на пол, и принялся пить из чашки свежую кровь.
От залитого кровью пола и от черной, чуть поблескивающей раны поднимался легкий парок. Возможно, ее стошнило еще раз – она уже не помнила. Глаза Лауры были по-прежнему открыты и, словно подчиняясь последнему, немыслимому волевому приказу, чуть пошевеливаясь, наблюдали за ним. Наверное, она уже ничего не чувствует, – думала Марджи, – ничего не понимает, и вообще, скорее всего, пребывает в шоке.
Затем тощий отложил опустевшую чашку и расположил на полу перед собой вторую руку Лауры. Глаза девушки словно вспыхнули, загорелись от жуткого осознания и ужаса происходящего – и только тогда Марджи поняла, что спасительное забытье не пощадило несчастную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26