А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Возникла угроза потери знания. Женщины стали искать возможность сохранить его. Письменность находилась в руках мужчин. Опасно заключать в слова все знания женщин, сведения, которые собирались тысячелетиями и передавались от матери к дочери. Знание было заложено в эту картину. Но не всё. Не хватило времени и женщин, желающих рисковать. Однако важнейшая информация, самая важная, все-таки была таким образом сохранена.
Грит улыбнулась патеру.
— Non posse mori. Невозможно умереть. Вот основа материнских мыслей. Пока существуют матери и дочери, знание о том, кто приносит в этот мир жизнь и передает ее дальше, не умрет.
— Поэтому символ Венеры на последней картине…
Кайе сказал это для себя, скорее, прошептал, однако
Берле воспринял сказанное чрезвычайно страстно:
— Вы идиот, Кайе! Больше она ничего от нас не хочет. Ее теория осталась бы воздушным замком, если бы информация не была нигде спрятана.
— О символе Венеры мне известно уже давно, патер Берле. Вы не заметили, что на внешней стороне фигура Христа сдвинута на самый край картины. Его «сотворение мира»… — тут Грит стала высокопарной, — о нем не стоит говорить. Мир рожден из оплодотворенного яйца космической матки. Бог, бог-мужчина из Библии, был приглашен в качестве зрителя. Ему позволили говорить; действовать — дело женщины. Бог — всего лишь словоохотливый осеменитель. Женщины — матери рая. Потому и знак Венеры.
Грит преувеличенно торжественно жестикулировала, и теперь Кайе стало ясно, что она провоцирует Берле. Тот вздрагивал при каждом слове, как от удара плетью. Вандерверф собиралась загнать патера в угол. При этом она целеустремленно двигалась к картине и в конце концов прошмыгнула между патером и триптихом.
Грит указала на створку, изображающую рай:
— А теперь посмотрим сюда. Эта часть картины показывает рай женщины. Адам сидит, отодвинутый в сторону, под древом жизни. Странно, но не он в центре картины, и кажется, Адам удивлен, изумлен тем, что Бог занят Евой. Все на этой картине сдвинуто в сторону. В центре только источник, и его цвет и форма заставляют задуматься. Источник, из которого вытекает жизненная влага, изображен по подобию стилизованных женских половых органов.
Рассуждения Грит были прерваны криком. Патер Берле прижал кулаки к щекам, не выпуская из руки авторучку. Кайе догадывался об опасности и снова и снова нажимал кнопку вызова подмоги. Он проклинал халатность охранников. Неужели Берле и тут использовал свои гипнотические способности?
— Прекратите! — кричал Берле. — Оставьте меня в покое!
— В чем дело, патер? — ехидно спросила Грит. — Что я такого сказала?
Берле тяжело дышал. Он медленно поднял голову и посмотрел на Грит и Кайе. Его глаза сверкали.
— Прекратите!
Он задыхался. Зрачки Берле дрожали, казалось, внутреннее возбуждение не дает ему успокоиться хотя бы немного.
— Ничего больше не хочу слышать! Это все ересь! Почему наш мир должен стать другим, будто он только ваш? Разве матриархат не погиб?
Грит спокойно смотрела на патера. Она изучала Берле холодным взглядом, от которого тот стал нервно мять пальцы.
— Он никогда не погибал. Он был вытеснен, поскольку мужчины думали, что актом зачатия смогут проникнуть в тайну жизни. Заблуждение, которое человечество могло бы пережить, если бы религия не стала пособником невежества.
— Тогда в ней есть пророчество! Только оно могло удовлетворить женщин, — вставил Кайе.
И в тот же миг пожалел о сказанном, потому что патер весь напрягся. Грит твердо продолжала:
— Всадник с рыбой в руке провозглашает конец эры Рыб. Вы, мужчины, ходили по кругу и зашли в тупик. Ваш век удовольствий и лжи прошел. Начинается эра Водолея. Женщины, выходящие из пруда в центре картины, — люди-посевы новой эпохи. Они идут по дороге к власти.
Неожиданно патер вскрикнул и снял с ручки колпачок.
— Это ложь! Я уничтожу картину, разрушу ее до основания. Никто не сможет распространять подобную ложь.
Берле сделал несколько шагов к картине, судорожно сжимая в руке авторучку.
— Патер!
Берле зашипел.
— Не делайте глупостей, патер! — заклинал его Кайе. Грит подошла к Берле, но священник сразу же отреагировал:
— Ни шагу! У меня кислота.
— Чего вы хотите, патер? — спросила Грит.
Сердце Кайе бешено стучало. Где охрана? Передатчик отчаянно звал на помощь.
Грит начала спокойно увещевать патера. Почти незаметно она пододвигалась к Берле и вдруг с криком бросилась на него. Патер отшатнулся, но кулак Грит снизу ударил по его руке. Жидкость из авторучки с бульканьем вылилась на одежду и кожу.
В этот момент в комнату ворвалась охрана и скрутила Берле, который бился и кричал в дикой ярости. Белая пена на его лице смешалась с черными пятнами.
Грит поправила юбку и протянула Кайе авторучку:
— Простые чернила.
Потом она опустилась на табуретку и закрыла лицо руками.
Визг Берле разносился по мастерским, пока патера привязывали к носилкам и выносили вон.
— Боюсь, мы никогда не узнаем, что в этой истории было правдой! — вздохнул Небриха и поплелся прочь из мастерской.
Грит сжала руку Кайе.
XV
— Завтра на улицу Сан-Николас? Для дачи показаний? Хорошо, сеньор комиссар.
С покорным вздохом Кайе положил трубку и взял увеличенные снимки. При всем желании он ничего не мог разобрать даже при помощи лупы. Конечно, там, где Кайе хотел видеть буквы, лицо совы и где крест и круг образовывали символ Венеры, он мог их увидеть, если обвести контуры. Но как только реставратор убирал линии маркера, все формы исчезали в неопределенности. Будто ничего и не было. А если Кайе долго рассматривал снимки, то мог различить на поврежденных местах детали, которые сводили на нет все, в чем Небриха и он были уверены. Может, Антонио де Небриха хотел прочесть то, чего не было? Или они теперь оба бредят, как Берле?
В дверь постучали. Прежде чем Кайе успел ответить, дверь открылась, и в комнату вошел Небриха.
— Вас тоже пригласили в полицию, Михаэль?
— Да, завтра.
— И меня. А вы слышали что-нибудь о Грит Вандерверф?
Кайе покачал головой:
— Нет, ничего. Вы выглядите усталым, Антонио.
Небриха пододвинул к себе стул и сел.
— Я прокрутил все в голове еще раз. И не нашел ответа. Чего хотела эта женщина? Зачем она занималась лечением сумасшедшего патера и почему втянула нас в эту историю?
Кайе откинулся на стуле и посмотрел на коллегу:
— Что значит «втянула»? Опять предположения. Похоже, Берле увлек ее так же, как и нас. Я должен был точнее понять ее намеки относительно картины, прежде чем поверить. Это все химеры, случайные образы, которые вы представили в форме букв и слов.
Антонио де Небриха сидел, облокотившись на спинку стула. Он скрестил руки и положил на них голову.
— Знаки есть, я в этом убежден. Мы просто не видим их истинного смысла.
— Да что вы говорите!.. Правда перед нами, Антонио! Здесь лицо совы на средней части. Я могу различить его, если обвожу. Форма произвольна и случайна.
Небриха вскочил и забегал по комнате.
— И Грит Вандерверф подтвердила толкование картины. Значит, что-то есть. Если мы сумеем доказать лишь часть найденного, научный мир прислушается.
Кайе слишком устал, чтобы спорить.
Исследования, вопросы, телефонные звонки, допросы в полиции, оправдания перед руководством музея — все это измотало его. И конечно, Небриха, чьи исследования построены на сомнительных предположениях. Кайе вынужден был признаться себе, что поступил весьма легкомысленно, поверив коллеге.
— Вы покажетесь смешным, Антонио. Необходимо предъявить бесспорные доказательства. Если будете строить свою теорию на случайных совпадениях, это повредит вашей репутации и репутации музея.
— Сорок восемь часов назад вы еще верили в знаки, Михаэль, — попытался возразить Небриха.
Он словно просыпался от летаргического сна. Антонио взял увеличенные снимки со стола и перевернул их.
— При желании можно различить знаки. Они только…
— Проклятие, Антонио! Поймите же! — Кайе рассердился. — Вы прочли сокращение «PSSNNMR», а я вижу только буквы «V», «А», «В» и так далее. Если я захочу, то смогу найти в этих повреждениях весь алфавит. Но никто не станет серьезно думать, что здесь спрятано какое-то послание.
— Различия в знаках есть, выбранные мной взяты не произвольно, они стоят в определенном порядке, и вам это известно, Кайе.
Реставратор вскочил.
— Качественные различия между знаками! Смешно. Я хотел верить, что они есть, Антонио. Но их нет.
Кайе устремился к другому концу стола, взял увеличенные снимки и пристально посмотрел на них. Его вновь охватили сомнения. Да, Небриха прав. Есть различия, но откуда ему знать, какие различия относительны и позволяют толкование надписей, а какие — нет?
— Черт возьми, Небриха! Я не знаю, чему верить. Знаю только одно: если опубликуете что-то из своих исследований, вам придется оставить работу. Коллеги-специалисты с восторгом передадут вашу должность другому ученому.
— А почему Грит Вандерверф и патер Берле так набросились на картину? Почему он хотел ее уничтожить? Куда исчезла Грит?
— Оставьте меня с вашими заговорщическими теориями. Это смешно.
Кайе расхаживал по комнате.
— Последний раз говорю вам, Михаэль. Задача картины — сеять сомнения. В конце концов на ней Сеть знак совы. Не за каждой птицей стоит так же много толкований. Для одних она олицетворяет мудрость, для других является воплощением зла. На картине рая она сидит у райской реки, у источника жизни, так сказать. Если серьезно относиться к толкованиям Грит, здесь сова предстает в совершенно ином свете. Об этом никто не рассуждал. Она символизирует молчание, Михаэль. Сова сидит в своей пещере и следит, чтобы хранилось молчание о значении и целях картины.
Кайе хотел ответить, но в этот миг зазвонил телефон. Он раздраженно взял трубку.
— Ответь мне, Грит!
Он посмотрел на Небриху. Тот понял намек и вышел из кабинета.
— Где ты, Грит? — прошептал Кайе.
XVI
Кайе лежал дома, на своей кровати, и смотрел в потолок. Однокомнатная квартира реставратора располагалась на улице Святого Винсента. Стул, стол, шкаф для одежды и кровать составляли всю обстановку. Кайе задвинул шторы, так что в комнату проникал лишь тусклый дневной свет.
— Конец патриархата! — бормотал он.
Мысль овладела им, хотя основа, на которой она возникла, могла быть полностью неверной. Где нет знаков, там нельзя спорить об их смысле. И все же все их открытия подходили одно к другому без сучка, без задоринки.
Одна из сцен на створке ада запечатлелась в его памяти. Банкомет в игорном аду. Он лежал, словно распятый, под перевернутым карточным столом. Правую руку проткнул стилет. Демон схватил его за горло и душил. Может, этот человек дал ложные сведения от имени церкви, направленные против порядка этого мира, и за это был низвергнут?
Или был нарушен договор Нового Завета? Тридцать три женщины, резвящиеся в пруду, указывали на божественное триединство великой богини-праматери. Двойная троица как символ сильного всемогущественного возвращения праматери. Типичное трио девы, матери и старухи стояло за этой игрой цифр. Три мойры у греков, три горгоны и три фации, три норны у викингов. Повсюду всплывало число «три», число женщин-богинь. Оно связывало символ Рыб с жизнью Христа, которому было отпущено тридцать три года, и с числом завершения перехода к эре Водолея.
Кайе не отрываясь смотрел в белый потолок. Там перед ним снова возник триптих со всеми его сценами. Реставратор больше не ориентировался в запутанных вопросах и невероятных ответах.
Он бы так и лежал в темной комнате, если бы в дверь не постучали. В первый момент звук едва доходил до сознания Кайе, однако с каждой секундой становился все сильнее, и наконец внимание реставратора обратилось к двери.
Сердце Кайе стучало. Он быстро встал, прислушался, но ничего не услышал. Затем резко открыл дверь.
— Грит!
Перед ним в черных джинсах и в темной блузке стояла Грит Вандерверф.
— Наконец-то!
Грит молча прошла в комнату. Немного помолчав, кивнула и осмотрела его жилище:
— Милая квартирка.
Кайе пытался побороть волнение.
— Большинство комнат в этом здании — офисы. Днем здесь шумно, а вечером тихо. Сейчас практически никого нет. Как раз когда мне нужен покой.
Грит улыбнулась ему. Кайе пожал плечами.
— Как дела, Грит? Где ты скрывалась?
В ее глазах реставратор вдруг увидел томление, которое нельзя было объяснить лишь темнотой комнаты.
Воздух слегка дрожал, чувства Кайе были напряжены до предела. Он ощущал спокойное дыхание Грит, тогда как его пульс бешено прыгал.
— Почему ты пришла?
Грит улыбнулась:
— Чтобы увидеть тебя. Я тоскую.
Взгляд Грит скользнул по неубранной постели, в которой только что лежал реставратор.
— Что тебе нужно на самом деле? — постарался выведать встревоженный Кайе.
Он подошел к кровати, набросил одеяло, поправил подушку и накрыл кровать покрывалом. Грит наблюдала за Кайе и, когда он закончил, подняла руку к блузке и расстегнула верхнюю пуговицу.
— Тебя! — прошептала она.
Ее рука медленно двигалась дальше, расстегивая пуговицы. Он не верил своим глазам.
— С тех пор как мы познакомились, я всегда хотела тебя.
Она обняла Кайе за шею и прижалась к нему грудью так легко и нежно, что он ощутил прикосновение сосков.
— Нет!
Кайе попытался вырваться, но Грит положила голову ему на плечо.
— Пожалуйста, — проговорил Кайе, — пожалуйста, послушай, у меня много вопросов.
Наконец Грит отпустила его. Отошла на шаг в сторону и остановилась у края кровати. Одним движением до конца расстегнула блузку и сбросила на пол. На ней было темное нижнее белье. Кайе отвернулся. Он не хотел смотреть, не хотел, чтобы его соблазняли, нужно сохранить ясную голову, чтобы задать вопросы о картине.
— Пожалуйста, Грит, оденься. Я хочу поговорить с тобой. О картине.
Голос Грит звучал низко, но тепло. Кайе услышал, как расстегнулась молния, и во рту сразу пересохло. Кайе не хотел оборачиваться, но какая-то сила тянула его, и он посмотрел на Грит. В сумерках комнаты ее белая кожа отливала серебром. У Кайе пропал голос. Запах обнаженного женского тела пьянил его, все прочие мысли растворились. Грит не двигалась, словно статуя греческой богини, позволяя реставратору рассмотреть себя. И хотя Кайе не хотел этого, его взгляд скользил по ее телу, по белой коже, пока не закружилась голова.
— Я ничего не могу рассказать тебе о последнем послании, Михаэль. Оно существует лишь тут.
Она подошла к Кайе и постучала по лбу. Затем медленно расстегнула пуговицы на его рубашке и сняла ее.
— За последние дни я многое узнала о страхах мужчин перед сексуальностью женщин, о наших желаниях, о нашей тоске. Я рассказывала тебе, что знаю некоторых женщин, таких же сумасшедших, как патер Берле. И ты должен согласиться: мысль о том, что в картине спрятано решение всех проблем между мужчинами и женщинами, очень притягательна. В какой-то момент я сама поверила в это.
Грит расстегнула его брюки и сняла их. Кайе позволял ей гладить его, желание пробудилось.
— Вы боитесь власти, которую мы имеем над вами в такие минуты.
Грит говорила медленно, низким голосом и одновременно касалась кончиками пальцев его кожи, скользила по рукам, ногам, по его напряженной плоти.
— Поэтому церковь прокляла тело и чувственность. Вы не хозяева своих чувств. Вы всегда во власти женской притягательности. А церковь — это сообщество мужчин, переполняемых страхом.
Она наклонилась к нему и нежно поцеловала в губы. Кайе закрыл глаза. Грит что-то шептала словно издалека. Нежными движениями она касалась его тела, прижалась к нему и гладила. Кайе чувствовал, как холодеет кожа от ее прикосновений, и не находил слов.
— Об этом говорит средняя часть картины, Грит. О том, что женщины через свое тело обладают властью над мужчинами. А откуда ты узнала про знак Венеры?
Грит целовала Кайе. Ее губы скользили по его телу. Ему стало зябко, и он задрожал.
Но вдруг Грит села и вздохнула:
— Хорошо. Иначе ты не успокоишься. Я рассказывала тебе о моей учебе. В кружке нашей женской группы курсировал один слух. Речь шла о тайном послании картины Босха «Сад наслаждений», о знаке Венеры, о буквах и еще кое о чем. Похоже, у Арианы, основательницы кружка, имелись несколько страниц старинной рукописи. Я сама ее никогда не видела и долгие годы не думала о ней. Можешь представить себе, как я была потрясена, когда познакомилась с Берле и он начал свою историю о Петрониусе Орисе. Однако он отказался рассказать мне больше. А поскольку я прочитала в газетах о твоей работе, то решила свести вас. Не могла и подумать, что ты и твой ходячий «справочник Босха» так отреагируете!
— Ты использовала нас, желая выяснить, что в этом есть интересного.
Грит укусила Кайе за мочку уха и провела рукой по бедру.
— Прости меня. Я повела себя непрофессионально и забыла о своем задании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34