А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И тут над декорациями раздался безумный хохот, улетавший в высоту.
Люди застыли, глазами ища источник голоса, ужас охватил присутствующих. Все замерли. Петрониус увидел, как позади ангела, произносившего заключительное слово, вырос огромный, выше Босха, образ — совершенно голый гермафродит с женской грудью и мужским членом. Он нагнулся и толкнул девушку. Та замахала руками, наклонилась вперед и, потеряв равновесие, упала с горы вниз головой. Раздался душераздирающий крик. Разбившийся о плиты собора ангел лежал на холодном полу.
Всех словно парализовало. Петрониус медленно оторвался от жуткой картины: дочь бургомистра лежала с проломленным черепом, и уже никто ей не мог помочь.
Одним прыжком подмастерье оказался за кулисами, надеясь поймать убийцу. Злодей наверняка еще здесь. Петрониус нашел длинный шест и поднял. К верхушке была прикреплена перекладина, на которой висело набитое соломой чучело в огромном плаще, похожем на дьявольскую одежду. А ниже была прибита деревяшка, с помощью которой легко толкнуть человека. Одно только смутило Петрониуса: половые органы были настоящими, они пахли спиртом и гнилью. Он видел их в кабинете Босха.
Оцепенение в соборе проходило постепенно. Вот раздались крики. Петрониус прислушивался к всхлипываниям, плачу. Неожиданно прозвучал голос, от которого у присутствующих застыла в жилах кровь:
— До каких пор, Господь Правдолюбец, Ты не осудишь и не отомстишь за кровь жителей земли?!
Слова Иоанна из Апокалипсиса! Повисла пауза, люди притихли.
— Вытравим все, что приносит в город несчастье и страх! Выжжем рану неверия, оставляющую нас без надежды на Бога, и потребуем жертв. Удалим с кожи нарывы сомнений и греховности, ибо только в Боге правда. Все мы знаем, кому обязаны несчастьем. Тому, кто порочит имя Господа Бога. Кто во тьме приносит горе на наши головы. Вырвем руку, которая болит, вырвем глаз, который бросает похотливые взоры!
Петрониус увидел, как рука патера Берле поднялась и указала на Иеронима Босха, воплощавшего в одежде Мессии главного героя представления. Мастер все еще стоял на сцене, потрясенно глядя на мертвую девушку у своих ног.
Петрониус увидел дьявольский огонь в глазах инквизитора и отблеск смерти на его лице.
XIV
«Дом братьев лебедя» — вот что было написано на куске материи, который кто-то прикрепил к раме его окна. Внизу стояла похожая на подпись буква «3».
Башенные часы пробили уже дважды, дважды после ужина. Петрониус не был уверен, что прочитал послание правильно. Он снова и снова перечитывал буквы. В выпуклых окнах фахверковых зданий отражались прохожие, до неузнаваемости искажаясь. Будто окна хотели сказать, что все обманчиво, все только притворство и ослепление, за каждым явлением стоит другая правда. Старые круглые оконные стекла насмехались над молодостью, отражая искаженное и отвратительное. И лишь терпеливому наблюдателю за внешним блеском открывалась правда.
Время учило терпеливо ждать. Петрониусу показалось, что темная дверь зевнула, а неверное пламя свечи подмигивало.
— Кого ты ищешь? — прозвучал шепот.
Петрониус испугался и обернулся. Перед ним в двух шагах стояла Зита. На лице девушки застыла ехидная усмешка, которую он сразу простил, попов в плен аромата любимой.
— Если записка от тебя — то тебя, Зита.
Она кивнула, проходя мимо, и коснулась его рукой, приглашая следовать за собой. Потом поджала губы. Казалось, она обиделась, что подмастерье не пошел за ней. Петрониус сделал два шага и остановился рядом с Зитой.
— Зачем ты вызвала меня сюда?
— Я не знала, как встретиться с тобой, не привлекая внимания. Нас не должны часто видеть вместе. — Зита говорила серьезно.
— Почему так таинственно?
Зита вздохнула и быстро направилась к собору, так что Петрониус с трудом успевал за ней.
— Подожди. Я хотел бы узнать…
— Узнать, узнать… — передразнила Зита и рассмеялась. — Почему мужчины всегда хотят все знать?
Они прошли мимо собора, и Зита, к удивлению Петрониуса, направилась к боковому входу.
— Через эти ворота улизнул убийца, — сказал подмастерье, когда они вошли в собор.
За дубовой дверью Зита неожиданно остановилась. Каменотесы опустили перед дверью полосу мешковины, чтобы защитить дерево от пыли. Дверь закрылась. Зита прижалась к Петрониусу и потерлась о него. Подмастерье почувствовал под платьем упругое и нежное тело. Когда Петрониус хотел прижать любимую к себе, Зита повела бровью и сказала:
— Вы, мужчины, должны не только узнать этот мир, но и почувствовать его.
Так же быстро она проскочила под занавеской и поспешила в собор.
— Зита, подожди же! — воскликнул Петрониус вполголоса, но девушка уже исчезла за колоннами.
Его голос прозвучал среди леса колонн, словно низкий аккорд арфы. На заднем плане, черные и величественные, еще стояли декорации вчерашнего представления.
— Ваша любовь должна быть незапятнанной и безгрешной, облаченной в ангельские одежды, так записано в одном из наших пророчеств.
Петрониус закрыл глаза и слушал мелодию голоса Зиты, не обращая внимания на смысл слов. Зита бегала вокруг колонн, и ее голос, казалось, доносился со всех сторон.
— И Троица склонилась к земле, туда, где находятся корни всего сущего, и в глубокой любви создала нас, одно тело и одну душу, громче воды и звонче пения птиц, и красивыми, как отражение солнца.
Последние слова Зита прошептала ему на ухо. Она оплетала его своим голосом будто сетью.
— Всякая любовь, которую мы чувствуем, есть любовь Бога, Петрониус, и потому она чиста, не растрачена и откровенна.
Петрониус открыл глаза и посмотрел в небо, которое сквозь незаконченные своды собора казалось еще глубже, чем на улице. Он осторожно потянул девушку к себе и указал на небосклон, где уже появились первые звезды.
— Я хочу полететь с тобой туда, Зита, — прошептал он и обнял ее. — И на всем пути я хотел бы…
Возбужденный мелодичным и ласковым голосом Зиты, Петрониус начал гладить ее грудь, но Зита отвергла ласки, будто он оскорбил ее.
— Разве я не пыталась объяснить тебе, что имею в виду? Ты глупец, ты не слушаешь меня! Что было, то прошло. Момент слабости переполнил нас чувствами. Такого не должно было произойти. Братство не знает телесной любви, не знает слияния полов до вступления в брак. Мы как Адам и Ева. Мы не ведаем наслаждений и влечения до брака. Ты понимаешь, Петрониус? Только после брака мы становимся свободными и отдаемся зову плоти без меры, что церковь предписывает выполнять как обязанность для воспроизведения себе подобных. Брачный союз — непрерывный соблазн. Но только он!
Петрониус словно получил пощечину. Что происходит? О чем она говорит?
— Я думал, ты испытываешь ко мне такие же чувства, как и я. Я думал, наша встреча…
Зита топнула ногой.
— Это так. Встреча! Ее не должно было быть. И что произошло, не должно было произойти. Мы отведали плод, Петрониус, запретный для братьев и сестер свободного духа, для тебя и меня.
Зита закрыла лицо руками, будто готовая расплакаться.
— Но как мы должны любить, если нам нельзя соединяться?
Петрониус подошел к Зите и обнял ее. Девушка не возражала, она положила голову на его плечо и тяжело вздохнула.
— Как Адам и Ева, в полной невинности, — глухо прозвучал ее голос.
Петрониус ошеломленно покачал головой:
— Не знаю, смогу ли я так.
Вместо ответа Зита высвободилась из его объятий, взяла за руку и повела в сторону часовни.
— Пошли, братство ждет нас.
Петрониус снова удивился. Все было лишь прелюдией к службе. Зита преподала ему урок перед выходом к братству.
Они быстро пробирались между колонн к хорам. У входа в часовню Зита трижды постучала условным стуком, и дверь открылась. В передней комнате Зита разделась и протянула одежду Петрониусу, чтобы тот повесил ее на крючок, а потом разделся сам. Рука об руку они спустились на три ступеньки ниже, в часовню, где священник уже начал объяснять картину. Зита и Петрониус присели рядом и сосредоточились на разъяснениях.
— …происходит посвящение в тайну acclivitas. Дорога на вершину — это не то, о чем надо раструбить, знающие должны рассказать незнающим. Невеста посвящает своего жениха, жена — мужа, священник — паству в тайных, личных беседах. Видите юношу, расположившегося рядом с девой? У него на голове знак жениха, плод сливы. Он посвящен в нашу любовь и держит…
Петрониус начинал постепенно осознавать, что эта часть картины есть учение учений, урок уроков. Люди сообщают друг другу сведения, предназначенные не для всяких ушей. Группами по два, три, пять человек они стоят и слушают одного, который рассказывает то, что знает. Он поучал, давал указания, раскрывал тайны, а мужчины и женщины опускали глаза. И подмастерье знал, какая мистерия открывалась их взору, ибо там присутствовали символы, которые можно трактовать лишь однозначно: вишни, сливы, земляника, ежевика. Все эти знаки так или иначе указывали на любовь. Вишня предсказывала плодовитость, но не более чем слива указывала на посвящение женщин в тайны вожделения.
— …знающий в башне, через которую жаждущие ученики, посвященные и обученные ритуалу, отпускаются в рай, на низшую тропу брачной плодовитости, показывает карпа, отяжелевшего от икры. Мы жалуемся на счастье этого мира. Мы привносим в него смех и надежду, любовь и нежность. Мы отказываемся от грубого наслаждения животной стороной нашей жизни, так как Бог создал на шестой день сотворения не зверей, а…
В то время как Петрониус рассматривал сцену, на которой священник вел под венцом жениха и невесту и наставлял их в знании адамитской любви, а прямо под ними лежала, тесно прижавшись, влюбленная пара, на ум художнику пришла Зита. Она сидела рядом, слегка наклонившись вперед, нагая, как образ на картине Босха. Грудь с маленькими темными сосками поднималась и опускалась. Девушка сложила руки на коленях, ее темные волосы спадали до самого пупка. Все это — назойливые слова священника, женщина рядом с ним, запах ее кожи и аромат лаванды — подействовало на его плоть.
Петрониус попытался скрыть сие неприятное обстоятельство. И именно в этот момент священник посмотрел в его сторону, запнулся и обескураженно уставился на чресла подмастерья. Петрониус попытался прикрыть восставшую плоть руками, но священник невольно привлек внимание общины к нему. Петрониусу не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать, пока возбуждение не пройдет. Зита повернула голову и посмотрела на него, ее лицо густо покраснело. В отчаянии подмастерье протянул к ней руку, но она вскрикнула, вскочила и побежала к алтарю. Оцепенение прошло, и священник набросился на Петрониуса:
— Исчезни, недостойный! Тот, чье тело является лишь сосудом для похоти и греха, должен очиститься и только тогда открыть дверь в рай, когда он преодолеет дух сатаны в себе.
Петрониус встал и, опустив глаза, прикрывая восставшую плоть одной рукой, другой прокладывал себе дорогу к выходу. Он быстро схватил одежду и убежал в прохладу соборных колонн.
XV
— Я видел убийцу!
Длинный Цуидер был бледен. Он нервно чесал струп на голове и ковырял шрамы на руках так, что они стали кровоточить.
— Нищих не хотели пускать на представление, и я вошел с заднего входа. Грандиозная постановка. Бесспорно! А для инквизитора — пощечина.
Цуидер рассмеялся и закашлялся. Затем притянул к себе Петрониуса и показал на стену, где находилась дверь, в которой прошлый раз исчез инквизитор. Приятели стояли в тени домов, а матовый свет восходящей луны освещал переулок перед ними.
— Я клянусь тебе: когда представление уже заканчивалось, я вышел на улицу. Там есть дверь в каменоломню, и я подумал, что через нее обязательно будут выходить зрители. Я двинулся через задний выход.
Цуидер рассказывал свою историю, и Петрониус все ближе подходил к нему. Запах грязного тела, гноя и крови становился невыносимым.
— Неожиданно я услышал крик, а потом воцарилась тишина. Я хотел опереться на палку, и тут открылась дверь. Я не успел и слова молвить, как кто-то налетел на меня, так что моя палка очутилась на другой стороне улицы.
Правой рукой нищий провел по затылку, будто сгонял надоевшего комара, и Петрониус увидел, что рука вся красная от крови.
— Когда я волнуюсь, Петрониус, то раздираю кожу до крови. Может, стоит добровольно прийти к нашему доминиканцу, тогда я навеки избавлюсь от проклятой чесотки.
Длинный Цуидер рассмеялся своей шутке, словно маленький ребенок, а у Петрониуса по спине пробежал холодок.
— Убийца не понял, что я почувствовал его.
Нищий сделал паузу, давая подмастерью возможность выразить удивление.
— Как это? — спросил Петрониус.
— И это все, что ты можешь сказать? Ты что, не понял? Когда убийца налетел на меня, я почувствовал его тело. И это было откровением! У него была грудь! И не было «хвоста». Я пощупал. Убийца — женщина, понял?
У Петрониуса ослабли ноги, захотелось сесть.
— Ты уверен, Цуидер?
На сей раз губы нищего коснулись уха подмастерья. Он словно хотел слиться с домом или стать частью его, чтобы никто не увидел и не услышал их.
— Да еще какая! Кое в чем я ошибаюсь, но женщину могу отличить от мужчины на расстоянии ста шагов, особенно когда пускаю в ход руки. Сильная дама, хоть и маленькая. Она скрылась в этом направлении. Я подумал, стоит ли поискать свою палку или бежать за ней. Она прохромала мимо, но, думаю, не заметила меня и скрылась вот за этой дверью.
Петрониус посмотрел на освещенную лунным светом дверь. Кроме кошки, проскочившей мимо в поисках добычи, никого не было видно. Переулок будто вымер. Лишь в голубиной дыре время от времени шевелился стрелок, а из круглого отверстия выглядывал арбалетный болт.
— Монахиня! Монахиня из монастыря доминиканцев! — прошептал Петрониус. — Я слышал, как инквизитор отдавал приказ убить девушку.
Подмастерье провел рукой по лицу. Он слышал — и не обратил внимания!
— Она хромает? — спросил Длинный Цуидер. — У меня чуть сердце не ушло у пятки, ведь я подумал, что это сам сатана хромает передо мной в сторону ада.
— Ну и что же мы будем делать? У нас нет доказательств, а без них мы не можем обвинить монахиню перед городским судом. Мы ничего не в силах предпринять, — прошептал потрясенный Петрониус. — Мы должны…
Рука нищего закрыла рот Петрониуса, и он почувствовал на губах вкус крови.
— Тихо! — прошипел Длинный Цуидер.
Они вслушивались в тишину. Из тьмы донеслись шаги. Нищий убрал руку, и приятели прижались к стене, почти приросли к ней спинами. Незнакомец целеустремленно пересек улицу недалеко от них и направился прямо к двери в стене.
— Если он попадет сейчас в полосу лунного света… — прошептал Цуидер.
Любопытство Петрониуса достигло предела. Мужчина был в хорошо знакомом подмастерью одеянии.
— Якоб ван Алмагин!
Петрониус произнес это имя одними губами, но человек тотчас же остановился, обернулся и зорко посмотрел на противоположную сторону переулка. Он увидел бы друзей, если бы не кошка, на которую Алмагин едва не наступил в темноте. Ученый споткнулся и ногой отшвырнул животное в один из пожарных люков. Затем отвернулся, подошел к двери, резко постучал, и дверь открылась. Ученый проскользнул внутрь и исчез.
— Святой Фома! — вырвалось из уст ошеломленного нищего. — Что надо ученому в монастыре?
— Ночью, когда честные горожане спят, — добавил Петрониус.
— Ты не думал над тем, почему монастырь доминиканцев нужно охранять? Мы до сих пор считали это само собой разумеющимся. Здесь прогуливаются важнейшие городские мужи, и тогда вверху все спокойно. Но стоит приблизиться нищему, как летит арбалетная стрела.
Петрониус ухмыльнулся, хотя Цуидер и не мог видеть в темноте его лица.
— Что тут удивительного, Цуидер? Ваши вонючие тела и накрахмаленные одеяния монахинь не слишком сочетаются.
— Шути, шути. Почему патер Иоганнес и Якоб ван Алмагин могут ходить туда как к себе домой?
Эта мысль занимала и Петрониуса. Ну, насчет патера Берле он еще мог понять — монастырь принадлежал его конгрегации. Женский конвент подчинялся его уставу. Наверное, патер исповедует монахинь или раздает поручения. Но что делает здесь Якоб ван Алмагин? Какую роль играет он в запутанной борьбе за власть в городе?
— Нам не решить этой загадки. Давай исчезнем отсюда и встретимся завтра в трактире. Согласен?
— С тебя два пива, — произнес нищий и исчез в переулке, откуда появился Якоб ван Алмагин.
Петрониус подождал, пока не смолкли шаги Цуидера, и отправился в обратный путь. Однако не успел он и шага шагнуть, как попал в яму. Потерял равновесие, споткнулся и оказался на середине освещенной лунным светом улицы.
В этот миг подмастерье услышал за спиной шорох. Дверь была открыта, и монахиня, встречавшая посетителей, стояла на пороге и смотрела на него. Петрониус узнал шрам на щеке и одним прыжком очутился в спасительной тени переулка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34