– Причина, по которой я все еще нахожусь здесь, в Нью-Йорке, та, что я позволила себе совершить одну глупость. – Ресницы ее опустились. – Я опоздала на самолет, которым должна была вернуться в Англию. В общем это получилось из-за разницы во времени и все такое… Сотрудники Британских авиалиний обещали отправить меня другим рейсом, и… они звонили мне сегодня утром, когда ты спускался вниз за газетами, сказали, что все устроили… Короче говоря, самолет улетел два часа назад… и… и, как ты понимаешь, абсолютно без меня… Ну вот я и призналась.
– И ты говоришь мне это только теперь? – спокойно спросил он.
Джесс посмотрела на него и улыбнулась.
– Да, только теперь. Но вижу, ты не понял меня, – произнесла она чуть слышно, испытывая неловкость, оттого что он мог решить, будто она пытается слишком уж нажать на него.
– Я понял тебя очень хорошо, Джесс иди сюда! – И он похлопал по кровати рядом с собой. – Иди ко мне и позволь развеять твои сомнения. Ты опасаешься сказать прямо, что не улетела из-за меня, боишься, что я не поверю и все такое… Ну так знай, мой борт тоже ушел в небо два часа назад и тоже, как ты выражаешься, абсолютно без меня. Так что сама видишь, глупости совершаешь не ты одна.
Джесс перелетела через комнату и бросилась в его объятия. Она испытала облегчение и радость от того, что услышала.
– Мне и думать не хотелось, что я должна покинуть тебя, – пролепетала она, покрывая его лицо поцелуями.
– Вот и мне не хотелось этого, – посмеиваясь, ответил он.
– Так что же нам теперь делать, Оливер?
Оставаться здесь как можно дольше, а расстраиваться из-за будущего мы будем потом.
Итак, он не хотел думать о будущем теперь. Возможно, для него тоже все произошло слишком головокружительно быстро. Но разве и будущее не принадлежит им? Ведь все, что случилось с ними, не может просто раствориться в воздухе и исчезнуть.
Джесс присела возле него, прихлебывая свое шампанское. До этого разговора она нервничала, а сейчас совершенно успокоилась.
– Ну, расскажи мне наконец о твоем про павшем пакете, – вкрадчиво заговорил он. – Если мы занимаемся с тобой любовью, это вовсе не значит, что нам нельзя обсудить и другие проблемы. Разве это не послужит только к большему нашему сближению, как ты считаешь?
И поскольку Джесс уже знала его достаточно, чтобы видеть, что он определенно не устал от нее и не заскучал, как шутливо сказал недавно, она не увидела в его предложении ничего настораживающего. Так что рассказала ему о своей компьютерной игре, не позволив огорчению от этой потери взять верх над хорошим расположением духа. Лучше посмотреть на события спокойно, надеясь, что вор, заполучивший материал, не поймет, в чем его ценность, и запихнет в мусорное ведро.
Оливер, казалось, искренне заинтересовался ее идеей, задал несколько весьма толковых вопросов. Потом спросил, как эта идея пришла к ней и как она довела ее до заключительной стадии. Джесс начала не с самой игры, а с воспоминаний о том, как они с отцом проводили многие часы за компьютером и как она обнаружила, что их совместный интерес способен заполнить пустоту ее жизни, наступившую после его смерти.
Потом, неожиданно смягчившийся и повеселевший, Оливер перекатился через кровать и наполнил бокалы шампанским. Они неторопливо прикончили его и приступили к обсуждению того, где бы им сегодня пообедать.
Джесс, пребывавшая в блаженном состоянии, приняла душ и, пока он говорил по телефону, облачилась в великолепное черное с кремовой отделкой творение от Диора, которое он ей купил. Кстати, сам факт такой покупки и вкуса, проявленного при выборе, еще более расположил ее к нему. Позже, когда они вышли, она отметила, что все головы поворачивались ей вслед, и, когда шутливо указала ему на то, что это платье привлекает слишком много внимания, он буркнул в ответ, что виною тому вовсе не платье, а она сама. К интересу, проявленному к ней мужчинами, она была привычна, но то, что здесь, в Америке, на нее глазели и женщины, показалось в новинку. Впрочем, она не исключала, что точкой притяжения женского интереса являлся сначала все-таки он, такой привлекательный и явно преуспевающий, а уж потом она, ибо не могла не возбуждать вполне понятного любопытства в качестве показателя его вкуса и выбора.
– Вы прекрасно выглядите, мисс Лемберт, – заявил он, когда она явилась наконец из спальни в облаке аромата от Диора, с легким изысканным макияжем и в сиянии тусклого тициановского золота волос, собранных в пучок.
– А ваш вечерний костюм, сэр, совершенно не пострадал, как видно, от вчерашнего бананового душа, – заметила она, оглядывая его с ног ДО головы и вспоминая их первое столкновение в коктейль-баре.
– Костюм не пострадал, но вот сердце насмешливо произнес он, чмокнув ее в кончик носа.
Джесс улыбнулась и подумала, что с ее сердцем обстоит не лучше, оно тоже находится в весьма плачевном состоянии. Стоит ей посмотреть на Оливера, как оно норовит замереть. Плохо ли, хорошо ли, но это любовь, чему еще быть?
– Так куда же мы пойдем? – спросила она, сжав в руках новую вечернюю сумочку.
– Обычно я обедаю «У Сарди», но ресторан при французском отеле в данном случае предпочтительнее. Я заранее предвкушаю это зрелище, как ты небрежно идешь там между столиками, смертельно поражая всех своей красотой, – проговорил он, обнимая ее за плечи и ведя к дверям.
– Разновидность общественных связей, – счастливо рассмеялась Джесс.
Поднимаясь по роскошной лестнице и входя в зал ресторана, они продолжали шутить и смеяться. Метрдотель показал им столик, уютно расположенный в мягко освещенной нише, усадил Джесс и, отведя Оливера в сторону, о чем-то ему тихо сказал. Джесс страшно хотелось бы знать, о чем, но она не смогла разобрать ни слова. Вдруг она увидела, что лицо Оливера резко помрачнело.
Не успела Джесс понять, что случилось, как Оливер повернулся и подозвал ее. Очевидно, они должны отсюда уйти, и уйти быстро. Джесс нерешительно встала, и вдруг произошло то, что произошло.
Джесс почувствовала на руке выше локтя крепкую хватку Оливера, двойные двери ресторана распахнулись, и в зал ворвалась целая орава репортеров, жужжaщиx, как пчелиный рой, и щелкающих камерами, которыми они были обвешаны со всех сторон. За ними по пятам следовали сотрудники охранной службы отеля, произошла даже маленькая стычка между ними и газетчиками, когда один из свободных столиков был оккупирован этой шумной братией. Все сидевшие в ресторане следили, повернув головы, за нарастающим скандалом.
– Двигайся, Джесс, двигайся, – мрачно подгонял ее Оливер.
Засверкали фотовспышки, и Джесс впервые подумала, что здесь происходит нечто вроде налета или облавы, как показывали в старых, еще черно-белых кинофильмах. Они вдруг оказались в окружении, и Оливер, еще жестче сжав ее руку, попытался пробиться сквозь толчею хроникеров, увлекая ее за собой.
– Когда свадьба, сэр? Как вы познакомились? Любовь налетела на вас как ураган?..
В эту страшную минуту Джесс все поняла. На них накатила пресса. Как и обещала Венеция. Джесс обманула ее, опрометчиво заявив, что они с Оливером собираются пожениться, и вот, пожалуйста!.. О, на сказала так, чтобы побыстрее избавиться от незваной гостьи, и вот чем все обернулось. О Господи! Это расплата за ненужную ложь! Какая глупость с ее стороны ляпнуть такое, зная, что имеешь дело с журналисткой. А теперь Венеция наслала на них целую армию охочих до сенсаций репортеров. Видно было, что Оливер просто в бешенстве от всего происходящего, теперь он возненавидит и ее, Джессику, за то, что она была так по-идиотски неосторожна с Венецией.
– Мисс Лемберт, расскажите об инциденте в коктейль-баре, – выкрикнул журналист, напирая на Джесс. Он чуть не в лицо ей совал микрофон, от которого она в ужасе пыталась отстраниться. – Это правда, что вы в ссоре выплеснули на жениха коктейль?
– Убирайтесь к черту со своими идиотскими вопросами! – грозно прикрикнул на репортера Оливер, отбрасывая микрофон от Джесс.
Он продолжал пробиваться сквозь толпу назойливых газетчиков, одной рукой сжимая руку. Джесс, а другой отпихивая камеры, нацеленные на их лица.
Сотрудники охранной службы отеля помогли им выбраться в холл и войти в лифт, но, когда двери лифта закрывались, один типчик из журналистской своры, вставив ногу между створок, спросил:
– Сэр, ваше имя довольно известно, поэтому ваша история нам крайне интересна. Скажите, вы окончательно развязались с нашей коллегой Венецией Кросслэнд или…
Охранники отеля оттащили хроникера от дверей лифта, в чем им помог и Оливер, подавшись вперед и сильно, с крепкой бранью, оттолкнув нахала.
Джесс прижалась к задней стенке лифта и в отчаянии закрыла глаза. Это ужасно, ужасно, стыдно и ужасно!.. Она не смела открыть глаза и посмотреть в лицо Оливера. Теперь он возненавидит ее. Конец всему. Он никогда не поймет, почему она так поступила.
Слышалось лишь прерывистое дыхание Оливера, пытающегося успокоиться и взять себя в руки, да стук ее сумасшедшего сердца. Может, он слышит его? Сумеет ли он когда-нибудь понять, что она пережила за эти минуты? Полное отчаяние и тоску из-за всего, что случилось.
Джесс медленно открыла глаза и увидела спину Оливера, молча ожидающего у дверей остановки лифта. Казалось, он вполне овладел собой, но даже со спины выглядел суровым. Джесс, и без того крайне смущенная, от одного его вида затрепетала от ужаса. Он страшно зол, и не столько, может быть, из-за атаки прессы, сколько из-за нее. Если бы это было не так, он давно бы уже обнял ее и постарался успокоить после того кошмара, что ей только что довелось пережить. Правда, у него была причина злиться на нее, тоскливо подумала она. Он, вероятно, думает, что дыма без огня не бывает, ибо свора газетчиков никогда на вас не нападет, если ей не намекнули на что-то пикантное. Он, конечно, понимает, что Венеция сделала это назло, но недаром же он так настойчиво расспрашивал Джесс, о чем они с ней говорили, когда та вторглась в его номер. Вина Джесс еще и в том, что она сразу не сказала ему всего.
Но почему газетчики налетели на них с таким неистовым рвением? Она сама, Джессика Лемберт, ничего собой не представляла… А Оливер?
А Оливер представлял…
Эта мысль возобладала над всем остальным, заставив ее почувствовать, как по всему телу поползли омерзительные мурашки. Можно было подумать, что ее с ног до головы окатили лимонным соком. До этого она не особенно задумывалась над тем, что представляет собой Оливер, насколько он богат и какой известностью пользуется в определенных кругах. Подобные вопросы не мучили ее, поскольку они были вместе и этого им обоим хватало, а теперь… Джесс стиснула кулачки и прикусила нижнюю губу. Как долго тащится лифт! Как ей дальше себя вести? Вот она, чертова любовь! Отдаешься человеку, даже не зная, кто он!
До самого их отеля не было сказано ни слова.
– Я… я думаю, что они… что… Эта история с коктейлем… Наверное, они узнали о ней от бармена, – предположила она почти неслышно, когда они шли к его номеру.
Оливер ничего не ответил: губы сурово поджаты, лицо мрачнее тучи. В номер он ее почти втолкнул, после чего вошел сам и, громко захлопнул за собой дверь. Дальше совершенно игнорировал ее, и это сильно напугало Джесс. Сдернув с шеи галстук и сняв пиджак, бросил то и другое на диван и прошел к телефону. Набрав номер, он говорил с кем-то, но так тихо, что она ни слова не могла разобрать.
Джесс, совершенно ошеломленная, сбросив туфли на высоком каблуке, подошла к бару. Ей просто необходимо ВЫПИТЬ, да и ему, судя по всему, не мешало бы, тем более что ей, когда он закончит говорить по телефону, придется кое-что объяснить ему. Трясущимися руками она приготовила два скотча, обдумывая, что и как скажет. Венеция тогда так ее прижала, что она и сообразить толком ничего не успела, вот и выпалила в крайнем раздражении первое, что пришло в голову, лишь бы отделаться от назойливой гостьи. И хотя потом сразу же пожалела об этом, но было уже поздно. Ох, как ей теперь быть, что делать и как оправдаться? Надо обязательно сказать, что ее просто ранило заявление Венеции, будто она давнишняя любовница Оливера. Ведь она, Джесс, любит его. Неужели он не может себе представить, каково ей было услышать подобное? Нет, когда он все узнает и поймет, то, конечно, простит ее… Ох, простит ли?
Она предложила ему скотч, и он чуть не вырвал его у нее из рук.
– Оливер – только и смогла она произнести.
– Не говорите ни слова, – резко сказал он. – Молчите!
Джесс отхлебывала виски и следила, как он ходит по комнате, замкнутый, с опущенными глазами, глубоко задумавшись, будто ее здесь нет.
Она вновь попыталась заговорить:
– Оливер, я должна объясниться, это совсем не то, что вы думаете…
Он даже не взглянул на нее. О чем, в самом деле, он так напряженно думает? Что терзает его? Злоба на нее, злоба на Венецию? Скорее всего, и то и это слилось воедино и обратилось в раздражение противнее одной. Ведь она здесь, под рукой, и потому всю свою ненависть он может сейчас обрушить только на ее бедную голову. Венеция – женщина отвергнутая, а потому решившая мстить. И на этом дело явно не кончится, вот почему Оливер так зол. Тот репортер, что совал микрофон прямо ей в лицо, знал, что они… Господи, да теперь весь мир узнает, что она… О Боже, это хуже всего. Она, Джессика Лемберт, случайный эпизод в его жизни, а Венеция – женщина, что-то в его жизни значащая… Господи, что толку гадать… Будь что будет!
Она бессильно опустилась на край дивана и ждала, ждала, когда он скажет хоть что-нибудь. Но о чем он думает? Почему так долго молчит? Подыскивает нужные слова, чтобы выбросить ее из своей жизни? Сердце ее разорвется, если он так поступит.
Прошло еще несколько тягостных минут, показавшихся Джесс часами, и послышался легкий стук в дверь, заставивший сердце Джесс сжаться от дурных предчувствий. Оливер пересек комнату, отпер дверь, взял газету, принесенную коридорным, и снова запер номер. .
Идя от дверей, он на ходу развернул газету, и Джесс увидела, что это «Стейт ньюс»… Она даже застонала от жуткого ощущения беззащитности. «Стейт ньюс»! Да, эта сучка не тратит слов понапрасну. Оливер будто прирос к полу в середине гостиной, напряженно глядя в развернутую газету, и вдруг гневно воскликнул:
– Господи!
Он скомкал газету и, отшвырнув ее в сторону, повернулся к Джесс, глаза его хищно сузились. Все мускулы лица были напряжены, что говорило о крайней степени ярости.
– Оставайтесь где сидите! – приказал он сдавленным голосом. – Не двигайтесь с места! – Палец его поднялся в угрожающем жесте. – Вам, леди, предстоит дать мне серьезные объяснения. Обдумайте это, да побыстрее. На этот раз, черт побери, вы зашли слишком далеко!
Сказав это, он резко повернулся и скрылся в спальне, громко хлопнув дверью, а Джесс осталась сидеть, в отчаянии уронив голову на руки. Неужели все до такой степени серьезно? Неужели происшедшее настолько глубоко затрагивает его интересы, что он почти впал в безумие? Неужели то, что она сказала Венеции об их предстоящем браке, так непереносимо для него? Почему? А может быть, Венеция действительно дорога ему и он понял, что теперь из-за нее, из-за Джесс, он потеряет ту?
Ох, ну почему она такая идиотка, почему она не думает, прежде чем говорить? Хоть бы сообразила, что имеет дело с журналист кой! Ну вот и получи! Оливер ненавидит ее, она и вправду позволила себе зайти слишком далеко. Он ни за что не поверит ее объяснениям и оправданиям. Теперь он будет смотреть на нее как на банальную охотницу за чужим богатством, попытавшуюся навязать ему брак столь мерзким способом, просто взяв и сообщив прессе об их отношениях. Он, как видно, достаточно известный человек, и вся эта история с газетной публикацией может нанести дьявольский ущерб его репутации.
Медленно и нерешительно Джесс встала с дивана, чтобы приготовить себе еще одну порцию виски. Она недоумевала, почему он ушел в спальню. Пакует ее одежду, собираясь выставить вон? Нет, она не перенесет этого. Глаза ее наполнились слезами, она сильно сжала в руке пустой стакан, и вдруг ее внимание привлекла брошенная им на, пол газета.
Быстро отставив стакан, Джесс дрожащими пальцами подняла ее, но слезы, застилавшие глаза, не сразу позволили различить буквы проклятого заголовка. Наконец она все же прочла его:
УИЛЬЯМ УЭББЕР, ЗАКОРЕНЕЛЫЙ ХОЛОСТЯК,
НАКОНЕЦ-ТО ПОПАЛСЯ НА УДОЧКУ.
Уилъям Уэббер?
Джесс читала и перечитывала, сердце ее сжалось, а все тело было будто парализовано ужасом. Это ошибка. Это не может быть правдой. Казалось, стены шатаются вокруг нее и вот-вот сойдутся и раздавят. Возникла слабость в ногах, в глазах потемнело, и она, чтобы не упасть, осела на пол. Облокотившись о ближайший стул, она снова взялась за газету и прочитала статью, не веря своим глазам и каждое слово произнося вслух, будто их звучание могло смягчить их страшный смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37