– непонимающе повторила она, удивляясь, почему он не выказывает никаких признаков гнева.
Вот именно. В самом деле что?
Теперь он выглядел озадаченным. Иногда он далеко не сразу откликался на ее замечания, будто время от времени забывал о ее существовании. Но почему именно сейчас, когда она собиралась во всем ему признаться?
– Вы… вы меня не поняли, да? – промямлила она.
– Что тут понимать, Джессика, радость моя? – спросил он мягко, будто она ребенок, остро нуждающийся в нежности, любви и заботе.
Ну хорошо, посмотрим, что останется от этой нежности, любви и заботливости, когда она договорит все до конца. Эбби перевел а дыхание и отчаянно выпалила:
– Это не я вчера вечером готовила ужин для Уильяма Уэббера…
Вчера вечером! Господи, неужели это было только вчера вечером? Всего двадцать четыре часа назад! Влюбиться, провести несколько кошмарных часов в неопределенности, в запертом лимузине, возмечтать о высотах, на которых она никогда не бывала и не думала побывать… и теперь, теперь…
– Это не я готовила те кушанья, – повторила она раздраженно. – Их доставили в готовом виде. У нас там рядом фирма, они предлагают меню и принимают заказы, а потом готовят и доставляют с инструкцией, что и как разогреть, с чем подавать, как сервировать, ну и все такое…
Оливер так сурово взглянул на нее, что у нее даже живот скрутило от страха. А он, сложив руки на груди, продолжал сверлить ее строгим взглядом. НУ вот, он возненавидел ее за обман, он никогда не простит ей этого, она теперь навсегда его потеряет. Но вдруг она заметила смешинки, промелькнувшие в его глазах, и знакомый намек на улыбку, тронувший уголки губ. Затем, не в силах больше сдерживаться, он расхохотался.
Что тут смешного? – подумала Эбби, совсем упав духом. Она ничего не понимала, а он ничего ей не объяснял.
– Это не смешно, Оливер, – попыталась она его урезонить, но он будто не слышал. – Вы что, ничего не поняли? Я вчера сказала вам, что сама готовила ужин… Вы еще похвалили меня, говорили, что все восхитительно, что я хорошо готовлю, ну а я… Это все было ложью, вы понимаете? Я обманула вас, Оливер!
– Ох, Джессика, вы меня уморили…Он обнял ее и жарко прошептал: – Я вас обожаю. Вы такая забавная и милая. Да мне абсолютно все равно, сами вы готовили этот чертов ужин или нет. – Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в самую глубину красивых зеленых глаз. – Честно вам говорю, меня это мало волнует. Оттого, умеете вы готовить или нет, мое отношение к вам не изменится ни на йоту.
– Но я солгала, – протестующе уточнила Эбби.
Ну и что? Мир купается в море лжи. А потом, это ведь не какая-нибудь серьезная ложь, а так, милый маленький обманчик. Пустячок!
Пустячок! А если ему сознаться в остальном? – в отчаянии подумала Эбби. Если она и решилась на подобное признание, то теперь решимость вмиг растворилась в воздухе. Остальное – серьезная ложь, хотя на самом деле она этой лжи не произносила, не говорила, что она Джессика Лемберт, просто с самого начала не возражала ему, когда он принял ее за Джесс. А потом признание стало казаться ей почти невозможным.
– Эй, выше нос! – Он ободряюще улыбнулся ей. – Мы с вами проводим удивительный день, так нечего портить его суровым судом над маленьким глупеньким обманчиком. Теперь, с вашего разрешения, я взгляну, что у нас тут за катастрофа и нельзя ли это как-нибудь поправить.
Он чмокнул ее в лоб, потом отодвинул в сторону, приблизился к тому, что Эбби пыталась скрыть от него, и взору его предстало злосчастное слипшееся бесформенное содержимое кастрюли. А ее беспокоила вовсе не испорченная пища, а он сам, его чувства, потому она продолжала корить себя зато, что так и не смогла признаться ему во всем, хотя совсем уж была готова. Нет, она обязательно сознается ему во всем, вот только наберется храбрости… Да, страшно, если он возненавидит ее, но все же интуиция подсказывала: оставив все как есть, она сделает только хуже. А когда она наконец во всем ему сознается, он может… может… Может что? – тревожно спросила она себя. Неужели он к ней может быть недобр? Он все время говорит ей нежные, такие удивительные слова, он почти заставил ее поверить, что в будущем они будут вместе. Так какая для него разница, как ее зовут, Эбигейл или Джессика?
– Я думаю, это можно поправить, сказал наконец Оливер, помешивая остывающий соус и размышляя над трагической судьбой переваренных спагетти.
Эбби взяла стакан с вином и отхлебнула для бодрости пару глотков.
– Давайте пойдем куда-нибудь и поедим, – с живостью предложила она, надеясь, что где-нибудь в шумном ресторане ей легче будет признаться, когда вокруг люди и он не сможет слишком сильно выражать свое негодование.
– Нет, Джесс, мистер Уэббер может вернуться в любую минуту, – быстро проговорил он, с подозрением пробуя еду и шутливо констатируя прискорбный факт: – Вы были правы, уважаемая Делия Смит, готовить вы не умеете.
– Все больше причин куда-нибудь пойти.
Эбби вдруг почувствовала, что пойти куда-нибудь стало ей просто необходимо, хотя бы для того, чтобы увидеть людей. Очевидно, это ощущение возникло из-за того, что этот красивый особняк, да и вообще все поместье слишком изолированы от внешнего мира, даже прислуги нигде не видно. В Лондоне она привыкла каждый день видеть множество народа, и, хотя сельская жизнь ей нравилась, в сердце своем она была городской девушкой Конечно, общество Оливера восхитительно, но они будто в вакууме находятся, и это…
– Нет! – твердо проговорил Оливер, прервав размышления Эбби о разнице между городом и деревней. – Нет, Джессика, повторил он более мягко. – Мне необходимо быть здесь на тот случай, если мистер Уэббер позвонит с дороги.
Он повернулся к ней с улыбкой, и Эбби постаралась забыть, что он только что так резко ответил ей. Да, конечно, мистер Уэббер может позвонить, вызвать Оливера в аэропорт, потому-то он и не может уйти… И тут она подумала, что этот звонок будет означать конец их с Оливером идиллии здесь, в доме его босса. И это может случиться очень скоро… Вдруг у нее возникла масса разных вопросов, столько всего надо выяснить, пока Уильям Уэббер не приехали она не встретилась с ним. От одной мысли об этой встрече у нее заныло в животе.
– Вы хоть примерно знаете, когда он приедет? – задала она первый вопрос.
– Он сам себе голова. Как вы считаете, не попробовать ли нам промыть эти, скажем так, макароны под струей горячей воды?
Эбби взяла у него кастрюлю и подошла к раковине. Итак, он не знает, когда возвращается его босс. Она подумала, что чем раньше, тем лучше. Уж скорее бы это произошло.
– Что он собой представляет?
– Хорошо выглядит, богатый, умный. Как и все в их семействе.
– О, У него есть семья? Я думала, он одинок.
– В общем, да… Но… но у него есть брат и родители. Родители живут на юге Франции.
– А брат?
– Тоже неплохо выглядит, богатый, умный, – ответил он, не поворачиваясь от плиты, на которую ставил разогревать мясное кушанье, скорее напоминающее соус.
– А где он живет и чем занимается? – Живет неподалеку, а занимается тем же, чем и брат.
– Женат?
Он повернулся и удивленно посмотрел на Эбби.
– Сколько всего будет вопросов? Двадцать или двадцать один?
– Нет, – Эбби пожала плечами. Просто мне интересно. Это естественно, поскольку я нахожусь у него в гостях, и, когда он вернется, я… Ну, словом, неплохо хоть что-то знать о нем. Вот я и…
Она замолчала, подумав вдруг, что, вероятно, знает теперь об Уильяме Уэббере и его брате больше, чем об Оливере. Подумал ли Оливер и сам об этом и попросит ли он ничего не спрашивать о нем самом? Пока она не пришла к этой мысли, ей казалось, они уже хорошо знают друг друга, хотя и познакомились только вчера. Ведь за это время столько всего произошло, они столько времени провели вместе… Нет, все же она ничего не знает ни о нем, ни о его семье. Было нечто, чего они оба до сих пор не затрагивали.
– Вот вы и что? – напомнил он ей о недоговоренной фразе.
– Вот я и ничего, – с улыбкой ответила Эбби. – Просто скоро мы с ним встретимся… А вы, Оливер? У вас есть братья или сестры? И кто ваши родители?
Он наклонился к кастрюле с соусом, который начинал закипать и нуждался в помешивании, затем выключил конфорку и с улыбкой обернулся к ней.
– У меня тоже есть брат и родители, конечно. Расскажите лучше о вашей сестре.
Эбби тотчас пожалела, что затеяла этот разговор. Уж лучше бы они так и оставались в этом тесном мирке, в этом вакууме, не задавая друг другу лишних вопросов, а просто поджидая возвращения УУ.
– Что бы вы хотели знать?
Она помешивала ложкой спагетти и старалась не смотреть на него, опасаясь, что взгляд ее выдаст.
– Ну, предположим, чем она в этой жизни занимается.
– Сейчас пока ничем, промежуток между двумя работами. Но вы правы, я думаю, лучше нам не касаться этих тем.
Надо как-то уйти от разговора о сестре, он становится опасным. Но он же напомнил ей о Джесс. Вернулась ли она домой? Не мешало бы в самом деле позвонить ей. Если Джесс не вернулась, то надо хотя бы оставить ей сообщение. Ведь сестра думает, что она в Париже, а ее в Париже нет. Хорошо бы, если бы она уже вернулась, уж она-то наверняка сумеет разобраться в сложившейся ситуации, если, конечно, узнает о том, где находится Эбби. А что если… Ну да! Надо сообщить ей, что она в Кенте, и Джесс приедет сюда и все распутает!
Прекрасная идея! Эбби приободрилась. Если Джесс уже дома, она обязательно примчится сюда! Придется, конечно, кое-что объяснить ей, но, разделяя с кем-то свои трудности, уменьшаешь их вдвое.
– Вы не будете возражать, если я позвоню?
Он, якобы всецело поглощенный хлопотами над подливкой, хмуро спросил:
– Кому вы хотите звонить?
– Э-э… Ну… просто надо предупредить дантистку, что завтра я не приду. Ведь не исключено, что мистер Уэббер вернется поздно, и я смогу встретиться с ним лишь утром.
Эбби затаила дыхание, надеясь, что он примет эту версию, поскольку ей совсем не хотелось говорить ему, что она собирается звонить сестре. Если Джесс дома и пообещает приехать, тогда она скажет ему всю правду. Да, непременно скажет. После она сознается ему во всем, а завтра они, вдвоем с Джесс, встретятся с Уильямом Уэббером. Если же Джесс дома нет… Ее даже нервная дрожь пронизала. Как тогда она наберется храбрости признаться?
– А не слишком поздно звонить дантистке?
Эбби прикусила губу. Вот идиотка! Конечно, поздно! Прием в клинике заканчивается в шесть, а сейчас уже почти семь.
– У меня есть ее домашний телефон. Она… она принимает в нескольких кабинетах, потому ей и приходится поддерживать связь с клиентами через домашний телефон, и она не сердится, когда вечером ей звонят.
Эбби договаривала уже на ходу, направляясь к двери.
– Но только недолго. Скорей возвращайтесь, и мы отобедаем.
Эбби уже выходила, когда он крикнул ей вдогонку:
– Телефон есть и здесь, – и кивнул в сторону настенного аппарата.
– Ну… У меня же все равно записная книжка наверху. А на память я ее номера не помню.
И быстро вышла, пока он не успел еще что-нибудь сказать. О Господи, кажется, удалось наконец освободиться от его опеки. Поднявшись по лестнице, она насилу перевела дыхание, присела на старинный стул времен королевы Анны и опустила голову на руки.
Просто абсурд какой-то! Она сыта этим розыгрышем по горло! Ложь, ложь, все новые и новые обманы, стоило только начать… И ведь с самого начала не было никакой причины лгать. Она дурачит человека, который так мил с ней и явно не заслуживает, чтобы из него делали идиота. Закрутила такую карусель, с которой сама теперь не может спрыгнуть. Нет, надо решиться и сказать ему правду, как бы трудно это ни было, иначе все станет еще хуже. Одна ложь будет громоздиться на другую, порождая третью, и так без конца…
Все верно! Она шла к телефону, полная решимости позвонить Джесс и сказать ей все как есть. Решение ее окрепло, когда она вошла в свою спальню и подошла к кровати. Сестре она признается первой. Скажет, что полюбила Оливера и ей отвратительна мысль, что она вынуждена ему лгать, что во всем виновата она сама и что, если Джесс не приедет сюда, в Кент… Но куда, к черту, ее занесло? Где она находится? Как Джесс сюда добираться? Рыскать по всему графству в поисках особняка Уэббера?
Эбби присела на край кровати, взяла трубку и решительно набрала номер. Если удастся убедить сестру приехать в дом Уильяма Уэббера, она пойдет на кухню и спросит Оливера, как сюда добраться, а потом расскажет ему всю историю с начала до конца и еще раз позвонит Джесс…
Прижав трубку к уху и слушая зуммер вызова, Эбби тихонько молилась, чтобы Джесс оказалась дома. Ожидание казалось бесконечным. Ничего. Наконец трубку взяли.
– Ох, Джесс! – с облегчением воскликнула она, но это был автоответчик. Пришлось говорить с бездушным аппаратом. Послушай, Джесс, ты втравила меня в такую историю… Я не в Париже, как собиралась. Я в доме Уильяма Уэббера, это в Кенте, я тут с его шофером, Оливером. И я по нему с ума схожу, но самое ужасное, что вынуждена его обманывать. Он думает, что я это ты, это ужасно, а хуже всего, что я должна встретиться тут с Уэббером. Ох, и зачем только ты все это затеяла? Мне так плохо! Я чувствую себя преступницей, нет таких денег в мире, которые могут компенсировать все то, что мне пришлось пережить, и…
Вдруг откуда-то сзади протянулась рука и нажала на клавишу отбоя, другая рука отобрала у нее трубку и положила на рычаг аппарата. В ужасе Эбби оглянулась и увидела неумолимое лицо Оливера. Глаза его сузились и приобрели металлический отблеск, когда он взглянул на нее, сидящую на краешке романтичного ложа и страшно взвинченную.
– Послушайте, что, к черту, вы задумали? – грозно спросил он.
Эбби откинулась назад, пытаясь отстраниться от него, но он заставил ее встать с кровати.
– Я слышал каждое ваше слово, каждое, будь я проклят! Если вы говорили с дантисткой, то я Джеймс Бонд. Кто вы, черт побери, и что за спектакль затеяли тут разыгрывать?
Ох, Господи, в панике думала Эбби, только не это!.. Неужели придется сознаваться ему в такие минуты, когда он охвачен гневом и ослеплен подозрительностью? Нет…
– Я… я хотела сказать вам , – почти прохрипела она в ужасе, – но все не могла решиться. Ох, Оливер, я так ужасно виновата перед вами, я обманывала вас. Это совсем не похоже на меня. Я человек честный, и никогда раньше ничего подобного со мной не происходило. Просто, когда вы явились к нам в дом и приняли меня за Джессику, я почему-то не стала этого отрицать… Сама не знаю, как это вышло… А потом, потом…
Перехватив его взгляд, она запнулась, ибо он так гневно смотрел на нее, будто ненавидел всем сердцем.
Вдруг он обнял ее и сильно прижал к себе, и она почувствовал, как гнев и напряженность покидают его. Ей даже показалось, что он пробормотал что-то вроде «слава Богу», но уверенности у нее не было.
и она плакала, громко всхлипывая у него на плече, говорила, что виновата, виновата, виновата… Наступило неслыханное облегчение, оттого что он теперь все знает. Вот и пролились эти очистительные слезы.
– Но если вы не Джессика Лемберт, то кто же вы? – спросил он, когда ее всхлипы и стоны поутихли.
Эбби попыталась поднять лицо и посмотреть на него, но не смогла, ибо он сильно прижимал ее к себе, гладя по голове и нежно убаюкивая, больше не гневаясь, но, очевидно, все еще испытывая недоверие.
– Я Эбби, Эбигейл, – тихо проговорила она. – Я так виновата, Оливер, сразу не сказав вам, что я не Джессика… Я просто не ожидала, что наше знакомство продлится и что вы захотите увидеть меня еще раз, вот потому все так и получилось. А чем дальше, тем больше я боялась вас потерять, и все становилось хуже и хуже, и мне все труднее было…
– Успокойтесь, дорогая моя. Все хорошо. Вы загнали себя в тупик, но это не ваша вина. Я не сержусь на вас, милая. Вы это вы и… и…
Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в залитые слезами глаза. На его красивом лице не осталось и следа раздражения и гнева, и Эбби вдруг поверила, что все и вправду хорошо, и почувствовала себя так спокойно, что даже удивилась, ради чего она столько времени мучила себя. Что за дурость позволить зайти этой бессмысленной лжи так далеко! Он ясно дал ей понять, что испытывает к ней весьма глубокое чувство, так неужели она не могла сообразить, что он все ей простит?
– Кстати, я не ошибся, я все расслышал правильно? – прошептал он улыбчивым голосом. – Вы, кажется, изволили сказать, что сходите по мне с ума?
Счастливая, она взглянула на него сквозь слезы.
– Д-да… Потому-то я и звонила сестре, – созналась она. – Я не могла больше выносить, что вы называете меня Джессикой, и решила, что…
– Ох, бедная моя, – почти простонал Оливер, прежде чем закрыть ее рот поцелуем.
Поцелуй был долгим и упоительным. Сердце Эбби переполняла любовь. Она прильнула к нему, еще больше любя его за понимание. Он такой добрый, такой удивительный человек, а она лгала ему, но теперь, теперь все хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Вот именно. В самом деле что?
Теперь он выглядел озадаченным. Иногда он далеко не сразу откликался на ее замечания, будто время от времени забывал о ее существовании. Но почему именно сейчас, когда она собиралась во всем ему признаться?
– Вы… вы меня не поняли, да? – промямлила она.
– Что тут понимать, Джессика, радость моя? – спросил он мягко, будто она ребенок, остро нуждающийся в нежности, любви и заботе.
Ну хорошо, посмотрим, что останется от этой нежности, любви и заботливости, когда она договорит все до конца. Эбби перевел а дыхание и отчаянно выпалила:
– Это не я вчера вечером готовила ужин для Уильяма Уэббера…
Вчера вечером! Господи, неужели это было только вчера вечером? Всего двадцать четыре часа назад! Влюбиться, провести несколько кошмарных часов в неопределенности, в запертом лимузине, возмечтать о высотах, на которых она никогда не бывала и не думала побывать… и теперь, теперь…
– Это не я готовила те кушанья, – повторила она раздраженно. – Их доставили в готовом виде. У нас там рядом фирма, они предлагают меню и принимают заказы, а потом готовят и доставляют с инструкцией, что и как разогреть, с чем подавать, как сервировать, ну и все такое…
Оливер так сурово взглянул на нее, что у нее даже живот скрутило от страха. А он, сложив руки на груди, продолжал сверлить ее строгим взглядом. НУ вот, он возненавидел ее за обман, он никогда не простит ей этого, она теперь навсегда его потеряет. Но вдруг она заметила смешинки, промелькнувшие в его глазах, и знакомый намек на улыбку, тронувший уголки губ. Затем, не в силах больше сдерживаться, он расхохотался.
Что тут смешного? – подумала Эбби, совсем упав духом. Она ничего не понимала, а он ничего ей не объяснял.
– Это не смешно, Оливер, – попыталась она его урезонить, но он будто не слышал. – Вы что, ничего не поняли? Я вчера сказала вам, что сама готовила ужин… Вы еще похвалили меня, говорили, что все восхитительно, что я хорошо готовлю, ну а я… Это все было ложью, вы понимаете? Я обманула вас, Оливер!
– Ох, Джессика, вы меня уморили…Он обнял ее и жарко прошептал: – Я вас обожаю. Вы такая забавная и милая. Да мне абсолютно все равно, сами вы готовили этот чертов ужин или нет. – Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в самую глубину красивых зеленых глаз. – Честно вам говорю, меня это мало волнует. Оттого, умеете вы готовить или нет, мое отношение к вам не изменится ни на йоту.
– Но я солгала, – протестующе уточнила Эбби.
Ну и что? Мир купается в море лжи. А потом, это ведь не какая-нибудь серьезная ложь, а так, милый маленький обманчик. Пустячок!
Пустячок! А если ему сознаться в остальном? – в отчаянии подумала Эбби. Если она и решилась на подобное признание, то теперь решимость вмиг растворилась в воздухе. Остальное – серьезная ложь, хотя на самом деле она этой лжи не произносила, не говорила, что она Джессика Лемберт, просто с самого начала не возражала ему, когда он принял ее за Джесс. А потом признание стало казаться ей почти невозможным.
– Эй, выше нос! – Он ободряюще улыбнулся ей. – Мы с вами проводим удивительный день, так нечего портить его суровым судом над маленьким глупеньким обманчиком. Теперь, с вашего разрешения, я взгляну, что у нас тут за катастрофа и нельзя ли это как-нибудь поправить.
Он чмокнул ее в лоб, потом отодвинул в сторону, приблизился к тому, что Эбби пыталась скрыть от него, и взору его предстало злосчастное слипшееся бесформенное содержимое кастрюли. А ее беспокоила вовсе не испорченная пища, а он сам, его чувства, потому она продолжала корить себя зато, что так и не смогла признаться ему во всем, хотя совсем уж была готова. Нет, она обязательно сознается ему во всем, вот только наберется храбрости… Да, страшно, если он возненавидит ее, но все же интуиция подсказывала: оставив все как есть, она сделает только хуже. А когда она наконец во всем ему сознается, он может… может… Может что? – тревожно спросила она себя. Неужели он к ней может быть недобр? Он все время говорит ей нежные, такие удивительные слова, он почти заставил ее поверить, что в будущем они будут вместе. Так какая для него разница, как ее зовут, Эбигейл или Джессика?
– Я думаю, это можно поправить, сказал наконец Оливер, помешивая остывающий соус и размышляя над трагической судьбой переваренных спагетти.
Эбби взяла стакан с вином и отхлебнула для бодрости пару глотков.
– Давайте пойдем куда-нибудь и поедим, – с живостью предложила она, надеясь, что где-нибудь в шумном ресторане ей легче будет признаться, когда вокруг люди и он не сможет слишком сильно выражать свое негодование.
– Нет, Джесс, мистер Уэббер может вернуться в любую минуту, – быстро проговорил он, с подозрением пробуя еду и шутливо констатируя прискорбный факт: – Вы были правы, уважаемая Делия Смит, готовить вы не умеете.
– Все больше причин куда-нибудь пойти.
Эбби вдруг почувствовала, что пойти куда-нибудь стало ей просто необходимо, хотя бы для того, чтобы увидеть людей. Очевидно, это ощущение возникло из-за того, что этот красивый особняк, да и вообще все поместье слишком изолированы от внешнего мира, даже прислуги нигде не видно. В Лондоне она привыкла каждый день видеть множество народа, и, хотя сельская жизнь ей нравилась, в сердце своем она была городской девушкой Конечно, общество Оливера восхитительно, но они будто в вакууме находятся, и это…
– Нет! – твердо проговорил Оливер, прервав размышления Эбби о разнице между городом и деревней. – Нет, Джессика, повторил он более мягко. – Мне необходимо быть здесь на тот случай, если мистер Уэббер позвонит с дороги.
Он повернулся к ней с улыбкой, и Эбби постаралась забыть, что он только что так резко ответил ей. Да, конечно, мистер Уэббер может позвонить, вызвать Оливера в аэропорт, потому-то он и не может уйти… И тут она подумала, что этот звонок будет означать конец их с Оливером идиллии здесь, в доме его босса. И это может случиться очень скоро… Вдруг у нее возникла масса разных вопросов, столько всего надо выяснить, пока Уильям Уэббер не приехали она не встретилась с ним. От одной мысли об этой встрече у нее заныло в животе.
– Вы хоть примерно знаете, когда он приедет? – задала она первый вопрос.
– Он сам себе голова. Как вы считаете, не попробовать ли нам промыть эти, скажем так, макароны под струей горячей воды?
Эбби взяла у него кастрюлю и подошла к раковине. Итак, он не знает, когда возвращается его босс. Она подумала, что чем раньше, тем лучше. Уж скорее бы это произошло.
– Что он собой представляет?
– Хорошо выглядит, богатый, умный. Как и все в их семействе.
– О, У него есть семья? Я думала, он одинок.
– В общем, да… Но… но у него есть брат и родители. Родители живут на юге Франции.
– А брат?
– Тоже неплохо выглядит, богатый, умный, – ответил он, не поворачиваясь от плиты, на которую ставил разогревать мясное кушанье, скорее напоминающее соус.
– А где он живет и чем занимается? – Живет неподалеку, а занимается тем же, чем и брат.
– Женат?
Он повернулся и удивленно посмотрел на Эбби.
– Сколько всего будет вопросов? Двадцать или двадцать один?
– Нет, – Эбби пожала плечами. Просто мне интересно. Это естественно, поскольку я нахожусь у него в гостях, и, когда он вернется, я… Ну, словом, неплохо хоть что-то знать о нем. Вот я и…
Она замолчала, подумав вдруг, что, вероятно, знает теперь об Уильяме Уэббере и его брате больше, чем об Оливере. Подумал ли Оливер и сам об этом и попросит ли он ничего не спрашивать о нем самом? Пока она не пришла к этой мысли, ей казалось, они уже хорошо знают друг друга, хотя и познакомились только вчера. Ведь за это время столько всего произошло, они столько времени провели вместе… Нет, все же она ничего не знает ни о нем, ни о его семье. Было нечто, чего они оба до сих пор не затрагивали.
– Вот вы и что? – напомнил он ей о недоговоренной фразе.
– Вот я и ничего, – с улыбкой ответила Эбби. – Просто скоро мы с ним встретимся… А вы, Оливер? У вас есть братья или сестры? И кто ваши родители?
Он наклонился к кастрюле с соусом, который начинал закипать и нуждался в помешивании, затем выключил конфорку и с улыбкой обернулся к ней.
– У меня тоже есть брат и родители, конечно. Расскажите лучше о вашей сестре.
Эбби тотчас пожалела, что затеяла этот разговор. Уж лучше бы они так и оставались в этом тесном мирке, в этом вакууме, не задавая друг другу лишних вопросов, а просто поджидая возвращения УУ.
– Что бы вы хотели знать?
Она помешивала ложкой спагетти и старалась не смотреть на него, опасаясь, что взгляд ее выдаст.
– Ну, предположим, чем она в этой жизни занимается.
– Сейчас пока ничем, промежуток между двумя работами. Но вы правы, я думаю, лучше нам не касаться этих тем.
Надо как-то уйти от разговора о сестре, он становится опасным. Но он же напомнил ей о Джесс. Вернулась ли она домой? Не мешало бы в самом деле позвонить ей. Если Джесс не вернулась, то надо хотя бы оставить ей сообщение. Ведь сестра думает, что она в Париже, а ее в Париже нет. Хорошо бы, если бы она уже вернулась, уж она-то наверняка сумеет разобраться в сложившейся ситуации, если, конечно, узнает о том, где находится Эбби. А что если… Ну да! Надо сообщить ей, что она в Кенте, и Джесс приедет сюда и все распутает!
Прекрасная идея! Эбби приободрилась. Если Джесс уже дома, она обязательно примчится сюда! Придется, конечно, кое-что объяснить ей, но, разделяя с кем-то свои трудности, уменьшаешь их вдвое.
– Вы не будете возражать, если я позвоню?
Он, якобы всецело поглощенный хлопотами над подливкой, хмуро спросил:
– Кому вы хотите звонить?
– Э-э… Ну… просто надо предупредить дантистку, что завтра я не приду. Ведь не исключено, что мистер Уэббер вернется поздно, и я смогу встретиться с ним лишь утром.
Эбби затаила дыхание, надеясь, что он примет эту версию, поскольку ей совсем не хотелось говорить ему, что она собирается звонить сестре. Если Джесс дома и пообещает приехать, тогда она скажет ему всю правду. Да, непременно скажет. После она сознается ему во всем, а завтра они, вдвоем с Джесс, встретятся с Уильямом Уэббером. Если же Джесс дома нет… Ее даже нервная дрожь пронизала. Как тогда она наберется храбрости признаться?
– А не слишком поздно звонить дантистке?
Эбби прикусила губу. Вот идиотка! Конечно, поздно! Прием в клинике заканчивается в шесть, а сейчас уже почти семь.
– У меня есть ее домашний телефон. Она… она принимает в нескольких кабинетах, потому ей и приходится поддерживать связь с клиентами через домашний телефон, и она не сердится, когда вечером ей звонят.
Эбби договаривала уже на ходу, направляясь к двери.
– Но только недолго. Скорей возвращайтесь, и мы отобедаем.
Эбби уже выходила, когда он крикнул ей вдогонку:
– Телефон есть и здесь, – и кивнул в сторону настенного аппарата.
– Ну… У меня же все равно записная книжка наверху. А на память я ее номера не помню.
И быстро вышла, пока он не успел еще что-нибудь сказать. О Господи, кажется, удалось наконец освободиться от его опеки. Поднявшись по лестнице, она насилу перевела дыхание, присела на старинный стул времен королевы Анны и опустила голову на руки.
Просто абсурд какой-то! Она сыта этим розыгрышем по горло! Ложь, ложь, все новые и новые обманы, стоило только начать… И ведь с самого начала не было никакой причины лгать. Она дурачит человека, который так мил с ней и явно не заслуживает, чтобы из него делали идиота. Закрутила такую карусель, с которой сама теперь не может спрыгнуть. Нет, надо решиться и сказать ему правду, как бы трудно это ни было, иначе все станет еще хуже. Одна ложь будет громоздиться на другую, порождая третью, и так без конца…
Все верно! Она шла к телефону, полная решимости позвонить Джесс и сказать ей все как есть. Решение ее окрепло, когда она вошла в свою спальню и подошла к кровати. Сестре она признается первой. Скажет, что полюбила Оливера и ей отвратительна мысль, что она вынуждена ему лгать, что во всем виновата она сама и что, если Джесс не приедет сюда, в Кент… Но куда, к черту, ее занесло? Где она находится? Как Джесс сюда добираться? Рыскать по всему графству в поисках особняка Уэббера?
Эбби присела на край кровати, взяла трубку и решительно набрала номер. Если удастся убедить сестру приехать в дом Уильяма Уэббера, она пойдет на кухню и спросит Оливера, как сюда добраться, а потом расскажет ему всю историю с начала до конца и еще раз позвонит Джесс…
Прижав трубку к уху и слушая зуммер вызова, Эбби тихонько молилась, чтобы Джесс оказалась дома. Ожидание казалось бесконечным. Ничего. Наконец трубку взяли.
– Ох, Джесс! – с облегчением воскликнула она, но это был автоответчик. Пришлось говорить с бездушным аппаратом. Послушай, Джесс, ты втравила меня в такую историю… Я не в Париже, как собиралась. Я в доме Уильяма Уэббера, это в Кенте, я тут с его шофером, Оливером. И я по нему с ума схожу, но самое ужасное, что вынуждена его обманывать. Он думает, что я это ты, это ужасно, а хуже всего, что я должна встретиться тут с Уэббером. Ох, и зачем только ты все это затеяла? Мне так плохо! Я чувствую себя преступницей, нет таких денег в мире, которые могут компенсировать все то, что мне пришлось пережить, и…
Вдруг откуда-то сзади протянулась рука и нажала на клавишу отбоя, другая рука отобрала у нее трубку и положила на рычаг аппарата. В ужасе Эбби оглянулась и увидела неумолимое лицо Оливера. Глаза его сузились и приобрели металлический отблеск, когда он взглянул на нее, сидящую на краешке романтичного ложа и страшно взвинченную.
– Послушайте, что, к черту, вы задумали? – грозно спросил он.
Эбби откинулась назад, пытаясь отстраниться от него, но он заставил ее встать с кровати.
– Я слышал каждое ваше слово, каждое, будь я проклят! Если вы говорили с дантисткой, то я Джеймс Бонд. Кто вы, черт побери, и что за спектакль затеяли тут разыгрывать?
Ох, Господи, в панике думала Эбби, только не это!.. Неужели придется сознаваться ему в такие минуты, когда он охвачен гневом и ослеплен подозрительностью? Нет…
– Я… я хотела сказать вам , – почти прохрипела она в ужасе, – но все не могла решиться. Ох, Оливер, я так ужасно виновата перед вами, я обманывала вас. Это совсем не похоже на меня. Я человек честный, и никогда раньше ничего подобного со мной не происходило. Просто, когда вы явились к нам в дом и приняли меня за Джессику, я почему-то не стала этого отрицать… Сама не знаю, как это вышло… А потом, потом…
Перехватив его взгляд, она запнулась, ибо он так гневно смотрел на нее, будто ненавидел всем сердцем.
Вдруг он обнял ее и сильно прижал к себе, и она почувствовал, как гнев и напряженность покидают его. Ей даже показалось, что он пробормотал что-то вроде «слава Богу», но уверенности у нее не было.
и она плакала, громко всхлипывая у него на плече, говорила, что виновата, виновата, виновата… Наступило неслыханное облегчение, оттого что он теперь все знает. Вот и пролились эти очистительные слезы.
– Но если вы не Джессика Лемберт, то кто же вы? – спросил он, когда ее всхлипы и стоны поутихли.
Эбби попыталась поднять лицо и посмотреть на него, но не смогла, ибо он сильно прижимал ее к себе, гладя по голове и нежно убаюкивая, больше не гневаясь, но, очевидно, все еще испытывая недоверие.
– Я Эбби, Эбигейл, – тихо проговорила она. – Я так виновата, Оливер, сразу не сказав вам, что я не Джессика… Я просто не ожидала, что наше знакомство продлится и что вы захотите увидеть меня еще раз, вот потому все так и получилось. А чем дальше, тем больше я боялась вас потерять, и все становилось хуже и хуже, и мне все труднее было…
– Успокойтесь, дорогая моя. Все хорошо. Вы загнали себя в тупик, но это не ваша вина. Я не сержусь на вас, милая. Вы это вы и… и…
Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в залитые слезами глаза. На его красивом лице не осталось и следа раздражения и гнева, и Эбби вдруг поверила, что все и вправду хорошо, и почувствовала себя так спокойно, что даже удивилась, ради чего она столько времени мучила себя. Что за дурость позволить зайти этой бессмысленной лжи так далеко! Он ясно дал ей понять, что испытывает к ней весьма глубокое чувство, так неужели она не могла сообразить, что он все ей простит?
– Кстати, я не ошибся, я все расслышал правильно? – прошептал он улыбчивым голосом. – Вы, кажется, изволили сказать, что сходите по мне с ума?
Счастливая, она взглянула на него сквозь слезы.
– Д-да… Потому-то я и звонила сестре, – созналась она. – Я не могла больше выносить, что вы называете меня Джессикой, и решила, что…
– Ох, бедная моя, – почти простонал Оливер, прежде чем закрыть ее рот поцелуем.
Поцелуй был долгим и упоительным. Сердце Эбби переполняла любовь. Она прильнула к нему, еще больше любя его за понимание. Он такой добрый, такой удивительный человек, а она лгала ему, но теперь, теперь все хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37