— Я остановил такси, усадил ее на зад-нее сиденье, сам сел впереди. — Окружная больница Кука. И побыстрее.
— Я не поеду в городскую больницу! — громко за-протестовала Эдвина. — У нас еще есть время. Надо раз-вернуться и… — Она охнула и схватилась за живот.
— Больница Кука, — повторил я шоферу. — И бы-стро.
То, что случилось потом, можно было бы считать плохой шуткой, но это правда. Автомобильный поток в Чикаго может остановить все, что угодно, но ничто не сможет заставить его двинуться дальше. По дороге в боль-ницу наше такси безнадежно застряло в пробке. К тому времени Эдвина громко стонала и колотила кулаком по спинке сиденья.
— Включи радио и постарайся привести полицей-ского, — сказал я таксисту, вышел из машины, открыл заднюю дверцу и уставился на мокрые штаны Эдвины.
Я мог вброд перейти реку с полной выкладкой и сот-ней фунтов оружия на спине, прожить несколько дней в пустыне, питаясь кактусами и запивая их собственной мочой, с закрытыми глазами собрать любое оружие и попасть в цель не больше муравьиного яйца. Но я не представлял, что мне делать с рожающей женщиной.
— Я сейчас рожу, — выдохнула она.
— Нет, подожди! Подумай о чем-нибудь другом…
— Здесь это не работает, Николас. Забирайся сюда и сними с меня эти чертовы штаны.
Я спустил ей брюки до колен и остановился.
— Господи, трусы тоже сними! Мне плевать, что ты увидишь мою задницу и весь парк чудес в непосредст-венной близости! Просто сними с меня одежду.
— Хорошо, успокойся. — Несколькими быстрыми движениями я снял все и спустил до лодыжек, стараясь смотреть только на ее лицо.
Красная, задыхающаяся, она указала пальцем вниз.
— Мне кажется, появилась голова ребенка. Скажи мне, что ты видишь!
С меня ручьем потек пот. Руки задрожали. Я осто-рожно развел в стороны ее бедра и внимательно по-смотрел на открывшуюся картину. Окровавленная, по-крытая пленкой голова ребенка действительно появи-лась.
— Есть визуальный контакт, — громко сообщил я.
Эдвина закричала, застонала, выгнулась и содрогну-лась.
— Подставь руки, ты должен поймать ребенка!
Я сложил ладони лодочкой в нужном месте — и про-изошло чудо. Мне на руки вывалилась крошечная де-вочка. Малышка слегка пошевелилась. Эдвина, задыха-ясь и постанывая, старалась приподнять голову, чтобы увидеть, что, вернее, кого я держал.
— Дай мне ребенка… Медленно… Николас, акку-ратно!
— Я поймал ее, — ответил я, — не волнуйся.
— Ее?.. Ее! — заворковала Эдвина. — Девочка! Я обя-зана сообщить Алу, что у нас родилась дочка!
Я осторожно положил новорожденную на грудь Эд-вине, забыв о неловкости, и, придерживая девочку за попку, вытер кровь и слизь с ее лица. Малышка открыла сонные глазки и посмотрела прямо на меня. Я был пер-вым, кого она увидела в этом мире.
— Привет, — прошептал я.
— Привет, — произнес у меня за спиной здоровяк полицейский. Он заглянул в машину, и я попытался прикрыть наготу Эдвины. Полицейский улыбнулся. — Привет, миссис Джекобс, я Чарли Гримольди. Несколь-ко лет назад я проходил свидетелем по делу Лейкенхувера.
— Здравствуйте, офицер. Не могли бы вы вызвать мне «Скорую помощь»?
Эдвина снова владела собой. Старушка Эдвина! А я все еще трясся, как осенний листок. Мы с моей малень-кой кузиной продолжали смотреть друг на друга. Я знаю, что младенцы почти ничего не видят после рождения, но она почувствовала мои добрые намерения, я уверен. Она была первым человеком на этой земле, который посмотрел на меня с доверием и любопытством.
— Расслабься, приятель, — сказал мне полицейский. — Помощь уже близко. Они будут здесь через не-сколько секунд.
Но я продолжал держать девочку. Эдвина потяну-лась за ней, погладила ее по головке.
— Подвинь ее повыше, Николас.
Я помог Эдвине сесть, и она взяла дочку на руки.
— Она само совершенство, правда? Просто чудо! Спасибо, что помог ей появиться на свет.
Эдвина заплакала от счастья. Девочка мяукнула. Я улыбнулся.
В тот вечер я стоял в одиночестве у входа в больни-цу, курил сигару, которую дал мне Ал, и с удовлетворе-нием смотрел, как серебряные кольца поднимаются в холодном темном воздухе. Городской шум казался живым и объемным, он окружал меня. Это была жизнь.
— Привет, доктор Якобек! — услышал я голос Ала. Он был возбужден, все время улыбался и хлопал меня по спине.
Я пожал плечами:
— Я всего лишь взял подачу.
Дядя обнял меня за плечи. Теперь ему приходилось тянуться вверх, чтобы сделать это.
— Заткнись, сержант! Ты можешь принять благо-дарность? — Он посмотрел на меня с мрачной нежнос-тью. — Я благодарю тебя, Эдвина благодарит тебя, и твоя новорожденная двоюродная сестра тоже благода-рит тебя.
— Не говори Эдвине, но я надеюсь больше никогда не увидеть ее промежности.
Ал смеялся до слез.
— Идем внутрь. Мы хотим кое-что сказать тебе.
Идя рядом с ним, я искоса поглядывал на него. Мы поднялись на лифте в родильное отделение. Эдвина устало улыбнулась мне с постели в своей одноместной па-лате. Она прижимала к себе дочку, завернутую в одеяло. Ал сел на край кровати рядом с ними. Я остался стоять почти по стойке «смирно». Они были единым целым. Им нужно было побыть одним.
— Мы только что назвали ее, — сказала Эдвина.
— Отлично, — проворчал я. — Не могу же я обра-щаться к ней «эй, ты!».
Ал и Эдвина обменялись нежными взглядами.
— Ты скажи ему, — попросила Эдвина.
Ал кивнул и посмотрел на меня.
— Ее первое имя Эдвина. Догадываешься, в честь кого?
— Разумно, — согласился я.
— Ее второе имя… Марджори. В честь ее тети, твоей матери.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я на мгновение отвернулся, потом снова по-смотрел на них.
— Это тоже хорошее имя.
— Но она особенная девочка. Поэтому ей необходимо и третье имя. Так что она будет Николой. В честь тебя.
Мне пришлось снова отвернуться, и на этот раз се-кунды не хватило. Несколько глубоких вдохов — и я смог подойти к ним поближе, чтобы взглянуть на девочку.
— Эдвина Марджори Никола Джекобс, — я впервые произнес вслух ее полное имя и решительно добавил: — Эдди.
— Эдди! — согласился Ал. Эдвина округлила глаза.
— Вы не будете называть Эдвину-младшую просто Эдди!
И она пустилась в пространные рассуждения о буду-щем дочери и о его несовместимости с таким коротким именем, напоминающем о борцах и букмекерах. Ал сидел рядом и терпеливо кивал, а я наклонился и осторожно коснулся пальцем кончика носа Эдди. Я дал ей обеща-ние, что сохраню этот мир безопасным для нее.
Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Я стал лейтенантом, только что окончив курсы подготовки офицеров, и одновременно с этим получил степень ба-калавра. Офицер и выпускник колледжа! В этот период жизни я делал все ради маленькой Эдди. Ее рождение и три мирных года, последовавших за ним, заставили меня по-новому себя почувствовать. Я изменился, пусть всего лишь на время.
Ал и Эдвина надышаться не могли на свою дочку, да и я тоже, хотя и по-своему. Она была просто куколкой. Большие голубые глаза, золотисто-каштановые воло-сы — компромисс между белокурыми волосами Эдвины и темно-каштановыми волосами Ала. Как только Эдди начала говорить, она стала звать меня Ники. Я не видел ее иногда по несколько месяцев, но стоило мне по-явиться на пороге, как девочка немедленно бросалась мне навстречу. «Ники!» — кричала она, и я не мог усто-ять, подхватывал ее на руки и прижимал к себе.
— Хороший у вас ребятенок, — небрежно говорил я Алу и Эдвине.
Но их было не обмануть.
— Увольняйся из этой чертовой армии, — внушал мне Ал. — Найди жену, обзаведись домом. Ты же лю-бишь детей. Задумайся о том, чтобы завести собствен-ных.
Но ничего подобного в моих планах не было. Я спал с такими женщинами, которые быстро двигаются по жизни, оставляя позади руины. С ними я умел обращать-ся. Я их понимал — они стремились быть абсолютно независимыми. И потом, я и представить не мог, что у меня появятся свои дети, которых надо будет оберегать. Ребенок заслуживает безоглядной любви и преданнос-ти. Я боялся полюбить кого-нибудь настолько сильно. Эдди и без того подобралась ко мне слишком близко.
Ал и Эдвина частенько пытались уговорить меня распрощаться с армией и жениться, но не менее часто они заговаривали теперь и о переменах в их собствен-ной жизни. В работе Ала началась тяжелая полоса. Вес-ной того года известного чикагского судью обвинили в получении взяток. Ал помогал собирать доказательства его вины. Мой дядя работал под прикрытием, выполняя поручение министерства юстиции. Это началось почти сразу после рождения Эдди. Эдвина была бы рядом с ним, если бы не ребенок.
— Один из нас должен остаться в живых ради Эдди, — говорила она.
Коррупция представлялась мне огромной вонючей лужей. Судьи, клерки, офицеры полиции, адвокаты — все оказались ворами.
— Они компрометируют систему и угрожают непре-рекаемости закона, — заявил Ал. — Предстоит немало поработать, прежде чем мы разгребем все завалы. Двадцать-тридцать весьма влиятельных персон, скорее всего, пойдут под суд прежде, чем мы закончим.
— Тебя же могут убить, — заметил я. — Я бы не уди-вился, если бы кто-нибудь догадался, что ты и есть ос-ведомитель.
— Кто, я? Я всего лишь мягкосердечный судья. Я не стою таких хлопот.
В то лето кто-то подсунул записку под дворники его седана, который Ал все-таки купил после многолетней приверженности автобусам и метро. В ней было сказа-но: «Ты умрешь, подлая любопытная крыса!»
Я договорился об отпуске и приехал к ним на месяц. Каждое утро я провожал Эдвину и Ала, сажал их в такси и ехал с ними до здания суда, каждый вечер был с ними рядом, когда они возвращались домой. В течение дня я сидел на лавочке через дорогу от детского садика, куда днем отправлялась Эдди.
— Это просто смешно, Ник, — мягко выговаривал мне Ал. — Тебе не о чем беспокоиться. Нас защищает полиция. И потом, это была всего лишь пустая угроза.
— Угрозы никогда не бывают пустыми.
— Послушай, я сумею о себе позаботиться. Ты при-глядывай только за Эдвиной и Эдди. В эту субботу мне придется поработать. Отведи их в парк.
— Думаю, им будет лучше остаться дома. Но Ал не согласился со мной.
— А я думаю, что ты и сам не захочешь просидеть весь день взаперти с неугомонной трехлетней малыш-кой и скрежещущей зубами Эдвиной, которая сходит с ума от тревоги за меня.
Поэтому мы и отправились в парк.
День был жарким и ясным, листва деревьев в парке шелестела на ветру, а я дергался при каждом шорохе. Эдди играла в песочнице, смеялась, поглядывая на нас с Эдвиной. Мы сидели на скамейке недалеко от нее., Я держал руку в кармане, не выпуская маленький авто-матический пистолет.
— Мне бы хотелось иметь больше власти, — задум-чиво сказала Эдвина. — Нам с Алом никак не удается изменить жизнь. А ведь мы поклялись сделать именно это.
— Не понимаю, почему вам до всего есть дело.
— Мою мать и моих сестер не интересует ничего, кроме очередного визита в косметический салон. Бизнес, который принадлежит моей семье, потогонный; Хэбершемы эксплуатируют своих рабочих, как хотят. Я пообещала себе, что никогда не стану такой, как они. Но последние несколько лет мне кажется, что я зани-маюсь тем же, чем и мои родственники, только иначе. Я устроилась и теперь топчусь на месте.
— Теперь у тебя есть ребенок, о котором необходи-мо заботиться. Возможно, ты просто боишься, что эта работа под прикрытием повредит Алу.
— Нет, дело не только в этом. Я устала смотреть, как наркоманы отправляются в тюрьму, а не на реабилита-цию. Я устала смотреть, как Ал выносит обвинительные приговоры женщинам, убившим своих мужей, которые их избивали. Ему это самому противно, но закон есть закон. Я устала от всех тех глупостей, которые сущест-вуют в нашей системе. На своем уровне я ничего не могу изменить. — Эдвина потерла глубокую складку между бровями. — Знаешь, кое-кто весьма влиятельный пред-ложил Алу баллотироваться в конгресс на следующий год.
Ал — конгрессмен?! Я несколько минут смотрел по сторонам, приходя в себя, а потом снова повернулся к ней.
— Я думаю, что в конгресс должна баллотироваться ты, Эдвина. Ты из породы победителей.
Она улыбнулась.
— В другом мире я бы стала политиком. Но правда в том, Николас, что у нас в стране женщины все еще на-ходятся в менее выигрышном положении. Я не зарабо-таю достаточного количества голосов. И потом, я во всем привыкла добиваться самого лучшего результата. Если бы я занялась политикой, то нацелена была бы только на одно, а это невозможно. — Она помолчала. — Я хотела бы быть президентом.
— Тогда вперед! Если ты победишь, сразу произве-дешь меня в генералы. Я буду счастлив салютовать тебе.
Эдвина усмехнулась.
— Думаю, я бы приказала тебе немедленно поки-нуть страну. Ты видел мою вагину.
Я закашлялся и сменил тему:
— Раз ты отказываешься от участия в гонке, значит, надеешься, что однажды президентом станет Ал. Верно?
Эдвина ответила мгновенно:
— Он им будет.
Она так это сказала, что у меня мурашки побежали по коже. Я ни на секунду не усомнился в ее словах и чув-ствовал себя как-то странно. Мне казалось, что я ощу-щаю дыхание судьбы, словно Эдвина привела ее в дви-жение, а я должен был сделать так, чтобы ничто не по-мешало.
— Я собираюсь снова пройтись по периметру парка, вернусь через пару минут, — сказал я, поднявшись, и выразительно посмотрел на сумку с детскими вещами, которую Эдвина держала на коленях. Я спрятал там пистолет и велел Эдвине держать руку на нем всякий раз, как я отходил от них.
Она застонала:
— Ты опять за свое! Я не собираюсь изображать Рэмбо. У меня от твоих приказов мурашки по коже. Или я сама себя довожу до такого состояния?.. Лучше пой-дем домой.
Эдвина тоже встала и повесила сумку через плечо, а я подхватил на руки Эдди.
— Ники! — взвизгнула девочка и поцеловала меня в щеку.
Мы пошли по тенистому тротуару вдоль парка, на-правляясь к тихой улочке. Эдвина протянула руку и по-гладила дочку по золотисто-каштановым волосам.
— Николас, я доверю тебе один секрет. И ты можешь положить его в банк, как и мои слова насчет Ала. Когда-нибудь моя дочь станет первой женщиной-президен-том!
Я перевел глаза с нее на Эдди, щекотавшую мне нос.
— Если этого захочет сама Эдди.
— Она захочет.
Увлекаемая семейными амбициями, Эдвина была способна действовать и за спиной дочери. Я мысленно приказал себе не забыть заступиться за Эдди, когда ее мать примется организовывать ее избирательную кам-панию.
Не исключено, что это начнется уже в детском саду.
Краем глаза я заметил тот ржавый фургон, когда он был еще в пятидесяти ярдах от нас. Машина двигалась медленно. Возможно, меня насторожило то, что води-тель прижался слишком близко к тротуару. Или его по-дозрительно низкая скорость. Как бы то ни было, я не стал ждать, оправдаются ли мои опасения.
— Бери Эдди и беги вон к тем деревьям! — шепнул я Эдвине. — Не задавай вопросов. Просто делай то, что я тебе говорю. Беги!
Я перебросил Эдди на руки ее матери. Эдвина всего лишь один раз оглянулась на фургон, крепко прижала к себе дочь и бросилась к елям. Взревел мотор, и машина прибавила скорость.
Я видел только того, кто был за рулем, но знал почти наверняка, что остальные прячутся сзади. Намерения водителя были абсолютно ясными. Машина перевалила через кромку тротуара и теперь ехала прямо на Эдвину и Эдди. Они не могли успеть добежать до деревьев. Я бро-сился наперерез фургону, на бегу вынимая автомати-ческий пистолет из кармана.
Когда я оказался в двадцати футах от машины и нацелился на лобовое стекло, водитель резко свернул. У меня было время только на один выстрел. Я спустил курок, и стекло разлетелось на мелкие куски. Фургон вильнул и врезался в фонарный столб.
— Ложись! — крикнул я Эдвине. — Прижмись к земле!
Она уже добежала до елок, нырнула под их ветки, упала на колени и спряталась за стволом, прижимая к себе Эдди.
Водитель медленно шевельнулся. Он не был ранен, только оглушен. Осколки покрывали его. Я бросился к задней дверце фургона, распахнул ее, но внутри никого не оказалось. Я тут же подскочил к дверце пассажира, дёрнул, но она оказалась заблокирована. Водитель тя-жело моргал, медленно поднимая руку ко лбу, на кото-ром стекло оставило мелкие порезы. Я вскочил на под-ножку, ударил кулаком по стеклу дверцы, а сам нагнул-ся в кабину через разбитое лобовое стекло.
— Не вздумай дернуться! — рявкнул я и направил на водителя пистолет, продолжая колотить по боковому стеклу.
Мужчина сделал глубокий вдох и ожил оконча-тельно. Увидев, что он поднял что-то с колен, укрытых какими-то старыми тряпками, я бросился вперед, но опоздал на какую-то долю секунды.
Звук близкого выстрела оглушил меня, словно по-щечина. Боковое стекло разлетелось, мою руку с силой отбросило назад. Я оступился и спрыгнул с подножки, покрытый осколками. В голове звенело. Водитель вы-скочил из машины, не выпуская пистолет, и бросился бежать по спокойной цивилизованной улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Я не поеду в городскую больницу! — громко за-протестовала Эдвина. — У нас еще есть время. Надо раз-вернуться и… — Она охнула и схватилась за живот.
— Больница Кука, — повторил я шоферу. — И бы-стро.
То, что случилось потом, можно было бы считать плохой шуткой, но это правда. Автомобильный поток в Чикаго может остановить все, что угодно, но ничто не сможет заставить его двинуться дальше. По дороге в боль-ницу наше такси безнадежно застряло в пробке. К тому времени Эдвина громко стонала и колотила кулаком по спинке сиденья.
— Включи радио и постарайся привести полицей-ского, — сказал я таксисту, вышел из машины, открыл заднюю дверцу и уставился на мокрые штаны Эдвины.
Я мог вброд перейти реку с полной выкладкой и сот-ней фунтов оружия на спине, прожить несколько дней в пустыне, питаясь кактусами и запивая их собственной мочой, с закрытыми глазами собрать любое оружие и попасть в цель не больше муравьиного яйца. Но я не представлял, что мне делать с рожающей женщиной.
— Я сейчас рожу, — выдохнула она.
— Нет, подожди! Подумай о чем-нибудь другом…
— Здесь это не работает, Николас. Забирайся сюда и сними с меня эти чертовы штаны.
Я спустил ей брюки до колен и остановился.
— Господи, трусы тоже сними! Мне плевать, что ты увидишь мою задницу и весь парк чудес в непосредст-венной близости! Просто сними с меня одежду.
— Хорошо, успокойся. — Несколькими быстрыми движениями я снял все и спустил до лодыжек, стараясь смотреть только на ее лицо.
Красная, задыхающаяся, она указала пальцем вниз.
— Мне кажется, появилась голова ребенка. Скажи мне, что ты видишь!
С меня ручьем потек пот. Руки задрожали. Я осто-рожно развел в стороны ее бедра и внимательно по-смотрел на открывшуюся картину. Окровавленная, по-крытая пленкой голова ребенка действительно появи-лась.
— Есть визуальный контакт, — громко сообщил я.
Эдвина закричала, застонала, выгнулась и содрогну-лась.
— Подставь руки, ты должен поймать ребенка!
Я сложил ладони лодочкой в нужном месте — и про-изошло чудо. Мне на руки вывалилась крошечная де-вочка. Малышка слегка пошевелилась. Эдвина, задыха-ясь и постанывая, старалась приподнять голову, чтобы увидеть, что, вернее, кого я держал.
— Дай мне ребенка… Медленно… Николас, акку-ратно!
— Я поймал ее, — ответил я, — не волнуйся.
— Ее?.. Ее! — заворковала Эдвина. — Девочка! Я обя-зана сообщить Алу, что у нас родилась дочка!
Я осторожно положил новорожденную на грудь Эд-вине, забыв о неловкости, и, придерживая девочку за попку, вытер кровь и слизь с ее лица. Малышка открыла сонные глазки и посмотрела прямо на меня. Я был пер-вым, кого она увидела в этом мире.
— Привет, — прошептал я.
— Привет, — произнес у меня за спиной здоровяк полицейский. Он заглянул в машину, и я попытался прикрыть наготу Эдвины. Полицейский улыбнулся. — Привет, миссис Джекобс, я Чарли Гримольди. Несколь-ко лет назад я проходил свидетелем по делу Лейкенхувера.
— Здравствуйте, офицер. Не могли бы вы вызвать мне «Скорую помощь»?
Эдвина снова владела собой. Старушка Эдвина! А я все еще трясся, как осенний листок. Мы с моей малень-кой кузиной продолжали смотреть друг на друга. Я знаю, что младенцы почти ничего не видят после рождения, но она почувствовала мои добрые намерения, я уверен. Она была первым человеком на этой земле, который посмотрел на меня с доверием и любопытством.
— Расслабься, приятель, — сказал мне полицейский. — Помощь уже близко. Они будут здесь через не-сколько секунд.
Но я продолжал держать девочку. Эдвина потяну-лась за ней, погладила ее по головке.
— Подвинь ее повыше, Николас.
Я помог Эдвине сесть, и она взяла дочку на руки.
— Она само совершенство, правда? Просто чудо! Спасибо, что помог ей появиться на свет.
Эдвина заплакала от счастья. Девочка мяукнула. Я улыбнулся.
В тот вечер я стоял в одиночестве у входа в больни-цу, курил сигару, которую дал мне Ал, и с удовлетворе-нием смотрел, как серебряные кольца поднимаются в холодном темном воздухе. Городской шум казался живым и объемным, он окружал меня. Это была жизнь.
— Привет, доктор Якобек! — услышал я голос Ала. Он был возбужден, все время улыбался и хлопал меня по спине.
Я пожал плечами:
— Я всего лишь взял подачу.
Дядя обнял меня за плечи. Теперь ему приходилось тянуться вверх, чтобы сделать это.
— Заткнись, сержант! Ты можешь принять благо-дарность? — Он посмотрел на меня с мрачной нежнос-тью. — Я благодарю тебя, Эдвина благодарит тебя, и твоя новорожденная двоюродная сестра тоже благода-рит тебя.
— Не говори Эдвине, но я надеюсь больше никогда не увидеть ее промежности.
Ал смеялся до слез.
— Идем внутрь. Мы хотим кое-что сказать тебе.
Идя рядом с ним, я искоса поглядывал на него. Мы поднялись на лифте в родильное отделение. Эдвина устало улыбнулась мне с постели в своей одноместной па-лате. Она прижимала к себе дочку, завернутую в одеяло. Ал сел на край кровати рядом с ними. Я остался стоять почти по стойке «смирно». Они были единым целым. Им нужно было побыть одним.
— Мы только что назвали ее, — сказала Эдвина.
— Отлично, — проворчал я. — Не могу же я обра-щаться к ней «эй, ты!».
Ал и Эдвина обменялись нежными взглядами.
— Ты скажи ему, — попросила Эдвина.
Ал кивнул и посмотрел на меня.
— Ее первое имя Эдвина. Догадываешься, в честь кого?
— Разумно, — согласился я.
— Ее второе имя… Марджори. В честь ее тети, твоей матери.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я на мгновение отвернулся, потом снова по-смотрел на них.
— Это тоже хорошее имя.
— Но она особенная девочка. Поэтому ей необходимо и третье имя. Так что она будет Николой. В честь тебя.
Мне пришлось снова отвернуться, и на этот раз се-кунды не хватило. Несколько глубоких вдохов — и я смог подойти к ним поближе, чтобы взглянуть на девочку.
— Эдвина Марджори Никола Джекобс, — я впервые произнес вслух ее полное имя и решительно добавил: — Эдди.
— Эдди! — согласился Ал. Эдвина округлила глаза.
— Вы не будете называть Эдвину-младшую просто Эдди!
И она пустилась в пространные рассуждения о буду-щем дочери и о его несовместимости с таким коротким именем, напоминающем о борцах и букмекерах. Ал сидел рядом и терпеливо кивал, а я наклонился и осторожно коснулся пальцем кончика носа Эдди. Я дал ей обеща-ние, что сохраню этот мир безопасным для нее.
Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Я стал лейтенантом, только что окончив курсы подготовки офицеров, и одновременно с этим получил степень ба-калавра. Офицер и выпускник колледжа! В этот период жизни я делал все ради маленькой Эдди. Ее рождение и три мирных года, последовавших за ним, заставили меня по-новому себя почувствовать. Я изменился, пусть всего лишь на время.
Ал и Эдвина надышаться не могли на свою дочку, да и я тоже, хотя и по-своему. Она была просто куколкой. Большие голубые глаза, золотисто-каштановые воло-сы — компромисс между белокурыми волосами Эдвины и темно-каштановыми волосами Ала. Как только Эдди начала говорить, она стала звать меня Ники. Я не видел ее иногда по несколько месяцев, но стоило мне по-явиться на пороге, как девочка немедленно бросалась мне навстречу. «Ники!» — кричала она, и я не мог усто-ять, подхватывал ее на руки и прижимал к себе.
— Хороший у вас ребятенок, — небрежно говорил я Алу и Эдвине.
Но их было не обмануть.
— Увольняйся из этой чертовой армии, — внушал мне Ал. — Найди жену, обзаведись домом. Ты же лю-бишь детей. Задумайся о том, чтобы завести собствен-ных.
Но ничего подобного в моих планах не было. Я спал с такими женщинами, которые быстро двигаются по жизни, оставляя позади руины. С ними я умел обращать-ся. Я их понимал — они стремились быть абсолютно независимыми. И потом, я и представить не мог, что у меня появятся свои дети, которых надо будет оберегать. Ребенок заслуживает безоглядной любви и преданнос-ти. Я боялся полюбить кого-нибудь настолько сильно. Эдди и без того подобралась ко мне слишком близко.
Ал и Эдвина частенько пытались уговорить меня распрощаться с армией и жениться, но не менее часто они заговаривали теперь и о переменах в их собствен-ной жизни. В работе Ала началась тяжелая полоса. Вес-ной того года известного чикагского судью обвинили в получении взяток. Ал помогал собирать доказательства его вины. Мой дядя работал под прикрытием, выполняя поручение министерства юстиции. Это началось почти сразу после рождения Эдди. Эдвина была бы рядом с ним, если бы не ребенок.
— Один из нас должен остаться в живых ради Эдди, — говорила она.
Коррупция представлялась мне огромной вонючей лужей. Судьи, клерки, офицеры полиции, адвокаты — все оказались ворами.
— Они компрометируют систему и угрожают непре-рекаемости закона, — заявил Ал. — Предстоит немало поработать, прежде чем мы разгребем все завалы. Двадцать-тридцать весьма влиятельных персон, скорее всего, пойдут под суд прежде, чем мы закончим.
— Тебя же могут убить, — заметил я. — Я бы не уди-вился, если бы кто-нибудь догадался, что ты и есть ос-ведомитель.
— Кто, я? Я всего лишь мягкосердечный судья. Я не стою таких хлопот.
В то лето кто-то подсунул записку под дворники его седана, который Ал все-таки купил после многолетней приверженности автобусам и метро. В ней было сказа-но: «Ты умрешь, подлая любопытная крыса!»
Я договорился об отпуске и приехал к ним на месяц. Каждое утро я провожал Эдвину и Ала, сажал их в такси и ехал с ними до здания суда, каждый вечер был с ними рядом, когда они возвращались домой. В течение дня я сидел на лавочке через дорогу от детского садика, куда днем отправлялась Эдди.
— Это просто смешно, Ник, — мягко выговаривал мне Ал. — Тебе не о чем беспокоиться. Нас защищает полиция. И потом, это была всего лишь пустая угроза.
— Угрозы никогда не бывают пустыми.
— Послушай, я сумею о себе позаботиться. Ты при-глядывай только за Эдвиной и Эдди. В эту субботу мне придется поработать. Отведи их в парк.
— Думаю, им будет лучше остаться дома. Но Ал не согласился со мной.
— А я думаю, что ты и сам не захочешь просидеть весь день взаперти с неугомонной трехлетней малыш-кой и скрежещущей зубами Эдвиной, которая сходит с ума от тревоги за меня.
Поэтому мы и отправились в парк.
День был жарким и ясным, листва деревьев в парке шелестела на ветру, а я дергался при каждом шорохе. Эдди играла в песочнице, смеялась, поглядывая на нас с Эдвиной. Мы сидели на скамейке недалеко от нее., Я держал руку в кармане, не выпуская маленький авто-матический пистолет.
— Мне бы хотелось иметь больше власти, — задум-чиво сказала Эдвина. — Нам с Алом никак не удается изменить жизнь. А ведь мы поклялись сделать именно это.
— Не понимаю, почему вам до всего есть дело.
— Мою мать и моих сестер не интересует ничего, кроме очередного визита в косметический салон. Бизнес, который принадлежит моей семье, потогонный; Хэбершемы эксплуатируют своих рабочих, как хотят. Я пообещала себе, что никогда не стану такой, как они. Но последние несколько лет мне кажется, что я зани-маюсь тем же, чем и мои родственники, только иначе. Я устроилась и теперь топчусь на месте.
— Теперь у тебя есть ребенок, о котором необходи-мо заботиться. Возможно, ты просто боишься, что эта работа под прикрытием повредит Алу.
— Нет, дело не только в этом. Я устала смотреть, как наркоманы отправляются в тюрьму, а не на реабилита-цию. Я устала смотреть, как Ал выносит обвинительные приговоры женщинам, убившим своих мужей, которые их избивали. Ему это самому противно, но закон есть закон. Я устала от всех тех глупостей, которые сущест-вуют в нашей системе. На своем уровне я ничего не могу изменить. — Эдвина потерла глубокую складку между бровями. — Знаешь, кое-кто весьма влиятельный пред-ложил Алу баллотироваться в конгресс на следующий год.
Ал — конгрессмен?! Я несколько минут смотрел по сторонам, приходя в себя, а потом снова повернулся к ней.
— Я думаю, что в конгресс должна баллотироваться ты, Эдвина. Ты из породы победителей.
Она улыбнулась.
— В другом мире я бы стала политиком. Но правда в том, Николас, что у нас в стране женщины все еще на-ходятся в менее выигрышном положении. Я не зарабо-таю достаточного количества голосов. И потом, я во всем привыкла добиваться самого лучшего результата. Если бы я занялась политикой, то нацелена была бы только на одно, а это невозможно. — Она помолчала. — Я хотела бы быть президентом.
— Тогда вперед! Если ты победишь, сразу произве-дешь меня в генералы. Я буду счастлив салютовать тебе.
Эдвина усмехнулась.
— Думаю, я бы приказала тебе немедленно поки-нуть страну. Ты видел мою вагину.
Я закашлялся и сменил тему:
— Раз ты отказываешься от участия в гонке, значит, надеешься, что однажды президентом станет Ал. Верно?
Эдвина ответила мгновенно:
— Он им будет.
Она так это сказала, что у меня мурашки побежали по коже. Я ни на секунду не усомнился в ее словах и чув-ствовал себя как-то странно. Мне казалось, что я ощу-щаю дыхание судьбы, словно Эдвина привела ее в дви-жение, а я должен был сделать так, чтобы ничто не по-мешало.
— Я собираюсь снова пройтись по периметру парка, вернусь через пару минут, — сказал я, поднявшись, и выразительно посмотрел на сумку с детскими вещами, которую Эдвина держала на коленях. Я спрятал там пистолет и велел Эдвине держать руку на нем всякий раз, как я отходил от них.
Она застонала:
— Ты опять за свое! Я не собираюсь изображать Рэмбо. У меня от твоих приказов мурашки по коже. Или я сама себя довожу до такого состояния?.. Лучше пой-дем домой.
Эдвина тоже встала и повесила сумку через плечо, а я подхватил на руки Эдди.
— Ники! — взвизгнула девочка и поцеловала меня в щеку.
Мы пошли по тенистому тротуару вдоль парка, на-правляясь к тихой улочке. Эдвина протянула руку и по-гладила дочку по золотисто-каштановым волосам.
— Николас, я доверю тебе один секрет. И ты можешь положить его в банк, как и мои слова насчет Ала. Когда-нибудь моя дочь станет первой женщиной-президен-том!
Я перевел глаза с нее на Эдди, щекотавшую мне нос.
— Если этого захочет сама Эдди.
— Она захочет.
Увлекаемая семейными амбициями, Эдвина была способна действовать и за спиной дочери. Я мысленно приказал себе не забыть заступиться за Эдди, когда ее мать примется организовывать ее избирательную кам-панию.
Не исключено, что это начнется уже в детском саду.
Краем глаза я заметил тот ржавый фургон, когда он был еще в пятидесяти ярдах от нас. Машина двигалась медленно. Возможно, меня насторожило то, что води-тель прижался слишком близко к тротуару. Или его по-дозрительно низкая скорость. Как бы то ни было, я не стал ждать, оправдаются ли мои опасения.
— Бери Эдди и беги вон к тем деревьям! — шепнул я Эдвине. — Не задавай вопросов. Просто делай то, что я тебе говорю. Беги!
Я перебросил Эдди на руки ее матери. Эдвина всего лишь один раз оглянулась на фургон, крепко прижала к себе дочь и бросилась к елям. Взревел мотор, и машина прибавила скорость.
Я видел только того, кто был за рулем, но знал почти наверняка, что остальные прячутся сзади. Намерения водителя были абсолютно ясными. Машина перевалила через кромку тротуара и теперь ехала прямо на Эдвину и Эдди. Они не могли успеть добежать до деревьев. Я бро-сился наперерез фургону, на бегу вынимая автомати-ческий пистолет из кармана.
Когда я оказался в двадцати футах от машины и нацелился на лобовое стекло, водитель резко свернул. У меня было время только на один выстрел. Я спустил курок, и стекло разлетелось на мелкие куски. Фургон вильнул и врезался в фонарный столб.
— Ложись! — крикнул я Эдвине. — Прижмись к земле!
Она уже добежала до елок, нырнула под их ветки, упала на колени и спряталась за стволом, прижимая к себе Эдди.
Водитель медленно шевельнулся. Он не был ранен, только оглушен. Осколки покрывали его. Я бросился к задней дверце фургона, распахнул ее, но внутри никого не оказалось. Я тут же подскочил к дверце пассажира, дёрнул, но она оказалась заблокирована. Водитель тя-жело моргал, медленно поднимая руку ко лбу, на кото-ром стекло оставило мелкие порезы. Я вскочил на под-ножку, ударил кулаком по стеклу дверцы, а сам нагнул-ся в кабину через разбитое лобовое стекло.
— Не вздумай дернуться! — рявкнул я и направил на водителя пистолет, продолжая колотить по боковому стеклу.
Мужчина сделал глубокий вдох и ожил оконча-тельно. Увидев, что он поднял что-то с колен, укрытых какими-то старыми тряпками, я бросился вперед, но опоздал на какую-то долю секунды.
Звук близкого выстрела оглушил меня, словно по-щечина. Боковое стекло разлетелось, мою руку с силой отбросило назад. Я оступился и спрыгнул с подножки, покрытый осколками. В голове звенело. Водитель вы-скочил из машины, не выпуская пистолет, и бросился бежать по спокойной цивилизованной улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34