Из головы у меня не шли слова Виктории: «Я часто думала, насколько все могло бы сложиться по-другому, если бы этой свадьбы вообще не было».
Он моментально опустил руки, словно я была зачумленной.
— Пруденс хорошая, порядочная женщина. Ради Виктории я должен выбрать себе подходящую жену.
— Кого-нибудь, кто стал бы девочке настоящей матерью? — мягко спросила я.
— Да. Ребенку нужна мать.
— Чувство долга по отношению к своей сестре вы считаете достаточным основанием для женитьбы?
Мне показалось, он смутился.
— Разумеется. Что может быть важнее счастья ребенка?
— А как насчет любви? — спросила я, с трудом подавляя желание протянуть руку к его лицу и разгладить проложенные страданием морщинки у глаз.
— Любви? Для женщины вашей профессии вы чересчур сентиментальны. Его слова причиняли боль.
— Возможно, — я опустила глаза. — Однако любовь, я уверена, это нечто большее, чем обычно принято считать. Мне встречались в жизни мужчины, которые говорили, что любят меня, но… я совершенно ничего к ним не испытывала.
— Цинизм вам явно не идет, хотя, полагаю, он неотделим от вашей профессии. Я вспыхнула, сообразив, что он подумал.
— Вы не поняли… Думаю, моя реакция объяснялась тем, что мне пришлось пережить в детстве, — сказала я, мысленно добавив: «…Когда я постоянно испытывала чувство неуверенности, не зная, что это такое — когда тебя любят». — Семья моя была далеко не образцовой, так что у меня есть некоторое представление о том, как вы должны были себя чувствовать.
— Не представляю, какое может быть сходство между вашей семьей и моей.
— Ваша мачеха сбежала, когда вам было, сколько, девятнадцать?
— Семнадцать. И что из этого следует?
— Готова поспорить, — продолжала я, не ответив на его вопрос, — вы до сих пор не можете простить и своей родной матери, что она покинула вас, уйдя в мир иной. — Необходимо было заставить его понять самого себя, прежде чем я могла надеяться, что он увидит, почему его женитьба на Пруденс была бы огромной ошибкой.
— Это неправда, — запротестовал он и отвернулся, но я успела увидеть, как черты его лица исказились от боли.
Я подошла и положила ему руку на плечо. Он мгновенно вздрогнул и весь сразу же напрягся.
— Я хорошо знаю, что это такое — потерять кого-то, кого ты любишь, — сказала я тихо, и на мгновение перед моим мысленным взором возник Алекс. Поспешно упрятав болезненное воспоминание в самый дальний уголок памяти, я продолжала: — Во всяком случае, согласно «Ал-Анон»note 5, те, кто выросли в неблагополучных семьях, почти всегда испытывают затруднения в создании длительных связей.
Натаниэль шагнул к модели аэроплана, загородив ее от меня спиной.
— Я не слова не понял из всей той ерунды, которую вы здесь только что болтали. Какой-то Ал и нефунк…. как вы назвали эти семьи. Итак, вам удалось проникнуть в мой глубоко скрываемый от всех черный секрет. А теперь оставьте меня.
Я подошла к нему и внимательно посмотрела на модель.
— Прекрасный аэроплан. Я видела их много, хотя и не совсем таких.
— Вы видели?
— Вы строите где-то настоящий аэроплан? — ответила я вопросом на вопрос.
Молчание.
У меня екнуло сердце от радостного предчувствия.
— Ведь так? Признайтесь! Он летает? Мне бы хотелось на нем полетать до того, как я отсюда уеду.
У него буквально отвисла от изумления челюсть.
— Вы хотите на нем полетать? Вы не считаете все это… глупостью?
— Нет, — ответила я твердо, тронутая до глубины души выражением его лицо. Он выглядел таким беззащитным в эту минуту. — Нет, я так не считаю.
К моему несказанному удивлению он вдруг схватил меня за руку и потащил к столу; от его прикосновения вверх по моей руке мгновенно поднялась волна жара. У стола он отпустил мою руку и встал у меня за спиной.
— Это вариант модели, созданной Орвиллом и Уилбуром Райтами в 1903 году, — произнес он дрожащим от волнения голосом, и я почувствовала на шее его теплое дыхание. — По существу я начал работать над своей моделью задолго до полета их «Китти Хок», который длился меньше минуты. Эта идея завладела всеми моими мыслями с тех пор, как я прочел роман Жюля Верна о летательных аппаратах.
— Не он ли также написал «Машину времени»? — закинула я удочку.
— Ерундовая книга, — он пренебрежительно махнул рукой. — Путешествие во времени… абсурд!
Я вздохнула. Да, убедить его будет явно нелегко.
— Как бы там ни было, — продолжал он, — моя модель отличается от аппарата Райтов по некоторым аэродинамическим показателям. Мощность у нее тридцать пять лошадиных сил, двигатель восьмицилиндровый, и я также сделал ее двухместной. — Взмахом руки он показал на чертежи, задев при этом меня слегка по плечу. — Ив довершение, я изменил угол наклона крыльев и форму пропеллера, чтобы увеличить скорость.
— Отлично, — воскликнула я, все более воодушевляясь с каждой минутой, заставив себя не обращать внимания на вызванное его прикосновением жаркое покалывание в плече. — Как я понимаю, вы уже испытали ваш аэроплан в полете.
— Да, я поднял его в воздух, хотя и с трудом, но эта чертова штука продолжает заваливаться, когда я сбавляю скорость.
Я вгляделась в чертежи.
— Похоже, с пропеллером здесь что-то не так. — Я прищурилась, мысленно представив Алекса в биплане, на котором он когда-то постоянно летал. — Угол неверен. Вам нужно его изменить… вот так. — Взяв карандаш, я быстро проиллюстрировала свою мысль. Он посмотрел на меня так, словно я только что сказала ему, что прибыла с Марса.
— Откуда, черт побери, вам столько известно о летательных аппаратах?
— От брата. Он был летчиком, выполнявшим фигуры высшего пилотажа для Голливуда.
— Голливуда? Никогда о таком не слышал. Я даже не подозревал, что кто-то еще, кроме Райтов, добился успеха в создании летательных аппаратов.
— Никто и не добился. Ну, не совеем… — Я поспешно переменила тему разговора. — И с кем вы летаете на вашей машине?
Он мгновенно сник.
— К сожалению, пока я совершаю все свои полеты в одиночестве. Я надеялся, что Пруденс присоединится ко мне, но она не одобряет моей «глупости», как она это называет. Хочет, чтобы я все это бросил, когда мы поженимся. Полагаю, она боится, как бы я не сломал свою дурацкую шею и не оставил бы ее богатой вдовой.
— Вы не можете вот так, просто, отказаться от своей мечты.
На его лицо легла тень.
— Это уж моя забота.
— Но это неверно. К тому же, вы могли бы установить новый рекорд.
Мгновение он смотрел на меня так, будто видел впервые, затем задумчиво улыбнулся.
— Вы совсем непохожи на женщин, которых я когда-либо знал.
Интересно, сколько же было этих женщин?
— Вы тоже непохожи на мужчин, которых я когда-либо знала, — ответила я честно. Чем больше я узнавала о Натаниэле Стюарте, тем сильнее он меня интриговал. Как и его сестра — только намного больше.
Я вспомнила, что миссис 0'Хара сказала мне о болезни Виктории, и упомянула об этом.
Он нахмурился.
— Странно. Виктория ничего мне не сказала, хотя и выглядела немного бледной, когда, после вашего ухода, спустилась в гостиную. Она хотела поговорить о чем-то наедине с Пруденс. Похоже, ребенок начинает испытывать теплые чувства по отношению к своей будущей мачехе. Хорошо.
Теплые чувства по отношению к этой ледышке! Я едва не фыркнула. Лед и пламя…
Пламя. Я содрогнулась, увидев на мгновение мысленным взором объятую пламенем Викторию. Как могла я остаться в стороне, допустив, чтобы эта невинная маленькая девочка едва не сгорела во время землетрясения…
— Натаниэль, — я порывисто вздохнула. Он поднял голову.
— Вы побледнели. Вам нездоровится?
— Я не больна. Но я не та, за кого вы меня принимаете, — начала я торопливо. — Видите ли, дело в том…
Внезапно дверь мастерской с грохотом распахнулась и внутрь влетел комок шерсти. Проносясь через всю комнату, словно пушечное ядро, он замер у моих ног.
— Бесенок, должно быть, прорыл лаз под забором, — заметил раздраженно Натаниэль.
Я взяла Аполлона на руки и, стряхнув грязь у него с носа и лап, погладила по спине, молча проклиная его столь несвоевременное вмешательство.
— Придется мне обложить забор снаружи камнями, — сказал Натаниэль, забирая у меня щенка. — Надеюсь, это положит конец твоим шалостям, — сообщил он проказнику и, повернувшись ко мне, спросил: — Вы не заглянете к Виктории, пока я тут разбираюсь с этим возмутителем спокойствия? Передайте ей, что я скоро буду.
— Да, конечно, — пробормотала я, поняв, что наш разговор окончен. Натаниэль, чувствовала я, начинал проникаться ко мне доверием, хотя все еще считал, что я сплю с мужчинами за деньги.
Придется мне запастись терпением и подождать другого случая, чтобы сообщить Натаниэлю правду, сказала я себе, направившись к дому. Но что если он мне не поверит?
Я содрогнулась, не желая даже думать о такой возможности.
Глава 5
— Виктория? Это Тейлор. Можно войти? — Из комнаты доносились приглушенные рыдания. Что же такое сделала Пруденс, чтобы так расстроить девочку?
Дверь отворилась. Глаза Виктории были красными и опухшими, по лицу текли слезы. Шагнув в комнату, я порывисто обняла ее и прижала к груди.
— Миссис 0'Хара передала мне, что ты плохо себя чувствуешь, — начала я осторожно. — Не хочешь сказать мне, в чем дело?
Виктория подняла на меня испуганные глаза. Чего она так боялась? Неужели ив самом деле заболела?
— Пруденс не велела мне об этом говорить, — губы Виктории дрожали.
Я подвела ее к кровати с балдахином и села рядом.
— Почему?
Виктория поднесла к носу вышитый носовой платок.
— Она с… сказала, что это неприлично… что это проклятие женщины. Вот почему у меня идет кровь.
И тут до меня дошло.
— Виктория, в этом нет ничего неприличного. И, разумеется, ты не проклята. Просто ты становишься женщиной.
Глаза ее широко раскрылись.
— В самом деле? — спросила она недоверчиво. — Откуда ты можешь это знать? Я успокаивающе ей улыбнулась.
— Потому что я прошла через то же самое примерно в твоем возрасте — мы все через это проходим. Это нормально и в этом конечно же нет ничего постыдного.
Черты ее лица разгладились, но в глазах появился вопрос.
— Почему же тогда Пруднес говорит, что это неприлично?
Я не имею никакого права, напомнила я себе, едва не выругавшись вслух, гневаться на Пруденс за то, что она напугала ребенка; в конечном итоге женщины в начале века были не слишком-то просвещенными в подобных вопросах.
— Некоторые люди так считают, — сказала я ровным тоном, — но я — нет, тебе тоже совсем не обязательно придерживаться подобных взглядов. То, что с тобой происходит, совершенно естественно. Такое будет теперь происходить с тобой каждый месяц в течение нескольких дней, но из-за этого совсем не стоит расстраиваться или прекращать свои обычные занятия и ложиться в постель.
Она посмотрела в окно на сад внизу.
— Я думала, что умираю… Всю ночь у меня болел живот, а сегодня утром было так много крови…
С минуту я размышляла.
— Пруденс объяснила тебе, что делать? Виктория наморщила лоб.
— Она дала мне несколько чистых полотняных тряпочек и сказала, как ими пользоваться.
Я кивнула.
— Хорошо. — От Пруденс, похоже, был все-таки хоть какой-то толк. Сама я не знала бы, что предложить Виктории ввиду отсутствия тампонов и прокладок. — И что еще?
— Она велела мне принимать по две столовых ложки вон того отвратительного тоника. — Виктория скривилась, показав на стоявшую на прикроватном столике бутылку с какой-то бесцветной жидкостью. — Только он уж очень противный.
Взяв бутылку, я прочла на этикетке надпись: «Тоник Лидии Пинкхэм от меланхолии и женских недомоганий». Вытащив пробку и поднеся бутылку к носу, я присвистнула. Алкоголя в этом тонике было достаточно, чтобы свалить на неделю моего папочку с ног.
— Подожди, — сказала я Виктории, ставя бутылку вновь на столик. — Я принесу сейчас кое-что, от чего тебе сразу же полегчает.
Возвратившись через пару минут со своей сумочкой, я достала из нее пузырек с ибупрофеном и протянула Виктории.
— Эти таблетки должны снять боль. Принимай их по одной каждые четыре часа. Что еще посоветовала тебе Пруденс?
— Чтобы я не напрягалась, не купалась и вообще не делала ничего, что может меня утомить. Ах, да… она еще предупредила меня, чтобы я оставалась в постели, пока все это не кончится. Но, Тейлор… ведь послезавтра свадьба! Я не могу ее пропустить, я просто не могу! — Она опять разрыдалась.
Я вытерла ей слезы и разгладила волосы, борясь с растущим во мне гневом на Пруденс. Виктория подняла голову и посмотрела мне в глаза.
— Мне бы хотелось, чтобы за Натаниэля вышла замуж ты.
— Виктория! Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, — ответила я, пытаясь подавить мгновенно охватившую меня внутреннюю дрожь. Как ты можешь даже думать об этом, прикрикнула я на себя. Он мужчина викторианской эпохи, самоуверенный, властный, относящийся с презрением к женщинам… Но и идеалист, мечтатель, человек, любящий свою сестру, и… слишком красивый для своего собственного блага, — возражало на это мое сердце.
И, к тому же, он старше тебя более чем на сто лет — одержал в конечном итоге победу мой разум.
Пробормотав какое-то извинение, я поднялась и направилась к двери, от души надеясь, что Виктория не заметит моей нетвердой походки.
Я настолько была поглощена в этот момент своими мыслями, что не заметила стоявшего за дверью Натаниэля и, шагнув в коридор, тут же на него налетела. Его руки мгновенно сомкнулись на моей талии, не дав мне упасть, и я оказалась прижатой к его подобной граниту груди. Взгляды наши встретились, и я прочла в его глазах откровенное уважение и кое-что еще.
— Благодарю вас, — произнес он тихо. — С вашей стороны было весьма любезно помочь Виктории. Мне следовало бы самому догадаться, что она нуждается… — Лицо его залилось краской смущения. — Я хочу сказать, что не заметил, как быстро выросла моя маленькая сестренка.
— Вы подслушивали? — спросила я, испытывая неловкость от мысли, что он мог подумать, услышав последнее предложение Виктории.
— Дверь была открыта. Я совсем не собирался вас подслушивать. Но меня встревожил плач Виктории.
Я кивнула, остро ощущая жар, исходивший от его ладоней, которые все еще были сомкнуты на моей талии. Его тревога за сестру была столь велика, что я поняла, я не могу на него сердиться.
— Не волнуйтесь. С ней все будет в порядке, — успокоила я его. — В общем, это ерунда. Его лицо потемнело.
— Пруденс явно так не думала. Какое право она имела расстраивать подобным образом ребенка.
Я ничего не ответила, радуясь про себя тому, что наконец-то до него начинает доходить, что представляет собой Пруденс.
Неожиданно он убрал руки с моей талии.
— Все это только лишний раз подтверждает, как нужно девочке, чтобы в доме был кто-то, кто мог бы дать ей совет относительно всех этих… женских проблем.
— Вроде рекомендации остаться в постели и пропустить свадьбу брата потому только, что у нее…
— Я поговорю об этом с Пруденс. Вы правы, вне всякого сомнения. Она превысила свои полномочия, сказав Виктории, что та не может присутствовать на церемонии. И все же… — он нахмурился, — ребенку нужен кто-то, кто мог бы направлять ее, учить всему, что следует знать добропорядочной юной леди для того, чтобы удачно выйти замуж. Пруденс из хорошей семьи, она прекрасно воспитана; думаю, вы понимаете всю важность этого.
— Не совсем, — ответила я, надеясь, что он не заметил, как расстроили меня его слова.
Он приподнял бровь и пристально посмотрел на меня. Я поежилась, чувствуя себя, как букашка под микроскопом.
— Ваша шутка не смешна.
— Я не шутила. Он нахмурился.
— Уверен, в вашем роду полно грешников. Ваш выбор профессии говорит об этом со всей определенностью.
— Да будет вам известно, у меня в роду почти одни только незаконнорожденные, — бросила я, обиженная его снисходительным тоном. — В своей семье я была первенцем. В общем-то мои родители предстали перед алтарем до моего рождения… но совсем незадолго.
Он буквально впился в меня глазами. Казалось, он пытается проникнуть мне в душу и за маской сарказма разглядеть мое истинное «я». Я мысленно чертыхнулась. Опять я все испортила, поддавшись минутному раздражению, тогда как он, похоже, уже начал мне немного доверять.
— Нежеланный ребенок, — сказал Натаниэль задумчиво. — Так вы поэтому… — начал он было спрашивать, но тут же умолк. Мне показалось, что в его взгляде, обращенном на меня, мелькнуло сочувствие и понимание. Словно ниточка вдруг протянулась между нами, ниточка от одного заброшенного в детстве ребенка к другому, соединившая на мгновение родственные души. В следующую минуту, однако, он вновь принял чопорный вид и резко произнес: — У меня нет никакого желания копаться в ваших семейных тайнах. Пруденс не имела в виду ничего плохого. Сердце у нее доброе. После того, как мы поженимся, Виктория, уверен, образумится и отношения у них наладятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Он моментально опустил руки, словно я была зачумленной.
— Пруденс хорошая, порядочная женщина. Ради Виктории я должен выбрать себе подходящую жену.
— Кого-нибудь, кто стал бы девочке настоящей матерью? — мягко спросила я.
— Да. Ребенку нужна мать.
— Чувство долга по отношению к своей сестре вы считаете достаточным основанием для женитьбы?
Мне показалось, он смутился.
— Разумеется. Что может быть важнее счастья ребенка?
— А как насчет любви? — спросила я, с трудом подавляя желание протянуть руку к его лицу и разгладить проложенные страданием морщинки у глаз.
— Любви? Для женщины вашей профессии вы чересчур сентиментальны. Его слова причиняли боль.
— Возможно, — я опустила глаза. — Однако любовь, я уверена, это нечто большее, чем обычно принято считать. Мне встречались в жизни мужчины, которые говорили, что любят меня, но… я совершенно ничего к ним не испытывала.
— Цинизм вам явно не идет, хотя, полагаю, он неотделим от вашей профессии. Я вспыхнула, сообразив, что он подумал.
— Вы не поняли… Думаю, моя реакция объяснялась тем, что мне пришлось пережить в детстве, — сказала я, мысленно добавив: «…Когда я постоянно испытывала чувство неуверенности, не зная, что это такое — когда тебя любят». — Семья моя была далеко не образцовой, так что у меня есть некоторое представление о том, как вы должны были себя чувствовать.
— Не представляю, какое может быть сходство между вашей семьей и моей.
— Ваша мачеха сбежала, когда вам было, сколько, девятнадцать?
— Семнадцать. И что из этого следует?
— Готова поспорить, — продолжала я, не ответив на его вопрос, — вы до сих пор не можете простить и своей родной матери, что она покинула вас, уйдя в мир иной. — Необходимо было заставить его понять самого себя, прежде чем я могла надеяться, что он увидит, почему его женитьба на Пруденс была бы огромной ошибкой.
— Это неправда, — запротестовал он и отвернулся, но я успела увидеть, как черты его лица исказились от боли.
Я подошла и положила ему руку на плечо. Он мгновенно вздрогнул и весь сразу же напрягся.
— Я хорошо знаю, что это такое — потерять кого-то, кого ты любишь, — сказала я тихо, и на мгновение перед моим мысленным взором возник Алекс. Поспешно упрятав болезненное воспоминание в самый дальний уголок памяти, я продолжала: — Во всяком случае, согласно «Ал-Анон»note 5, те, кто выросли в неблагополучных семьях, почти всегда испытывают затруднения в создании длительных связей.
Натаниэль шагнул к модели аэроплана, загородив ее от меня спиной.
— Я не слова не понял из всей той ерунды, которую вы здесь только что болтали. Какой-то Ал и нефунк…. как вы назвали эти семьи. Итак, вам удалось проникнуть в мой глубоко скрываемый от всех черный секрет. А теперь оставьте меня.
Я подошла к нему и внимательно посмотрела на модель.
— Прекрасный аэроплан. Я видела их много, хотя и не совсем таких.
— Вы видели?
— Вы строите где-то настоящий аэроплан? — ответила я вопросом на вопрос.
Молчание.
У меня екнуло сердце от радостного предчувствия.
— Ведь так? Признайтесь! Он летает? Мне бы хотелось на нем полетать до того, как я отсюда уеду.
У него буквально отвисла от изумления челюсть.
— Вы хотите на нем полетать? Вы не считаете все это… глупостью?
— Нет, — ответила я твердо, тронутая до глубины души выражением его лицо. Он выглядел таким беззащитным в эту минуту. — Нет, я так не считаю.
К моему несказанному удивлению он вдруг схватил меня за руку и потащил к столу; от его прикосновения вверх по моей руке мгновенно поднялась волна жара. У стола он отпустил мою руку и встал у меня за спиной.
— Это вариант модели, созданной Орвиллом и Уилбуром Райтами в 1903 году, — произнес он дрожащим от волнения голосом, и я почувствовала на шее его теплое дыхание. — По существу я начал работать над своей моделью задолго до полета их «Китти Хок», который длился меньше минуты. Эта идея завладела всеми моими мыслями с тех пор, как я прочел роман Жюля Верна о летательных аппаратах.
— Не он ли также написал «Машину времени»? — закинула я удочку.
— Ерундовая книга, — он пренебрежительно махнул рукой. — Путешествие во времени… абсурд!
Я вздохнула. Да, убедить его будет явно нелегко.
— Как бы там ни было, — продолжал он, — моя модель отличается от аппарата Райтов по некоторым аэродинамическим показателям. Мощность у нее тридцать пять лошадиных сил, двигатель восьмицилиндровый, и я также сделал ее двухместной. — Взмахом руки он показал на чертежи, задев при этом меня слегка по плечу. — Ив довершение, я изменил угол наклона крыльев и форму пропеллера, чтобы увеличить скорость.
— Отлично, — воскликнула я, все более воодушевляясь с каждой минутой, заставив себя не обращать внимания на вызванное его прикосновением жаркое покалывание в плече. — Как я понимаю, вы уже испытали ваш аэроплан в полете.
— Да, я поднял его в воздух, хотя и с трудом, но эта чертова штука продолжает заваливаться, когда я сбавляю скорость.
Я вгляделась в чертежи.
— Похоже, с пропеллером здесь что-то не так. — Я прищурилась, мысленно представив Алекса в биплане, на котором он когда-то постоянно летал. — Угол неверен. Вам нужно его изменить… вот так. — Взяв карандаш, я быстро проиллюстрировала свою мысль. Он посмотрел на меня так, словно я только что сказала ему, что прибыла с Марса.
— Откуда, черт побери, вам столько известно о летательных аппаратах?
— От брата. Он был летчиком, выполнявшим фигуры высшего пилотажа для Голливуда.
— Голливуда? Никогда о таком не слышал. Я даже не подозревал, что кто-то еще, кроме Райтов, добился успеха в создании летательных аппаратов.
— Никто и не добился. Ну, не совеем… — Я поспешно переменила тему разговора. — И с кем вы летаете на вашей машине?
Он мгновенно сник.
— К сожалению, пока я совершаю все свои полеты в одиночестве. Я надеялся, что Пруденс присоединится ко мне, но она не одобряет моей «глупости», как она это называет. Хочет, чтобы я все это бросил, когда мы поженимся. Полагаю, она боится, как бы я не сломал свою дурацкую шею и не оставил бы ее богатой вдовой.
— Вы не можете вот так, просто, отказаться от своей мечты.
На его лицо легла тень.
— Это уж моя забота.
— Но это неверно. К тому же, вы могли бы установить новый рекорд.
Мгновение он смотрел на меня так, будто видел впервые, затем задумчиво улыбнулся.
— Вы совсем непохожи на женщин, которых я когда-либо знал.
Интересно, сколько же было этих женщин?
— Вы тоже непохожи на мужчин, которых я когда-либо знала, — ответила я честно. Чем больше я узнавала о Натаниэле Стюарте, тем сильнее он меня интриговал. Как и его сестра — только намного больше.
Я вспомнила, что миссис 0'Хара сказала мне о болезни Виктории, и упомянула об этом.
Он нахмурился.
— Странно. Виктория ничего мне не сказала, хотя и выглядела немного бледной, когда, после вашего ухода, спустилась в гостиную. Она хотела поговорить о чем-то наедине с Пруденс. Похоже, ребенок начинает испытывать теплые чувства по отношению к своей будущей мачехе. Хорошо.
Теплые чувства по отношению к этой ледышке! Я едва не фыркнула. Лед и пламя…
Пламя. Я содрогнулась, увидев на мгновение мысленным взором объятую пламенем Викторию. Как могла я остаться в стороне, допустив, чтобы эта невинная маленькая девочка едва не сгорела во время землетрясения…
— Натаниэль, — я порывисто вздохнула. Он поднял голову.
— Вы побледнели. Вам нездоровится?
— Я не больна. Но я не та, за кого вы меня принимаете, — начала я торопливо. — Видите ли, дело в том…
Внезапно дверь мастерской с грохотом распахнулась и внутрь влетел комок шерсти. Проносясь через всю комнату, словно пушечное ядро, он замер у моих ног.
— Бесенок, должно быть, прорыл лаз под забором, — заметил раздраженно Натаниэль.
Я взяла Аполлона на руки и, стряхнув грязь у него с носа и лап, погладила по спине, молча проклиная его столь несвоевременное вмешательство.
— Придется мне обложить забор снаружи камнями, — сказал Натаниэль, забирая у меня щенка. — Надеюсь, это положит конец твоим шалостям, — сообщил он проказнику и, повернувшись ко мне, спросил: — Вы не заглянете к Виктории, пока я тут разбираюсь с этим возмутителем спокойствия? Передайте ей, что я скоро буду.
— Да, конечно, — пробормотала я, поняв, что наш разговор окончен. Натаниэль, чувствовала я, начинал проникаться ко мне доверием, хотя все еще считал, что я сплю с мужчинами за деньги.
Придется мне запастись терпением и подождать другого случая, чтобы сообщить Натаниэлю правду, сказала я себе, направившись к дому. Но что если он мне не поверит?
Я содрогнулась, не желая даже думать о такой возможности.
Глава 5
— Виктория? Это Тейлор. Можно войти? — Из комнаты доносились приглушенные рыдания. Что же такое сделала Пруденс, чтобы так расстроить девочку?
Дверь отворилась. Глаза Виктории были красными и опухшими, по лицу текли слезы. Шагнув в комнату, я порывисто обняла ее и прижала к груди.
— Миссис 0'Хара передала мне, что ты плохо себя чувствуешь, — начала я осторожно. — Не хочешь сказать мне, в чем дело?
Виктория подняла на меня испуганные глаза. Чего она так боялась? Неужели ив самом деле заболела?
— Пруденс не велела мне об этом говорить, — губы Виктории дрожали.
Я подвела ее к кровати с балдахином и села рядом.
— Почему?
Виктория поднесла к носу вышитый носовой платок.
— Она с… сказала, что это неприлично… что это проклятие женщины. Вот почему у меня идет кровь.
И тут до меня дошло.
— Виктория, в этом нет ничего неприличного. И, разумеется, ты не проклята. Просто ты становишься женщиной.
Глаза ее широко раскрылись.
— В самом деле? — спросила она недоверчиво. — Откуда ты можешь это знать? Я успокаивающе ей улыбнулась.
— Потому что я прошла через то же самое примерно в твоем возрасте — мы все через это проходим. Это нормально и в этом конечно же нет ничего постыдного.
Черты ее лица разгладились, но в глазах появился вопрос.
— Почему же тогда Пруднес говорит, что это неприлично?
Я не имею никакого права, напомнила я себе, едва не выругавшись вслух, гневаться на Пруденс за то, что она напугала ребенка; в конечном итоге женщины в начале века были не слишком-то просвещенными в подобных вопросах.
— Некоторые люди так считают, — сказала я ровным тоном, — но я — нет, тебе тоже совсем не обязательно придерживаться подобных взглядов. То, что с тобой происходит, совершенно естественно. Такое будет теперь происходить с тобой каждый месяц в течение нескольких дней, но из-за этого совсем не стоит расстраиваться или прекращать свои обычные занятия и ложиться в постель.
Она посмотрела в окно на сад внизу.
— Я думала, что умираю… Всю ночь у меня болел живот, а сегодня утром было так много крови…
С минуту я размышляла.
— Пруденс объяснила тебе, что делать? Виктория наморщила лоб.
— Она дала мне несколько чистых полотняных тряпочек и сказала, как ими пользоваться.
Я кивнула.
— Хорошо. — От Пруденс, похоже, был все-таки хоть какой-то толк. Сама я не знала бы, что предложить Виктории ввиду отсутствия тампонов и прокладок. — И что еще?
— Она велела мне принимать по две столовых ложки вон того отвратительного тоника. — Виктория скривилась, показав на стоявшую на прикроватном столике бутылку с какой-то бесцветной жидкостью. — Только он уж очень противный.
Взяв бутылку, я прочла на этикетке надпись: «Тоник Лидии Пинкхэм от меланхолии и женских недомоганий». Вытащив пробку и поднеся бутылку к носу, я присвистнула. Алкоголя в этом тонике было достаточно, чтобы свалить на неделю моего папочку с ног.
— Подожди, — сказала я Виктории, ставя бутылку вновь на столик. — Я принесу сейчас кое-что, от чего тебе сразу же полегчает.
Возвратившись через пару минут со своей сумочкой, я достала из нее пузырек с ибупрофеном и протянула Виктории.
— Эти таблетки должны снять боль. Принимай их по одной каждые четыре часа. Что еще посоветовала тебе Пруденс?
— Чтобы я не напрягалась, не купалась и вообще не делала ничего, что может меня утомить. Ах, да… она еще предупредила меня, чтобы я оставалась в постели, пока все это не кончится. Но, Тейлор… ведь послезавтра свадьба! Я не могу ее пропустить, я просто не могу! — Она опять разрыдалась.
Я вытерла ей слезы и разгладила волосы, борясь с растущим во мне гневом на Пруденс. Виктория подняла голову и посмотрела мне в глаза.
— Мне бы хотелось, чтобы за Натаниэля вышла замуж ты.
— Виктория! Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, — ответила я, пытаясь подавить мгновенно охватившую меня внутреннюю дрожь. Как ты можешь даже думать об этом, прикрикнула я на себя. Он мужчина викторианской эпохи, самоуверенный, властный, относящийся с презрением к женщинам… Но и идеалист, мечтатель, человек, любящий свою сестру, и… слишком красивый для своего собственного блага, — возражало на это мое сердце.
И, к тому же, он старше тебя более чем на сто лет — одержал в конечном итоге победу мой разум.
Пробормотав какое-то извинение, я поднялась и направилась к двери, от души надеясь, что Виктория не заметит моей нетвердой походки.
Я настолько была поглощена в этот момент своими мыслями, что не заметила стоявшего за дверью Натаниэля и, шагнув в коридор, тут же на него налетела. Его руки мгновенно сомкнулись на моей талии, не дав мне упасть, и я оказалась прижатой к его подобной граниту груди. Взгляды наши встретились, и я прочла в его глазах откровенное уважение и кое-что еще.
— Благодарю вас, — произнес он тихо. — С вашей стороны было весьма любезно помочь Виктории. Мне следовало бы самому догадаться, что она нуждается… — Лицо его залилось краской смущения. — Я хочу сказать, что не заметил, как быстро выросла моя маленькая сестренка.
— Вы подслушивали? — спросила я, испытывая неловкость от мысли, что он мог подумать, услышав последнее предложение Виктории.
— Дверь была открыта. Я совсем не собирался вас подслушивать. Но меня встревожил плач Виктории.
Я кивнула, остро ощущая жар, исходивший от его ладоней, которые все еще были сомкнуты на моей талии. Его тревога за сестру была столь велика, что я поняла, я не могу на него сердиться.
— Не волнуйтесь. С ней все будет в порядке, — успокоила я его. — В общем, это ерунда. Его лицо потемнело.
— Пруденс явно так не думала. Какое право она имела расстраивать подобным образом ребенка.
Я ничего не ответила, радуясь про себя тому, что наконец-то до него начинает доходить, что представляет собой Пруденс.
Неожиданно он убрал руки с моей талии.
— Все это только лишний раз подтверждает, как нужно девочке, чтобы в доме был кто-то, кто мог бы дать ей совет относительно всех этих… женских проблем.
— Вроде рекомендации остаться в постели и пропустить свадьбу брата потому только, что у нее…
— Я поговорю об этом с Пруденс. Вы правы, вне всякого сомнения. Она превысила свои полномочия, сказав Виктории, что та не может присутствовать на церемонии. И все же… — он нахмурился, — ребенку нужен кто-то, кто мог бы направлять ее, учить всему, что следует знать добропорядочной юной леди для того, чтобы удачно выйти замуж. Пруденс из хорошей семьи, она прекрасно воспитана; думаю, вы понимаете всю важность этого.
— Не совсем, — ответила я, надеясь, что он не заметил, как расстроили меня его слова.
Он приподнял бровь и пристально посмотрел на меня. Я поежилась, чувствуя себя, как букашка под микроскопом.
— Ваша шутка не смешна.
— Я не шутила. Он нахмурился.
— Уверен, в вашем роду полно грешников. Ваш выбор профессии говорит об этом со всей определенностью.
— Да будет вам известно, у меня в роду почти одни только незаконнорожденные, — бросила я, обиженная его снисходительным тоном. — В своей семье я была первенцем. В общем-то мои родители предстали перед алтарем до моего рождения… но совсем незадолго.
Он буквально впился в меня глазами. Казалось, он пытается проникнуть мне в душу и за маской сарказма разглядеть мое истинное «я». Я мысленно чертыхнулась. Опять я все испортила, поддавшись минутному раздражению, тогда как он, похоже, уже начал мне немного доверять.
— Нежеланный ребенок, — сказал Натаниэль задумчиво. — Так вы поэтому… — начал он было спрашивать, но тут же умолк. Мне показалось, что в его взгляде, обращенном на меня, мелькнуло сочувствие и понимание. Словно ниточка вдруг протянулась между нами, ниточка от одного заброшенного в детстве ребенка к другому, соединившая на мгновение родственные души. В следующую минуту, однако, он вновь принял чопорный вид и резко произнес: — У меня нет никакого желания копаться в ваших семейных тайнах. Пруденс не имела в виду ничего плохого. Сердце у нее доброе. После того, как мы поженимся, Виктория, уверен, образумится и отношения у них наладятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31