— Если у тебя будет уважительная причина, они поймут.
— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросила я.
— Как что? Встречу с человеком, которого любила в детстве, конечно.
— Любила в детстве? — воскликнула я. — С каких это пор, Джереми Бакстер, ты вообразил, что я тебя любила?
— С семьдесят девятого года, Эли. Или ты забыла, как в День святого Валентина пообещала стать моей навеки? Тогда я имел глупость отклонить твое замечательное предложение, но с тех пор много воды утекло, и я успел передумать.
И тут я, хлопнув себя по лбу, вспомнила. Ведь и правда в День святого Валентина я просунула открытку под забор в том самом месте, где мы с Джереми обычно обменивались подушечками жевательной резинки. Это было задолго до того, как худшим из смертных грехов в глазах родителей стало мое тайное покуривание. А жвачку мне не дозволялось ни жевать, ни тем более надувать из опасения, что я проглочу ее и задохнусь. А вот беспечные родители Джереми не отказывали ребенку в этом удовольствии.
— Ты тогда разбил мое сердце, — сказала я с притворной укоризной. — Не знаю, право, стоит ли давать тебе возможность искупить свой грех.
— Но ведь я был еще совсем ребенок! — горячо запротестовал Джереми. — А потом, когда мы перешли в среднюю школу, ты сама со мной не водилась. Куда мне было тягаться с твоими ухажерами? Со Стейси Митчеллом, например. Или с Дарреном Эплфилдом. Как, кстати, сложились их судьбы?
— Даррен — завскладом «Сейфуэя», а Стейси женат. У них то ли двое, то ли трое детей и собака породы лабрадор.
Джереми рассмеялся.
— Интересно, ты по-прежнему считаешь, что мне далеко до Даррена? — спросил он.
— Твой вопрос не совсем корректен, — с напускной серьезностью ответила я. — Во-первых, я его сто лет не видела, а во-вторых, ты, как утверждают, компьютерный гений.
— Ты права, — кивнул Джереми, опрокидывая меня на софу. — Не трепыхайся, — строго сказал он. — Я требую обещанную награду. С четырнадцатого февраля семьдесят девятого года жду.
— Джереми!
Не успела я придумать подходящее возмущенное восклицание, как он впился в мои губы жадным поцелуем. Когда его язык змейкой проскользнул в мой рот, а рука прокралась за вырез отвратительной блузки горчичного цвета, одолженной у Эммы, я покорилась. Я окончательно забыла прыщавого подростка, который в свое время напугал меня, продемонстрировав банку живых пиявок и дождевых червей, и расслабилась в объятиях нового Джереми Бакстера.
Вскоре мы уже лежали на софе, моя юбка задралась до. самой талии, а трусики болтались где-то в районе коленей. Джереми расстегнул мой лифчик и поигрывал сосками моих грудей. При этом он ни на мгновение не отрывался от моих губ. Господи, до чего же он был хорош!
В конце концов не выдержала я. Оттолкнула его и принялась ловить ртом воздух.
— Ф-фу! Ну ты даешь, Джереми!
Но, заглянув в его глаза, никакого Джереми я не увидела. Джереми Бакстер растворился, и на его месте был настоящий компьютерный гений, одержимый, с горящим взглядом. И он всеми фибрами жаждал меня. Это было ясно без слов.
— Боже, как я тебя хочу! — прошептал он, подтверждая мою догадку. — Я мечтаю запустить зубы в твои упругие грудки, хочу рвать и терзать твою нежную плоть…
Прозвучало это довольно зловеще, но Джереми, наверное, решил, что меня это возбуждает, и я кивнула, соглашаясь.
— Я хочу испить нектар из чаши твоей потаенной страсти… — простонал он.
На мгновение мне в голову закралось подозрение, что он имеет в виду оральный секс. Метафоры Джереми были несколько странными, но на всякий случай я вновь кивнула.
— Хочу устроить ночь любви и страсти, — бормотал Джереми. — Настоящую вакханалию, которая навсегда останется в нашей памяти. И у тебя здесь, в родном Бриндлшеме, и у меня, в холоде нескончаемой варшавской зимы.
— О, Джереми! — пролепетала я, растроганная до глубины души.
— Позволь мне овладеть тобой, Элисон. Позволь увлечь в сад внеземных наслаждений, чтобы посреди райских кущ вкусить твоего запретного яблочка.
А ведь я никогда не подозревала, какая тонкая, поэтическая натура скрывалась за безупречным обликом Джереми. Я таяла, словно церковная свечка. И стыдно признаться, но я начинала ощущать себя героиней разнузданного романа, который Эмма прятала под кроватью. Груди мои пылали огнем, а лоно стало мокрее свежевымытой медузы.
— Послушай, Джереми, — робко промолвила я, когда он метко швырнул мои пурпурные трусики на вешалку и они повисли на крючке, — может, все-таки в спальню переберемся? — Я панически боялась, что откроется дверь и войдут Эмма с доктором Мартином. Или еще кто-нибудь.
— С тобой, принцесса, я готов хоть на край света пойти, — мгновенно откликнулся Джереми. С этими словами он подхватил меня на руки и легко, словно пушинку (хороша пушинка, фунтов сто пятьдесят!), перенес в спальню и опустил на кровать, где мы еще недавно предавались любви с Дэвидом Уитвортом.
Поразительно, но сознание того, что мы с Джереми развратничаем на той же самой простыне, которую я так и не сменила после поспешного бегства Дэвида, лишь увеличивало мое наслаждение.
Глава 16
Говорят, лучший секс тот, о котором впоследствии можно вспоминать со смехом. Так вот, не успел Джереми улечься на мою кровать, как с диким воплем спрыгнул с нее.
— Аа-пчхи! — Он чихнул так оглушительно, что тут же принялся проверять, не потерял ли контактные линзы. — Аа-пчхи-ыы! Аа-пчхи-чхоу!
Прислонившись спиной к стене, он начал судорожно тереть глаза.
— Что случилось? — испуганно вскричала я, прижимая к груди пуховое одеяло.
— Эли, у тебя в доме кошка, да? — чуть не плача, спросил Джереми.
— Да, — ответила я. — Вернее, кот. Пушистик. Надеюсь, ты не страдаешь аллергией на кошачью шерсть?
— Еще как страдаю, — выдавил Джереми. — От одного волоска у меня потом все тело сыпью покрывается.
— Господи! — Я в ужасе всплеснула руками.
— Наверное, чертов кот на твоей кровати валялся, — предположил Джереми, глядя на одеяло с таким страхом, будто оно кишело клопами.
— Увы, да, — призналась я. — Это его любимое место. Но если хочешь, я могу вытрясти одеяло.
— Нет, Эли, боюсь, это не поможет, — горестно сказал Джереми. — Ночью у меня отекает горло, и я начинаю задыхаться. Мне и сейчас уже воздуха не хватает.
— Боже мой! — Я всплеснула руками. — Ты задыхаешься! Что же делать?
Джереми распахнул окно и, свесившись за подоконник, принялся беспомощно ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
— К сожалению, ко мне сейчас нельзя, — промолвил Джереми, чуть отдышавшись. — Мама этого не одобрит, хотя мне уже двадцать шесть с половиной.
Я поплотнее прикрылась одеялом. В распахнутое окно задувал ветерок, а я быстро замерзала. Везло мне как утопленнице: только объявился мужчина моей мечты, и тут же выяснилось, что у него аллергия на лучшего друга человека.
Я попыталась закинуть удочку.
— Кот сейчас в другой комнате, — сказала я. — Может, привыкнешь?
— Привыкну? — Джереми горько усмехнулся и снова чихнул. — Нет, Эли, сначала я копыта откину. Извини, мне придется уйти.
— Но ведь в гостиной тебе было хорошо, — нашлась я, не желая упускать такую добычу.
— В горле уже и там першило, — ответил Джереми. — Послушай, а есть в вашей квартире помещение, куда не заходит это чертово отродье?
— Он ванную не любит, — припомнила я. — С тех пор как Эмма его из душа окатила.
— Нет, в ванной опасно, — рассудил Джереми. — Можно поскользнуться на кафеле и голову разбить.
— Да? — переспросила я, глубоко разочарованная. Я всегда мечтала попробовать заняться этим стоя под душем. И вдруг меня осенило. — Мы можем в спальню Эммы перейти! К себе она Пушистика не пускает.
Джереми оживился:
— Прекрасно. Идем к Эмме!
— Но… — замялась я. — А вдруг она вернется?
— Ну и Бог с ней, — отмахнулся Джереми. — Поспит разок в твоей комнате. Мы можем ей записку оставить. Ничто и никто не помешает мне овладеть тобой, — торжественно провозгласил он. — Огонь такой страсти не погасить!
— О, Джереми! — только и выдавила я, смахивая слезинку.
Рискуя погибнуть от удушья, он снова поднял меня на руки и понес из спальни. Я была настолько взволнована и возбуждена, что даже не почувствовала боли, когда Джереми стукнул меня головой о дверной косяк.
Затем я потратила уйму времени в поисках шариковой ручки. Паста в трех ручках, торчавших из стакана на подоконнике, безнадежно засохла. Тогда я остановила выбор на карандаше для бровей, но впопыхах сломала его пополам. В конце концов мне все-таки удалось накарябать: «Мы у тебя. Спи в моей комнате».
Наконец торжественный миг настал. Мне впервые предстояло предаться любви не с Дэвидом. И вдруг я не на шутку испугалась. Джереми еще не видел моего шрама! А что, если он испугается? Может, лучше не рисковать, подумала я, закутываясь в одеяло. До тех пор хотя бы, пока я не наскребу денег на бутылочку «Свелте» от Кристиана Диора. А Джереми пока попрошу потерпеть. Пусть распалится посильнее. Однако беда была в том, что терпеть пришлось бы и мне, а я уже сама лезла на стенку от распирающего желания.
Была не была, решила я, где наша не пропадала? И, перекатившись через Джереми, потянулась к ночнику, намереваясь выключить свет. Однако, пытаясь нащупать выключатель, я ухитрилась сбросить со столика керамический ночник. Он свалился на пол и разбился вдребезги. Прелестнейшая антикварная вещица, в которой Эмма души не чаяла. И, насколько я помнила, дорогущая.
— Блин! — Я соскочила на пол, чтобы убрать осколки.
— Да пес с ним! — прогромыхал Джереми, затаскивая меня в постель. — Мы ей другую лампу купим.
— Другой такой нет, — уныло сказала я. — Это было уникальное произведение искусства.
— А я что, не уникальный? — взвился Джереми. — Другого меня ты тоже днем с огнем не сыщешь.
Мне пришлось утешиться тем, что мы все-таки очутились в темноте.
— А это что такое? — спросил Джереми, нащупав мой шрам.
— В канун Рождества мне удалили аппендикс, — призналась я. — Скверно заштопали, да?
— А по-моему, замечательно, — прошептал Джереми, покрывая шрам поцелуями.
— Не шути так, — сказала я, натягивая одеяло до самого подбородка.
— Нет, правда, — упорствовал Джереми. — У тебя просто прекрасный шрам. Как и вся ты. Обожаю твое тело. Ты — само совершенство.
— Эх, твоими устами бы да мед пить! — со вздохом прошептала я.
— Это правда, — сказал Джереми, лобызая мой животик. — Шрам, между прочим, доказывает, что тебе пришлось немало перенести. Мелочи, знаешь ли, о многом говорят. Например, паутинки в углах твоих глаз свидетельствуют о том, что в жизни ты много смеялась.
Мои ладони машинально взлетели к глазам. Черт, уже морщинки? А ведь мне только двадцать шесть! Придется срочно купить гель от морщин.
— Физическое совершенство выдает отсутствие страстей, которые только и красят человека.
— Ты и правда так думаешь? — спросила я, недоумевая, почему в таком случае женщины вечно стремятся к этому совершенству.
— Да, — ответил Джереми.
Глава 17
Однако, проснувшись поутру, я обнаружила, что рядом со мной никого нет. По большому счету это меня не слишком удивило. Могла ли я вообще доверять мужчинам после предательства Дэвида? Значит, треп про красоту шрамов и никчемность физического совершенства был для Джереми лишь предлогом, чтобы соблазнить меня. А я, дура, уши развесила. Что ж, поделом мне. Я собралась было протянуть руку к аппарату, чтобы набрать номер телефона доверия и спросить, как дальше жить женщине, обманутой дважды всего за какую-то неделю, когда дверь распахнулась. В проеме стоял Джереми. Он приволок на подносе приготовленный для меня завтрак. И не только завтрак! В бутылке из-под минеральной воды перье красовалась изумительная алая роза! Пусть даже и пластмассовая, как заметила я с опозданием. Изобретательный Джереми вытащил ее из искусственного букета, который мы с Эммой держали на подоконнике в ванной.
— Доброе утро, спящая красавица! — провозгласил он. — Надеюсь, это твои кукурузные хлопья?
— Джереми, ты здесь! — воскликнула я, чувствуя себя последней идиоткой.
— А где же мне еще быть? — изумился он.
— Да, верно, — смущенно промямлила я. И тут же внутренний голос велел мне держать себя в руках и не ронять собственного достоинства. — Я думала, ты собирался сегодня побыть с родителями, — неловко объяснила я. — У тебя ведь всего месяц отпуска остался.
— Откровенно говоря, я подумывал совсем о другом, — сказал Джереми. — Мы слишком давно с тобой не виделись, и я мечтаю лишь о том, как бы побыстрее наверстать упущенное.
Он поставил поднос на пол, потом запустил обе руки под одеяло и принялся поглаживать мои бедра. Я поежилась от удовольствия и смущения. Ночью было темно, и мы оба были слишком возбуждены. Что, если сейчас мой цел л юлит повергнет его в ужас?
Тем временем Джереми сбросил туфли и проскользнул под одеяло.
— Ну что? — игриво спросил он. — Ты разве не собираешься помочь мне раздеться?
Однако исполнить желание Джереми мне так и не удалось. Не успела я расстегнуть пряжку его ремня, как наше одиночество грубо нарушили. Судя по всему, Эмма от входной двери прямиком направилась в свою спальню, а на мою записку внимания не обратила. Что ж, не мудрено, ведь она дома не ночевала.
Только наполовину стащив платье, она заметила, что находится в спальне не одна.
— Эли! — воскликнула моя подруга. — Что ты здесь делаешь?
— Мне пришлось воспользоваться твоей спальней, — уклончиво ответила я.
— Понятно, — сказала она, кивая. — Но теперь, пожалуйста, шуруй отсюда. Я всю ночь глаз не смыкала. До половины третьего дожидалась в приемном покое, пока Эшли освободится. Это его зовут Эшли, — пояснила она. — Доктор Эшли Мартин. Чудесное имечко, да? Полный отпад. Ему пришлось наложить сотню швов какому-то болвану, которого порезали в пьяной драке. Какого черта, спрашивается? Пусть бы истек кровью как свинья! Славный был бы урок всем смутьянам, задирам и пьяницам. Зато потом Эшли с лихвой вознаградил меня за терпение: повел в кафе при больнице. Оно всю ночь открыто, чтобы врачи могли в любое время надраться. По окончании своей смены, конечно.
Похоже, Эмма не замечала отдельные части тела Джереми, которые торчали из-под одеяла.
— В общем, старушка, мы с ним назюзюкались, — призналась она, поворачиваясь ко мне спиной и расстегивая лифчик. — А потом он провел меня в свой кабинет и остаток ночи втолковывал мне такие вещи про женскую анатомию, о которых я даже не подозревала. Я просто обалдела!
— Эмма! — пропищала я. — Не разоблачайся дальше!
— В каком смысле? — возмущенно спросила она. — Я же просто рассказываю, чем мы занимались с Эшли. Заметь, я даже не возмущаюсь, что ты устроилась в моей комнате.
— Эмма, я не то имею в виду, — медленно, тщательно подбирая слова, выговорила я. — Не снимай трусы! И надень халат. Поверь, мне не терпится услышать про твои похождения, но я хочу тебе кое-что напомнить. Ты не забыла, что домой я поехала не одна? Что мой старый друг предложил меня подбросить?
— Ах да, конечно, — закивала Эмма, непристойно ухмыляясь. — Совсем из головы вылетело. Ну так что, Эли Хар-рис, куда он тебя завез на своем «рено»? Я вас видела из окна. Кстати, он сам выбрал такую нелепую машину? Или он какой-нибудь коммивояжер? — Она состроила гримасу. — Одевается он, между прочим, как павлин.
В эту минуту Джереми осторожно высунул голову из-под одеяла и промямлил:
— Здравствуйте.
Эмма истошно завизжала и прижала к груди ночную рубашку.
— С тобой мужчина!
— Именно это я и пыталась тебе втолковать, — терпеливо сказала я. — Между прочим, я оставила тебе записку на кухонном столе.
— Ты бы еще в почтовом ящике ее оставила! — фыркнула Эмма. — Как, по-твоему, я могла ее найти?
— Как правило, по возвращении домой ты первым делом заходишь на кухню, — напомнила я.
— Да, но сегодня у меня уже глаза слипались. Господи, стыд какой! — Она набросила на плечи халат. — А почему ты привела его именно сюда? У тебя извращение, что ли, такое — трахаться в чужих постелях?
Я сделала страшные глаза, в то время как Джереми, лежа под одеялом, лихорадочно натягивал носки. А в тот миг, когда Эмма, выбранив меня за перепачканные простыни, наконец заметила исчезновение своего драгоценного ночника. Джереми выбрался из-под одеяла и встал.
— Мне пора идти, Эли, — сказал он и, стараясь не смотреть на полуголую Эмму, прошмыгнул в прихожую. Вскоре оттуда послышался возглас: — Эли, я тебе позвоню!
Хлопнула входная дверь. И вот тогда Эмма воззрилась на меня с недоумением.
— Что это с ним? — С невинным видом осведомилась она. — Почему он сбежал?
— Наверное, твой прием не показался ему достаточно гостеприимным, — огрызнулась я, затем добавила: — Послушай, Эмма, ты, конечно, извини, что я воспользовалась твоей постелью без спроса, но теперь мы квиты. Помнишь, как ты вернулась домой пьяная в стельку и надула в постель? Тогда ты поступила примерно так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36