»
Улыбнулась и достала листок с адресом. «Дом номер пятнадцать. Это следующий, с облупившимся фасадом. На последнем этаже, под крышей ее, как сказано, ждет художник Эрнст Мюллер».
Миранда вошла в подъезд. «Темнотища! Но вообще-то так всегда, когда входишь с улицы». Сделала шаг. Постояла. Ждала, пока глаза привыкнут к темноте. «Запах ужасный! Лестница… Узкая и почти перпендикулярная, как во всех древних домах на канале. По таким крутым ступеням — в самый раз на высоких каблуках! Но других нет, так что придется демонстрировать класс ходьбы на большом пальце». Еще утром, перед визитом к Мюллеру, огорчилась, увидев дырку на подошве спикеров.
«Чепуха какая-то! При чем сапоги, при чем рваные туфли? Не хочешь, дорогая Миранда, поворачивайся и уходи!»
Нащупав перила, стала, не торопясь, подниматься. Когда добралась, ноги слегка дрожали. «Нервы, нервишки?! Очень вы трепетная особа, Миранда! Майна раз десять раздевалась, и ничего. Жива, здорова и весела».
Миранда постучала в дверь.
— Господин Мюллер!
Ни звука. Снова постучала. Посильнее… Дверь скрипнула и приоткрылась.
— Есть кто-нибудь? Господин Мюллер… Это — я, Миранда Стюарт.
«Никого. Слава Богу! Теперь можно и уходить: слово свое она сдержала».
— Ладно, — сказала вслух Миранда. — Оставлю ему записку.
«Голод дисциплинирует и многому учит…» Осторожно вошла, и дверь захлопнулась. В нос ударил сладковатый запах марихуаны. «Ничего себе!»
Осмотрелась. «Освещение — отличное… Всюду, правда, окурки, пустые банки из-под пива, мусор. Похоже, этот Мюллер не большой аккуратист. Но, собственно, какое ей дело!»
Прошлась по мастерской. «Огромное помещение! Картины, прислоненные лицом к стенам. Свободна только правая стена. Вернее, ее украшает широченная кровать из кованой латуни. Ложе господина Мюллера — расхристанное, вероятно, как и сам хозяин», — подумала Миранда.
«Опять сердце…» — Сердце затрепетало, торопливо советовало: «Загляни за мольберт! Что там, за мольбертом? Обязательно!..»
Осторожно ступая по полу, разглядывала разбросанные холсты, написанные маслом. Отметила неплохие копии «великих мастеров кисти». «Да и сам Мюллер хороший художник! Пишет энергично, с настроением… Права была Майна.
А тогда, в первый раз, когда подошел с предложением попозировать… Опять? Да нет!.. Просто тогда его глазки заметались по ее фигуре, зацепились за грудь».
— Довольно об этом! — громко сказала сама себе Миранда.
Ее голос вспугнул тишину, она решительно подошла к мольберту и прочла записку:
«Миранда, прошу прощения. Срочное дело. Скоро буду. Чувствуйте себя, как дома.
Эрнст».
«Миранда и Эрнст… Звучит красиво!..»
Сердце опять екнуло внутри: «Еще есть время! — бухнуло в ребра. — Еще не поздно…»
«Глупышка! Ну нельзя же быть, в самом деле, таким дурачком…»
В углу комнаты, за ширмой, как и положено, — закуток для натурщиц. «Что там?» Подошла. Посмотрела. «Стул, кресло…» Поставила сумку на пол. Подумала: «Может, раздеться заранее? Пожалуй, можно. Во всяком случае, не будет казаться, что Мюллер раздевает ее сальными глазками. Бр-р-р!»
Опасаясь передумать, быстро сняла пальто. Бросила на стул. На его высокой спинке висела рабочая блуза Мюллера. Вся заляпанная, но чистая. Стянула водолазку, юбку. «На стул! Все на стул…»
— Какая же я идиотка! — пробормотала Миранда и, сняв трусики, спрятала их под юбку.
«Ну вот! Все — если не считать бижутерии и высоких сапог на высоких каблуках. Серьги и цепочку пока можно оставить. А что делать с сапогами! Пол такой грязный, что кажется, будто его в первый и последний раз мыли, когда ушли строители двести лет назад. Нужно было бы захватить тапочки, — подумала Миранда. — Не забыть бы в следующий…
О, Господи! Следующего раза не будет. Впрочем, возможно и этого раза тоже. Зачем обманывать себя? Лучше жить впроголодь, броситься на колени перед фрау да Врис. Можно в конце концов позвонить в Харрингтонский центр. Что-нибудь придумают… Ну есть же какой-то выход?..» В дверь громко постучали.
— Мюллер! — раздался мужской голос. Миранда схватилась рукой за горло. Кто-то раздраженный, судя по голосу, и нетерпеливый, судя по стуку, забарабанил в дверь.
— Мюллер!
Дверь распахнулась и глухо стукнулась ручкой о стену.
Миранда забилась в угол и стояла там ни жива, ни мертва.
«Боже, спаси меня, — думала она. — Боже, куда я попала?!»
— Подонок! Ты где? Все равно от меня не уйдешь?
Шаги. Крупная, тяжелая поступь… «Что делать? Что будет?» Дотянулась до сумки.
«Черт возьми, где же халат?»
— Эй, Мюллер? Выходи. А не то я тебя разнесу в щепы вместе с ширмой!
Заметалась. Сердце зашлось крупными, сильными толчками.
— Мюллер! Я в твои игры не играю, — снова позвал незнакомец.
Голос, вроде бы, стал помягче.
Миранда схватила со стула блузу. Просунула руку в рукав, другую. Стала трясущимися пальцами застегивать пуговицы, но не успела…
Ширма отлетела в сторону, и высокий, широкоплечий мужчина, схватив ее за плечи, выволок из угла.
Миранда вскрикнула.
— Ну что, голубок? — процедил он сквозь зубы. — Ты… — замолчал. Буквально онемел от удивления. Широко распахнутые глаза прищурились. — Какого черта! — выпалил он, уставившись на Миранду.
Она освободила полы блузы и запахнулась поглубже. Краска малиново заливала щеки.
— Я закричу! — Дыхание рвалось, как если бы она только что бегом поднялась по лестнице.
— Чего визжишь? — ухмыльнулся незнакомец. — В ушах звенит.
— Я… Я не Эрнст Мюллер, — с трудом вымолвила Миранда.
Великан смотрел на нее секунду, может, две. Рассмеялся. Смех его был мягким, бархатистым. «Злые люди так не смеются», — подумала она. Напряжение чуточку спало.
— Нет, ты точно не Мюллер.
Он отступил на шаг, крепко держа ее за плечи. Его взгляд медленней, чем следовало бы, прошелся по ее лицу, фигурке. Сапоги до колен на босу ногу. Мюллеровская блуза еле сходится на прелестных грудках. Посмотрел ей в глаза.
Миранда вспыхнула…
— Нет, — произнес он мягким голосом. — Определенно не Мюллер.
Сердце опять забилось. Тук-тук! В ушах звон. Во рту пересохло. «Из огня, да в полымя, — подумала Миранда. — Ах, обнаженная! Ах, Мюллер! Что скажешь теперь, дорогая моя? Дикий сумасшедший бегемот врывается, собираясь придушить безобидного Мюллера, и обнаруживает голую женщину.
Вообще-то он не бегемот. И совсем не сумасшедший. Красивый даже!» Заметила, что не совсем еще потеряла рассудок! «Ну зол за что-то на Мюллера. Но она-то при чем! Серые глаза его так и полыхают яростью…»
— Где он?
— Что вы сказали?
— Я спрашиваю, где Мюллер?
— Я не знаю.
— Так уж и не знаешь? — скривился он в недоброй ухмылке.
— Не знаю. Я с ним договаривалась, но когда пришла, здесь никого не было.
— Хочешь сказать, ушел, зная, что ты придешь? — спросил и ухмыльнулся. — Я подозревал, что он дурак, но сейчас убедился в этом окончательно.
— Послушайте! — Миранда перевела дух. — Я бы хотела одеться, если вы не возражаете.
— Возражаю, — ответил он. — Я бы тоже с удовольствием глянул на товар, который ты предлагаешь.
Лоб ее покрылся испариной.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — дрожащим голосом продолжила она.
— На товар хочу посмотреть. Тем более, что продавщица такая опытная, — ухмыляясь сказал незнакомец.
— Я вас не понимаю, — возмутилась Миранда. Он рассмеялся:
— Здорово идут тебе сапоги! Отодвинул ее и опять внимательно оглядел снизу доверху:
— Каблук высокий, черная кожа до колена, на горлышке серебро.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Люблю женщин с изюминкой. Особенно обладающих богатым воображением.
— В таком случае вам понравится, если я скажу, что я — художница и…
— Ах, художница! — сказал он серьезным тоном, хотя глаза его смеялись. — Очень рад. Это что, новое название древнейшей профессии?
— Вы меня не поняли. Я рисую. Пишу картины, — пыталась объяснить Миранда.
— Ну почему же? Я сразу это понял, — ответил он.
Его правая рука соскользнула с ее плеча, потянула полу блузы, коснувшись груди.
Перехватило дыхание. «Господи, да что же это такое!»
— Послушайте, я ничего не знаю про Эрнста Мюллера.
— Брось мне пудрить мозги.
Голехонькая… Ждет мужика… И ничего, видите ли, не знает…
— Я — натурщица. Только и всего.
— А говорила, что художница. И минуты не прошло.
— Да, конечно. Нет, я…
Мужская ладонь тяжело опустилась на ее горло. Она, перехватив холодный взгляд его серых глаз, не почувствовала страха. Ярость, обыкновенная злая, темная ярость нахлынула и потащила за собой. «Мерзавец! Хам! Какое право он имеет так с ней обращаться?»
— Вы знаете, кто вы? — жестко спросила Миранда. — Если вы немедленно…
— Когда придет Мюллер? — спросил мужчина.
— Откуда я знаю? Я с ним едва знакома, — срываясь на крик, произнесла Миранда.
— Ты едва с ним знакома, — усмехнулся мужчина. — Интересное кино! Ждешь его, в чем мама родила.
— Вас это не касается. Это мое личное дело. Он схватил ее за плечи. Миранда вскрикнула. С силой тряханул:
— На что денежки тратишь, которые здесь зашибаешь своей… искусствой?
Миранда онемела. «Лицо перекошено злобой! Да он же сумасшедший…»
— Пустите меня, отойдите, — говорила она, пытаясь вырваться.
Он, приподняв ее, смотрел, не отводя взгляда от побелевшего от страха лица.
— Ну! — рявкнул. — Говори. Я жду. Зачем тебе деньги? Травку куришь или еще что покрепче ширяешь? Говори, в какое дерьмо вляпалась.
Перекошенное яростью лицо мелькало перед глазами. «Трясет меня, как тряпичную куклу!» — подумала Миранда. Стены, потолок двинулись, поехали в разные стороны и все заволокло густым туманом. «Я трачу деньги на еду», — хотела сказать Миранда, но не смогла, не успела. Глухие потемки придавили ее, и она, обмякнув, стала погружаться в глубокую темную яму…
Глава 2
— Открой глаза! — откуда-то издалека звучал мягкий приятный голос. — Открой же!
«Не может она их открыть — не открываются…»
— Посмотри на меня! — слышалось как сквозь толщу воды. «Где она?» — Ну давай, открывай глаза!
Миранде с трудом удалось приподнять пудовые веки.
— Ч-что случилось? — прошелестела она пересохшими губами.
«Серые глаза, совсем близко, прищурились…
Улыбаются…»
— Сознание потеряла. Вот что! Поздравляю, дорогая! Весьма трогательный обморок, почти как в старые добрые времена, — улыбаясь, сказал мужчина.
— Вы хотите сказать… — начала было говорить Миранда, но не закончила.
— Я хочу сказать, что для полного сходства тебе не хватало платья со шлейфом и изящного кружевного зонтика.
Он улыбнулся. Нечто волнующее, странно-неуловимое, оттого опасное было в этой улыбке.
— Но, скажу откровенно, нынешние туалеты куда приятнее!
Веселый взгляд ветерком пронесся вдоль ее тела.
— Нетрудно догадаться, почему в прошлом веке я был бы огорчен, окажись я рядом с тобой, — усмехнулся незнакомец.
— Послушайте, я не собираюсь сидеть и выслушивать ваши непонятные и оскорбительные намеки, — сказала Миранда.
— Кто здесь сидит, так это я, — рассмеялся он. «Боже милостивый! Расхристанное ложе Мюллера… И она — среди несвежего белья, подушек, пледов, одеял… Этот нахал перетащил меня сюда, когда я грохнулась в обморок, — подумала Миранда и представила веселенькую картину: голова откинута, волосы в беспорядке мотаются по грязному полу, ноги в сапогах, серьги, цепочка болтается… И голая… Господи!» От стыда она закрыла глаза.
— Вариант номер один как самый экстравагантный из отработанного сериала обмороков, — сказал мужчина с эпатирующей вкрадчивостью.
Миранда моментально открыла глаза и задержала дыхание. Оперевшись на ладони, он, пружиня, завис над ней. «Скосила глаза — рука слева. Направо — крупные часы на запястье». Склонился еще ближе, чуть согнув руки в локтях. «Темный шатен… Тщательно выбрит. Модная стрижка, хотя не мешало бы подровнять концы. Ну, эти перышки, что загибаются на шее, у ворота… Лицо… Хорошее лицо, черты правильные. Можно сказать — классические. Ого! Едва заметный шрам на виске… Шрамы на висках в наше время не часто встречаются. Серые глаза… Серые, но удивительно ясные. Хорошее лицо, — подумала Миранда. — Мог бы получиться интересный портрет, если бы удалось передать самоуверенность и нечто еще… весьма мужественное».
— Ну и как? Подхожу? — спросил он, добродушно улыбаясь.
Она ощутила прикосновение его бедра.
— Разрешите мне встать, — спохватилась Миранда.
— Нет, дорогая! Что скажет Эрнст Мюллер, когда узнает, что в его отсутствие с гостьей плохо обращались.
«Без паники, Миранда! Только без паники!» — попыталась она успокоить себя.
— Вы разве не слышали, что я сказала? — попыталась она урезонить незнакомца.
«Молодец! Побольше уверенности. Главное — спокойно».
— Спасибо. Вам пришлось со мной повозиться… — проговорила она более мягким тоном.
Он медленно, будто нехотя, протянул руку и погладил ее по щеке.
— Не смейте! — сказала она резко. Теперь его улыбка означала нечто иное, а пальцы, подрагивая, побежали по шее, перешагнули через ключицу…
— В чем дело? — спросил он мягко. — У меня вопрос: Мюллер приглашает тебя к ужину, или ты вообще его любовница?
Рука, осмелев, отогнула полу мюллеровской блузы, ладонь накрыла обнаженное плечо.
— Прекратите! Сейчас же перестаньте! Я закричу…
— Ах, ах! — рассмеялся он. — Какой старомодный прием… Жильцы немедленно кинутся на помощь из всех щелей этой Богом забытой развалюхи.
Рука, между прочим, ретировалась. «То-то!» Пальцы легонько коснулись скул…
— Чертовски приятный товарец! У старины Эрнста, оказывается, губа не дура. Есть у подлеца вкусик! Есть… Ничего не могу сказать.
«Да, так что это он говорил про жильцов? Неужели они одни во всем этом доме? Не может он все равно позволить себе плохое… Ей говорили, что Амстердам в этом смысле спокойный город. Квартал, конечно, специфический. Свободные нравы… Ну так что?..»
— Еще ни разу в жизни не платил женщине за любовь, — сказал он и наклонился совсем близко.
Миранда смотрела не мигая. Серые глаза его потемнели, взгляд изменился. Рука скользнула под голову и приподняла ее.
— Стыд и срам не попробовать! Правда?
— Нет! — закричала она.
Поцелуй закрыл ей рот. Его губы, властные и дерзкие, накрыли ее, слабые и трепещущие. Испуганная, ошеломленная она сначала пыталась оттолкнуть его. Потом, сжав кулаки, стала лупить, что было силы.
Мужчина, перехватив за запястье одну ее руку, затем поймал другую и сжал обе широкой ладонью.
— Бить меня не следует, — сказал, улыбаясь. — Нужно лежать спокойно и наслаждаться.
— Вы… вы сукин сын! — Ее резкие слова легкомысленно зависли, как сигаретный дымок. — Вы не имеете никакого…
«И тишина…»
«Пусть целует, — думала Миранда. — Пусть. Чувствует, что я боюсь, и издевается. Буду молчать, и ему надоест…»
Незнакомец, не разжимая объятий, взглянул на нее.
— Что случилось? — спросил он. По щекам на подушку медленно катились крупные слезы. Миранда плакала.
— Перестань, — зашептал он. — Ну, перестань! Слезы не унимались, текли ручьем из-под густых ресниц.
Наклонился и нежно поцеловал в глаз. Потом в другой…
— Я не обижу тебя! Не плачь!
Миранда медленно открыла глаза. «Вот и все! Страшная минута прошла…»
Он резко притянул ее к себе и поцеловал еще раз долгим поцелуем. Но оскорбительным это не показалось. Напротив, необыкновенное острое чувство, которому она пока не могла подобрать названия, возникло внезапно и мгновенно захватило. С удивлением прислушиваясь к нему, она не помнила, чтобы такой… восторг? радость?., случались в ее жизни. Но догадалась, что обжигающая искра — знала точно, когда она высеклась — стремительно разгорается большим опасным огнем.
Взбил подушку, подложил ей под голову, осторожно освободив свою руку. Она лежала полуобнаженная, уже не стесняясь и в то же время не понимая, что произошло.
«Издал горлом странный звук. Бьется сердце…» Она догадалась, что его сердце, большое и сильное, оттого так бьется, что ее собственное отчаянно хочет слышать его удары.
«Еще! Целуй меня еще!» — стучало ее сердце. Слабый звук — то ли застонала, то ли заскулила — вырвался из ее груди, и он поймал этот звук и, успокоив нежным касанием языка, вернул его ей. Приникнув к его груди, она, распахнув пиджак, скользнула руками по ткани рубашки и опять заскулила.
— Да, дорогая! Да, — шептал он. — Прижмись, прижмись ко мне крепче.
Его рука опустилась по ее бедру и, подцепив полу блузы, потащила за собой вверх, и ее грудь, высокая упругая, почувствовала живое ласковое тепло его ладони через тонкую ткань. И внезапно что-то требовательное, отчаянно-опасное и почти живое всколыхнуло ее, завозилось, заворочалось… «Боже! Что со мной?..» Холодный, как зимнее море, рассудок накатил… и в тот же миг погасил пламень, пламень сердца.
Увернувшись от поцелуя, Миранда оттолкнула его, он взглянул на нее, и лицо его она не узнала.
Стоя у окна, долго молчал. Откинув с лица волосы, обернулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Улыбнулась и достала листок с адресом. «Дом номер пятнадцать. Это следующий, с облупившимся фасадом. На последнем этаже, под крышей ее, как сказано, ждет художник Эрнст Мюллер».
Миранда вошла в подъезд. «Темнотища! Но вообще-то так всегда, когда входишь с улицы». Сделала шаг. Постояла. Ждала, пока глаза привыкнут к темноте. «Запах ужасный! Лестница… Узкая и почти перпендикулярная, как во всех древних домах на канале. По таким крутым ступеням — в самый раз на высоких каблуках! Но других нет, так что придется демонстрировать класс ходьбы на большом пальце». Еще утром, перед визитом к Мюллеру, огорчилась, увидев дырку на подошве спикеров.
«Чепуха какая-то! При чем сапоги, при чем рваные туфли? Не хочешь, дорогая Миранда, поворачивайся и уходи!»
Нащупав перила, стала, не торопясь, подниматься. Когда добралась, ноги слегка дрожали. «Нервы, нервишки?! Очень вы трепетная особа, Миранда! Майна раз десять раздевалась, и ничего. Жива, здорова и весела».
Миранда постучала в дверь.
— Господин Мюллер!
Ни звука. Снова постучала. Посильнее… Дверь скрипнула и приоткрылась.
— Есть кто-нибудь? Господин Мюллер… Это — я, Миранда Стюарт.
«Никого. Слава Богу! Теперь можно и уходить: слово свое она сдержала».
— Ладно, — сказала вслух Миранда. — Оставлю ему записку.
«Голод дисциплинирует и многому учит…» Осторожно вошла, и дверь захлопнулась. В нос ударил сладковатый запах марихуаны. «Ничего себе!»
Осмотрелась. «Освещение — отличное… Всюду, правда, окурки, пустые банки из-под пива, мусор. Похоже, этот Мюллер не большой аккуратист. Но, собственно, какое ей дело!»
Прошлась по мастерской. «Огромное помещение! Картины, прислоненные лицом к стенам. Свободна только правая стена. Вернее, ее украшает широченная кровать из кованой латуни. Ложе господина Мюллера — расхристанное, вероятно, как и сам хозяин», — подумала Миранда.
«Опять сердце…» — Сердце затрепетало, торопливо советовало: «Загляни за мольберт! Что там, за мольбертом? Обязательно!..»
Осторожно ступая по полу, разглядывала разбросанные холсты, написанные маслом. Отметила неплохие копии «великих мастеров кисти». «Да и сам Мюллер хороший художник! Пишет энергично, с настроением… Права была Майна.
А тогда, в первый раз, когда подошел с предложением попозировать… Опять? Да нет!.. Просто тогда его глазки заметались по ее фигуре, зацепились за грудь».
— Довольно об этом! — громко сказала сама себе Миранда.
Ее голос вспугнул тишину, она решительно подошла к мольберту и прочла записку:
«Миранда, прошу прощения. Срочное дело. Скоро буду. Чувствуйте себя, как дома.
Эрнст».
«Миранда и Эрнст… Звучит красиво!..»
Сердце опять екнуло внутри: «Еще есть время! — бухнуло в ребра. — Еще не поздно…»
«Глупышка! Ну нельзя же быть, в самом деле, таким дурачком…»
В углу комнаты, за ширмой, как и положено, — закуток для натурщиц. «Что там?» Подошла. Посмотрела. «Стул, кресло…» Поставила сумку на пол. Подумала: «Может, раздеться заранее? Пожалуй, можно. Во всяком случае, не будет казаться, что Мюллер раздевает ее сальными глазками. Бр-р-р!»
Опасаясь передумать, быстро сняла пальто. Бросила на стул. На его высокой спинке висела рабочая блуза Мюллера. Вся заляпанная, но чистая. Стянула водолазку, юбку. «На стул! Все на стул…»
— Какая же я идиотка! — пробормотала Миранда и, сняв трусики, спрятала их под юбку.
«Ну вот! Все — если не считать бижутерии и высоких сапог на высоких каблуках. Серьги и цепочку пока можно оставить. А что делать с сапогами! Пол такой грязный, что кажется, будто его в первый и последний раз мыли, когда ушли строители двести лет назад. Нужно было бы захватить тапочки, — подумала Миранда. — Не забыть бы в следующий…
О, Господи! Следующего раза не будет. Впрочем, возможно и этого раза тоже. Зачем обманывать себя? Лучше жить впроголодь, броситься на колени перед фрау да Врис. Можно в конце концов позвонить в Харрингтонский центр. Что-нибудь придумают… Ну есть же какой-то выход?..» В дверь громко постучали.
— Мюллер! — раздался мужской голос. Миранда схватилась рукой за горло. Кто-то раздраженный, судя по голосу, и нетерпеливый, судя по стуку, забарабанил в дверь.
— Мюллер!
Дверь распахнулась и глухо стукнулась ручкой о стену.
Миранда забилась в угол и стояла там ни жива, ни мертва.
«Боже, спаси меня, — думала она. — Боже, куда я попала?!»
— Подонок! Ты где? Все равно от меня не уйдешь?
Шаги. Крупная, тяжелая поступь… «Что делать? Что будет?» Дотянулась до сумки.
«Черт возьми, где же халат?»
— Эй, Мюллер? Выходи. А не то я тебя разнесу в щепы вместе с ширмой!
Заметалась. Сердце зашлось крупными, сильными толчками.
— Мюллер! Я в твои игры не играю, — снова позвал незнакомец.
Голос, вроде бы, стал помягче.
Миранда схватила со стула блузу. Просунула руку в рукав, другую. Стала трясущимися пальцами застегивать пуговицы, но не успела…
Ширма отлетела в сторону, и высокий, широкоплечий мужчина, схватив ее за плечи, выволок из угла.
Миранда вскрикнула.
— Ну что, голубок? — процедил он сквозь зубы. — Ты… — замолчал. Буквально онемел от удивления. Широко распахнутые глаза прищурились. — Какого черта! — выпалил он, уставившись на Миранду.
Она освободила полы блузы и запахнулась поглубже. Краска малиново заливала щеки.
— Я закричу! — Дыхание рвалось, как если бы она только что бегом поднялась по лестнице.
— Чего визжишь? — ухмыльнулся незнакомец. — В ушах звенит.
— Я… Я не Эрнст Мюллер, — с трудом вымолвила Миранда.
Великан смотрел на нее секунду, может, две. Рассмеялся. Смех его был мягким, бархатистым. «Злые люди так не смеются», — подумала она. Напряжение чуточку спало.
— Нет, ты точно не Мюллер.
Он отступил на шаг, крепко держа ее за плечи. Его взгляд медленней, чем следовало бы, прошелся по ее лицу, фигурке. Сапоги до колен на босу ногу. Мюллеровская блуза еле сходится на прелестных грудках. Посмотрел ей в глаза.
Миранда вспыхнула…
— Нет, — произнес он мягким голосом. — Определенно не Мюллер.
Сердце опять забилось. Тук-тук! В ушах звон. Во рту пересохло. «Из огня, да в полымя, — подумала Миранда. — Ах, обнаженная! Ах, Мюллер! Что скажешь теперь, дорогая моя? Дикий сумасшедший бегемот врывается, собираясь придушить безобидного Мюллера, и обнаруживает голую женщину.
Вообще-то он не бегемот. И совсем не сумасшедший. Красивый даже!» Заметила, что не совсем еще потеряла рассудок! «Ну зол за что-то на Мюллера. Но она-то при чем! Серые глаза его так и полыхают яростью…»
— Где он?
— Что вы сказали?
— Я спрашиваю, где Мюллер?
— Я не знаю.
— Так уж и не знаешь? — скривился он в недоброй ухмылке.
— Не знаю. Я с ним договаривалась, но когда пришла, здесь никого не было.
— Хочешь сказать, ушел, зная, что ты придешь? — спросил и ухмыльнулся. — Я подозревал, что он дурак, но сейчас убедился в этом окончательно.
— Послушайте! — Миранда перевела дух. — Я бы хотела одеться, если вы не возражаете.
— Возражаю, — ответил он. — Я бы тоже с удовольствием глянул на товар, который ты предлагаешь.
Лоб ее покрылся испариной.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — дрожащим голосом продолжила она.
— На товар хочу посмотреть. Тем более, что продавщица такая опытная, — ухмыляясь сказал незнакомец.
— Я вас не понимаю, — возмутилась Миранда. Он рассмеялся:
— Здорово идут тебе сапоги! Отодвинул ее и опять внимательно оглядел снизу доверху:
— Каблук высокий, черная кожа до колена, на горлышке серебро.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Люблю женщин с изюминкой. Особенно обладающих богатым воображением.
— В таком случае вам понравится, если я скажу, что я — художница и…
— Ах, художница! — сказал он серьезным тоном, хотя глаза его смеялись. — Очень рад. Это что, новое название древнейшей профессии?
— Вы меня не поняли. Я рисую. Пишу картины, — пыталась объяснить Миранда.
— Ну почему же? Я сразу это понял, — ответил он.
Его правая рука соскользнула с ее плеча, потянула полу блузы, коснувшись груди.
Перехватило дыхание. «Господи, да что же это такое!»
— Послушайте, я ничего не знаю про Эрнста Мюллера.
— Брось мне пудрить мозги.
Голехонькая… Ждет мужика… И ничего, видите ли, не знает…
— Я — натурщица. Только и всего.
— А говорила, что художница. И минуты не прошло.
— Да, конечно. Нет, я…
Мужская ладонь тяжело опустилась на ее горло. Она, перехватив холодный взгляд его серых глаз, не почувствовала страха. Ярость, обыкновенная злая, темная ярость нахлынула и потащила за собой. «Мерзавец! Хам! Какое право он имеет так с ней обращаться?»
— Вы знаете, кто вы? — жестко спросила Миранда. — Если вы немедленно…
— Когда придет Мюллер? — спросил мужчина.
— Откуда я знаю? Я с ним едва знакома, — срываясь на крик, произнесла Миранда.
— Ты едва с ним знакома, — усмехнулся мужчина. — Интересное кино! Ждешь его, в чем мама родила.
— Вас это не касается. Это мое личное дело. Он схватил ее за плечи. Миранда вскрикнула. С силой тряханул:
— На что денежки тратишь, которые здесь зашибаешь своей… искусствой?
Миранда онемела. «Лицо перекошено злобой! Да он же сумасшедший…»
— Пустите меня, отойдите, — говорила она, пытаясь вырваться.
Он, приподняв ее, смотрел, не отводя взгляда от побелевшего от страха лица.
— Ну! — рявкнул. — Говори. Я жду. Зачем тебе деньги? Травку куришь или еще что покрепче ширяешь? Говори, в какое дерьмо вляпалась.
Перекошенное яростью лицо мелькало перед глазами. «Трясет меня, как тряпичную куклу!» — подумала Миранда. Стены, потолок двинулись, поехали в разные стороны и все заволокло густым туманом. «Я трачу деньги на еду», — хотела сказать Миранда, но не смогла, не успела. Глухие потемки придавили ее, и она, обмякнув, стала погружаться в глубокую темную яму…
Глава 2
— Открой глаза! — откуда-то издалека звучал мягкий приятный голос. — Открой же!
«Не может она их открыть — не открываются…»
— Посмотри на меня! — слышалось как сквозь толщу воды. «Где она?» — Ну давай, открывай глаза!
Миранде с трудом удалось приподнять пудовые веки.
— Ч-что случилось? — прошелестела она пересохшими губами.
«Серые глаза, совсем близко, прищурились…
Улыбаются…»
— Сознание потеряла. Вот что! Поздравляю, дорогая! Весьма трогательный обморок, почти как в старые добрые времена, — улыбаясь, сказал мужчина.
— Вы хотите сказать… — начала было говорить Миранда, но не закончила.
— Я хочу сказать, что для полного сходства тебе не хватало платья со шлейфом и изящного кружевного зонтика.
Он улыбнулся. Нечто волнующее, странно-неуловимое, оттого опасное было в этой улыбке.
— Но, скажу откровенно, нынешние туалеты куда приятнее!
Веселый взгляд ветерком пронесся вдоль ее тела.
— Нетрудно догадаться, почему в прошлом веке я был бы огорчен, окажись я рядом с тобой, — усмехнулся незнакомец.
— Послушайте, я не собираюсь сидеть и выслушивать ваши непонятные и оскорбительные намеки, — сказала Миранда.
— Кто здесь сидит, так это я, — рассмеялся он. «Боже милостивый! Расхристанное ложе Мюллера… И она — среди несвежего белья, подушек, пледов, одеял… Этот нахал перетащил меня сюда, когда я грохнулась в обморок, — подумала Миранда и представила веселенькую картину: голова откинута, волосы в беспорядке мотаются по грязному полу, ноги в сапогах, серьги, цепочка болтается… И голая… Господи!» От стыда она закрыла глаза.
— Вариант номер один как самый экстравагантный из отработанного сериала обмороков, — сказал мужчина с эпатирующей вкрадчивостью.
Миранда моментально открыла глаза и задержала дыхание. Оперевшись на ладони, он, пружиня, завис над ней. «Скосила глаза — рука слева. Направо — крупные часы на запястье». Склонился еще ближе, чуть согнув руки в локтях. «Темный шатен… Тщательно выбрит. Модная стрижка, хотя не мешало бы подровнять концы. Ну, эти перышки, что загибаются на шее, у ворота… Лицо… Хорошее лицо, черты правильные. Можно сказать — классические. Ого! Едва заметный шрам на виске… Шрамы на висках в наше время не часто встречаются. Серые глаза… Серые, но удивительно ясные. Хорошее лицо, — подумала Миранда. — Мог бы получиться интересный портрет, если бы удалось передать самоуверенность и нечто еще… весьма мужественное».
— Ну и как? Подхожу? — спросил он, добродушно улыбаясь.
Она ощутила прикосновение его бедра.
— Разрешите мне встать, — спохватилась Миранда.
— Нет, дорогая! Что скажет Эрнст Мюллер, когда узнает, что в его отсутствие с гостьей плохо обращались.
«Без паники, Миранда! Только без паники!» — попыталась она успокоить себя.
— Вы разве не слышали, что я сказала? — попыталась она урезонить незнакомца.
«Молодец! Побольше уверенности. Главное — спокойно».
— Спасибо. Вам пришлось со мной повозиться… — проговорила она более мягким тоном.
Он медленно, будто нехотя, протянул руку и погладил ее по щеке.
— Не смейте! — сказала она резко. Теперь его улыбка означала нечто иное, а пальцы, подрагивая, побежали по шее, перешагнули через ключицу…
— В чем дело? — спросил он мягко. — У меня вопрос: Мюллер приглашает тебя к ужину, или ты вообще его любовница?
Рука, осмелев, отогнула полу мюллеровской блузы, ладонь накрыла обнаженное плечо.
— Прекратите! Сейчас же перестаньте! Я закричу…
— Ах, ах! — рассмеялся он. — Какой старомодный прием… Жильцы немедленно кинутся на помощь из всех щелей этой Богом забытой развалюхи.
Рука, между прочим, ретировалась. «То-то!» Пальцы легонько коснулись скул…
— Чертовски приятный товарец! У старины Эрнста, оказывается, губа не дура. Есть у подлеца вкусик! Есть… Ничего не могу сказать.
«Да, так что это он говорил про жильцов? Неужели они одни во всем этом доме? Не может он все равно позволить себе плохое… Ей говорили, что Амстердам в этом смысле спокойный город. Квартал, конечно, специфический. Свободные нравы… Ну так что?..»
— Еще ни разу в жизни не платил женщине за любовь, — сказал он и наклонился совсем близко.
Миранда смотрела не мигая. Серые глаза его потемнели, взгляд изменился. Рука скользнула под голову и приподняла ее.
— Стыд и срам не попробовать! Правда?
— Нет! — закричала она.
Поцелуй закрыл ей рот. Его губы, властные и дерзкие, накрыли ее, слабые и трепещущие. Испуганная, ошеломленная она сначала пыталась оттолкнуть его. Потом, сжав кулаки, стала лупить, что было силы.
Мужчина, перехватив за запястье одну ее руку, затем поймал другую и сжал обе широкой ладонью.
— Бить меня не следует, — сказал, улыбаясь. — Нужно лежать спокойно и наслаждаться.
— Вы… вы сукин сын! — Ее резкие слова легкомысленно зависли, как сигаретный дымок. — Вы не имеете никакого…
«И тишина…»
«Пусть целует, — думала Миранда. — Пусть. Чувствует, что я боюсь, и издевается. Буду молчать, и ему надоест…»
Незнакомец, не разжимая объятий, взглянул на нее.
— Что случилось? — спросил он. По щекам на подушку медленно катились крупные слезы. Миранда плакала.
— Перестань, — зашептал он. — Ну, перестань! Слезы не унимались, текли ручьем из-под густых ресниц.
Наклонился и нежно поцеловал в глаз. Потом в другой…
— Я не обижу тебя! Не плачь!
Миранда медленно открыла глаза. «Вот и все! Страшная минута прошла…»
Он резко притянул ее к себе и поцеловал еще раз долгим поцелуем. Но оскорбительным это не показалось. Напротив, необыкновенное острое чувство, которому она пока не могла подобрать названия, возникло внезапно и мгновенно захватило. С удивлением прислушиваясь к нему, она не помнила, чтобы такой… восторг? радость?., случались в ее жизни. Но догадалась, что обжигающая искра — знала точно, когда она высеклась — стремительно разгорается большим опасным огнем.
Взбил подушку, подложил ей под голову, осторожно освободив свою руку. Она лежала полуобнаженная, уже не стесняясь и в то же время не понимая, что произошло.
«Издал горлом странный звук. Бьется сердце…» Она догадалась, что его сердце, большое и сильное, оттого так бьется, что ее собственное отчаянно хочет слышать его удары.
«Еще! Целуй меня еще!» — стучало ее сердце. Слабый звук — то ли застонала, то ли заскулила — вырвался из ее груди, и он поймал этот звук и, успокоив нежным касанием языка, вернул его ей. Приникнув к его груди, она, распахнув пиджак, скользнула руками по ткани рубашки и опять заскулила.
— Да, дорогая! Да, — шептал он. — Прижмись, прижмись ко мне крепче.
Его рука опустилась по ее бедру и, подцепив полу блузы, потащила за собой вверх, и ее грудь, высокая упругая, почувствовала живое ласковое тепло его ладони через тонкую ткань. И внезапно что-то требовательное, отчаянно-опасное и почти живое всколыхнуло ее, завозилось, заворочалось… «Боже! Что со мной?..» Холодный, как зимнее море, рассудок накатил… и в тот же миг погасил пламень, пламень сердца.
Увернувшись от поцелуя, Миранда оттолкнула его, он взглянул на нее, и лицо его она не узнала.
Стоя у окна, долго молчал. Откинув с лица волосы, обернулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17