– Надеюсь, что есть. А что?
– Я готов остановиться даже в мотеле, лишь бы там была кровать и завтрак в постель.
Эйприл рассмеялась.
Улыбающийся смуглолицый таксист уже сложил чемоданы в багажник и теперь с поклоном приглашал пассажиров в машину. Привыкнув к богатым туристам, он в каждом иностранце подозревал источник щедрых чаевых.
Джек усадил Эйприл на заднее сиденье и сел рядом. Она попыталась отодвинуться, но он обнял ее и притянул к себе. Эйприл заметила, что таксист разглядывает их в зеркало заднего вида, и, тщетно стараясь отодвинуться от Джека подальше, произнесла фирменным голосом директора гостиницы:
– Отель «Эль Президенте», рог favor.
Но все ее старания пошли прахом, когда Джек добавил на великолепном испанском:
– И чем быстрее довезешь, тем больше получишь. Comperendes?
Таксист, по-видимому, понял: он рванул с места с такой прытью, что Эйприл качнулась назад и ударилась бы о спинку, не подхвати ее сильная рука Джека.
– Скажи, чтобы ехал помедленнее, иначе мы просто не доедем живыми! – проворчала она, хотя в глубине души была вовсе не расстроена очередной победой Джека.
– Эйприл?
– Что? – мрачно пробормотала она, не доверяя обманчивой мягкости его голоса.
– Не дуйся и поцелуй меня.
Он снова выиграл. И Эйприл не могла на него сердиться.
«Эль Президенте» – белоснежное шестнадцатиэтажное здание – поразил Джека европейской роскошью и высокими стандартами обслуживания. Однако радость его померкла, едва Джек узнал, что Кармен заказала для них с Эйприл раздельные номера. Он попытался было протестовать, однако на этот раз верх остался за Эйприл.
Джек мрачно следил, как она регистрируется и получает ключи. За всю дорогу наверх он улыбнулся лишь однажды – когда Эйприл, не доверяя коридорному, сама вскинула на плечо его камеру. Остальное время он был угрюм и молчалив, а Эйприл, кажется, полжизни отдала бы, чтобы снова увидеть его улыбку!
Войдя в номер, Джек прислонился к дверям и скрестил руки на груди.
– Я сделал что-то не так?
Эйприл не стала притворяться, будто не понимает, о чем он.
– Нет.
Джек подошел ближе.
– Тогда почему мы в отдельных номерах? Эйприл пожала плечами, но не отвела глаз.
– Знаешь, для меня это все еще в новинку… Мне кажется, нам с тобой нужно побольше свободного места и времени. На всякий случай.
Голос ее дрогнул, и на лице Джека, как показалось Эйприл, гнев сменился заботой.
– Ты думаешь, что можешь надоесть мне за два дня? – Эйприл отвернулась, но Джек, взяв ее за плечи, привлек к себе. – Взгляни на меня!
Эйприл поняла, что ошиблась. Никакой заботы не было. В его голосе и в ледяном взгляде зеленых глаз читался все тот же старательно сдерживаемый гнев.
– Эйприл, я хочу узнать тебя. Никогда в жизни ни к одной другой женщине я не испытывал такого страстного влечения. Я понимаю, что тебя это пугает – и ты не одинока. Мне от этого тоже не по себе. Но я не прячусь и не бегу от своих чувств. И та женщина, к которой я стремлюсь, та, что целовала меня под деревом, она тоже не станет бежать и прятаться.
Эйприл, испуганная собственной бурной реакцией на его слова, попыталась освободиться, но Джек ее не отпустил.
– Хорошо, Джек Танго, – сдалась она. – Если ты хочешь узнать меня, то узнай меня всю, целиком. Та женщина, что занималась с тобой любовью на письменном столе, странна и непривычна для меня самой. – Она не стала добавлять, что с этой частью ее «я» не встречался еще никто, кроме Джека; но блеск в его глазах подсказал ей, что он это знает. – Я не играю с тобой. Я просто знаю, что некоторые вещи… скажем так, некоторые эпизоды моего прошлого могут изменить твои чувства. Ты просишь, чтобы я тебе доверяла, – да, я очень хочу тебе доверять. Но пока не могу. Ты говоришь о страхе – так вот, ты и представления не имеешь, что такое настоящий страх!
Возможно, Эйприл хотела сказать что-то еще, но в этот миг Джек прильнул к ее губам. Он целовал ее с такой отчаянной страстью, словно спасал жизнь – ей или самому себе. И Эйприл отвечала ему с жадностью отчаяния, понимая, что ее хрупкое счастье может разбиться в один миг.
Обвив рукой ее бедра, Джек спустился ниже и покрыл поцелуями нежную шею. Все тело его содрогалось от желания схватить ее на руки, унести в спальню и сделать так, чтобы она никогда больше в нем не сомневалась!
Однако холодное отчаяние, звучавшее в голосе Эйприл, заставило его содрогнуться от страха. Что, если она так и не поделится с ним своим горем? Или того хуже – поделится и попросит о помощи, а он не сможет ей помочь?
Джек с трудом заставил себя оторваться от нее и разжать объятия. Эйприл подняла глаза: сейчас они были темными, почти черными, и сердце Джека болезненно сжалось, когда он заметил в них выражение усталой покорности.
– Эйприл, расскажи мне все! – потребовал он севшим от волнения голосом. – Только так ты убедишься в моей верности. Все, что происходит между нами, бессмысленно, пока ты мне не доверяешь!
Припухшие от поцелуя губы дрогнули, и Джек проклял себя за то, что причиняет любимой такие мучения.
– Хорошо. Но не сейчас. Мне нужно…
Голос ее дрогнул, и из груди вырвалось задушенное рыдание. Джек крепко прижал Эйприл к себе.
– Все хорошо. Я понимаю.
Нежно целуя ее в волосы, он смотрел поверх се головы на сияющее мексиканское солнце.
– Знаешь что? Схожу-ка я прогуляюсь. Тебе, наверно, нужно подготовиться к слушаниям, а я тем временем изучу окрестности и сделаю несколько снимков.
– Хорошо, – ответила она после долгого молчания.
Голос ее звучал хрипло от невыплаканных слез. Джеку требовалась вся сила воли, чтобы оставить ее в такую минуту; но он понимал, что по самый правильный выход. На Эйприл нельзя давить – иначе она замкнется в себе. Сейчас лучше всего просто оставить ее в покое.
Джек закинул за плечо свою ковровую сумку.
– Может быть, я задержусь до темноты. Мели захочешь есть, закажи себе чего-нибудь в номер. – Он поднял глаза, но Эйприл стояла, отвернувшись к окну. – Или, может, поужинаем где-нибудь в городе? Я поищу подходящее место.
Больше говорить было не о чем. Джек двинулся к дверям.
– Джек!
Обернувшись, Джек увидел ее лицо.
– Да?
– Спасибо тебе.
Голос у нее дрожал, но лицо было спокойным и строгим. В этот миг Джек Танго понял, что любит эту женщину.
– Поговорим, когда я вернусь.
– Хорошо.
– А отдельный номер мне не нужен. Мы будем спать в одной постели. – С этими словами он повернулся и быстро вышел. Но, прежде чем закрылась дверь, до слуха его долетел тихий, почти неслышный ответ:
– Дай-то бог…
8
Эйприл смяла лист бумаги и бросила его и корзину для мусора, предусмотрительно поставленную поближе к столу. Вот уже в десятый раз она принималась за свою завтрашнюю речь – и все безуспешно. Прощальные слова Джека не шли у нее из головы, взгляд блуждал от двери к окну, от окна к настольным часам, а при каждом шорохе она вскакивала и кидалась к дверям.
Где же он?!
Эйприл встала и подошла к окну, массируя затекшую спину. На улице было еще светло, но сумерки быстро сгущались.
Эйприл понимала, что обижаться на Джека не за что. Он сделал то, о чем она и просила, – дал ей время подумать. Однако Эйприл не могла думать. Едва закрылась дверь, она уже готова была бежать за ним и умолять его вернуться и выслушать. В часы ожидания Эйприл снова и снова мысленно прокручивала в мозгу свою историю во всех отвратительных подробностях, пока наконец эта пытка не стала невыносимой.
Неужели недостаточно с нее черной вести сенатора Смитсона? Теперь Эйприл придется переживать всю историю снова, а сама мысль об этом была для нее невыносима.
Подойдя к холодильнику, Эйприл достала мангового сока. Сладкий запах напомнил ей о том, что она голодна. Действительно, ведь Эйприл с утра ничего не ела, если не считать пакета чипсов, купленных Джеком в Санта-Крус… И кажется, что это было целую вечность назад.
Эйприл села на кушетку и положила себе на колени вышитую подушечку. Решено: она не будет больше смотреть ни на дверь, ни в окно, ни на часы – только на хитросплетение шелковых трав и цветов…
А может быть, Джек оставил ее одну не без задней мысли? Этот хитрец понял, что к его возвращению она настолько истомится, что бросится к нему навстречу и, не дожидаясь приглашения, выложит всю свою подноготную… Ну, если так, он у нее дождется!
– Танго, мерзавец! Где тебя черти носят?
И в тот же миг, словно по мановению волшебной палочки, дверь растворилась, и долгожданный мерзавец возник на пороге.
– Скучала по мне?
Казалось, всю душу, все сердце Джек вложил в очаровательную улыбку, но все же не смог скрыть настойчивого вопроса в глазах.
– Еще как! – просто ответила Эйприл.
Если после этого у Джека и оставались какие-то сомнения, то один взгляд на гору скомканной бумаги в мусорной корзине и на подушках, которую Эйприл так отчаянно теребила в руках, развеял все его тревоги.
Тело и сердце Джека рвались к ней, но разум требовал оставаться на месте. Он скинул с плеч сумку и нерешительно остановился у стола, засунув руки в карманы. Может быть, впервые в жизни он не знал, что сказать, и больше всего угнетало его это чувство беспомощности. Господи, зачем он только уходил!
– Хочешь пить? В холодильнике есть сок.
Джек ждал, что Эйприл начнет разговор первой – но не так же! Впрочем, и эти слова поведали ему достаточно.
– Нет, спасибо. Я нашел поблизости очень милое кафе. Не хочешь поужинать на открытом воздухе? – «А потом поговорим», – хотел добавить он, но промолчал. Зачем? Ведь Эйприл и так понимает его с полуслова.
– Не сейчас… – Эйприл резким движением отбросила подушку – словно воин, бросающий щит, – и решительно взглянула на него. – Не надо. Сначала поговорим.
– Как хочешь. Кафе все равно работает допоздна. – Шутка не удалась, и улыбка сошла с лица Джека. – Куда мне сесть?
Эйприл удивленно подняла брови и ответила:
– Рядом со мной, если, конечно, ты не возражаешь.
Губы ее дрогнули, и сердце Джека отчаянно забилось.
– Отлично.
От волнения голос Джека стал хриплым, и ответ прозвучал резко, даже грубовато. Кашлянув, он сел на кушетку – достаточно близко, чтобы обнять Эйприл или взять за руку. Если он почувствует, что это необходимо.
– Ты будешь задавать вопросы? Или…
– Эйприл, я просто хочу знать, что случилось. Почему десять лет назад ты вдруг уехала из Штатов?
– Послушай, я… я готова все рассказать. Я очень хочу с тобой поделиться. Но сначала один вопрос: почему для тебя это так важно?
Джек догадался о подспудном смысле этого вопроса: на миг его охватила жгучая обида, но он тут же напомнил себе, что Эйприл имеет полное право ему не доверять. Пока он не сделал ничего, чтобы заслужить ее доверие. Так что Джек спрятал самолюбие в карман и ответил просто и честно:
– Забудь, что перед тобой журналист. Мною движет не пустое любопытство и не желание покопаться в грязном белье.
В лице Эйприл что-то дрогнуло, и Джек понял, что выразился слишком резко. Все тело его напряглось: больше всего ему хотелось бы сейчас сжать ее в объятиях, привлечь к себе и целовать, целовать, пока она не забудет все свои сомнения!..
– Прости, я не хотел задевать твои чувства, – с трудом сглотнув, произнес Джек. Сейчас они смотрели друг другу прямо в глаза. – Я все объясню. Понимаешь, десять лет назад что-то – или кто-то – сделал тебе очень больно. Так больно, что ты потеряла доверие к людям. Словно улитка, спряталась в свою раковину. Но мне удалось выманить тебя на свет. Эйприл, я видел, какая ты на самом деле. И хочу, чтобы ты осталась такой навсегда. А не только со мной и не только в постели. И потом… я же чувствую, что все время чем-то тебя задеваю. Объясни, что тебя мучает, тогда я пойму, как этого избежать.
Голос Джека дрожал от волнения. Всю жизнь он считал себя хладнокровным смельчаком; в самых опасных ситуациях он оставался спокойным, но сейчас содрогался от страха при одной мысли о том, что Эйприл не станет открываться ему. Просто не захочет. И он ничего, ничего не сможет сделать.
– Mi tesoro, я не хочу причинять тебе боль! Я хочу исцелить тебя – если это возможно…
– Хорошо, – тихо ответила Эйприл. Джек выпрямился и сложил руки на коленях – на случай, если Эйприл захочет взять его за руку. Однако вместо этого она отвернулась к дверям и тихим голосом начала свой рассказ:
– По окончании колледжа я нашла себе работу в фешенебельном отеле. Произошло это так. Один человек, старинный друг и партнер моего отца, владел сетью отелей. Узнав, что я защитила диплом по гостиничному менеджменту, он пригласил меня на собеседование и дал работу. Начала я с должности клерка, но вскоре перешла в систему управления.
Джек заметил, что Эйприл старательно избегает имен. Кого она защищает? Но он понимал, что перебивать не стоит – иначе она замкнется в себе. Задать вопросы он еще успеет… За пятнадцать лет журналистской карьеры Джек взял немало интервью, но никогда еще ему не было так трудно работать.
– Я проработала там уже пять лет, когда… Эйприл умолкла и опустила глаза.
– Эйприл, все хорошо. Не спеши.
Эйприл выпрямилась и храбро попыталась улыбнуться. Что бы там ни произошло, подумал Джек, ее гордость выдержала схватку. С замиранием сердца он ждал продолжения рассказа.
– С первых же дней работы босс начал приставать ко мне, но я не поощряла его ухаживаний. – Эту фразу она выпалила одним духом, словно боялась, что, если Джек остановит ее, она не решится продолжать. – Однако он, похоже, не понимал слова «нет». С каждым разом становился все наглее, и мне все большего труда стоило держаться в рамках вежливости. Но я надеялась, что в конце концов он оставит меня в покое и переключится на кого-нибудь другого.
Эйприл вздрогнула и закрыла лицо рукой. Когда она вновь заговорила, голос ее звучал спокойно, но в нем слышались стальные ноты непримиримой ненависти:
– К несчастью, он так и сделал. Однажды во время обеденного перерыва, войдя в душевую, я застала там одну из наших сотрудниц – совсем молоденькую девушку. Блузка на ней была разорвана, волосы растрепаны; она рыдала и все повторяла, что не хочет больше жить.
Эйприл глубоко вздохнула и повернула к Джеку белое лицо с бездонными провалами глаз.
– Он ее изнасиловал. Прямо в своем кабинете. Повалил на пол и… – Голос ее прервался от сдавленного рыдания.
Джек инстинктивно потянулся к ней, но Эйприл резко отстранилась. Глаза ее сверкали, словно два стальных клинка.
– Я уговаривала ее не оставлять этого негодяя безнаказанным. Рассказала, как он много лет не давал мне покоя, убеждала, что вместе мы сможем добиться справедливости. Но она ответила, что не хочет позорить свою семью, и после этого она уж точно останется безработной.
– А ты?
Эйприл как будто не слышала, но Джека это не удивляло. Он понимал, что она сейчас в прошлом, снова переживает тот давний ужас, гнев и горячее желание восстановить справедливость и покарать негодяя.
– Я рассказала обо всем отцу. Конечно, это нужно было сделать гораздо раньше, но я полагала, что справлюсь сама. Понимаешь, ведь этот человек был старинным другом папы! Кроме того, мне было стыдно говорить о таких вещах, как будто здесь была и моя вина.
Джек пробурчал себе под нос что-то нелестное по адресу этой теории. Эйприл подняла глаза и впервые за последние несколько минут по-настоящему взглянула на него.
– Понимаешь, мой отец – человек старой закалки. Конечно, он уважает женщин – пока они держатся на заднем плане и не лезут не в свои дела. Мама придерживалась такого же мнения. Она умерла, когда я была еще маленькой, и папа постоянно приводил мне ее в пример. Неудивительно, что мы часто спорили. – Эйприл слабо улыбнулась, но улыбка тут же стерлась с ее лица. – Так что дома я старалась помалкивать. Но после того, что случилось с Френни, я не могла молчать. Мне казалось, что в этом есть доля и моей вины.
– И что же твой отец?
– Он… он… – Эйприл отвернулась, смаргивая непрошеные слезы. Нет, она не заплачет. По крайней мере, не сейчас. – Он не поверил. Сказал, что я испорченная девчонка, что Алан любит меня как дочь, а я воображаю себе какие-то гнусности. Что во всем виноват колледж – это там мне забили голову всякой ерундой. Что хорошие, воспитанные девушки никогда не говорят ничего подобного.
– Ты рассказала ему о Френни?
Джек тяжело дышал; сердце билось как сумасшедшее. Попадись ему сейчас отец Эйприл – Джек, кажется, разорвал бы его в клочки! Он и сам не заметил, как из внимательного, но беспристрастного слушателя превратился в разъяренного мстителя.
– Нет. У меня не было такой возможности, – добавила она в ответ на немой вопрос Джека. – Отец больше не хотел меня слушать. Но я не могла оставить все как есть. Не могла жить так, словно ничего не случилось.
– И ты подала в суд? Одна, без всякой поддержки?
Эйприл по-прежнему сидела, гордо расправив плечи, но глаза ее потухли, налились холодным, безнадежным отчаянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16