И что я в любой момент могу надоесть Адаму? И в этой связи мне следует что-то срочно с собой предпринять, только я не знаю, какие возможности изменить что-либо в себе имеет женщина в моем возрасте? Которая, кроме того, еще должна быть очень осторожной, чтобы не стать зависимой от мужчины, не мчаться на каждый кивок, прикидываться, что живет своей жизнью, не ждать на обед, на ужин, не заглядывать с любовью в глаза и не торчать все время дома, а уходить, иметь свой круг знакомых и так далее? Единственное, в чем я совершенно уверена, — она (то есть я) ко всему прочему не должна принимать опрометчивых финансовых решений.
Увидев, что на этот раз ничего нового я не узнаю от Ули, я пошла к себе, включила компьютер и ответила на последнее письмо. По правде говоря, эта женщина права. Если бы люди в своей жизни руководствовались исключительно любовью, верой и надеждой, а также сохраняли умеренность и душевное спокойствие, мир был бы лучше. Начал моросить дождик. Капельки стучали по жестяной крыше, Тося промокнет, возвращаясь из школы, Адам поехал на машине. Это же надо — всего час назад стояла прекрасная июньская погода. Ни на что нельзя рассчитывать на этом Божьем свете. Почему Ренька столько говорит об Адаме? А может, он ей нравится? Артур, муж Реньки, целыми днями занят. Ренька, похоже, скучает. И почему Азор любит Адама? Я не заметила этого. Может, Адам бывает в этом доме без меня? Стоп. Срочно за работу.
Дорогая читательница!
Я совершенно с Вами согласна. Очень многие считают, что необходимо соблюдать умеренность во всем, что касается радостей жизни. Я полностью с Вами согласна, что, если бы наши журналы не использовали секс как хорошо продаваемый товар, измены случались бы реже. Внутреннее спокойствие — товар не столь ходовой, как погоня за тем, что скрывается за поворотом. Однако я боюсь, что рекламодатели быстро бы отказались от финансирования какого бы то ни было журнала, если бы люди вместо того, чтобы покупать и иметь, начали мыслить и существовать. К сожалению, Вы переоцениваете мое влияние на содержательную сторону прессы. Я покажу Ваше письмо главному редактору, может быть, он сделает соответствующие выводы... Горячий привет от имени всей редакции...
Должен ли наш безобидный журнал изменить свой профиль? Так и вижу, как стою перед шефом и объясняю ему, что на обложке следует поместить какую-нибудь почтенного вида замужнюю даму, закрытую с головы до ног чадрой, дабы не провоцировать мужчин.
Я встала от компьютера. Почистила килограмм картошки и шесть морковин, потереть их я уговорю Тосю, когда она вернется из школы. А в общем-то мне не помешало бы сделать перерыв, потому что я до тошноты устала непрерывно смотреть в экран монитора.
Тося прилетела из школы радостная, как жаворонок. И совершенно сухая. Выглянув в окно, я увидела «фиа-тик», который, резво развернувшись, умчался.
— Кто тебя привез? — спросила я как бы между прочим.
— Якуб, — ответила Тося и попыталась скрыться в своей комнате.
— Он специально приехал из Варшавы, чтобы отвезти тебя домой?
Что я могла поделать, если вопрос вырвался у меня сам собой тоном ехидно-недоверчивым?
— Ну да. — Тося косо взглянула на меня и побежала к себе наверх.
Только подол ее белого платья мелькнул.
— Тося! — крикнула я в сторону лестницы. — Немедленно спустись!
Тося появилась в дверях. Колючий взгляд не сулил ничего хорошего.
— Ну?
— Что это за «ну?», надо говорить: «Да, что, мама?» Ты была сегодня в школе?
— Ой-ой-ой, мама! — Тося до глубины души оскорблена этим невинным вопросом.
— Не хочешь ли ты сказать, что Якуб специально проехал двадцать километров, чтобы провести с тобой десять минут в машине?
— Мы ходили в пиццерию. После школы. Да, конечно, он специально приехал.
— Ты, наверное, пошутила?
— А в чем дело? Ты завидуешь мне? Ох, все хорошо, что в меру.
— Ступай к себе, — ответила я ледяным тоном.
— Именно это я и хотела сделать вначале. — Тося резко развернулась — только я ее и видела. Ну, если этот парень так влияет на мою дочь, то ничего хорошего ждать не приходится. Уж я этого так не оставлю.
Я потерла шесть морковин сама. Если она была в пиццерии, то все равно ничего есть не будет. Неужели все женщины, у которых есть дети, девочки, сталкиваются с подобными проблемами? Не факт. Вот, например, у Ули их нет.
Сверху доносилась музыка в ритме диско и тонкий дискант:
Не отвергай меня только потому...
Нет, мне не выдержать. Тося никогда раньше не слушала диско. В своем собственном доме ни минуты покоя. Я вышла в сад. Уля как раз что-то пропалывала у забора. О, она взглянула на Тосино окно. Вот ее, кажется, ничуть не волнует, что Тося врубила такую попсу. Она улыбнулась мне слегка снисходительно.
— Это группа «Кури», а не какая-то там попса. Они всех пародируют, ты действительно никогда их не слышала? — Улькапоразила меня в тысячу двести пятьдесят восьмой раз или что-то около этого, потому что кивнула мне, зашла в свой дом, вставила компакт в дисковод музыкального центра.
Вы только подумайте, я мечтала немножко побыть в тишине! Через минуту из колонок в зажигательном ритме, точно таком, в каком звучит вся эта музыка, долетел призыв:
Не отвергай меня только потому... что воняет, ах, воняет у меня изо рта.
Не любезничай с моим другом, хотя так убийственно несет у меня изо рта.
Не дискредитируй моей любви, хотя действительно идет вонь у меня изо рта.
Ведь, возможно, со мной ты познаешь блаженство
любви и тебя перестанет смущать эта вонь изо рта.
— У них есть еще отличный текст про яйца, что два яйца — это удвоенное «я», — сообщила Уля. И защебетала себе под нос в такт четыре четверти, довольная собой, как ласточка.
— Откуда ты все это знаешь? — Я не могла прийти в себя от удивления.
— Ну, видишь ли, — ответила Уля, — детьми надо интересоваться.
Я должна с ним расстаться
— У тебя есть минутка? — Раздался телефонный звонок, и я услышала знакомый голос Аги, которая звонит довольно редко, главным образом тогда, когда жизнь дает крен, и ее одолевает грусть, и ей жить не хочется. Времени у меня особенно не было, потому что я как раз намазала бальзамом волосы, — это Ренька мне подсказала, что есть совершенно потрясающие маски для волос е витаминами, которые восстанавливают поврежденные волосы, да и вообще волосы после них становятся длиннее, пышнее и блестят. Пылесос стоял посреди комнаты, а я носилась с тряпкой в руке, пытаясь привести дом и себя в порядок накануне очередной субботы. В придачу меня ждал конец учебного года, Тося наконец-то собиралась представить нам Якуба, и то, что я находилась в состоянии стресса, можно было заметить невооруженным глазом. Конечно, если бы кто-нибудь на меня посмотрел. Но Адасик был на работе...
— Знаешь, звоню тебе, потому что только ты можешь мне дать совет...
Меня погладили по шерстке — и я отложила тряпку и села удобно в кресло. С волос капало. Бальзам понемножку начал стекать мне за ухо.
— Да, конечно, — сказала я, мысленно оправдывая свое бездействие, потому что когда необходимо спасать мир, то я всегда готова, уборка может и подождать. И Адасик придерживается того же мнения.
— Я должна с ним расстаться. Что мне делать? — застонала в трубку моя давнишняя задушевная подруга.
— Что ты должна сделать?
— Расстаться с ним.
— Боже, почему? — Я расположилась поудобнее, потому что явно предстоял долгий разговор.
— Потому что я в полной прострации, не знаю, что мне делать, — грустью повеяло из телефонной трубки. — Он меня совсем не понимает.
— Но в чем конкретно он тебя совсем не понимает? — поинтересовалась я, преисполненная симпатии к ней.
— Он совсем, ну нисколько меня не понимает, ни в одном вопросе! — обиженно объяснила Ага.
— Ты можешь яснее? — Я спрашивала терпеливо, потому что, известное дело, выговорится женщина, и ей станет легче.
Адасик того же мнения и всегда терпеливо ждет, пока я не закончу трепаться по телефону. Ну, почти всегда.
— Что я тебе могу сказать... — Телефонная трубка зарыдала. — Мы просто стали чужими людьми.
— Почему тебе так кажется? — Я старалась, чтобы голос звучал участливо и мягко.
— Мне это вовсе не кажется! Это на самом деле так! — прокричала она мне в ухо.
— Я именно об этом и спрашиваю, почему? — продолжала я настойчиво, преисполненная желания помочь ей в этой тяжелой ситуации, хотя у меня по-прежнему капало с волос.
— Вот именно... почему... я сама все время об этом думаю... — Она простонала в телефон.
— А что случилось? — пыталась я выудить из нее хоть какую-нибудь информацию.
— А разве что-нибудь должно было случиться? — Голос приятельницы резанул меня, как оплеуха. — Просто он меня не понимает!
— А я не понимаю, о чем ты говоришь, — отреагировала я не совсем корректно, чего Адасик не одобрил бы.
— Вот именно. Меня никто не хочет понять. Даже ты. Никто! — прошипела трубка.
— Я пытаюсь тебя понять, — не сдавалась я, черт знает зачем. — Он что-нибудь тебе сделал?
— Конечно! А то бы я тебе звонила?
— Ну что? — крикнула я в отчаянии. — Что он тебе сделал?
И я услышала жалкое:
— Ну, он меня совсем не понимает...
Я подумала, что необходимо набраться терпения и понять, что говорит Ага. Хотя в каком-то отделе мозга трепыхалось убеждение, что все, что бы я ни сказала, обратится против меня. Напрягая все свои мыслительные способности, я пыталась вспомнить начало нашего разговора. С чего она начала? Надо повторить то, что Ага мне сказала, и тогда она поймет, какой я благодарный слушатель. О чем же она говорила? О расставании — припоминаю — она сказала: «Я должна расстаться с ним».
— Так, может быть, ты с ним расстанешься, если тебе так плохо, — промолвила я робко, возвращаясь к началу разговора.
— Ты что! — В голосе Аги сквозил упрек. — Ведь я его люблю!
Она даже не поинтересовалась, как у меня дела, хотя и у меня свои проблемы, мне тоже иной раз кажется, что он меня не понимает. Ага внезапно закончила наш разговор, а я с капающим бальзамом, от которого на кресле осталось чудовищное пятно, потащилась в ванную. Я не настаиваю на том, чтобы все друг друга понимали. Ясное дело, у людей может меняться настроение, и иногда вообще невозможно понять, что с ними происходит. Видно, бальзам на голове подействовал также на мои мозги, потому что меня вдруг осенило. Я не хочу сойти с ума. Я всегда готова прийти на помощь, если пригорела еда, испорчена кастрюля или кто-то кого-то собирается бросить. Или, не дай Бог, хочет чем-то запустить. Извольте, я к вашим услугам. В конце концов за это мне и платят, накоплен опыт. Но ведь Ага не затем звонила, чтобы услышать мой бред. Я смыла бальзам и решила, что плохая из меня подруга. И, высушив волосы, набрала ее номер.
— Ага? — спросила я доверительным тоном.
— Да.
— Я тебе звоню, потому что мы с тобой как-то так поговорили...
— Я думала, ты мне что-нибудь посоветуешь... что мне делать...
— Послушай, — сказала я и сделала глубокий вдох. Я должна была помнить о том, чтобы не завираться, не обманывать, оставаться самой собой. — Я всегда готова тебя выслушать, но я не знаю, как тебе быть, ведь я — не ты. Мне трудно что-либо советовать.
Ну, Адасик гордился бы мной. Тем более что он наверняка предвидел бы, чем закончится разговор. На другом конце провода воцарилась тишина.
— Ага?
Тон моего голоса действительно располагает к доверительным беседам. Я понимала, что ей не нужны никакие мои советы и что я поступила правильно. Надо было ей сразу это сказать.
— Вот уж не думала, что ты окажешься такой бесчувственной подругой и бессердечным человеком, с тобой вообще невозможно говорить. Привет. — Ага положила трубку.
Мне показалось, я услышала вздох облегчения Адасика, который, правда, был на работе.
Тройка по химии
Сегодня конец учебного года. Уля забежала ко мне за сахаром, потому что у нее весь вышел. Я занялась стряпней: приезжают мой отец и моя мать — вместе, хотя живут они порознь. Адам снова уехал, на этот раз в Краков, вернется в воскресенье. А значит, будем праздновать переход Тоси в выпускной класс без него. Почему он так часто уезжает?
— Ты должна радоваться, — сказала Уля, как будто ничего не знает.
— Чему здесь радоваться, — ответила я с грустью. — По французскому тройка, по математике тройка, по химии тройка.
— Да брось ты! — Уля пожала плечами. — Повод для радости всегда можно найти, иначе отобьешь у нее желание учиться.
И ушла к себе.
Тося гордо предъявила свидетельство о переводе в последний класс лицея. Я, бросив на него взгляд, постаралась утешить себя тем, что дочь вообще его получила. Могло быть и хуже. Потом приехали мои родители. Мама извлекла из сумки вареники, к Тосиной бурной радости. Отец тут же потребовал показать свидетельство и зачитал его громко, на весь сад, попутно пытаясь объяснить Тосе, что бы он по какому предмету получил, если бы был на ее месте.
— У твоей мамы тоже была тройка по химии, — ностальгически вспомнил он.
Не надо было ему этого говорить. Тося влетела в кухню, где мы с мамой стояли над шипящей сковородкой.
— У тебя тоже была тройка по химии! — Она бросила обвинение мне в лицо. — Тогда еще не ставили единиц! Значит, ты училась хуже меня.
Ах, если бы Тося знала, сколько я положила сил, чтобы получить эту несчастную тройку по химии, она бы так опрометчиво не накидывалась на меня.
Мама переворачивала вареники на сковороде деревянной лопаткой.
— Я помню, сколько тебе пришлось потрудиться, чтобы получить эту тройку, — проговорила она. — Если бы ты хорошо училась весь год, не пришлось бы последнюю неделю просиживать над учебниками. По правде сказать, у тебя должен был остаться «хвост» на следующий год.
Тося накрыла на стол и позвала дедушку. Мой отец, разумеется, никогда не садится за стол, когда его зовут, а только тогда, когда соизволит сам. Так было всегда. А в тот момент он как раз пытался внушить Сейчасу, что тот должен к нему подойти. Сейчас лежал в саду на столике и не думал подниматься с места. Наконец мы все вместе сели обедать.
— Мне всегда нравились твои вареники, — признался мой папа моей маме.
Так какого черта ты развелся, подумала я, хотя прекрасно знала, что не мое это дело.
— Ты мог бы не разводиться, — ляпнула Тося и подставила тарелку.
Мама молча накладывала вареники.
— Я помню, как твоя мама принесла дневник, да-да, — обратился мой отец к Тосе. — Ей просто чудом удалось сдать химию. Если бы я тогда был на ее месте...
А потом мы уже просто сидели, умирая от обжорства. Во всяком случае, я. И что же я услышала?
— Доченька, тебе не надо было так много есть. Растолстеешь.
Да что они все цепляются ко мне? Что мне, умирать с голоду, когда над столом поднимается соблазнительный аромат вареников?
Тося была немножко напряжена, потому что ждала Якуба. Он должен был приехать и забрать ее в кино, и я изъявила желание, чтобы он в конце концов мне просто представился. Йолин супруг не в состоянии защитить мою дочь, но я не могу допустить, чтобы какой-то посторонний парень ее обидел. И мне надо знать, с кем она водится. Кроме всего прочего, Тося передумала ехать в турлагерь, у нее другие планы, о которых мы поговорим, когда Адам вернется. Догадываюсь, почему. Она решила, что ей проще будет его уломать, потом Адам убедит меня и так далее. Завтра утром они с Улиными девочками и Кшисиком собрались в Новую Ворону на субботу, а вернутся в воскресенье утром, как и Адам из Кракова. Ладно, посмотрим.
Когда появился Якуб, я прекрасно поняла свою дочь. Якубу девятнадцать лет, он — свежеиспеченный выпускник, блондин, с карими глазами в пол-лица. Вдобавок малость небрит. Встреча с таким красавчиком не к добру. Тося как ангелочек.
— Это моя мама Юдита.
Якуб подал мне руку, очень крепко сжал мою и улыбнулся.
— Якуб. Когда-то была водка с названием «Юдифь, Ревекка и Давид».
Я потеряла дар речи. Но всего лишь на секунду.
— Вот уж не думала, что я из столь знатной плеяды.
Тося бросила на меня убийственный взгляд:
— Не из плеяды, а из плебеев, наверное, мама.
Якуб бросил на Тосю слегка укоризненный взгляд, но было заметно, что она ему нравится, — ах, и еще как! — а у меня похолодело сердце.
— Ой, Тося, моя дорогая малышка, если и правда, что дети наследуют от матерей пусть даже малую частицу их внешней красоты и характера, то твоя мама скорее воспитана во дворце, чем среди прислуги.
Что ж, он не только красив, но и наблюдателен.
— Я привезу Тосю около одиннадцати, — сказал Якуб, — рад был с вами познакомиться.
Тося вместе с ним исчезла в дверях, я понеслась за ними как полоумная, нервно выкрикивая:
— Я вас очень прошу, пожалуйста, ведите машину поосторожнее!
— Мама, — сказала моя дочь с такой мольбой в голосе, что я поспешно ретировалась.
О Господи, если я к Тосиному парню обращаюсь на вы, значит, меня уже можно сдавать в архив. Вечером позвонил Адам и спросил, как там Тося. Лучше бы спросил, как я!
Тося ни свет ни заря помчалась к Уле, потому что вместе с Кшисиком они договорились ехать в эту Ворону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Увидев, что на этот раз ничего нового я не узнаю от Ули, я пошла к себе, включила компьютер и ответила на последнее письмо. По правде говоря, эта женщина права. Если бы люди в своей жизни руководствовались исключительно любовью, верой и надеждой, а также сохраняли умеренность и душевное спокойствие, мир был бы лучше. Начал моросить дождик. Капельки стучали по жестяной крыше, Тося промокнет, возвращаясь из школы, Адам поехал на машине. Это же надо — всего час назад стояла прекрасная июньская погода. Ни на что нельзя рассчитывать на этом Божьем свете. Почему Ренька столько говорит об Адаме? А может, он ей нравится? Артур, муж Реньки, целыми днями занят. Ренька, похоже, скучает. И почему Азор любит Адама? Я не заметила этого. Может, Адам бывает в этом доме без меня? Стоп. Срочно за работу.
Дорогая читательница!
Я совершенно с Вами согласна. Очень многие считают, что необходимо соблюдать умеренность во всем, что касается радостей жизни. Я полностью с Вами согласна, что, если бы наши журналы не использовали секс как хорошо продаваемый товар, измены случались бы реже. Внутреннее спокойствие — товар не столь ходовой, как погоня за тем, что скрывается за поворотом. Однако я боюсь, что рекламодатели быстро бы отказались от финансирования какого бы то ни было журнала, если бы люди вместо того, чтобы покупать и иметь, начали мыслить и существовать. К сожалению, Вы переоцениваете мое влияние на содержательную сторону прессы. Я покажу Ваше письмо главному редактору, может быть, он сделает соответствующие выводы... Горячий привет от имени всей редакции...
Должен ли наш безобидный журнал изменить свой профиль? Так и вижу, как стою перед шефом и объясняю ему, что на обложке следует поместить какую-нибудь почтенного вида замужнюю даму, закрытую с головы до ног чадрой, дабы не провоцировать мужчин.
Я встала от компьютера. Почистила килограмм картошки и шесть морковин, потереть их я уговорю Тосю, когда она вернется из школы. А в общем-то мне не помешало бы сделать перерыв, потому что я до тошноты устала непрерывно смотреть в экран монитора.
Тося прилетела из школы радостная, как жаворонок. И совершенно сухая. Выглянув в окно, я увидела «фиа-тик», который, резво развернувшись, умчался.
— Кто тебя привез? — спросила я как бы между прочим.
— Якуб, — ответила Тося и попыталась скрыться в своей комнате.
— Он специально приехал из Варшавы, чтобы отвезти тебя домой?
Что я могла поделать, если вопрос вырвался у меня сам собой тоном ехидно-недоверчивым?
— Ну да. — Тося косо взглянула на меня и побежала к себе наверх.
Только подол ее белого платья мелькнул.
— Тося! — крикнула я в сторону лестницы. — Немедленно спустись!
Тося появилась в дверях. Колючий взгляд не сулил ничего хорошего.
— Ну?
— Что это за «ну?», надо говорить: «Да, что, мама?» Ты была сегодня в школе?
— Ой-ой-ой, мама! — Тося до глубины души оскорблена этим невинным вопросом.
— Не хочешь ли ты сказать, что Якуб специально проехал двадцать километров, чтобы провести с тобой десять минут в машине?
— Мы ходили в пиццерию. После школы. Да, конечно, он специально приехал.
— Ты, наверное, пошутила?
— А в чем дело? Ты завидуешь мне? Ох, все хорошо, что в меру.
— Ступай к себе, — ответила я ледяным тоном.
— Именно это я и хотела сделать вначале. — Тося резко развернулась — только я ее и видела. Ну, если этот парень так влияет на мою дочь, то ничего хорошего ждать не приходится. Уж я этого так не оставлю.
Я потерла шесть морковин сама. Если она была в пиццерии, то все равно ничего есть не будет. Неужели все женщины, у которых есть дети, девочки, сталкиваются с подобными проблемами? Не факт. Вот, например, у Ули их нет.
Сверху доносилась музыка в ритме диско и тонкий дискант:
Не отвергай меня только потому...
Нет, мне не выдержать. Тося никогда раньше не слушала диско. В своем собственном доме ни минуты покоя. Я вышла в сад. Уля как раз что-то пропалывала у забора. О, она взглянула на Тосино окно. Вот ее, кажется, ничуть не волнует, что Тося врубила такую попсу. Она улыбнулась мне слегка снисходительно.
— Это группа «Кури», а не какая-то там попса. Они всех пародируют, ты действительно никогда их не слышала? — Улькапоразила меня в тысячу двести пятьдесят восьмой раз или что-то около этого, потому что кивнула мне, зашла в свой дом, вставила компакт в дисковод музыкального центра.
Вы только подумайте, я мечтала немножко побыть в тишине! Через минуту из колонок в зажигательном ритме, точно таком, в каком звучит вся эта музыка, долетел призыв:
Не отвергай меня только потому... что воняет, ах, воняет у меня изо рта.
Не любезничай с моим другом, хотя так убийственно несет у меня изо рта.
Не дискредитируй моей любви, хотя действительно идет вонь у меня изо рта.
Ведь, возможно, со мной ты познаешь блаженство
любви и тебя перестанет смущать эта вонь изо рта.
— У них есть еще отличный текст про яйца, что два яйца — это удвоенное «я», — сообщила Уля. И защебетала себе под нос в такт четыре четверти, довольная собой, как ласточка.
— Откуда ты все это знаешь? — Я не могла прийти в себя от удивления.
— Ну, видишь ли, — ответила Уля, — детьми надо интересоваться.
Я должна с ним расстаться
— У тебя есть минутка? — Раздался телефонный звонок, и я услышала знакомый голос Аги, которая звонит довольно редко, главным образом тогда, когда жизнь дает крен, и ее одолевает грусть, и ей жить не хочется. Времени у меня особенно не было, потому что я как раз намазала бальзамом волосы, — это Ренька мне подсказала, что есть совершенно потрясающие маски для волос е витаминами, которые восстанавливают поврежденные волосы, да и вообще волосы после них становятся длиннее, пышнее и блестят. Пылесос стоял посреди комнаты, а я носилась с тряпкой в руке, пытаясь привести дом и себя в порядок накануне очередной субботы. В придачу меня ждал конец учебного года, Тося наконец-то собиралась представить нам Якуба, и то, что я находилась в состоянии стресса, можно было заметить невооруженным глазом. Конечно, если бы кто-нибудь на меня посмотрел. Но Адасик был на работе...
— Знаешь, звоню тебе, потому что только ты можешь мне дать совет...
Меня погладили по шерстке — и я отложила тряпку и села удобно в кресло. С волос капало. Бальзам понемножку начал стекать мне за ухо.
— Да, конечно, — сказала я, мысленно оправдывая свое бездействие, потому что когда необходимо спасать мир, то я всегда готова, уборка может и подождать. И Адасик придерживается того же мнения.
— Я должна с ним расстаться. Что мне делать? — застонала в трубку моя давнишняя задушевная подруга.
— Что ты должна сделать?
— Расстаться с ним.
— Боже, почему? — Я расположилась поудобнее, потому что явно предстоял долгий разговор.
— Потому что я в полной прострации, не знаю, что мне делать, — грустью повеяло из телефонной трубки. — Он меня совсем не понимает.
— Но в чем конкретно он тебя совсем не понимает? — поинтересовалась я, преисполненная симпатии к ней.
— Он совсем, ну нисколько меня не понимает, ни в одном вопросе! — обиженно объяснила Ага.
— Ты можешь яснее? — Я спрашивала терпеливо, потому что, известное дело, выговорится женщина, и ей станет легче.
Адасик того же мнения и всегда терпеливо ждет, пока я не закончу трепаться по телефону. Ну, почти всегда.
— Что я тебе могу сказать... — Телефонная трубка зарыдала. — Мы просто стали чужими людьми.
— Почему тебе так кажется? — Я старалась, чтобы голос звучал участливо и мягко.
— Мне это вовсе не кажется! Это на самом деле так! — прокричала она мне в ухо.
— Я именно об этом и спрашиваю, почему? — продолжала я настойчиво, преисполненная желания помочь ей в этой тяжелой ситуации, хотя у меня по-прежнему капало с волос.
— Вот именно... почему... я сама все время об этом думаю... — Она простонала в телефон.
— А что случилось? — пыталась я выудить из нее хоть какую-нибудь информацию.
— А разве что-нибудь должно было случиться? — Голос приятельницы резанул меня, как оплеуха. — Просто он меня не понимает!
— А я не понимаю, о чем ты говоришь, — отреагировала я не совсем корректно, чего Адасик не одобрил бы.
— Вот именно. Меня никто не хочет понять. Даже ты. Никто! — прошипела трубка.
— Я пытаюсь тебя понять, — не сдавалась я, черт знает зачем. — Он что-нибудь тебе сделал?
— Конечно! А то бы я тебе звонила?
— Ну что? — крикнула я в отчаянии. — Что он тебе сделал?
И я услышала жалкое:
— Ну, он меня совсем не понимает...
Я подумала, что необходимо набраться терпения и понять, что говорит Ага. Хотя в каком-то отделе мозга трепыхалось убеждение, что все, что бы я ни сказала, обратится против меня. Напрягая все свои мыслительные способности, я пыталась вспомнить начало нашего разговора. С чего она начала? Надо повторить то, что Ага мне сказала, и тогда она поймет, какой я благодарный слушатель. О чем же она говорила? О расставании — припоминаю — она сказала: «Я должна расстаться с ним».
— Так, может быть, ты с ним расстанешься, если тебе так плохо, — промолвила я робко, возвращаясь к началу разговора.
— Ты что! — В голосе Аги сквозил упрек. — Ведь я его люблю!
Она даже не поинтересовалась, как у меня дела, хотя и у меня свои проблемы, мне тоже иной раз кажется, что он меня не понимает. Ага внезапно закончила наш разговор, а я с капающим бальзамом, от которого на кресле осталось чудовищное пятно, потащилась в ванную. Я не настаиваю на том, чтобы все друг друга понимали. Ясное дело, у людей может меняться настроение, и иногда вообще невозможно понять, что с ними происходит. Видно, бальзам на голове подействовал также на мои мозги, потому что меня вдруг осенило. Я не хочу сойти с ума. Я всегда готова прийти на помощь, если пригорела еда, испорчена кастрюля или кто-то кого-то собирается бросить. Или, не дай Бог, хочет чем-то запустить. Извольте, я к вашим услугам. В конце концов за это мне и платят, накоплен опыт. Но ведь Ага не затем звонила, чтобы услышать мой бред. Я смыла бальзам и решила, что плохая из меня подруга. И, высушив волосы, набрала ее номер.
— Ага? — спросила я доверительным тоном.
— Да.
— Я тебе звоню, потому что мы с тобой как-то так поговорили...
— Я думала, ты мне что-нибудь посоветуешь... что мне делать...
— Послушай, — сказала я и сделала глубокий вдох. Я должна была помнить о том, чтобы не завираться, не обманывать, оставаться самой собой. — Я всегда готова тебя выслушать, но я не знаю, как тебе быть, ведь я — не ты. Мне трудно что-либо советовать.
Ну, Адасик гордился бы мной. Тем более что он наверняка предвидел бы, чем закончится разговор. На другом конце провода воцарилась тишина.
— Ага?
Тон моего голоса действительно располагает к доверительным беседам. Я понимала, что ей не нужны никакие мои советы и что я поступила правильно. Надо было ей сразу это сказать.
— Вот уж не думала, что ты окажешься такой бесчувственной подругой и бессердечным человеком, с тобой вообще невозможно говорить. Привет. — Ага положила трубку.
Мне показалось, я услышала вздох облегчения Адасика, который, правда, был на работе.
Тройка по химии
Сегодня конец учебного года. Уля забежала ко мне за сахаром, потому что у нее весь вышел. Я занялась стряпней: приезжают мой отец и моя мать — вместе, хотя живут они порознь. Адам снова уехал, на этот раз в Краков, вернется в воскресенье. А значит, будем праздновать переход Тоси в выпускной класс без него. Почему он так часто уезжает?
— Ты должна радоваться, — сказала Уля, как будто ничего не знает.
— Чему здесь радоваться, — ответила я с грустью. — По французскому тройка, по математике тройка, по химии тройка.
— Да брось ты! — Уля пожала плечами. — Повод для радости всегда можно найти, иначе отобьешь у нее желание учиться.
И ушла к себе.
Тося гордо предъявила свидетельство о переводе в последний класс лицея. Я, бросив на него взгляд, постаралась утешить себя тем, что дочь вообще его получила. Могло быть и хуже. Потом приехали мои родители. Мама извлекла из сумки вареники, к Тосиной бурной радости. Отец тут же потребовал показать свидетельство и зачитал его громко, на весь сад, попутно пытаясь объяснить Тосе, что бы он по какому предмету получил, если бы был на ее месте.
— У твоей мамы тоже была тройка по химии, — ностальгически вспомнил он.
Не надо было ему этого говорить. Тося влетела в кухню, где мы с мамой стояли над шипящей сковородкой.
— У тебя тоже была тройка по химии! — Она бросила обвинение мне в лицо. — Тогда еще не ставили единиц! Значит, ты училась хуже меня.
Ах, если бы Тося знала, сколько я положила сил, чтобы получить эту несчастную тройку по химии, она бы так опрометчиво не накидывалась на меня.
Мама переворачивала вареники на сковороде деревянной лопаткой.
— Я помню, сколько тебе пришлось потрудиться, чтобы получить эту тройку, — проговорила она. — Если бы ты хорошо училась весь год, не пришлось бы последнюю неделю просиживать над учебниками. По правде сказать, у тебя должен был остаться «хвост» на следующий год.
Тося накрыла на стол и позвала дедушку. Мой отец, разумеется, никогда не садится за стол, когда его зовут, а только тогда, когда соизволит сам. Так было всегда. А в тот момент он как раз пытался внушить Сейчасу, что тот должен к нему подойти. Сейчас лежал в саду на столике и не думал подниматься с места. Наконец мы все вместе сели обедать.
— Мне всегда нравились твои вареники, — признался мой папа моей маме.
Так какого черта ты развелся, подумала я, хотя прекрасно знала, что не мое это дело.
— Ты мог бы не разводиться, — ляпнула Тося и подставила тарелку.
Мама молча накладывала вареники.
— Я помню, как твоя мама принесла дневник, да-да, — обратился мой отец к Тосе. — Ей просто чудом удалось сдать химию. Если бы я тогда был на ее месте...
А потом мы уже просто сидели, умирая от обжорства. Во всяком случае, я. И что же я услышала?
— Доченька, тебе не надо было так много есть. Растолстеешь.
Да что они все цепляются ко мне? Что мне, умирать с голоду, когда над столом поднимается соблазнительный аромат вареников?
Тося была немножко напряжена, потому что ждала Якуба. Он должен был приехать и забрать ее в кино, и я изъявила желание, чтобы он в конце концов мне просто представился. Йолин супруг не в состоянии защитить мою дочь, но я не могу допустить, чтобы какой-то посторонний парень ее обидел. И мне надо знать, с кем она водится. Кроме всего прочего, Тося передумала ехать в турлагерь, у нее другие планы, о которых мы поговорим, когда Адам вернется. Догадываюсь, почему. Она решила, что ей проще будет его уломать, потом Адам убедит меня и так далее. Завтра утром они с Улиными девочками и Кшисиком собрались в Новую Ворону на субботу, а вернутся в воскресенье утром, как и Адам из Кракова. Ладно, посмотрим.
Когда появился Якуб, я прекрасно поняла свою дочь. Якубу девятнадцать лет, он — свежеиспеченный выпускник, блондин, с карими глазами в пол-лица. Вдобавок малость небрит. Встреча с таким красавчиком не к добру. Тося как ангелочек.
— Это моя мама Юдита.
Якуб подал мне руку, очень крепко сжал мою и улыбнулся.
— Якуб. Когда-то была водка с названием «Юдифь, Ревекка и Давид».
Я потеряла дар речи. Но всего лишь на секунду.
— Вот уж не думала, что я из столь знатной плеяды.
Тося бросила на меня убийственный взгляд:
— Не из плеяды, а из плебеев, наверное, мама.
Якуб бросил на Тосю слегка укоризненный взгляд, но было заметно, что она ему нравится, — ах, и еще как! — а у меня похолодело сердце.
— Ой, Тося, моя дорогая малышка, если и правда, что дети наследуют от матерей пусть даже малую частицу их внешней красоты и характера, то твоя мама скорее воспитана во дворце, чем среди прислуги.
Что ж, он не только красив, но и наблюдателен.
— Я привезу Тосю около одиннадцати, — сказал Якуб, — рад был с вами познакомиться.
Тося вместе с ним исчезла в дверях, я понеслась за ними как полоумная, нервно выкрикивая:
— Я вас очень прошу, пожалуйста, ведите машину поосторожнее!
— Мама, — сказала моя дочь с такой мольбой в голосе, что я поспешно ретировалась.
О Господи, если я к Тосиному парню обращаюсь на вы, значит, меня уже можно сдавать в архив. Вечером позвонил Адам и спросил, как там Тося. Лучше бы спросил, как я!
Тося ни свет ни заря помчалась к Уле, потому что вместе с Кшисиком они договорились ехать в эту Ворону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23