А это почти то же самое, как если бы его вообще и было. Но с другой стороны, творожный пирог испекла Улина свекровь, и Уля принесла почти половину противня. Иначе говоря, я должна была этот крошечный, почти невидимый кусочек быстро положить на тарелочку и поставить перед Улей. Но если бы Уля сама хотела его съесть, то зачем поделилась? А кто дарит, а потом забирает, тот в аду... Преисподняя наверняка состоит из множества маленьких кусочков творожного пирога, к которым нормальный грешник подобраться не может. Я живо представила себе Улю в пекле среди аппетитных, подрумяненных, аккуратно нарезанных кусков пирога, начиненного чудесными изюминками, — как она протягивает руку, но они все где-то очень-очень...
— У тебя не осталось чуть-чуть?
Делать нечего, я пошла в кухню и нарезала этот жалкий остаток пирога.
Вышло по два с половиной кусочка на душу. Принесла. Угостила.
— Объедение. Я дома не ела, он бы стал надо мной смеяться.
Он, то есть Кшисик. Несчастная Уля. Рассказала все мужу. Теперь он над ней подшучивает. Не то что мой Адам, который высмеял бы меня открыто, если бы Тося ему сказала про мою диету. Стоит пожениться, как все меняется к худшему.
— Знаешь... — Уля в раздумье. — У меня теперь все так сложно. Он записался в тренажерный зал, чтобы не отстать от меня...
— О Боже!
— Мало того, купил абонементы в бассейн, будем два раза в неделю плавать... Дескать, просто замечательно, что я его мобилизовала. А еще подавай ему здоровую пищу. Полнейший кошмар. Остается лишь сесть и вообразить, что я свободная женщина...
Уля ушла, а я осталась с книжкой «Представь себе, что ты стройная женщина» и с его собачьим величеством Борисом, который, несомненно, решил, что я буду носиться с ним по саду, несмотря на то что сегодня холодно. Вообразимо ли, чтобы в середине сентября была такая температура?
Я спокойно представила, что Голубой тоже захочет меня стимулировать. Например, сегодня вернется, откроет дверь, нежно поздоровается с Борисом, может быть, и меня поцелует и объявит, что теперь мы будем ходить в семь часов утра в бассейн. А после обеда в тренажерный зал. А также что он записал меня на аэробику. А питаться мы будем только овощами и травками, потому что он стал вегетарианцем. Царица небесная, что мне приготовить ему на обед? Из овощей есть только сельдерей, но в конце концов, если уж он так решил, я не должна ему препятствовать!
Я поплелась на кухню и начала тоскливо тереть на терке сельдерей, потом потушила его на сковородке без жира, пусть ест, к лешему, раз уж он решил жить по-новому. Почистила картошку и разморозила зеленый горошек. Да ради Бога. О мужчинах тоже иногда надо заботиться.
Тося первая вернулась из школы. Поздоровалась с собакой и уже в дверях крикнула:
— Я не буду обедать, худею!
Адам пришел в четыре. Поцеловав меня, помчался в кухню, поднял крышку и слегка разочарованно сказал:
— Ну и запах! Сегодня у нас здоровая пища?
Я, посмотрев на него обиженно, заявила:
— Но в бассейн в семь утра я уж точно с тобой ходить не стану!
И только в этот момент осознала, что с моим воображением все в порядке. И даже лучше, чем я думала. Я спокойно могу себе представить, что я стройная!
Все раскроется
Я избегала Адама. Впрочем, это было несложно, потому что Адам избегал меня. Я боялась взглянуть правде в глаза. Много работала, а ведь на дворе бабье лето.
Меня страшил любой разговор с ним. Как знать, в какой момент все раскроется. В банке мне отказали в кредите.
Дорогая редакция!
Есть ли какая-нибудь возможность открыть общий счет, хотя мы с ним не состоим в браке?
Дорогая читательница!
Открыть общий счет нетрудно. Необходимо отправиться в банк вдвоем, заполнить соответствующие документы, заключить договор и оставить образцы подписей. Банк выдаст вам две персональные карточки и две чековые книжки, а спустя некоторое время вы получите две магнитные карточки для банкоматов. Если у вас есть общий счет, возрастают также ваши шансы на получение кредита в банке...
К сожалению, подобные операции в банке невозможны, если один из вас ничего об этом не знает.
Случается, что партнер (или партнерша!!!) окажется легкомысленным и расточительным человеком и начнет сорить направо-налево деньгами. Существует и другая опасность, что без твоего ведома партнер снимет со счета все общие сбережения. Если ты решилась открыть общий счет, у тебя нет возможности себя обезопасить...
Мой отец дал обещанные две тысячи, но нужно было больше, много больше. Вернувшись домой, я застала Адама перед телевизором, а Тося стояла, опершись на стол. Обмен мнениями между ними продолжался, по-видимому, уже изрядное время, потому что Тося пребывала в своем любимом настроении, а именно: вы все ненормальные.
— Мам, скажи ему, как называются такие маленькие, — запнулась Тося, — ну, такие небольшие в газете.
— Статьи? — подсказала я миролюбиво.
— О Боже! — Тося закатила глаза. — Да не статьи, а такие маленькие, черненькие...
— Объявления? — подхватил Адам с готовностью.
— Вы что, не знаете? Ну такие маленькие, черненькие в газете?
— Буковки? — не сдавалась я.
— Да не буквы, блин, ну маленькие, ну чуть побольше размером, такие с орнаментом, с крестиками.
— Вышивка? — спросил Адам и убавил звук в телевизоре.
Тося раздосадован но мотнула головой и впустила Бориса в комнату.
— Может быть, заголовки?
— Не заголовки, по-другому, ну как их...
— Что по-другому?
— Вы какие-то ненормальные, не понимаете, о чем я говорю, такие маленькие, черные, о смерти!
— Некрологи?
— Ну! Как трудно с вами общаться. — Тося развернулась и ушла к себе.
— А зачем тебе некрологи? — прокричала я ей вслед.
— Если тебя интересует мой, могу надиктовать текст, но не рассчитывай, что сможешь его использовать в ближайшие тридцать — сорок лет! — прокричал Адам.
— Да я просто забыла, как это называется! — отозвалась Тося.
Я вошла на кухню, помыла руки и принялась резать мясо на завтра.
Адам пошел следом, обнял меня — я уж и забыла, как это бывает, — и промолвил:
— Юдита, что с тобой происходит? Ты не хочешь со мной поговорить? Что-нибудь случилось? Мы же обещали друг другу всем делиться...
Сейчас терся об мои ноги, Потом терпеливо карабкался вверх по ногам, цепляясь за штанину. Я переложила мясо в миску и ополоснула руки. Адам повлек меня в комнату. А через минуту я услышала топот на лестнице и стук дверцы холодильника в кухне. Вспомнила об оставленном на столе мясе и о котах.
— Тося, задвинь куда-нибудь мясо, — крикнула я в сторону кухни.
Снова хлопнула дверца холодильника.
— Я просто устала, — пожаловалась я Адаму. — Может, по телику идет какой-нибудь легкий фильм, чтоб мозги отдохнули?
Черный котик Потом выскочил из кухни, задрав хвост, и спрятался под батареей. Тося еще раз хлопнула дверцей холодильника, и снова ее шаги загромыхали по лестнице. Адам смотрел на меня так, как уже давно этого не делал.
Я поднялась и направилась в кухню. На столе сидел Сейчас и преспокойненько расправлялся с вырезкой в миске. И вот как тут рассчитывать на то, что кто-нибудь спасет мясо, даже если ты работаешь не покладая рук?! Я шуганула кота и поплелась к Тосе.
— Тося, я же тебя просила задвинуть куда-нибудь мясо! Сейчас умял почти все!
Тося сидела, уткнувшись в книжку.
— Я и двинула Потомчику! — ответила она, воззрившись на меня с несусветным изумлением.
— Тебе надо было не выставлять кота, а переставить мясо, чтобы кошки не могли дотянуться до миски!
— Ага... — Тося сунула в рот кусочек сыра. — А я тебя не поняла. Значит, Потому досталось зря.
И снова углубилась в книжку. С той минуты, как Якуб сказал, что ему нравятся умные женщины, Тося в сногсшибательном темпе решила наверстать упущенное. Я спустилась вниз.
— Я заказал компьютер для Шимона, — сообщил Адам и переключил канал.
Я почти упала в обморок, но виду не подала. Единственная надежда была на Артура. Только у него водились деньги. Попробую занять у него, хотя мы близко не знакомы. Позвонила Реньке.
Я даже не спросила Тосю, как у нее дела в школе, а принялась за мытье посуды. Какое-то время хлопотала на кухне, а потом как бы между прочим сказала, что иду к Реньке.
— Ты же хотела спокойно посидеть дома у телика, — удивился Адам, и стало ясно, что он недоволен. Но я оказалась в безвыходном положении. Необходимо к завтрашнему дню раздобыть эти три с половиной тысячи, хоть удавись. А потому я ушла.
За путями я угодила в яму, мои хорошенькие замшевые прошлогодние туфельки измазались красной глиной. Я прокляла яму, дом на опушке леса, темень, деньги, долги, банки и компьютеры. Попросила Артура сохранить конфиденциальность. Он выписал мне чек, сказал, что могу отдать, когда появится возможность, я поблагодарила и очень довольная вернулась домой. Адам сидел перед компьютером, был уже весь в работе. Я включила свой и уткнулась в экран.
Дорогая редакция!
Мне изменяет муж, я почти не сомневаюсь в этом. Он стал каким-то другим, я его просто не узнаю. Возвращается с работы довольно поздно, а когда я ему звоню, никто не подходит к телефону. На мой вопрос, почему никто не берет трубку, отвечает, что секретарши уже не работают. Мне-то известно, с чего все начинается. Я на грани нервного срыва — обнюхиваю его одежду, проверяю записи в ежедневнике, просматриваю его вещи. В наших отношениях возник какой-то разлад. Лучше иметь ясность, чем теряться в догадках. Однажды я даже дошла до того, что вечером подъехала к зданию его фирмы. Он был там, но это еще ничего не значит. Не знаю, что мне делать. Я в отчаянии и любой ценой хочу спасти нашу семью.
Ей-богу, я бы на месте ее мужа не выдержала. Разве можно настолько не доверять партнеру и придираться по пустякам? Даже если он ей еще не изменяет, она, без сомнения, доведет его до этого.
Раздался телефонный звонок. Я сняла трубку. Мужской хрипловатый голос:
— Я бы хотел заказать очистку выгребной ямы.
— Очень приятно, — идиотничаю я.
— Запишите адрес...
— Я не чищу отхожих мест.
— Девушка, у меня уже льется через край! Я понимаю, что позднее время, но может, вы утром приедете...
— Это квартира, — отрезала я и бросила трубку. Снова путаница с номерами. Чтоб ей пусто было, нашей телефонной станции...
Дорогая читательница!
По-настоящему хороший и равноправный брачный союз должен строиться в первую очередь на доверии. Взрослые люди не должны контролировать друг друга. У меня сложилось впечатление, что Вы ищете оправдание своей подозрительности, доказательств измены. Такая степень недоверия с Вашей стороны приведет лишь к тому, что супруг начнет Вас чуждаться. Натянутость в отношениях и Ваша неосознанная неприязнь к нему лишь усугубят ситуацию...
Вот так-то, оказывается, я способна взвешенно и без эмоций отвечать на такие письма. А если он действительно ей изменяет? У женщин есть интуиция, а я ей тут впариваю небылицы о доверии и необходимости посмотреть на себя... Звонок. На этот раз Адаму. Говорит минуту, чем-то взволнован.
— Мне придется ехать на радио. — Адам взглянул на меня и начал переодеваться. — У нашей сотрудницы начались роды, а Конрад должен через два часа уйти. Вернусь примерно после двух. — Он подошел и чмокнул меня в ухо. — Не беспокойся ни о чем, — бросил он на бегу, и вскоре послышался скрежет запираемых ворот.
Чуть погодя сверху спустилась Тося.
— Ты знаешь, что такое столетний юбилей числа «пи»?
— Не знаю.
— Ну, мамуля, подумай.
У меня не было сил думать. Я могла только размышлять над тем, что сказал Адам. Почему он просил меня ни о чем не беспокоиться? Никогда раньше он так не говорил. Значит, у меня должны быть какие-то причины для беспокойства?
— Пистолет.
— У меня нет, — ответила я машинально.
— Столетний юбилей числа «пи» — это пистолет! — Тося посмотрела на меня как на недобитую интеллигентку. — А Якуб догадался. А вот еще. Отступление армии?
— Тося! — простонала я жалобно. — Только не сегодня.
— Драпировка! С тобой вообще ни о чем нельзя поговорить. Я иду спать. Адам куда-то уехал?
— На радио.
— Он ведь сегодня не должен был дежурить.
Тося взяла Сейчаса на руки и пошла к себе. Я выключила компьютер и набрала в ванну воды. Лето прошло. А ведь оно должно было стать для нас незабываемым, и я-то уж точно его никогда не забуду. Два дня, проведенных в Берлине, уничтожили все. Как же мне не беспокоиться?
Мужчина, который слишком часто исчезает из дома, не любит этот дом. Отчего это у Адама вдруг так много работы? Я легла в ванну и прикрыла глаза. Мне следовало бы ему все рассказать. Из маленьких недомолвок вырастают настоящие проблемы. Он, наверное, даже не предполагал, что я могу оказаться такой идиоткой. Это были наши общие деньги, а не мои, я не имела права так поступать. Я и в самом деле его избегаю, потому что всего боюсь. Ни к чему хорошему это не приведет. Так я и лежала в этой ванне, пока вода не стала холодной. Забралась в пустую постель, и мне стало ужасно грустно. Борис улегся на коврике, он уже не пытался влезть к нам в кровать. Наконец я, окончательно решив, что должна что-то предпринять, заснула.
— Мам, ты когда-нибудь считала, сколько за свою жизнь ты съела животных?
Тосин вопрос меня потряс. Она стала вегетарианкой, потому что Якуб не употребляет мяса. Безусловно, я не в состоянии посчитать всех съеденных мной животных, но результат был бы шокирующим.
— За последний год ты как ни в чем не бывало съела четверть небольшого теленка, стайку или две чудненьких пестреньких курочек, а про говяжьи бифштексы вообще лучше не вспоминать, — не отставала от меня дочь. — Ничего странного, что ты превратилась в токсикогенную мамашу.
— А картошка, съеденная мной, могла бы зацвести на площади в десять соток, если бы я ее посадила, а сахар, если бы я сыпала его на пол, а не в чашку, мог бы покрыть весь наш дом, — спокойно парировала я. — Я не могу винить за это своих токсикогенных родителей. Они не могут быть в ответе за все.
— Э-э-э, — пожала плечами Тося, — с тобой вообще серьезно не поговоришь. — И, вынув из холодильника зеленый хвостик сельдерея, начала его смачно грызть.
Я ответила на девятнадцать писем и устала до смерти, мне пора носить очки, и совершенно бессмысленно становиться вегетарианкой. Когда Адам узнает, что я наделала, он просто уйдет. Позвонила Уле, она обещала зайти вечером. Но пришла немедленно. Для настоящей дружбы важна твоя душа, а не ошибки в питании. А моя душа, прикрытая лишними килограммами, рыдала. Уля вопрошала меня с изумлением:
— При чем здесь полкоровы?
— Не половина, а четверть. Я причастна к убийству, принимаю активное участие в уничтожении, перерабатываю живых птичек на бедрышки с ананасом, и должен был настать тот момент, когда мне кто-то откроет на это глаза.
— Ты хочешь стать вегетарианкой? — догадалась Уля. — Если я правильно тебя поняла.
Не знаю, кем я хочу стать. А становлюсь одинокой женщиной. Обманула мужчину, которого люблю...
Уля не понимает меня. Никто меня не понимает. Так будет всегда. Что из того, что я не одна, если это может произойти каждую минуту? Моя собственная дочь, и та пытается что-то изменить в своей жизни, а мне не под силу даже маленький решительный шаг.
Уле тоже живется несладко. Мы решили включить телевизор. На экране сплошь стройные женщины. Которые стирают в самых лучших порошках. Пользуются самыми тонкими прокладками. Чистят и без того белоснежные зубы. Ставят пятна, проливая на себя и на окружающих разные соки, а потом изящно потягиваются возле стиральных машин. Или возле холодильников. Или подают мужьям масло, которое красиво мажется на хлеб. Или едят что-нибудь легкое, содержащее всего две калории. Или в мини-юбочках подают пиво. На длинных, стройных ногах. Прыгают с парашютом, а ведь они могли бы и без парашюта плавно парить в воздухе, потому что они невесомы. Мы выключили телевизор.
Уля протянула руку к вазочке и захрустела соленым орешком — миллион калорий. Взяла и я.
— Вот видишь? — сказала я ей.
— Вижу, — ответила Уля. — И знаешь что? Я бы не хотела, чтобы моя жизнь свелась только к этому. И тебе бы посоветовала заняться чем-нибудь другим.
Но чем? Чем все-таки? Хищением? Мошенничеством? Пачкать и стирать? Переодеваться и разносить алкоголь? Жевать самую лучшую резинку — при условии, что талия у тебя пятьдесят три сантиметра? Так ведь это все не для нас!
— Знаешь что? — Уля начала рассуждать вслух. — Какие же мы с тобой идиотки. Верим рекламе. Вот в чем беда. Если бы ты не смотрела телевизор, была бы счастливой, незакомплексованной женщиной. Подумай, кто пропагандирует голодание? И богатство, которое важнее всего?
Одно я знала точно — это не я.
— А между тем, — у Ули заблестели глаза, — речь идет вовсе не о том, чтобы выглядеть именно так!
Разве?! Это весьма любопытная теория, которая, увы, не подтверждается практикой.
— А о чем?
— Грубо говоря, о том, чтобы быть счастливой. — И она отправила в рот следующий орешек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23