Сегодня наверняка отснимут кучу кадров, которые пойдут на постеры и рекламные фото. Единственный недостаток: не исключено, что вами будут пугать озорных детей.
Патрик улыбнулся, вытянул руку из-под накидки и осторожно взял Джессику за запястье.
— Ты удивительная девушка. Просто удивительная. — Он начал перебирать ее пальцы. — У тебя редкостная способность успокаивать, повышать настроение. Порой мне кажется, я приезжаю на съемки, только чтобы послушать твой негромкий умиротворяющий голосок, посмотреть на тебя…
«А гонорар не в счет?» — скептически подумала Джессика. Она позволила ему еще немного поиграть ее пальцами и ненавязчиво их высвободила.
— Это очень приятно слышать, но я еще не закончила с вашим лицом. И спрячьте руку — мы можем ненароком испортить костюм.
Патрик продолжал улыбаться, но чертовы линзы не позволяли Джессике понять истинное выражение его глаз.
— Знаешь, Джессика, после того как твои коллеги пару часов обрабатывают мою партнершу Кейт, она и впрямь походит на ведьму. Но это наносное, нарисованное, годится только для экрана. В ней нет той истинной бесовщины, которая должна и пугать, и притягивать. Из тебя получилась бы куда более роскошная ведьма.
— Я так страшна?
— Ну что ты, это комплимент. Ты всегда так выдержанна, так спокойна, но в тебе ощущается какая-то потусторонняя энергетика… Сам не знаю, почему мне так кажется. Думаю, лет пятьсот назад любой добропорядочный мужчина при встрече с тобой обязательно бы перекрестился.
Эта мысль понравилась Джессике, и она не смогла удержать улыбку.
— Вставайте, Патрик, готово.
Он поднялся, резко раскрутив кресло, и оказался вплотную к ней. Джессика застыла на месте, но Патрик ничего не предпринял.
— А ты знаешь, Джессика, что это мой последний съемочный день?
— Неужели?
— Да. Честно говоря, я уже сыт по горло этим полоумным колдуном, но если бы ты только знала, до какой степени мне не хочется расставаться с тобой… Ты настоящее чудо. Обидно остаться в твоей памяти капризным неженкой, который боялся подпустить к себе прелестную девушку. Сегодня я еще много раз окажусь во власти твоих бархатных ручек?
— Достаточно.
— Тогда у меня есть шанс изменить представление о себе.
Пора проанализировать обстановку, резюмировала Джессика, пока съемочный процесс шел своим чередом. Очевидно, наступил решающий этап: сегодня Патрик перейдет в наступление, и ей пора определиться со своим поведением. Он не вызывал у нее никаких эмоций, ни симпатии, ни отвращения, и каждое его слово было враньем. Тем не менее, она благосклонно принимала его заигрывания. И в тот момент, когда он заявит о своих намерениях, она должна либо сразу согласиться, либо сразу отказать, потому что это не та ситуация, чтобы мычать нечто неопределенное и ломаться.
С отказом все ясно — «нет», и история закрывается. А если соглашаться, то во имя чего? Отомстить Тому? Глупо, это она уже пережила. Переключить на Патрика свои душевные силы? Еще глупее: он просто удовлетворяет охотничий инстинкт, и их связь наверняка будет одноразовой, хотя ей от этой мысли ни жарко, ни холодно. Попытаться развлечься? Без всяких чувств, надежд, последующих рефлексий… Право слово, она может обойтись без этого. Просто проверить, в состоянии ли она заниматься сексом с другим мужчиной? Пожалуй, это единственный довод в пользу того, чтобы сказать «да». Джессика поддела носком туфли один из тянущихся по полу электрокабелей и откинула его в сторону. А-а-а… Она согласится. Не носить же всю оставшуюся жизнь траур по гномику! Пора возвращать чувство уверенности в себе.
У Патрика уже не оставалось времени на то, чтобы его терять. Когда после очередной кровавой доработки его лица они вместе вышли из гримерной, он вдруг остановился и ухватил Джессику чуть повыше локтя фиолетовыми когтями.
— Джессика, — пробормотал он, предварительно бросив быстрые взгляды направо и налево, — я хочу тебя поцеловать.
— Не надо, — ответила она шепотом, — вы испортите нос.
Он еще несколько секунд удерживал ее у стенки, не разжимая когтей. Потом круговым движением с силой провел ладонью по ее руке, плечу, груди, кинул еще один прочувствованный взгляд, развернулся и как ни в чем не бывало направился на площадку. «Черт тебя возьми! — подумала Джессика. — Вообще-то так оглаживают кобыл. Подзарядился, чтобы войти в тонус и сыграть заключительную сцену поярче? А я своим молчанием фактически уже согласилась. Ладно, доиграем до конца. Интересно, почему он тянул до последнего дня? Вероятно, чтобы уже не сталкиваться со мной. А что, это удобно и для него, и для меня: никаких выяснений отношений, неловкой натянутости в последующие дни совместной работы… Он делает свое дело, а потом просто исчезает».
То ли Патрик действительно был в ударе, то ли так складывались обстоятельства, но уже к шести вечера эпизод (на который готовились потратить двое суток) был отснят. Стащив парик, Патрик в последний раз уселся в ее кресло. Пока Джессика удаляла с его лица излишки латекса и соскабливала многочисленные раны, он молча смотрел на нее, покачивая ногой.
— Устала? — спросил он наконец участливо.
— Немного. А вы?
— И я немного. Но все же славно, что мы уложились в один день, верно?
— Да, очень хорошо… Ну вот и все. Остальное можно смыть.
Джессика отвернулась, чтобы положить шпатель на столик под зеркалом, и почти сразу ощутила руки Патрика на своих плечах. Он развернул ее лицом к себе так стремительно, что она даже взвизгнула.
— Джесси… — зашептал он, торопливо целуя ее как и куда придется, — Джесси… Я умоляю тебя, поедем ко мне… Наверное, нельзя так торопить события, мне следовало бы поухаживать за тобой, ты чудесная девушка, ты этого заслуживаешь… Но все закончилось слишком быстро — мы можем больше не увидеться… А завтра я должен уехать… Я умоляю тебя…
Джессика не могла вымолвить ни слова и машинально все отпихивала и отпихивала его от себя.
— Патрик, ради бога… Вы перемазали меня красками… Я прошу вас, перестаньте, сюда могут войти!
— Джесси… Мы поедем ко мне?
— Я не… Я… Ну хорошо, поедем.
По прошествии получаса Джессика подошла к огороженному выезду с территории студии. Синий «форд» дважды мигнул ей фарами: Патрик предпочел дожидаться ее уже за рулем. Она уселась рядом с ним и с тоской проводила глазами затерявшийся вдалеке свой миленький зеленый автомобильчик, на котором могла бы сейчас спокойно катить домой, если бы сама не затеяла это идиотское приключение. Патрик проследил за ее взглядом, но истолковал его неверно.
— Это твоя машина? Не волнуйся, если хочешь, я сам завтра утром привезу тебя сюда.
— Завтра утром? — слабым голосом переспросила Джессика. Сегодняшняя перспектива обрисовывалась все четче и четче. — Нет, спасибо. Я сама доберусь.
Да, строить отвлеченные умозаключения в стенах полутемного надежного павильона было просто. А вот теперь, оказавшись с Патриком в автомобиле, она моментально протрезвела от окружающей ее реальности — яркого солнечного света, уличного шума. Зачем только она согласилась, зачем втянула себя в эту авантюру? Впрочем, еще не поздно. Может, попросить его остановиться? Сказать, что ей стало плохо, что она отравилась, и ее сейчас вырвет…
— Включить музыку? — вкрадчиво спросил Патрик.
Джессика повернулась к нему и… не решилась озвучить мысли об отравлении.
— Музыку?
— Что ты все время меня переспрашиваешь? Неужели боишься? Ну что ты, Джесси… Поверь, мне вовсе не хочется, чтобы ты считала меня каким-то пошлым волокитой. Я очарован тобой — это чистая правда. Ты похожа на фарфоровую статуэтку — такая же тоненькая, хрупкая, нежная… Я понимаю, все должно было быть по-другому, но жизнь складывается так несуразно, что мы комкаем самые лучшие ее мгновения, которые следовало бы растягивать…
«Хоть бы ты заткнулся, — тоскливо подумала Джессика, глядя в окно. — Наверное, уверен в своей неотразимости: только свистнул, и я потрусила за тобой… Фарфоровая статуэтка… Кто-то говорил мне про статуэтку… А-а, это Дорис рассказывала, как Алан расколотил ее любимую глиняную статуэтку. Приревновал… А почему я не сделала ничего подобного? Серый костюм Тома — очень дорогой! — надо было облить чернилами, диски с его любимыми фильмами исцарапать ножницами, а коньки… Что же можно сделать с коньками? Распилить? Нет, для этого нужен подходящий инструмент… Может, окунуть их в какую-нибудь отраву, чтобы они заржавели? Но они сделаны из нержавеющей стали. Неужели ее ничего не берет? Надо спросить у папы…»
— …Так мне включить музыку? Джессика!
— Включи. Только что-нибудь хорошее. Классику.
— Я не сомневался в твоем выборе. Такая девушка, как ты, непременно должна слушать классическую музыку. Каждому человеку соответствует определенный тип музыки — невозможно представить, чтобы ты слушала рок…
«И я еще называла Тома трепачом. Он просто милый разговорчивый мальчик, который рассказывал свои байки так смешно, так виртуозно… А как он здорово меня передразнивал. Вот Патрик настоящий трепач — пустой, легковесный… Мыльный пузырь. А я овца. Тупая овца. Сама себя отправила на заклание. Какое солнце… Наконец-то погода стала улучшаться, вроде бы потеплело. Самые длинные дни, сегодня будет светло еще часа два-три. Надеюсь, у этого пустозвона плотные шторы. Отдаваться ему при ярком свете — сомнительное удовольствие. А в темноте лучше?.. Ну хватит, поздно посыпать голову пеплом. Что сделано, то сделано…»
— Приехали! — провозгласил Патрик, и Джессика очнулась от своих мыслей.
Не говоря ни слова, она выбралась из машины и, прищурившись, окинула взглядом роскошный дом. Наверное, примерно в таком Том собирался снять для них квартиру. Что ж, теперь он сможет комфортно и со вкусом пожить один. Черт, почему именно сейчас ей лезут в голову мысли о Томе? Джессика посмотрела на Патрика и заставила себя улыбнуться.
— Здесь очень красиво.
— Я рад, что тебе нравится. Идем. Он взял ее за руку и подтащил к себе.
— Милая девочка… У тебя глаза как у растерянного олененка. Все будет замечательно, поверь. Ты такая прелесть, тебя просто невозможно обидеть…
— Да ну? — спросила Джессика и только потом поняла, что сказала это вслух. К счастью, ее сарказм остался незамеченным.
— Конечно… Сюда. Вот сюда.
Квартира Патрика соответствовала хозяину: вся обстановка казалась чересчур блестящей и претенциозной. Джессика, осматриваясь, позволила снять с себя пальто.
«Растерянный олененок… Неужели я действительно выгляжу так беспомощно? Надо держаться поувереннее. В конце концов, я всего лишь снисходительно согласилась. Я абсолютно самодостаточна. А если он сейчас скажет: „Ванная здесь“, — я залеплю ему по физиономии и уйду».
— Проходи сюда.
Следовало отдать Патрику должное: пока он держался по-джентльменски. Джессика не смогла точно определить функциональное назначение комнаты, в которую они вошли: вероятно, гостиная. Она скользнула взглядом по изящным ножкам мебели, дико уродливым (наверняка безумно модным и дорогим) картинам на стенах, каким-то подушкам и вазам. Неужели он намерен предаться страсти в этой кунсткамере? Может, прямо на полу, на ковре? Единственный имеющийся здесь диван слишком уж роскошен. Или они переберутся в более подходящее помещение?
— Присаживайся, дорогая.
Не рискнув приблизиться к дивану, Джессика опустилась в ближайшее кресло, оказавшееся таким мягким и глубоким, что покинуть его можно было только путем долгого выскальзывания.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Нет, совсем не хочу. — Джессика посмотрела на Патрика и улыбнулась нежно и светло — во всяком случае, так ей показалось.
Он радостно ответил на ее улыбку и осторожно примостился рядом.
— Ну вот, наконец ты начинаешь оттаивать. Я же все понимаю, девочка… Только не думай обо мне плохо. Право, все это чересчур быстро даже для меня. Но было бы ужасно тяжело, ответь ты мне отказом. Как же ты соблазнительна, Джесси…
Хотя кресло и было довольно широким, оно все же предназначалось для одного человека. Когда Патрик придвинулся к Джессике еще ближе и буквально навалился на нее, она почувствовала себя размазанной по спинке. Он снова — теперь уже неспешно — начал ее целовать, одновременно расстегивая пуговицы на ее кофточке, и Джессика прислушалась к себе, пытаясь определить, не отзовется ли на ласки какая-то часть ее существа. Прийти к сколько-нибудь определенному заключению она не успела.
— Что здесь происходит?!
Если Джессика и не упала от неожиданности, то только потому, что выпасть из кресла-ловушки было невозможно. Патрик в секунду оторвался от нее и буквально взлетел на воздух, освободив Джессике пространство для обзора. В дверях стояла довольно молодая, шикарно одетая женщина с красивым, очень злым лицом. Она так хищно поигрывала краем длинного прозрачного шарфа, словно собиралась передушить им всех присутствующих. Джессика мгновенно осознала: расстегнутая кофточка выносит ей смертный приговор, но не смогла пошевелиться — сновидческая абсурдность создавшейся ситуации заставила ее оцепенеть от ужаса.
— Та-а-ак… — выдохнула вошедшая, — стоило мне на пару дней оставить тебя одного, как ты уже приволок домой новую шлюху!
— Да откуда ты взялась, черт тебя возьми?! — заревел Патрик с такой яростью, какой позавидовал бы самый могущественный из всех черных колдунов.
— Вернулась на день раньше! Решила сделать тебе сюрприз! Ах ты, подлец! У тебя еще хватило наглости привести ее сюда!
— Это мой дом!
— Да здесь все куплено на деньги моего отца, мерзавец! Проклятый бабник! Где ты выкопал эту уродину?
— У тебя нет права мне указывать! Я делаю, что хочу!
— Ах, что хочешь? Ну, погоди… Посмотрим, как ты запоешь, если я уйду!
— Запугать меня вздумала? Убирайся хоть прямо сейчас! Ты мне не жена!
— О-о-о, не волнуйся… Мой адвокат не даром ест свой хлеб. Делать такие заявления после семи совместных лет? Да я обдеру тебя как липку! Я тебя голым оставлю!
«Боже, боже, боже… — думала Джессика, самоотверженно выползая из кресла. — Бежать, бежать, и как можно быстрее… Но эта Медея торчит прямо в дверях. Она меня убьет…» Страшась выпрямиться в полный рост, Джессика боком заскользила вдоль стены, и тут Медея поворотила к ней царственную головку:
— Ты еще здесь?! Вон отсюда!
Джессика метнулась мимо пламенеющей от гнева дамы, схватила пальто с сумкой, не помня себя вылетела из квартиры, пробежала по каким-то ступенькам и оказалась на улице. Теперь ее затрясло: вот-вот начнется истерика. Джессика широкими шагами двинулась вперед, не понимая, куда и зачем идет.
«Какой кошмар, какой ужас, какой бред, — повторяла она про себя, чуть не плача и морщась от пережитого унижения. — И ведь сама виновата! А эти вазочки и атласные подушки! Я должна была понять, что в доме обитает женщина! Какая отвратительная сцена, бог мой! Наверное, когда я выясняла отношения с Томом, это было так же отвратительно. Все вернулось ко мне, как бумеранг. Теперь меня обозвали шлюхой. А я и есть шлюха! — Джессика громко всхлипнула, вытерла нос и направилась дальше. — Она назвала меня уродиной… Богатенькая сучка! Теперь понятно, почему он тянул с обольщением: ждал, пока его красотка освободит плацдарм. Ну зачем, зачем я поехала к этому приторному хлыщу? Что я пыталась доказать? Кому? Кретинка! Какая же мерзость…»
Она притормозила, поймав удивленно-насмешливый взгляд проходившего парня, посмотрела на себя и пришла в еще большее отчаяние. Оказывается, она так и брела по улице, не удосужившись застегнуть пуговицы на груди. Джессика была готова завыть от злости. Еще и это… Сегодняшний день можно было назвать худшим в ее жизни — во всяком случае, самым позорным. Она запахнула пальто, огляделась и призвала себя успокоиться. Куда она идет? Надо возвращаться к себе. Джессика остановила такси, но почему-то назвала не свой адрес, а попросила отвезти ее на «Серендипити»: ей хотелось поехать домой в собственном автомобильчике и почувствовать, что за последние часы мир не так уж сильно изменился.
У нее так дрожали руки, что она с трудом повернула ключ зажигания. Но когда машина тронулась с места, Джессике действительно стало легче: сам процесс вождения успокаивал. Более того, вскоре она почувствовала, что умирает от голода. Она посмотрела на часы: как оказалось, уже перевалило за восемь часов вечера, а она ничего не ела с полудня. Поскольку в этот момент Джессика подъезжала к столь любимому Томом заведению на бульваре, она решила наплевать на все свои правила: если ее малыш так обожал гамбургеры и картошку с беконом, почему она не может разок-другой слопать то же самое? Джессика решила считать это своеобразным — пусть заочным и символическим — актом примирения с Томом. Удивительное дело: вся та мерзость, в которой она сегодня извалялась, почему-то очистила ее отношение к Тому, и она прямо здесь и сейчас, на углу у «Бургер-Кинга», простила его полностью и безоговорочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Патрик улыбнулся, вытянул руку из-под накидки и осторожно взял Джессику за запястье.
— Ты удивительная девушка. Просто удивительная. — Он начал перебирать ее пальцы. — У тебя редкостная способность успокаивать, повышать настроение. Порой мне кажется, я приезжаю на съемки, только чтобы послушать твой негромкий умиротворяющий голосок, посмотреть на тебя…
«А гонорар не в счет?» — скептически подумала Джессика. Она позволила ему еще немного поиграть ее пальцами и ненавязчиво их высвободила.
— Это очень приятно слышать, но я еще не закончила с вашим лицом. И спрячьте руку — мы можем ненароком испортить костюм.
Патрик продолжал улыбаться, но чертовы линзы не позволяли Джессике понять истинное выражение его глаз.
— Знаешь, Джессика, после того как твои коллеги пару часов обрабатывают мою партнершу Кейт, она и впрямь походит на ведьму. Но это наносное, нарисованное, годится только для экрана. В ней нет той истинной бесовщины, которая должна и пугать, и притягивать. Из тебя получилась бы куда более роскошная ведьма.
— Я так страшна?
— Ну что ты, это комплимент. Ты всегда так выдержанна, так спокойна, но в тебе ощущается какая-то потусторонняя энергетика… Сам не знаю, почему мне так кажется. Думаю, лет пятьсот назад любой добропорядочный мужчина при встрече с тобой обязательно бы перекрестился.
Эта мысль понравилась Джессике, и она не смогла удержать улыбку.
— Вставайте, Патрик, готово.
Он поднялся, резко раскрутив кресло, и оказался вплотную к ней. Джессика застыла на месте, но Патрик ничего не предпринял.
— А ты знаешь, Джессика, что это мой последний съемочный день?
— Неужели?
— Да. Честно говоря, я уже сыт по горло этим полоумным колдуном, но если бы ты только знала, до какой степени мне не хочется расставаться с тобой… Ты настоящее чудо. Обидно остаться в твоей памяти капризным неженкой, который боялся подпустить к себе прелестную девушку. Сегодня я еще много раз окажусь во власти твоих бархатных ручек?
— Достаточно.
— Тогда у меня есть шанс изменить представление о себе.
Пора проанализировать обстановку, резюмировала Джессика, пока съемочный процесс шел своим чередом. Очевидно, наступил решающий этап: сегодня Патрик перейдет в наступление, и ей пора определиться со своим поведением. Он не вызывал у нее никаких эмоций, ни симпатии, ни отвращения, и каждое его слово было враньем. Тем не менее, она благосклонно принимала его заигрывания. И в тот момент, когда он заявит о своих намерениях, она должна либо сразу согласиться, либо сразу отказать, потому что это не та ситуация, чтобы мычать нечто неопределенное и ломаться.
С отказом все ясно — «нет», и история закрывается. А если соглашаться, то во имя чего? Отомстить Тому? Глупо, это она уже пережила. Переключить на Патрика свои душевные силы? Еще глупее: он просто удовлетворяет охотничий инстинкт, и их связь наверняка будет одноразовой, хотя ей от этой мысли ни жарко, ни холодно. Попытаться развлечься? Без всяких чувств, надежд, последующих рефлексий… Право слово, она может обойтись без этого. Просто проверить, в состоянии ли она заниматься сексом с другим мужчиной? Пожалуй, это единственный довод в пользу того, чтобы сказать «да». Джессика поддела носком туфли один из тянущихся по полу электрокабелей и откинула его в сторону. А-а-а… Она согласится. Не носить же всю оставшуюся жизнь траур по гномику! Пора возвращать чувство уверенности в себе.
У Патрика уже не оставалось времени на то, чтобы его терять. Когда после очередной кровавой доработки его лица они вместе вышли из гримерной, он вдруг остановился и ухватил Джессику чуть повыше локтя фиолетовыми когтями.
— Джессика, — пробормотал он, предварительно бросив быстрые взгляды направо и налево, — я хочу тебя поцеловать.
— Не надо, — ответила она шепотом, — вы испортите нос.
Он еще несколько секунд удерживал ее у стенки, не разжимая когтей. Потом круговым движением с силой провел ладонью по ее руке, плечу, груди, кинул еще один прочувствованный взгляд, развернулся и как ни в чем не бывало направился на площадку. «Черт тебя возьми! — подумала Джессика. — Вообще-то так оглаживают кобыл. Подзарядился, чтобы войти в тонус и сыграть заключительную сцену поярче? А я своим молчанием фактически уже согласилась. Ладно, доиграем до конца. Интересно, почему он тянул до последнего дня? Вероятно, чтобы уже не сталкиваться со мной. А что, это удобно и для него, и для меня: никаких выяснений отношений, неловкой натянутости в последующие дни совместной работы… Он делает свое дело, а потом просто исчезает».
То ли Патрик действительно был в ударе, то ли так складывались обстоятельства, но уже к шести вечера эпизод (на который готовились потратить двое суток) был отснят. Стащив парик, Патрик в последний раз уселся в ее кресло. Пока Джессика удаляла с его лица излишки латекса и соскабливала многочисленные раны, он молча смотрел на нее, покачивая ногой.
— Устала? — спросил он наконец участливо.
— Немного. А вы?
— И я немного. Но все же славно, что мы уложились в один день, верно?
— Да, очень хорошо… Ну вот и все. Остальное можно смыть.
Джессика отвернулась, чтобы положить шпатель на столик под зеркалом, и почти сразу ощутила руки Патрика на своих плечах. Он развернул ее лицом к себе так стремительно, что она даже взвизгнула.
— Джесси… — зашептал он, торопливо целуя ее как и куда придется, — Джесси… Я умоляю тебя, поедем ко мне… Наверное, нельзя так торопить события, мне следовало бы поухаживать за тобой, ты чудесная девушка, ты этого заслуживаешь… Но все закончилось слишком быстро — мы можем больше не увидеться… А завтра я должен уехать… Я умоляю тебя…
Джессика не могла вымолвить ни слова и машинально все отпихивала и отпихивала его от себя.
— Патрик, ради бога… Вы перемазали меня красками… Я прошу вас, перестаньте, сюда могут войти!
— Джесси… Мы поедем ко мне?
— Я не… Я… Ну хорошо, поедем.
По прошествии получаса Джессика подошла к огороженному выезду с территории студии. Синий «форд» дважды мигнул ей фарами: Патрик предпочел дожидаться ее уже за рулем. Она уселась рядом с ним и с тоской проводила глазами затерявшийся вдалеке свой миленький зеленый автомобильчик, на котором могла бы сейчас спокойно катить домой, если бы сама не затеяла это идиотское приключение. Патрик проследил за ее взглядом, но истолковал его неверно.
— Это твоя машина? Не волнуйся, если хочешь, я сам завтра утром привезу тебя сюда.
— Завтра утром? — слабым голосом переспросила Джессика. Сегодняшняя перспектива обрисовывалась все четче и четче. — Нет, спасибо. Я сама доберусь.
Да, строить отвлеченные умозаключения в стенах полутемного надежного павильона было просто. А вот теперь, оказавшись с Патриком в автомобиле, она моментально протрезвела от окружающей ее реальности — яркого солнечного света, уличного шума. Зачем только она согласилась, зачем втянула себя в эту авантюру? Впрочем, еще не поздно. Может, попросить его остановиться? Сказать, что ей стало плохо, что она отравилась, и ее сейчас вырвет…
— Включить музыку? — вкрадчиво спросил Патрик.
Джессика повернулась к нему и… не решилась озвучить мысли об отравлении.
— Музыку?
— Что ты все время меня переспрашиваешь? Неужели боишься? Ну что ты, Джесси… Поверь, мне вовсе не хочется, чтобы ты считала меня каким-то пошлым волокитой. Я очарован тобой — это чистая правда. Ты похожа на фарфоровую статуэтку — такая же тоненькая, хрупкая, нежная… Я понимаю, все должно было быть по-другому, но жизнь складывается так несуразно, что мы комкаем самые лучшие ее мгновения, которые следовало бы растягивать…
«Хоть бы ты заткнулся, — тоскливо подумала Джессика, глядя в окно. — Наверное, уверен в своей неотразимости: только свистнул, и я потрусила за тобой… Фарфоровая статуэтка… Кто-то говорил мне про статуэтку… А-а, это Дорис рассказывала, как Алан расколотил ее любимую глиняную статуэтку. Приревновал… А почему я не сделала ничего подобного? Серый костюм Тома — очень дорогой! — надо было облить чернилами, диски с его любимыми фильмами исцарапать ножницами, а коньки… Что же можно сделать с коньками? Распилить? Нет, для этого нужен подходящий инструмент… Может, окунуть их в какую-нибудь отраву, чтобы они заржавели? Но они сделаны из нержавеющей стали. Неужели ее ничего не берет? Надо спросить у папы…»
— …Так мне включить музыку? Джессика!
— Включи. Только что-нибудь хорошее. Классику.
— Я не сомневался в твоем выборе. Такая девушка, как ты, непременно должна слушать классическую музыку. Каждому человеку соответствует определенный тип музыки — невозможно представить, чтобы ты слушала рок…
«И я еще называла Тома трепачом. Он просто милый разговорчивый мальчик, который рассказывал свои байки так смешно, так виртуозно… А как он здорово меня передразнивал. Вот Патрик настоящий трепач — пустой, легковесный… Мыльный пузырь. А я овца. Тупая овца. Сама себя отправила на заклание. Какое солнце… Наконец-то погода стала улучшаться, вроде бы потеплело. Самые длинные дни, сегодня будет светло еще часа два-три. Надеюсь, у этого пустозвона плотные шторы. Отдаваться ему при ярком свете — сомнительное удовольствие. А в темноте лучше?.. Ну хватит, поздно посыпать голову пеплом. Что сделано, то сделано…»
— Приехали! — провозгласил Патрик, и Джессика очнулась от своих мыслей.
Не говоря ни слова, она выбралась из машины и, прищурившись, окинула взглядом роскошный дом. Наверное, примерно в таком Том собирался снять для них квартиру. Что ж, теперь он сможет комфортно и со вкусом пожить один. Черт, почему именно сейчас ей лезут в голову мысли о Томе? Джессика посмотрела на Патрика и заставила себя улыбнуться.
— Здесь очень красиво.
— Я рад, что тебе нравится. Идем. Он взял ее за руку и подтащил к себе.
— Милая девочка… У тебя глаза как у растерянного олененка. Все будет замечательно, поверь. Ты такая прелесть, тебя просто невозможно обидеть…
— Да ну? — спросила Джессика и только потом поняла, что сказала это вслух. К счастью, ее сарказм остался незамеченным.
— Конечно… Сюда. Вот сюда.
Квартира Патрика соответствовала хозяину: вся обстановка казалась чересчур блестящей и претенциозной. Джессика, осматриваясь, позволила снять с себя пальто.
«Растерянный олененок… Неужели я действительно выгляжу так беспомощно? Надо держаться поувереннее. В конце концов, я всего лишь снисходительно согласилась. Я абсолютно самодостаточна. А если он сейчас скажет: „Ванная здесь“, — я залеплю ему по физиономии и уйду».
— Проходи сюда.
Следовало отдать Патрику должное: пока он держался по-джентльменски. Джессика не смогла точно определить функциональное назначение комнаты, в которую они вошли: вероятно, гостиная. Она скользнула взглядом по изящным ножкам мебели, дико уродливым (наверняка безумно модным и дорогим) картинам на стенах, каким-то подушкам и вазам. Неужели он намерен предаться страсти в этой кунсткамере? Может, прямо на полу, на ковре? Единственный имеющийся здесь диван слишком уж роскошен. Или они переберутся в более подходящее помещение?
— Присаживайся, дорогая.
Не рискнув приблизиться к дивану, Джессика опустилась в ближайшее кресло, оказавшееся таким мягким и глубоким, что покинуть его можно было только путем долгого выскальзывания.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Нет, совсем не хочу. — Джессика посмотрела на Патрика и улыбнулась нежно и светло — во всяком случае, так ей показалось.
Он радостно ответил на ее улыбку и осторожно примостился рядом.
— Ну вот, наконец ты начинаешь оттаивать. Я же все понимаю, девочка… Только не думай обо мне плохо. Право, все это чересчур быстро даже для меня. Но было бы ужасно тяжело, ответь ты мне отказом. Как же ты соблазнительна, Джесси…
Хотя кресло и было довольно широким, оно все же предназначалось для одного человека. Когда Патрик придвинулся к Джессике еще ближе и буквально навалился на нее, она почувствовала себя размазанной по спинке. Он снова — теперь уже неспешно — начал ее целовать, одновременно расстегивая пуговицы на ее кофточке, и Джессика прислушалась к себе, пытаясь определить, не отзовется ли на ласки какая-то часть ее существа. Прийти к сколько-нибудь определенному заключению она не успела.
— Что здесь происходит?!
Если Джессика и не упала от неожиданности, то только потому, что выпасть из кресла-ловушки было невозможно. Патрик в секунду оторвался от нее и буквально взлетел на воздух, освободив Джессике пространство для обзора. В дверях стояла довольно молодая, шикарно одетая женщина с красивым, очень злым лицом. Она так хищно поигрывала краем длинного прозрачного шарфа, словно собиралась передушить им всех присутствующих. Джессика мгновенно осознала: расстегнутая кофточка выносит ей смертный приговор, но не смогла пошевелиться — сновидческая абсурдность создавшейся ситуации заставила ее оцепенеть от ужаса.
— Та-а-ак… — выдохнула вошедшая, — стоило мне на пару дней оставить тебя одного, как ты уже приволок домой новую шлюху!
— Да откуда ты взялась, черт тебя возьми?! — заревел Патрик с такой яростью, какой позавидовал бы самый могущественный из всех черных колдунов.
— Вернулась на день раньше! Решила сделать тебе сюрприз! Ах ты, подлец! У тебя еще хватило наглости привести ее сюда!
— Это мой дом!
— Да здесь все куплено на деньги моего отца, мерзавец! Проклятый бабник! Где ты выкопал эту уродину?
— У тебя нет права мне указывать! Я делаю, что хочу!
— Ах, что хочешь? Ну, погоди… Посмотрим, как ты запоешь, если я уйду!
— Запугать меня вздумала? Убирайся хоть прямо сейчас! Ты мне не жена!
— О-о-о, не волнуйся… Мой адвокат не даром ест свой хлеб. Делать такие заявления после семи совместных лет? Да я обдеру тебя как липку! Я тебя голым оставлю!
«Боже, боже, боже… — думала Джессика, самоотверженно выползая из кресла. — Бежать, бежать, и как можно быстрее… Но эта Медея торчит прямо в дверях. Она меня убьет…» Страшась выпрямиться в полный рост, Джессика боком заскользила вдоль стены, и тут Медея поворотила к ней царственную головку:
— Ты еще здесь?! Вон отсюда!
Джессика метнулась мимо пламенеющей от гнева дамы, схватила пальто с сумкой, не помня себя вылетела из квартиры, пробежала по каким-то ступенькам и оказалась на улице. Теперь ее затрясло: вот-вот начнется истерика. Джессика широкими шагами двинулась вперед, не понимая, куда и зачем идет.
«Какой кошмар, какой ужас, какой бред, — повторяла она про себя, чуть не плача и морщась от пережитого унижения. — И ведь сама виновата! А эти вазочки и атласные подушки! Я должна была понять, что в доме обитает женщина! Какая отвратительная сцена, бог мой! Наверное, когда я выясняла отношения с Томом, это было так же отвратительно. Все вернулось ко мне, как бумеранг. Теперь меня обозвали шлюхой. А я и есть шлюха! — Джессика громко всхлипнула, вытерла нос и направилась дальше. — Она назвала меня уродиной… Богатенькая сучка! Теперь понятно, почему он тянул с обольщением: ждал, пока его красотка освободит плацдарм. Ну зачем, зачем я поехала к этому приторному хлыщу? Что я пыталась доказать? Кому? Кретинка! Какая же мерзость…»
Она притормозила, поймав удивленно-насмешливый взгляд проходившего парня, посмотрела на себя и пришла в еще большее отчаяние. Оказывается, она так и брела по улице, не удосужившись застегнуть пуговицы на груди. Джессика была готова завыть от злости. Еще и это… Сегодняшний день можно было назвать худшим в ее жизни — во всяком случае, самым позорным. Она запахнула пальто, огляделась и призвала себя успокоиться. Куда она идет? Надо возвращаться к себе. Джессика остановила такси, но почему-то назвала не свой адрес, а попросила отвезти ее на «Серендипити»: ей хотелось поехать домой в собственном автомобильчике и почувствовать, что за последние часы мир не так уж сильно изменился.
У нее так дрожали руки, что она с трудом повернула ключ зажигания. Но когда машина тронулась с места, Джессике действительно стало легче: сам процесс вождения успокаивал. Более того, вскоре она почувствовала, что умирает от голода. Она посмотрела на часы: как оказалось, уже перевалило за восемь часов вечера, а она ничего не ела с полудня. Поскольку в этот момент Джессика подъезжала к столь любимому Томом заведению на бульваре, она решила наплевать на все свои правила: если ее малыш так обожал гамбургеры и картошку с беконом, почему она не может разок-другой слопать то же самое? Джессика решила считать это своеобразным — пусть заочным и символическим — актом примирения с Томом. Удивительное дело: вся та мерзость, в которой она сегодня извалялась, почему-то очистила ее отношение к Тому, и она прямо здесь и сейчас, на углу у «Бургер-Кинга», простила его полностью и безоговорочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29