Хотя сдается мне, что этот скелет находится здесь в аккурат с 1999 года.Во время этого разговора смотритель при помощи скрепки незаметно расстегнул наручник на своей руке. Затем он резко и бесшумно обхватил охранника за шею — так, что тот и пикнуть не успел, — и стал осторожно отступать к двери, прикрываясь охранником как щитом.— А как вы это определили? — продолжал начатый разговор милиционер, не подозревая, что творится у него за спиной.— На глазок, лейтенант, на глазок… — сказал следователь, разглядывая скелет и тоже не замечая, что происходит. — Хотелось бы знать поточнее, но раз гражданин Родь отказался помогать следствию, придется ждать заключения экспертизы.Следователь поднял голову и наконец увидел, что Родь пытается бежать. Он выхватил пистолет и направил его на смотрителя:— Брось шутить, Родь. Хуже будет.— Мне уже точно не будет, а вот вашему товарищу — очень может быть, — пригрозил смотритель.— Отпусти его. Не бери еще один грех на душу, тебе и так достаточно.— Отпущу, отпущу. Только сначала вы свои пушки опустите, — потребовал смотритель.— Обещаешь?— Ну ты сам подумай, зачем мне эта обуза? С таким заплечным мешком далеко не уйдешь. Сто килограммов на себе тащить — смысла нет.— Не стрелять. Оружие опустить, — со вздохом скомандовал Буряк.Милиционеры опустили оружие. Оператор вслед за ними опустил свою камеру.— А ты снимай! — сказал ему смотритель. — Для истории пригодится. Назовешь фильм «Как следователь Буряк смотрителя упустил», подаришь начальству — пусть порадуется.Оператор стал послушно снимать. Следователь молча сжал кулаки.— Ну, Григорий Тимофеевич, прощайте. Не поминайте лихом! — крикнул смотритель, толкнул охранника на толпу его коллег и, пока те его ловили, скрылся за дверью.— Остановите его! — скомандовал следователь, — Если Родь доберется до подвала и через него выйдет в катакомбы, мы его никогда не поймаем! * * * Утро задалось солнечное и приветливое. Зинаида приготовила завтрак и ждала Машу.— Проснулась наконец-то? Ну, садись обедать, раз завтрак проспала, — предложила Зинаида Маше, услышав, что она зашла на кухню.— Спасибо, не хочется.— Как это не хочется? — Зинаида обернулась к Маше и увидела на ее лице следы ночных переживаний. — Ой, Машенька! Какая же ты бледная! И синяки под глазами! Не спалось тебе, да?— Бабушка, у меня все в порядке.— Зачем ты меня обманываешь? Я же слышала, как в твоей комнате всю ночь половицы скрипели. Все из-за этого Лешки мучаешься!Маша посмотрела на бабушку и сказала твердо:— Бабушка, отныне и впредь я прошу тебя не упоминать при мне его имени.Услышав новые интонации в голосе Маши, Зинаида была поражена.— Вот и правильно. Давай забудем этих Самойловых как страшный сон. Жили мы без них и теперь проживем — даже еще лучше!— Именно так. Но сначала я должна расставить все точки над «i», — сурово сказала Маша.— Ой, да хватит уже. Зачем ты себя мучаешь? — спросила Зинаида.— Я убедилась, что Леша мне врал. У них с Катей действительно что-то есть… — Маша замолчала.— Вот ведь подлец, а? — спросила Зинаида, заглядывая Маше в лицо.Но Маша проигнорировала высказывание бабушки. Она продолжала говорить о своем:— Но при этом он говорил, что Полина Константиновна может подтвердить его невиновность. Поэтому я хочу сходить к ней и посмотреть, как она себя поведет. Неужели она будет врать, глядя мне в глаза?— Да ты ведь уже ходила! — напомнила Зинаида.— Ходила, но не дошла. А сегодня — дойду, — решительно сказала Маша.— Ну зачем тебе это нужно? Ты же понимаешь, что Полина в любом случае займет сторону своего сына! Будет его оправдывать, выгораживать… — уверенно сказала Зинаида.— Пусть. Мне нужно увидеть все это своими глазами, — настаивала на своем Маша.Зинаида удивленно посмотрела на внучку, но возражать не стала.Маша хотела поговорить с Полиной, потому что втайне надеялась, что ситуация как-то по-иному может объясниться. Маша понимала и ценила Полину, ее рассудительность, ее умение ладить с людьми, доброту. Маша хотела проверить, будет ли Полина выгораживать сына, и если да, то что она при этом скажет.Полина обрадовалась Машиному приходу.— Маша, как хорошо, что ты пришла. Я очень хотела поговорить с тобой о том… происшествии, — сказала она, открыв дверь. — Заходи.— Вот и мне очень хочется услышать, что вы придумаете, чтобы выгородить своего сына, — призналась она.— Да я не собираюсь ничего придумывать, — немного растерянно сказала Полина. — Я расскажу то, что видела своими глазами.— Но ведь и я все видела! — напомнила Маша. — Алеша был в постели с Катей. Вы хотите сказать, что мне это померещилось?— Машенька, обида заглушает в тебе голос разума. Да, Алеша действительно лежал в постели — ведь ему стало плохо.— Но он там был не один! — в отчаянии воскликнула Маша.— Эту пакость подстроила Катя! Почему ты так упорно отказываешься в это верить? — спросила Полина.— Я понимаю, любая мать найдет для своего ребенка кучу оправданий, — заметила Маша. — Но неужели вы думаете, что помогаете Леше, выгораживая его? Поймите, он взрослый человек и должен отвечать за свои поступки!— Я его не выгораживаю! — воскликнула Полина.— Но ведь вы только что рассказали мне про его внезапную болезнь! Как это еще можно назвать? — чуть не плакала Маша.— Ему действительно стало плохо с сердцем. Я вызывала «скорую помощь», — объясняла Полина. — Жалко, что не догадалась взять справку, но мне и в голову не могло прийти, что ты не поверишь!— Говорите, ему стало плохо? Охотно верю. Вот только не с сердцем, а с головой! — в Маше кипела обида.— Ты не можешь обвинять меня во лжи! Ни одна нормальная мать не станет сочинять про болезни своих детей, — сказала Полина.— Раньше я тоже так думала… — вздохнула Маша.— Ну почему ты не хочешь мне поверить? То, что ты видела, — недоразумение. Катя искала Костю… — начала Полина.Но Маша ее прервала:— А вот Костю я там что-то не заметила.— Но Катя могла и не знать, что его нет дома. Проходила мимо и решила зайти, чтобы проведать жениха, — предположила Полина.— Полина Константиновна, теперь мне уже не интересно, кто был инициатором встречи Кати и Алеши. Потому что вчера я снова видела их вместе — примерно в такой же ситуации, — грустно призналась Маша.— Что ты видела? Расскажи! — попросила Полина.— Нет. А то вы опять будете мне доказывать, что я все перепутала. Не хочу самой себе дурой казаться.Полина тяжело вздохнула и присела на диван:— Похоже, сегодня с тобой разговаривать бесполезно. Надеюсь, через какое-то время ты остынешь и сможешь меня выслушать. Только прошу тебя — не руби сплеча. Подумай.Знаете что? Я и так достаточно терпеливо относилась к тому, что было раньше, — заметила Маша.— Ну потерпи еще чуть-чуть… — Полине очень не хотелось, чтобы Маша и ее сын расстались.— А зачем? Я помогала Леше в то время, когда он хотел встать на ноги ради Кати — и ничего не требовала взамен…— Машенька, мы все об этом помним. И очень тебе благодарны… — начала Полина.— …И даже тогда я не встречалась с другими молодыми людьми — хотя имела на это полное право! — продолжала Маша.— Но ты же не станешь делать это сейчас? — испуганно спросила Полина. — Иначе все подумают, что ты мстишь…— А мне наплевать, что подумают другие! — призналась Маша.— Не забывай, Маша, что ты — особенная девушка. Ты — Марметиль!— И это тоже не аргумент.— Я не знаю, какие еще доводы привести, чтобы ты меня послушала, — вздохнула Полина.— А больше и не надо. Я думала, что вы сможете меня переубедить, но у вас ничего не вышло.Маша собралась уходить, но в это время в гости к Полине пришел Андрей.— Здравствуйте! А что это у вас дверь нараспашку? Воров-грабителей не боитесь? — спросил он, улыбаясь.— А, это, наверное, я забыла закрыть, когда Машу впускала, — вспомнила Полина. — Вы, Андрей, присаживайтесь. Я сейчас гостью провожу, и за работу возьмемся.— А может, сначала чайку попьем? — предложил Андрей. — Как говорится, все большие дела начинаются с маленькой чашки чая! И Маша тоже к нам присоединится…— По-моему, Маша собралась уходить, — сказала Полина.— Ну почему же? Я могу и задержаться, — вдруг возразила Маша, внимательно приглядываясь к Андрею.— Вот и замечательно! — обрадовался он. — Кстати, меня зовут Андрей.— А меня — Мария.— Очень приятно, — сказал Андрей, протягивая руку.— И мне тоже, — ответила Маша и положила свою руку в его.— Мне кажется, что я вас где-то видел… — задумчиво сказал Андрей, заглядывая Маше в глаза. Они замерли, не разнимая рук. * * * Алеша зашел в кухню, вытащил мамины пирожки и стал машинально есть, думая о чем-то своем. Он так задумался, что не заметил, как пришел отец.— Здравствуй, сын, — сказал Самойлов, и Алеша даже немного вздрогнул от неожиданности.— Фу, напугал. Привет.— Как жизнь молодая? Как здоровье? — поинтересовался Самойлов, беря с тарелки Полинин пирожок.— Да нормально.— Сердце болит?— Болит… — признался Алексей.— Тебе нужно срочно показаться врачу! — решительно сказал Самойлов.— Да врач-то здесь при чем? У меня сердце по-другому болит, — объяснил Алеша.— У вас с Машей что-то случилось? — догадался Самойлов.— Да нет, все нормально, — как-то неуверенно сказал Алеша.— Алешка, хоть отцу-то не ври. Я же вижу — ты самане свой.— Ты прав, — согласился сын. — Мы с Машей крупно поссорились.Ну, рассказывай, что там у вас стряслось.— Пап, давай не будем затрагивать эту тему. Это все-таки наши дела с Машей. Как поссорились, так и помиримся.— Если бы все было так просто… Ты еще не знаешь, что практически все проблемы случаются из-за женщин, — назидательно сказал отец.— Ты преувеличиваешь.— Наоборот — преуменьшаю. Я сказал «практически все», а на самом деле — все.— Хватит. Лучше ешь пирожок.— Вкусно! Ты купил? Или Маша твоя напекла? — спросил Самойлов.— Это мама принесла…— Да? — Самойлов так и застыл с пирожком во рту.— Я не сказал тебе сразу, потому что не хотел расстраивать. Мама приходила сюда.— Да я знаю. Когда я вернулся домой, она еще была здесь, — объяснил Самойлов.— Значит, ты с ней встретился? И что?— И ничего. Как пришла, так и ушла, — мрачно сообщил отец.— И все-таки? Вы же, наверное, успели пообщаться… О чем вы разговаривали?— А из-за чего ты поссорился с Машей? — ответил вопросом на вопрос Самойлов.Алеша промолчал.— Вот-вот. Тебе не хочется рассказывать, и мне тоже.— Ладно, папа. Я расскажу тебе о нашей ссоре, — согласился Алексей. — В тот вечер я хотел сделать Маше приятный сюрприз. Специально не закрыл входную дверь… А вместо Маши вдруг пришла Катя.— Буравина? Вот это да! А ей-то что нужно было? — поинтересовался Самойлов.— Говорила, что хочет помириться. Пока я ее выпроваживал, пришла Маша. Застала нас наедине и, естественно, обиделась.— Да, от этих Буравиных добра не жди, — уверенно сказал Самойлов. — Да и Маша тоже хороша. Почему не выслушала тебя? Неужели она тебе не доверяет?— Я не смог ее убедить… — грустно сказал Алеша.— Знаешь что? Если бы она тебя действительно любила, то все поняла и поверила бы. И даже больше скажу. Я не удивлюсь, если окажется, что Маша уже нашла тебе замену. И просто искала повод для разрыва!Алеша изумленно посмотрел на отца, а тот продолжал:— На самом деле, что ни делается, — все к лучшему. Хорошо, что ты понял, что Маша тебе не доверяет и не понимает тебя сейчас, а не лет этак через двадцать пять. Как это случилось у нас с мамой. Поверь мне, это было бы намного больнее!Произнося свою речь, Самойлов активно уплетал Полинины пирожки, и их в тарелке становилось все меньше и меньше.— А тебе не кажется, что критиковать маму и в то же время есть пирожки, которые она принесла, — несколько странно? — ехидно спросил Алексей.Самойлов быстро положил недоеденный пирожок на пустую тарелку.— Вот что я скажу тебе, сынок. Сердечные раны лучше всего лечатся работой. Так что прекращай киснуть — с завтрашнего дня начинаем действовать. Я на тебя рассчитываю.— Спасибо, конечно. Но как я могу на тебя рассчитывать, если ты отдал Буравину «Верещагино», даже не посоветовавшись со мной! — с обидой сказал Алеша.— Подумаешь, «Верещагино». На нем что, свет клином сошелся? Обычное судно. Довольно старое к тому же, — махнул рукой Самойлов.— Нет, не обычное! Неужели ты забыл, что ходил на нем в свое первое плавание? И я — тоже. Отец, это же семейная реликвия!— А ты знаешь, сколько Буравин запросил в обмен на то, чтобы судно осталось за мной? У меня просто не было другого выхода, как уступить ему!— Выход всегда есть, — настаивал сын.— По-твоему, нужно было сохранить «Верещагино» и пойти по миру? Нет, бизнес важнее. И в результате в обмен на эту старую посудину я получил кучу бонусов!— Каких?— В итоге за мной осталось не двадцать пять процентов нашей компании, как могло бы быть, а все сорок! — с гордостью сказал Самойлов.— И все равно ты не должен был уступать Буравину «Верещагино», — стоял на своем сын. — Уж кому-кому, а ему не должен!— Ну что за романтические бредни! Зачем в убыток себе цепляться за эту развалюху? Тем более что все, связанное с «Верещагино», для меня в прошлом!И твоя мама тоже в прошлом, — неожиданно закончил тираду Самойлов.— А мама-то здесь при чем? — удивился сын.— При том! Мне не нравится, что она без спросу приходит в мой дом!— Но это и ее дом тоже… — напомнил Алеша.— Бывший! Если она бросила меня, пусть будет последовательной. В конце концов, у меня тоже может быть личная жизнь. Она свою устроила, как хотела, а я не могу? Зачем она является в мою квартиру, лезет в мою жизнь — я же ей никто! — кипятился Самойлов.— Но она хотела как лучше… Пирожков вот принесла, — показал на пустую тарелку Алеша.— Да я от этих пирожков уже двадцать пять лет изжогой мучаюсь! — пожаловался отец.— Знаешь, папа, я тебе не верю. По-моему, ты до сих пор ее любишь… — сделал вывод сын.И он был, конечно же, прав! * * * Катя совсем не обрадовалась известию о своей беременности. Она не хотела менять что-либо в своей жизни и не думала о ребенке. Катя пришла в ужас от мысли о будущем.— К черту этот тест! Этого не может быть! Не может — и все тут! Понимаешь?— Прекрати истерику! Ты так раскричалась, будто конец света наступил, — стала успокаивать ее Таисия.— Для меня — да. Что я буду делать? Как я буду жить? — спросила Катя и заплакала.Таисия села рядом с дочерью, погладила ее по голове и сказала:— Так же, как и раньше. Даже лучше.— Ты говоришь какие-то глупости! — оттолкнула ее Катя. — Лучше бы сказала, что мне теперь делать?— Радоваться, Катя! У тебя будет ребенок!— Чему радоваться? Что жизнь моя теперь пойдет кувырком? Ты что, не понимаешь: я молодая, я жить хочу, а не детей рожать, — в голосе у Кати было отчаяние.— Ты еще этого не понимаешь, но дети — это замечательно. Для любой женщины это подарок, — немного мечтательно сказала Таисия.— Но не в моем случае… — отрезала Катя.— И в твоем тоже. Слава Богу, ты не одна. У тебя есть мама и папа. Мы тебя любим. И твоего ребенка тоже. Катя, ответь мне, на один вопрос. А кто отец твоего ребенка?— Алеша, а кто же еще? — удивилась вопросу Катя.— Ты уверена? Может быть, Костя? — Таисия пристально вглядывалась в глаза дочери.— Нет. С Костей у меня вообще ничего не было, — призналась Катя.— Ты серьезно? — удивилась мама.— Конечно. Ты что, мне не веришь? — с вызовом спросила Катя.— Да нет, верю, верю. Если говоришь, что не было, значит, не было, — быстро согласилась Таисия. — Но в любом случае ребенка мы без отца оставить никак не можем…После этих слов Таисия надолго замолчала.— Ну что ты молчишь, душу из меня тянешь, говори, — потребовала Катя.— Я думаю, что ты должна рассказать Алеше о своей беременности. И чем скорее, тем лучше. Если немного постараться, то Алешу можно вернуть, — решила Таисия.— Мама, ты предлагаешь самый невозможный из всех вариантов.— Почему? В конце концов, за свои поступки надо расплачиваться.— Этого не может быть, потому что не может быть никогда, — объяснила Катя.— Никогда не говори никогда. Если мне не изменяет память, Алеша с этой Машей пока не расписаны?— Ну и что? Алеша все равно ко мне не вернется! Я его уже один раз обманула: сказала, что беременна. И что из этого вышло? Ничего! — напомнила Катя.— А ты ему справку покажешь! Официальной бумаге он поверит!— Даже если и поверит, то все равно не вернется. Он меня ненавидит так сильно, что и ребенка нашего возненавидит! — Катя заплакала.— Катя, напрасно ты все усложняешь. Благородный мужчина никогда не откажется от своего ребенка. Алеша Самойлов очень убедительно изображает из себя благородного. Признать своего ребенка — как раз в его духе.— А Маша? Она же бегает за ним, как собачонка.— Да Маша твоя — если копнуть ее поглубже — еще та гордячка. Вот увидишь, как только Алеша признает ребенка и уйдет к тебе, она даже близко к нему не подойдет. Она не будет выяснять с Алешей отношения — гордость не позволит. Отойдет тихонько в сторону. Мы же это уже проходили!— Ты, мама, все никак главного не хочешь понять — слушаешь, да не слышишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37