Они все должны быть блондинками, по крайней мере, мне так сказали…
Дженкинс умолк и стал наслаждаться изумлением, которое, как показалось Дженкинсу, было написано на лицах его собеседников. Румяный, вальяжный, он сидел на своем стуле, словно Будда на троне, и попыхивал сигарой.
Наконец Джини уронила:
– Должны быть блондинками? Странная формулировка.
– О нет. Совершенно точная, – искрился радостью Дженкинс. – Когда договариваются об услугах, он ставит непременным условием, чтобы это непременно была блондинка. Есть у него, конечно, и другие требования. Хоторн чрезвычайно привередлив – так мне говорили.
– Давай конкретнее, Николас.
– Разумеется, Паскаль. Блондинки. Хоторну нужны блондинки. Но то, каким именно образом они ему нужны, весьма необычно. Уж я чего только не наслушался, но это даже меня озадачивает. Во-первых, – он загнул палец, – блондинка, которая получает за это деньги, нужна ему с эталонной периодичностью. Один раз в месяц, всегда в один и тот же день. Это всегда происходит в воскресенье – третье воскресенье каждого месяца.
Во-вторых, – продолжал Дженкинс, – во время встреч блондинка должна хранить абсолютное молчание. Во время… совместных мероприятий, назовем это так, она не имеет права говорить или кричать в его присутствии. С учетом того, что там происходит, это может оказаться нелегко, но таковы правила.
В-третьих, встречи длятся ровно два часа, а девушке выдают тот или иной наряд. Впоследствии большая часть деталей туалетов снимается. За исключением одной. Каждой из них дают длинные черные кожаные перчатки, которые должны оставаться на ней от начала и до конца. Девушке не позволено прикасаться к Хоторну, если на ее руках нет перчаток.
– Перчатки?! – удивленно переспросил Паскаль. Его реакция не укрылась от взгляда Джини.
Дженкинс, которого неудержимо несло, не обратил внимания на вопрос.
– В-четвертых, девушки, мягко говоря, обязаны выполнять все прихоти Хоторна, некоторые из которых бывают… мягко говоря, необычными. Случалось, что после свиданий некоторым из девушек требовалась медицинская помощь. Я полагаю, отчасти именно поэтому они получают такое богатое вознаграждение. В Америке каждой из них выплачивали по двадцать тысяч долларов, здесь – десять тысяч фунтов. Ни одна девушка не используется дважды.
– Двадцать тысяч долларов? – недоверчиво переспросила Джини.
– Щедро, не правда ли? – улыбнулся Дженкинс. – Возможно, именно по этой причине ни одна из девушек до сих пор еще ни словом не обмолвилась с журналистами из желтых газет. Но и не только поэтому. Есть еще одна причина: они смертельно напуганы.
Воцарилась тишина. Николас Дженкинс победно откинулся на стуле.
– Захватывающая история, вы не находите? Налицо симптомы маниакальной одержимости. А ведь Хоторн человек, которому есть, что терять…
– Это невозможно! – возмутилась Джини, на секунду опередив Паскаля. – Это чушь! Мусор! Цветистый, не спорю, но, Николас, я не верю ни единому слову.
– Я тоже, – встал из-за стола Паскаль. – Пустая трата времени. Раз в месяц? Николас, я тебя умоляю! Этот человек – посол. А раньше был американским сенатором. Для того, чтобы организовать что-нибудь подобное, не обойтись без посторонней помощи. У него есть помощники, телохранители… Таких людей, как Хоторн, охраняют круглые сутки, он почти не бывает один. И никому никогда не удалось бы держать в секрете такие фокусы. Ну два месяца, ну три, и об этом узнает весь город.
– Я тоже так думаю, – самодовольно улыбнулся Дженкинс, – и все же мне сказали, что это продолжается уже четыре года. Четыре года – это значит очень много блондинок.
– Ты, видно, выжил из ума, – Паскаль уже не пытался скрыть свое раздражение. – И только ради этого ты вызвал меня в Лондон? Думаю, мне надо возвращаться.
– Не торопись. Я же еще не закончил рассказывать. Просто послушай. И поверь, поначалу я реагировал точно так же, как ты. Когда мне впервые выложили все это, я тоже не поверил ни единому слову. И, конечно, не стал бы вызывать тебя попусту, не такой у тебя калибр. – Паскаль вспыхнул, а Дженкинс знаком велел ему сесть обратно. – Садись и будь хорошим мальчиком. Позволь мне все объяснить. Остается один очевидный вопрос, не так ли? Кто был моим источником?
– Ладно, даю тебе пять минут. – Паскаль сел на стул. – Так кто был твоим источником? Одна из девушек?
– Конечно же, нет, – оскорбился Дженкинс. – Неужели ты думаешь, я стал бы так реагировать на рассказ дешевой уличной метелки? Мой источник находится прямо там, рядом с послом.
– Ты лично говорил с этим источником?
Впервые за всю беседу энтузиазм Дженкинса частично угас. Он отвел глаза.
– Нет, – признался он, – я не говорил. Пока не говорил. Информация поступила ко мне через вторые руки.
– Через кого?
– Это имя вряд ли что-нибудь скажет и тебе, и Джини. Это мужчина. Джеймс Макмаллен. Мы вместе учились в школе, как это часто бывает. Я знаю его много лет.
– Макмаллен? – Паскаль посмотрел на Джини, но та отрицательно покачала головой. – А что он собой представляет, этот твой школьный друг?
– Да, в общем-то, ничего особенного, – ответил Дженкинс, постепенно обретая уверенность. – Достаточно умен, имеет хорошие связи. Изучал историю в Оксфорде, но, видимо, оказался слабоват – нерешительный, не очень энергичный. Ушел из Оксфорда без ученой степени, стал армейским офицером, потом вышел в отставку. Работал на разных должностях в Сити, превратился в эдакого бродягу – мужественного обаятельного бродягу. У парня доброе сердце, он честен. Немного не от мира сего, никак не может ужиться с современным обществом. В первый раз он появился у меня три месяца назад. Словно из-под земли вырос. Я не видел его уже многие годы.
– И это он рассказал тебе про блондинок? – спросила Джини, внимательно глядя на Дженкинса. – Он хотел продать эту информацию? Сколько он просил?
– Нисколько. Мой друг Джеймс не из таких. Он джентльмен, один из последних представителей этой вымирающей породы. Вряд ли ему вообще известно, что газеты платят за информацию, а если бы узнал, то ужаснулся. Нет, деньги ему были не нужны. Ему нужно нечто гораздо более утонченное. Он хотел, чтобы правда о Хоторне вышла наружу.
Над столом снова повисла тишина. Джини видела, что Паскаль задумался и что-то прокручивал в мозгу. Его раздражения как не бывало.
– Ну хорошо, – сказал он, убедившись, что Дженкинс не собирается продолжать. – Твой друг Макмаллен явился посредником, сообщив тебе информацию, полученную им от третьего лица. Насколько близок этот третий к послу?
– О, чрезвычайно близок!
– И ты убедился в том, что твой Макмаллен действительно знаком с этим человеком?
– Ну конечно, Паскаль, о чем ты говоришь! Я потребовал этого с самого начала Черновая работа уже сделана специально для меня, чтобы я смог убедиться, был устроен ужин Макмаллена с этим источником. В том, что они знакомы, не может быть никаких сомнений. Они старые друзья. Кроме того… – он помолчал и улыбнулся, – кроме того, опять же по моей просьбе, Джеймс записал на магнитофон их телефонный разговор. Пленку сейчас копируют. Завтра я предоставлю ее вам. Прослушав ее, вы поймете, что Джеймс не лгал и что у него действительно очень близкие отношения с его источником.
– Ну что ж, – пожал плечами Паскаль, – давайте пока примем это за данность. Макмаллен близок к этому источнику, а источник близок к Хоторну. Но насколько близок? Кто-то из обслуживающего персонала или сотрудников посольства? Горничная? Шофер? Один из помощников? Телохранитель?
– Еще ближе.
– Кто-то из членов семьи Хоторна? Его брат? Одна из табуна его двоюродных сестер? – стала перечислять Джини, но сама с сомнением покачала головой. – Нет, в это я ни за что не поверю. Их семья – это единый кулак. Никто из них не стал бы рассказывать ничего подобного.
Дженкинс не слушал. Его взгляд был направлен в сторону окон, за которыми серел зимний полдень. Джини видела, как наслаждался он происходящим. Дженкинс обожал сорвать банк, нанести coup de grace, поэтому интуиция подсказывала Джини, что самый вкусный и самый крепкий коктейль он приберег напоследок.
– В какой-то степени, – начал он размеренно, – можно сказать, что источник это почти сам посол. Дело в том, что эти ежемесячные ритуалы имеют еще один аспект, о котором я не упомянул. Судя по всему, когда Хоторн возвращается со своего очередного «мероприятия», он любит описывать его во всех подробностях, не упуская ни одной детали. Видимо, он рассматривает это в качестве завершающего этапа ночных развлечений и, как мне кажется, наиболее пикантного из всех.
– Ты действительно хочешь сказать, что он обо всем этом кому-то рассказывает?! – изумленно уставилась на Дженкинса Джини. – Этого не может быть! Ты имеешь в виду, что он возвращается, садится у камина и описывает все, что он вытворял? Николас…
– Насколько мне известно, не у камина, – Дженкинс одарил ее одной из своих самых лучезарных улыбок. – Как мне сообщили, он больше всего любит делать это в постели.
– В постели? Это значит…
– Это значит, мои дорогие, что наш источник – жена посла, Лиз Хоторн собственной персоной. Все это она рассказала Макмаллену, своему старинному другу, наперснику и добровольному защитнику, а он затем пересказал мне. Довольно наивно, вы со мной согласитесь, вручать динамит редактору газеты. Но что поделать, мой друг Джеймс действительно наивен, и мне начинает казаться, что жена посла – тоже. Наивная, запуганная, пойманная в ловушку и впадающая все в большее отчаяние… И еще изумительно красивая.
Наконец-то Дженкинс дождался от собеседников той реакции, к которой стремился. Несколько минут он купался в волнах их изумления, а затем поднялся.
– Миссис Хоторн хочет, чтобы все это было обнародовано, – продолжил он уже более жестким тоном. – Поскольку она католичка, развод исключен. Бракоразводный процесс, конечно, вытащил бы на свет Божий всю правду, но, поскольку для нее такой вариант невозможен, она решила обратиться к прессе. То есть к нам. – Он помолчал. – При одном условии. Мы должны подготовить статью без всякого участия с ее стороны и не имеем права указывать на нее как на наш источник.
– Значит, мы даже не можем с ней поговорить? – перебила его Джини. – Мы не можем обратиться напрямую к основному источнику?
– Ни под каким видом! Ни при каких обстоятельствах! Это первое и главное условие, которое выставил Макмаллен. Никаких интервью с прекрасной Лиз, – Дженкинс одарил обоих милостивой и в то же время злорадной улыбкой. – Тяжелый физический труд, дорогие мои. Никаких звонков в резиденцию посла. Никаких tete-a-tete с Лиз. Никаких расспросов обслуги, которая через три секунды после того, как вы повесите трубку, побежит к послу.
– Черт! – выругалась Джини, открывая календарь в своем блокноте. – Я смотрю, как ложатся в этом месяце воскресенья. До третьего воскресенья остается одиннадцать дней.
– Я знаю, – ответил Дженкинс, – и вам понадобится каждый из них. Выяснить нужно очень многое. К сожалению, в повествовании моего друга Джеймса имеются белые пятна. Допустим, мы знаем, по каким дням происходят эти встречи…
– Но не знаем где, – закончила за него Джини.
– Это не самая большая проблема. – Паскаль встал со своего места и задумчиво посмотрел на Дженкинса. – В конце концов все остальное-то Макмаллен тебе рассказал. Весьма любезный источник. Выяснить место не составит труда. Где сейчас твой друг Макмаллен, Николас? Как мы можем связаться с ним?
В голосе Паскаля звучал сарказм. Дженкинс, казалось, был доволен, что сумел рассердить его.
– А вот с этим заминочка, – радостно сообщил он. – Нужно было сразу вам сказать. Макмаллен исчез. Словно под землю провалился. Мы с ним должны были встретиться прямо перед Рождеством. Макмаллен обещал сообщить, где состоится следующая встреча. К сожалению, с тех пор он не объявлялся. В лондонской квартире он не показывался уже больше двух недель, его не видел никто из друзей. Он никому не писал, не звонил… Загадка. Будто умер… Но все же я надеюсь, что вы вдвоем сумеете отыскать его.
С этими словами Дженкинс воздел руки в прощальном жесте. Джини показалось, что он предпочел бы избежать дальнейших расспросов.
– Я должен бежать. Опаздываю на редакционное совещание, которое сам же и назначил. Держи, Джини.
Он выложил на стол и подвинул к Джине фотографию и визитную карточку. Снимок, видимо, был сделан несколько лет назад, отметила Джини, поскольку на нем Макмаллен был одет в военную форму. Симпатичный светловолосый мужчина в камуфляже. Фотография была не очень четкой.
– Его адрес и единственное фото, которое мне удалось найти. Начните хотя бы с этого. Паскаль, загляни к моей секретарше Шарлотте. Я знаю, что она где-то зарезервировала для тебя уютный номер. Через пару дней, если у вас что-то появится, зайдите ко мне. Будьте умницами, дети мои. Не скучайте. Чао.
Глава 7
– Он что, всегда такой? – спросил Паскаль, когда чуть позже они выходили из здания «Ньюс».
Джини поежилась и плотнее запахнула плащ. Часы показывали половину четвертого. Было уже почти темно и очень холодно.
– Ты же знаешь Николаса. Конечно, он всегда такой.
– Дерьмо он, – мрачно констатировал Паскаль. – Я всегда это подозревал, а теперь убедился окончательно. Злорадный гаденыш.
– Это точно. Когда кому-то плохо, ему хорошо. Но он не один такой.
– Это все охота за «утками», – Паскаль взглянул на желтоватое небо и поднял воротник пиджака. – Все притянуто за уши, и потому все развалится.
– Может быть. Но я в этом не уверена. Когда Николас натыкается на хорошую историю, он сразу это чувствует. Взгляни на это с его точки зрения. Это может сработать двояко. Если все, что ему рассказали про Хоторна, правда, то это означает сенсацию для первых полос. Если информация оказывается выдуманной, это все равно сенсация: Лиз Хоторн клевещет на своего мужа журналистам.
– Может быть. Может быть и так.
Повисла короткая и неловкая пауза. Джини чувствовала на себе взгляд Паскаля и поспешила отвернуться.
Редакция «Ньюс» в свое время переехала сюда с Флит-стрит и приложила все усилия, чтобы оградить себя от профсоюзных пикетов. Это было мрачное место. «Крепость в доках» – так его прозвали, и это прозвище подходило как нельзя более кстати. Здание в котором помещалась редакция, было окружено пятиметровой стеной с электрической проволокой по периметру и электронными охраняемыми воротами. На расстоянии нескольких кварталов с лабиринтами складских помещений текла Темза. Близость реки и ее грязные испарения делали воздух тяжелым и промозглым. «Я работаю в тюрьме», – думала иногда Джини.
– Женевьева? – обернулся к ней Паскаль. Он прикоснулся к рукаву ее пальто, но тут же отдернул руку. Из-за того, что он назвал ее полным именем, и оттого, как по-французски прозвучало оно в его устах, на девушку снова обрушилось прошлое. На одно короткое и болезненное мгновение Джини вспомнила, как все было когда-то в маленькой комнатушке на берегу залива. Она помнила, как от грохота музыки из дискотеки на нижнем этаже дрожал пол, как на ночной глади воды мерцали огоньки рыбачьих суденышек, помнила охватившие ее чувства, когда ее обняли руки Паскаля.
Она вновь отвернулась и стала пристально смотреть на ворота.
– Извини. – Паскаль колебался, было ясно, что он ощущает неловкость. – Мне не сообщили, что я буду работать с тобой. Даю тебе честное слово, Джини, до тех пор, пока ты не вошла в кабинет, я не знал об этом. Дженкинс ничего не говорил мне.
Джини повернулась к нему.
– А если бы тебе сказали заранее, ты бы согласился работать со мной или отказался?
По его лицу пробежала тень, но Паскаль, которого она знала раньше, всегда был честен, вот и сейчас он дал ей честный ответ:
– Если бы это случилось несколько лет назад, да, я бы отказался. Тогда я пытался хоть как-то наладить свою семейную жизнь. У меня есть дочь, Марианна. – Он умолк, глядя на нее, а потом отвел глаза в сторону и, засунув руки в карманы пиджака, слегка поежился. – Да, несколько лет назад я бы отказался. Думаю, ты знаешь, почему.
– Слишком много воспоминаний?
– Отчасти. И еще слишком рискованно.
Они помолчали. Джини неподвижным взглядом смотрела на ворота. Потом переспросила:
– Рискованно?
– Когда-то мы поссорились. Мне бы не хотелось, чтобы это повторилось опять.
Это был не тот ответ, на который рассчитывала Джини. Откинув влажные волосы с лица, она направилась через двор к своей машине. Паскаль двинулся за ней и снова дотронулся до ее руки. Девушка остановилась.
– А почему ты спросила? – произнес он взволнованно. – Потому что ты теперь не хочешь со мной работать?
Джини остановилась и окинула его взглядом. Лицо его было бледным, волосы – мокрыми от дождя. Она чувствовала охватившее его напряжение, видела его признаки в изменившихся чертах лица.
– Если это так, то просто скажи, Джини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Дженкинс умолк и стал наслаждаться изумлением, которое, как показалось Дженкинсу, было написано на лицах его собеседников. Румяный, вальяжный, он сидел на своем стуле, словно Будда на троне, и попыхивал сигарой.
Наконец Джини уронила:
– Должны быть блондинками? Странная формулировка.
– О нет. Совершенно точная, – искрился радостью Дженкинс. – Когда договариваются об услугах, он ставит непременным условием, чтобы это непременно была блондинка. Есть у него, конечно, и другие требования. Хоторн чрезвычайно привередлив – так мне говорили.
– Давай конкретнее, Николас.
– Разумеется, Паскаль. Блондинки. Хоторну нужны блондинки. Но то, каким именно образом они ему нужны, весьма необычно. Уж я чего только не наслушался, но это даже меня озадачивает. Во-первых, – он загнул палец, – блондинка, которая получает за это деньги, нужна ему с эталонной периодичностью. Один раз в месяц, всегда в один и тот же день. Это всегда происходит в воскресенье – третье воскресенье каждого месяца.
Во-вторых, – продолжал Дженкинс, – во время встреч блондинка должна хранить абсолютное молчание. Во время… совместных мероприятий, назовем это так, она не имеет права говорить или кричать в его присутствии. С учетом того, что там происходит, это может оказаться нелегко, но таковы правила.
В-третьих, встречи длятся ровно два часа, а девушке выдают тот или иной наряд. Впоследствии большая часть деталей туалетов снимается. За исключением одной. Каждой из них дают длинные черные кожаные перчатки, которые должны оставаться на ней от начала и до конца. Девушке не позволено прикасаться к Хоторну, если на ее руках нет перчаток.
– Перчатки?! – удивленно переспросил Паскаль. Его реакция не укрылась от взгляда Джини.
Дженкинс, которого неудержимо несло, не обратил внимания на вопрос.
– В-четвертых, девушки, мягко говоря, обязаны выполнять все прихоти Хоторна, некоторые из которых бывают… мягко говоря, необычными. Случалось, что после свиданий некоторым из девушек требовалась медицинская помощь. Я полагаю, отчасти именно поэтому они получают такое богатое вознаграждение. В Америке каждой из них выплачивали по двадцать тысяч долларов, здесь – десять тысяч фунтов. Ни одна девушка не используется дважды.
– Двадцать тысяч долларов? – недоверчиво переспросила Джини.
– Щедро, не правда ли? – улыбнулся Дженкинс. – Возможно, именно по этой причине ни одна из девушек до сих пор еще ни словом не обмолвилась с журналистами из желтых газет. Но и не только поэтому. Есть еще одна причина: они смертельно напуганы.
Воцарилась тишина. Николас Дженкинс победно откинулся на стуле.
– Захватывающая история, вы не находите? Налицо симптомы маниакальной одержимости. А ведь Хоторн человек, которому есть, что терять…
– Это невозможно! – возмутилась Джини, на секунду опередив Паскаля. – Это чушь! Мусор! Цветистый, не спорю, но, Николас, я не верю ни единому слову.
– Я тоже, – встал из-за стола Паскаль. – Пустая трата времени. Раз в месяц? Николас, я тебя умоляю! Этот человек – посол. А раньше был американским сенатором. Для того, чтобы организовать что-нибудь подобное, не обойтись без посторонней помощи. У него есть помощники, телохранители… Таких людей, как Хоторн, охраняют круглые сутки, он почти не бывает один. И никому никогда не удалось бы держать в секрете такие фокусы. Ну два месяца, ну три, и об этом узнает весь город.
– Я тоже так думаю, – самодовольно улыбнулся Дженкинс, – и все же мне сказали, что это продолжается уже четыре года. Четыре года – это значит очень много блондинок.
– Ты, видно, выжил из ума, – Паскаль уже не пытался скрыть свое раздражение. – И только ради этого ты вызвал меня в Лондон? Думаю, мне надо возвращаться.
– Не торопись. Я же еще не закончил рассказывать. Просто послушай. И поверь, поначалу я реагировал точно так же, как ты. Когда мне впервые выложили все это, я тоже не поверил ни единому слову. И, конечно, не стал бы вызывать тебя попусту, не такой у тебя калибр. – Паскаль вспыхнул, а Дженкинс знаком велел ему сесть обратно. – Садись и будь хорошим мальчиком. Позволь мне все объяснить. Остается один очевидный вопрос, не так ли? Кто был моим источником?
– Ладно, даю тебе пять минут. – Паскаль сел на стул. – Так кто был твоим источником? Одна из девушек?
– Конечно же, нет, – оскорбился Дженкинс. – Неужели ты думаешь, я стал бы так реагировать на рассказ дешевой уличной метелки? Мой источник находится прямо там, рядом с послом.
– Ты лично говорил с этим источником?
Впервые за всю беседу энтузиазм Дженкинса частично угас. Он отвел глаза.
– Нет, – признался он, – я не говорил. Пока не говорил. Информация поступила ко мне через вторые руки.
– Через кого?
– Это имя вряд ли что-нибудь скажет и тебе, и Джини. Это мужчина. Джеймс Макмаллен. Мы вместе учились в школе, как это часто бывает. Я знаю его много лет.
– Макмаллен? – Паскаль посмотрел на Джини, но та отрицательно покачала головой. – А что он собой представляет, этот твой школьный друг?
– Да, в общем-то, ничего особенного, – ответил Дженкинс, постепенно обретая уверенность. – Достаточно умен, имеет хорошие связи. Изучал историю в Оксфорде, но, видимо, оказался слабоват – нерешительный, не очень энергичный. Ушел из Оксфорда без ученой степени, стал армейским офицером, потом вышел в отставку. Работал на разных должностях в Сити, превратился в эдакого бродягу – мужественного обаятельного бродягу. У парня доброе сердце, он честен. Немного не от мира сего, никак не может ужиться с современным обществом. В первый раз он появился у меня три месяца назад. Словно из-под земли вырос. Я не видел его уже многие годы.
– И это он рассказал тебе про блондинок? – спросила Джини, внимательно глядя на Дженкинса. – Он хотел продать эту информацию? Сколько он просил?
– Нисколько. Мой друг Джеймс не из таких. Он джентльмен, один из последних представителей этой вымирающей породы. Вряд ли ему вообще известно, что газеты платят за информацию, а если бы узнал, то ужаснулся. Нет, деньги ему были не нужны. Ему нужно нечто гораздо более утонченное. Он хотел, чтобы правда о Хоторне вышла наружу.
Над столом снова повисла тишина. Джини видела, что Паскаль задумался и что-то прокручивал в мозгу. Его раздражения как не бывало.
– Ну хорошо, – сказал он, убедившись, что Дженкинс не собирается продолжать. – Твой друг Макмаллен явился посредником, сообщив тебе информацию, полученную им от третьего лица. Насколько близок этот третий к послу?
– О, чрезвычайно близок!
– И ты убедился в том, что твой Макмаллен действительно знаком с этим человеком?
– Ну конечно, Паскаль, о чем ты говоришь! Я потребовал этого с самого начала Черновая работа уже сделана специально для меня, чтобы я смог убедиться, был устроен ужин Макмаллена с этим источником. В том, что они знакомы, не может быть никаких сомнений. Они старые друзья. Кроме того… – он помолчал и улыбнулся, – кроме того, опять же по моей просьбе, Джеймс записал на магнитофон их телефонный разговор. Пленку сейчас копируют. Завтра я предоставлю ее вам. Прослушав ее, вы поймете, что Джеймс не лгал и что у него действительно очень близкие отношения с его источником.
– Ну что ж, – пожал плечами Паскаль, – давайте пока примем это за данность. Макмаллен близок к этому источнику, а источник близок к Хоторну. Но насколько близок? Кто-то из обслуживающего персонала или сотрудников посольства? Горничная? Шофер? Один из помощников? Телохранитель?
– Еще ближе.
– Кто-то из членов семьи Хоторна? Его брат? Одна из табуна его двоюродных сестер? – стала перечислять Джини, но сама с сомнением покачала головой. – Нет, в это я ни за что не поверю. Их семья – это единый кулак. Никто из них не стал бы рассказывать ничего подобного.
Дженкинс не слушал. Его взгляд был направлен в сторону окон, за которыми серел зимний полдень. Джини видела, как наслаждался он происходящим. Дженкинс обожал сорвать банк, нанести coup de grace, поэтому интуиция подсказывала Джини, что самый вкусный и самый крепкий коктейль он приберег напоследок.
– В какой-то степени, – начал он размеренно, – можно сказать, что источник это почти сам посол. Дело в том, что эти ежемесячные ритуалы имеют еще один аспект, о котором я не упомянул. Судя по всему, когда Хоторн возвращается со своего очередного «мероприятия», он любит описывать его во всех подробностях, не упуская ни одной детали. Видимо, он рассматривает это в качестве завершающего этапа ночных развлечений и, как мне кажется, наиболее пикантного из всех.
– Ты действительно хочешь сказать, что он обо всем этом кому-то рассказывает?! – изумленно уставилась на Дженкинса Джини. – Этого не может быть! Ты имеешь в виду, что он возвращается, садится у камина и описывает все, что он вытворял? Николас…
– Насколько мне известно, не у камина, – Дженкинс одарил ее одной из своих самых лучезарных улыбок. – Как мне сообщили, он больше всего любит делать это в постели.
– В постели? Это значит…
– Это значит, мои дорогие, что наш источник – жена посла, Лиз Хоторн собственной персоной. Все это она рассказала Макмаллену, своему старинному другу, наперснику и добровольному защитнику, а он затем пересказал мне. Довольно наивно, вы со мной согласитесь, вручать динамит редактору газеты. Но что поделать, мой друг Джеймс действительно наивен, и мне начинает казаться, что жена посла – тоже. Наивная, запуганная, пойманная в ловушку и впадающая все в большее отчаяние… И еще изумительно красивая.
Наконец-то Дженкинс дождался от собеседников той реакции, к которой стремился. Несколько минут он купался в волнах их изумления, а затем поднялся.
– Миссис Хоторн хочет, чтобы все это было обнародовано, – продолжил он уже более жестким тоном. – Поскольку она католичка, развод исключен. Бракоразводный процесс, конечно, вытащил бы на свет Божий всю правду, но, поскольку для нее такой вариант невозможен, она решила обратиться к прессе. То есть к нам. – Он помолчал. – При одном условии. Мы должны подготовить статью без всякого участия с ее стороны и не имеем права указывать на нее как на наш источник.
– Значит, мы даже не можем с ней поговорить? – перебила его Джини. – Мы не можем обратиться напрямую к основному источнику?
– Ни под каким видом! Ни при каких обстоятельствах! Это первое и главное условие, которое выставил Макмаллен. Никаких интервью с прекрасной Лиз, – Дженкинс одарил обоих милостивой и в то же время злорадной улыбкой. – Тяжелый физический труд, дорогие мои. Никаких звонков в резиденцию посла. Никаких tete-a-tete с Лиз. Никаких расспросов обслуги, которая через три секунды после того, как вы повесите трубку, побежит к послу.
– Черт! – выругалась Джини, открывая календарь в своем блокноте. – Я смотрю, как ложатся в этом месяце воскресенья. До третьего воскресенья остается одиннадцать дней.
– Я знаю, – ответил Дженкинс, – и вам понадобится каждый из них. Выяснить нужно очень многое. К сожалению, в повествовании моего друга Джеймса имеются белые пятна. Допустим, мы знаем, по каким дням происходят эти встречи…
– Но не знаем где, – закончила за него Джини.
– Это не самая большая проблема. – Паскаль встал со своего места и задумчиво посмотрел на Дженкинса. – В конце концов все остальное-то Макмаллен тебе рассказал. Весьма любезный источник. Выяснить место не составит труда. Где сейчас твой друг Макмаллен, Николас? Как мы можем связаться с ним?
В голосе Паскаля звучал сарказм. Дженкинс, казалось, был доволен, что сумел рассердить его.
– А вот с этим заминочка, – радостно сообщил он. – Нужно было сразу вам сказать. Макмаллен исчез. Словно под землю провалился. Мы с ним должны были встретиться прямо перед Рождеством. Макмаллен обещал сообщить, где состоится следующая встреча. К сожалению, с тех пор он не объявлялся. В лондонской квартире он не показывался уже больше двух недель, его не видел никто из друзей. Он никому не писал, не звонил… Загадка. Будто умер… Но все же я надеюсь, что вы вдвоем сумеете отыскать его.
С этими словами Дженкинс воздел руки в прощальном жесте. Джини показалось, что он предпочел бы избежать дальнейших расспросов.
– Я должен бежать. Опаздываю на редакционное совещание, которое сам же и назначил. Держи, Джини.
Он выложил на стол и подвинул к Джине фотографию и визитную карточку. Снимок, видимо, был сделан несколько лет назад, отметила Джини, поскольку на нем Макмаллен был одет в военную форму. Симпатичный светловолосый мужчина в камуфляже. Фотография была не очень четкой.
– Его адрес и единственное фото, которое мне удалось найти. Начните хотя бы с этого. Паскаль, загляни к моей секретарше Шарлотте. Я знаю, что она где-то зарезервировала для тебя уютный номер. Через пару дней, если у вас что-то появится, зайдите ко мне. Будьте умницами, дети мои. Не скучайте. Чао.
Глава 7
– Он что, всегда такой? – спросил Паскаль, когда чуть позже они выходили из здания «Ньюс».
Джини поежилась и плотнее запахнула плащ. Часы показывали половину четвертого. Было уже почти темно и очень холодно.
– Ты же знаешь Николаса. Конечно, он всегда такой.
– Дерьмо он, – мрачно констатировал Паскаль. – Я всегда это подозревал, а теперь убедился окончательно. Злорадный гаденыш.
– Это точно. Когда кому-то плохо, ему хорошо. Но он не один такой.
– Это все охота за «утками», – Паскаль взглянул на желтоватое небо и поднял воротник пиджака. – Все притянуто за уши, и потому все развалится.
– Может быть. Но я в этом не уверена. Когда Николас натыкается на хорошую историю, он сразу это чувствует. Взгляни на это с его точки зрения. Это может сработать двояко. Если все, что ему рассказали про Хоторна, правда, то это означает сенсацию для первых полос. Если информация оказывается выдуманной, это все равно сенсация: Лиз Хоторн клевещет на своего мужа журналистам.
– Может быть. Может быть и так.
Повисла короткая и неловкая пауза. Джини чувствовала на себе взгляд Паскаля и поспешила отвернуться.
Редакция «Ньюс» в свое время переехала сюда с Флит-стрит и приложила все усилия, чтобы оградить себя от профсоюзных пикетов. Это было мрачное место. «Крепость в доках» – так его прозвали, и это прозвище подходило как нельзя более кстати. Здание в котором помещалась редакция, было окружено пятиметровой стеной с электрической проволокой по периметру и электронными охраняемыми воротами. На расстоянии нескольких кварталов с лабиринтами складских помещений текла Темза. Близость реки и ее грязные испарения делали воздух тяжелым и промозглым. «Я работаю в тюрьме», – думала иногда Джини.
– Женевьева? – обернулся к ней Паскаль. Он прикоснулся к рукаву ее пальто, но тут же отдернул руку. Из-за того, что он назвал ее полным именем, и оттого, как по-французски прозвучало оно в его устах, на девушку снова обрушилось прошлое. На одно короткое и болезненное мгновение Джини вспомнила, как все было когда-то в маленькой комнатушке на берегу залива. Она помнила, как от грохота музыки из дискотеки на нижнем этаже дрожал пол, как на ночной глади воды мерцали огоньки рыбачьих суденышек, помнила охватившие ее чувства, когда ее обняли руки Паскаля.
Она вновь отвернулась и стала пристально смотреть на ворота.
– Извини. – Паскаль колебался, было ясно, что он ощущает неловкость. – Мне не сообщили, что я буду работать с тобой. Даю тебе честное слово, Джини, до тех пор, пока ты не вошла в кабинет, я не знал об этом. Дженкинс ничего не говорил мне.
Джини повернулась к нему.
– А если бы тебе сказали заранее, ты бы согласился работать со мной или отказался?
По его лицу пробежала тень, но Паскаль, которого она знала раньше, всегда был честен, вот и сейчас он дал ей честный ответ:
– Если бы это случилось несколько лет назад, да, я бы отказался. Тогда я пытался хоть как-то наладить свою семейную жизнь. У меня есть дочь, Марианна. – Он умолк, глядя на нее, а потом отвел глаза в сторону и, засунув руки в карманы пиджака, слегка поежился. – Да, несколько лет назад я бы отказался. Думаю, ты знаешь, почему.
– Слишком много воспоминаний?
– Отчасти. И еще слишком рискованно.
Они помолчали. Джини неподвижным взглядом смотрела на ворота. Потом переспросила:
– Рискованно?
– Когда-то мы поссорились. Мне бы не хотелось, чтобы это повторилось опять.
Это был не тот ответ, на который рассчитывала Джини. Откинув влажные волосы с лица, она направилась через двор к своей машине. Паскаль двинулся за ней и снова дотронулся до ее руки. Девушка остановилась.
– А почему ты спросила? – произнес он взволнованно. – Потому что ты теперь не хочешь со мной работать?
Джини остановилась и окинула его взглядом. Лицо его было бледным, волосы – мокрыми от дождя. Она чувствовала охватившее его напряжение, видела его признаки в изменившихся чертах лица.
– Если это так, то просто скажи, Джини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43