Сидя в лондонской квартире Джини, Паскаль достал фото из бумажника.
Он сделал эту фотографию однажды вечером у залива. С точки зрения техники снимок был неудачным, и Паскаль это знал. Поскольку освещение было плохое, он поставил большую выдержку, и кадр получился немного засвеченным. Из-за отраженного света лицо Джини получилось размытым и прозрачным. И все равно это был его любимый снимок. Глядя на него раньше, да и сейчас тоже, Паскаль понимал, почему хранит его, почему позволил ему превратиться в некий талисман. На нем жила молоденькая девочка, самая обычная девочка, которая наврала ему о своем возрасте. Когда он делал этот снимок, она была младше, чем он думал. Светлые волосы развевались над ее лбом, в ухе висела сережка. Она была одета в свободную рубашку с открытым воротом. Эта фотография была непримечательной во всех отношениях, в ней не проявился его профессиональный талант. Для посторонних глаз на ней была запечатлена обычная девчонка на фоне морских волн – заурядный снимок, сделанный в выходные. Но для Паскаля этот снимок значил чрезвычайно много: глядя на него, Паскаль смотрел в лицо открытой им когда-то истине, которая никогда не изменится и не сотрется. Джини не была его единственной любовью, менялось и его отношение к любви. Но что бы она ни значила для него, позже, когда он стал разочаровываться во всех своих иллюзиях и соблазнах, это воспоминание, чистое и сильное, оставалось всегда при нем. В тот день, когда он сделал этот снимок, его камере повезло: впервые ей удалось запечатлеть радость. Это до сих пор удивляло Паскаля, ведь к тому времени он уже привык снимать только смерть!
Все это было, думал Паскаль, было, и маленький снимок служил тому доказательством. Кроме того, не далее, как полчаса назад, он получил еще более веское доказательство. Он увидел прошлое таким, каким его помнил и хотел помнить: оно было в глазах Джини. «Прощай», – подумал он. Теперь фотография была ему уже не нужна.
Повинуясь внезапному порыву, он наклонился, поднес снимок к огню и стал смотреть. Карточка вспыхнула моментально, охваченная разноцветным от химикалий пламенем, и Паскаль бросил предательскую золу в камин. Ритуалы иногда приносят пользу. Паскаль смог наконец признать, что это было, но прошло. Услышав в соседней комнате движение, он пошел на кухню делать кофе. «Коллеги, друзья, профессионалы, команда, не более того», – сказал он себе.
– Вот как мы сейчас поступим, – жизнерадостно объявил он, когда вернулась Джини. – Отправимся в какое-нибудь уютное местечко, выпьем красного вина, съедим чего-нибудь вкусного и обсудим наши дела.
Он умолк. Джини тоже молча смотрела на него, а затем покорно согласилась.
Паскаль вел себя очень осторожно, стараясь держаться дружеского тона, когда они вместе выходили из квартиры. Он понимал, что прошлое было бы разумнее похоронить, чтобы уберечься от его притягательной силы. К тому же оно осталось бы чистым, не испорченным тем сумбуром, в который Паскаль превратил в последнее время свою жизнь. И все же глупый вопрос вырвался помимо воли:
– Та сережка, – спросил он, когда они уже шли к двери, – ты помнишь? Та, которую мы вместе выбирали. Ты сохранила ее? Носишь ее хоть иногда?
Вопрос, что и говорить, идиотский. Джини покраснела.
– Сережка? Нет, я ее не ношу. Даже не знаю, сохранилась ли она у меня. По-моему, потерялась, когда я переезжала на новую квартиру.
Она сняла цепочку и распахнула дверь для выступавшего впереди них кота, покачивающего хвостом и сгоравшего от нетерпения обследовать улицу.
– Пошли, Паскаль, – произнесла она устало. – Столик заказан на восемь. Мы опоздаем.
Ресторан, выбранный Джини, находился в нескольких кварталах от ее дома. Это было маленькое неприметное заведеньице, которым управляла жившая здесь итальянская семья. В будни в ресторанчике было тихо, подавали простую и вкусную еду.
Их посадили за столик, стоявший в углублении, в самом конце зала. На выкрашенных в белый цвет стенах по обе стороны от них красовались портреты итальянских кинозвезд и знаменитых футболистов, под потолком висели искусственные лианы, выстроились радами бутылки с кьянти. Взглянув на эти украшения, Паскаль улыбнулся.
– Маленькая Италия в Северном Лондоне. Тут симпатично, Джини.
– Тут тихо и хорошие спагетти. Можно спокойно поговорить.
Когда официант принес им спагетти, салаты и разлил вино, Паскаль вытащил записную книжку.
– Ну что ж, – возгласил он, как на открытии совещания, – приступим.
– Рассмотрим возможные ниточки? Давай.
– В первую очередь это, конечно, фирма по доставке почтовых отправлений. Мы выясним, куда и кем были отправлены две остальные посылки. Это, возможно, поможет нам понять, почему они были отправлены и не намеренно ли кто-то подбросил нам этот след.
– Кроме того, сам Макмаллен… – Джини подалась вперед. – Мы должны вычислить его семью и друзей, проверить его прошлое – Оксфорд, службу в армии и так далее. Это поможет нам в поисках.
– Дженкинс снабдил меня кое-какими контактами – имена и телефонные номера Он прислал их вместе с пленкой. – Паскаль задумчиво побарабанил по записной книжке. – К примеру, на пленке упоминается его сестра Видимо, бывшая актриса. С ней бы стоило поговорить.
– Она живет в Лондоне?
– Да, рядом со Слоун-сквер. И родители его до сих пор живы. Отец занимается историей искусств. Дженкинс говорит, он – выдающийся ученый.
– Они тоже в Лондоне?
– К сожалению, нет. В Шропшире. Это в нескольких милях отсюда. С ними лучше общаться не по телефону, по крайней мере сначала. Значит, сначала займемся сестрой и друзьями.
– Их много?
– Дженкинс говорит, что нет. Макмаллен, похоже, одиночка.
– К тому же у нас есть Хоторн, – напомнила Джини. – Он сам мог бы помочь нам проверить то, что рассказал Макмаллен. В конце концов, если Хоторн требует блондинок каждый месяц, ему их кто-то должен поставлять! А где этот загадочный кто-то их находит? Вот, к примеру, ты, Паскаль… Где бы ты стал искать блондинок?
Паскаль пожал плечами.
– В агентствах по эскорт-услугам, среди девочек по вызовам. Достаточно поговорить с главным портье в любом из лондонских отелей.
– Но Хоторн сам вряд ли стал бы этим заниматься, не правда ли?
– Нет, конечно. Просто я хочу сказать, что в принципе тут нет ничего сложного. Если у мужчины есть деньги, то найти женщину для него сущий пустяк.
– Едва ли бы он сам стал бы обращаться в агентства, – покачала головой Джини. – Там чересчур много народа, а это слишком рискованно.
– Я тоже так думаю, но, с другой стороны, вдруг Хоторн прикрывался чужим именем?
– Но он слишком известен, его бы сразу же узнали.
– Ну и что? Не он первый и не он последний из знаменитостей, пользующихся услугами девчонок по вызовам. Молчание и готовность выполнить все желания купить несложно, если знаешь, куда обратиться.
– Ты говоришь как большой знаток этого дела.
– Я и есть большой знаток. Мне уже приходилось сталкиваться с этой публикой.
– С девками по вызову? С проститутками?
– С моделями, с массажными салонами, с бандершами. Естественно. Будет тебе, Джини, – нетерпеливо побарабанил он по блокноту. – От кого, по-твоему, я получаю наводки? От президентов банков? Ты же знаешь, какой работой я занимаюсь.
– Да уж, знаю, – отвернулась Джини.
На некоторое время воцарилась тишина. Паскаль делал какие-то записи, а Джини ковырялась в тарелке. Она обнаружила, что потеряла всякий аппетит. Вопрос о том, какой работой занимается теперь Паскаль, что снимает и о чем пишет, лежал между ними, словно некая неизвестная земля, которую Джини хотелось бы исследовать. Ей хотелось спросить Паскаля, почему он занялся этим делом и не считает ли это предательством самого себя. Однако вопрос этот был из тех, задавать которые не так-то просто. Пожалуй, лучше он подождет до тех пор, пока она не поработает с Паскалем подольше, пока у него не появится больше оснований быть с ней откровенным. Потому что сейчас он не доверял ей, по крайней мере не до конца, и Джини чувствовала это. А может, он вообще никому не доверял. Одно лишь упоминание о его жене, ребенке или работе – и створки раковины тут же захлопываются.
Когда Паскаль заговорил о своих источниках, по его лицу пробежало облачко, но теперь, когда он погрузился в записи, оно прояснилось. Джини наблюдала за тем, как, сосредоточившись, Паскаль сплетал слова в фразы. Его темные, уже седеющие на висках волосы упали ему на лоб, глаза были устремлены в блокнот, лежавший на столе. Сейчас она могла беспрепятственно смотреть на Паскаля и испытывала от этого тайное удовольствие.
Паскаль и изменился, и не изменился одновременно. Вот небольшой шрам на левой скуле, оставшийся от детских проказ. Когда-то давно, лежа в своей сотрясаемой оглушительной музыкой комнате, под которой находилась дискотека, Джини нащупала этот шрам на лице Паскаля, когда он крепко спал в ее кровати. Своими пальцами она изучила всю географию его, такого дорогого ей лица: глаза, губы, нос, подбородок, шея, волосы. Она помнила особый запах, исходивший от его кожи, прикосновения его рук, слова и способы любви. Она помнила все до мельчайших деталей: как трепетало его тело, как он двигался. Воспоминания были острыми, а потому болезненными. Сейчас недоставало одного, самого главного компонента, который придавал бы смысл всему остальному. Раньше им было достаточно посмотреть друг на друга, чтобы понять все. Но тогда им, влюбленным, не нужны были слова, язык взглядов был их языком.
– Что-то не так? – неожиданно спросил Паскаль.
– Нет, ничего, – резко вернулась она в менее приятное настоящее. – Почему ты спросил?
– Ты вдруг загрустила.
– Не загрустила, а сосредоточилась. Я думаю обо всей этой истории… – Она помахала рукой официанту. – Выпьем еще кофе?
Он кивнул и закурил сигарету.
– У нас есть еще одна ниточка, – продолжила она скороговоркой. – Тот листок, который я обнаружила в квартире Макмаллена. Ты не забыл о нем? Может быть, в нем какая-то важная информация, хотя, конечно, необязательно.
С этими словами она вытащила лист бумаги и протянула его через стол. Нахмурившись, Паскаль поднес его поближе к зажженной свече.
– Три группы цифр. Это не даты. Они могут оказаться чем угодно: измерениями, какой-то комбинацией… Они могут быть старыми или недавними…
– Обрати внимание, Паскаль, они написаны очень тщательно.
– Это ничего не значит. Возможно, кто-то сделал запись для памяти, а потом ему потребовался лист бумаги, чтобы подложить под фотографию в рамку, вот он и взял этот. Может, это вообще не Макмаллен писал.
– Верно. – Джини забрала у Паскаля бумагу и внимательно всмотрелась в написанное. – Как же так получилось с Макмалленом? Зачем выходить на Дженкинса, а потом исчезать?
– Судя по всему, между тем днем, когда он передал Дженкинсу пленку, и двадцать первым декабря прошлого года что-то произошло. Возможно, он решил, что ему грозит опасность.
– Но в таком случае он наверняка попытался бы установить контакт. Вся эта история подходила к своему важнейшему этапу. Он должен был сообщить, где состоится очередное «мероприятие». Если бы ему по каким-то причинам понадобилось исчезнуть, он тем или иным способом обязательно попытался бы установить контакт.
– Ты имеешь в виду, что он оставил бы след? Возможно. – Паскаль взглянул через стол на бумагу, которую теребила Джини. – Но даже если это некое закодированное послание, я не могу расшифровать его, а ты?
– Я тоже. Уж в чем, в чем, а в шифрах я никогда не была сильна. Но все же, мне кажется, мы могли бы попробовать самые очевидные вещи. Например, заменить цифры буквами. Попробуй, Паскаль.
– Стало быть, буква А будет у нас номером один? О'кей.
Он стал царапать что-то в своем блокноте, потом усмехнулся.
– Не очень обнадеживает. Взгляни. – Он протянул страницу Джини. Теперь запись выглядела так:
3 С 6/2/6 F/B/F
2/1/6 B/A/F
– Тарабарщина! – насупилась Джини. – А давай попробуем принять за единицу В или С. Ведь С – это третья буква в алфавите, может, именно на это указывает тройка наверху? Попробуй-ка так.
Некоторое время они пытались и так, и сяк, но ни одна из получавшихся комбинаций не напоминала послание или хотя бы какое-то внятное слово.
– Безнадежно, – первым потерял терпение Паскаль, отодвинув от себя лист бумаги. – По-моему, мы напрасно тратим время.
– Последняя попытка. Подумай, Паскаль, это единственная запись, обнаруженная нами во всей квартире. Она находилась под фотографией Лиз Хоторн. Это ведь что-то да значит, правда?
– Возможно, возможно… – Паскаль улыбнулся. – Искушение сделать определенные выводы и впрямь очень велико. Возможно, ты что-то упустила, возможно, сама по себе эта записка ничего не значит и может сработать только вместе с чем-то еще. Расскажи мне еще раз, как ты нашла ее.
– Я обыскала письменный стол дважды. На нем было пресс-папье…
– Бумага была чистой?
– Девственно чистой. Ей ни разу не пользовались. Я проверила и под ней – ничего. На столе лежала стопка книг, но книги там были повсюду: на полках, на журнальном столике, свалены прямо на полу, возле его постели – впрочем, ты сам видел.
– А в книгах ты посмотрела?
– Естественно. Тоже ничего. Ах да, на одной из них было написано его имя, название его колледжа в Оксфорде и дата – 1968 год. Я, конечно, проверю, но не сомневаюсь, что это время его учебы там.
– В самой книге ничего не было подчеркнуто или написано на полях?
– По крайней мере, я ничего такого не заметила. Я просматривала их очень быстро. Они были довольно зачитанными, но безо всяких пометок.
– Что это были за книги?
– Антология поэзии, «Потерянный рай» Мильтона и роман Карсон Маккаллерс.
– Довольно пестрый набор.
– Действительно, но на книжных полках было то же самое: романы, политические исследования, поэзия, история. Огромное количество книг по истории. Возможно, именно она была предметом его исследований в Оксфорде. Да, и еще книги на иностранных языках – немецком, французском, итальянском…
– Для армейского офицера весьма образован. Интересно… – вздохнул Паскаль. – И все-таки это, похоже, нам не поможет. Продолжай.
– Вот, собственно, и все, что там было. Книги, промокашка, фотография Лиз Хоторн – снимок, кстати, не из последних – и стакан для ручек и карандашей. Больше ничего.
Паскаль покачал головой.
– Я тоже ничего не нахожу. Темный лес. У тебя случайно нет по соседству друзей-шифровальщиков? – улыбнулся он.
– К сожалению, нет. Я не по этой части. Вот разве что… Ну-ка, подожди. Есть один человек, который может помочь. Бывший приятель Мэри, дока из Оксфорда. Во время войны работал на разведку, по крайней мере, я так думаю. Сейчас он сочиняет кроссворды, хитрые кроссворды для «Таймс».
Джини замолчала. Она видела, что Паскаль смотрит на нее не отрываясь.
– Что-то не так? – спросила она.
– Нет, ничего. Просто мне нравится, когда ты сосредоточена, только и всего. Тогда у тебя на лице появляется какое-то особенное выражение. Ты откидываешь волосы назад, заправляешь их за уши, и ты… Впрочем, ладно. Просто удачная игра света и тени… Глаз фотографа, сама понимаешь…
Джини неуверенно взглянула на собеседника. Паскаль резко встал.
– Пойду заплачу, а потом провожу тебя домой.
* * *
Когда они вернулись к Джини, Паскаль не выказал никакого намерения уходить. Пока Джини делала кофе, он слонялся по квартире. Он изучал двери, окна, картины, книжные полки, и то, как он это делал, выводило ее из равновесия. Она села у камина, поглаживая Наполеона, а Паскаль тем временем исследовал окантованные плакаты с какой-то художественной выставки.
– И что же ты там ищешь, Паскаль?
– Что? – Он обернулся и посмотрел на нее отсутствующим взглядом, словно мыслями был очень далеко отсюда.
– Самая обычная квартира, – терпеливо сказала Джини. – Обычные плакаты, обычные книги. А тебя это как будто удивляет. Интересно, почему?
– Может, потому, что я хочу получше узнать тебя, – пожал он плечами.
– Ты меня и так знаешь.
– Может быть, но я не уверен. Ты изменилась.
– И о чем же говорят тебе твои изыскания?
– О, о многом! Нам с тобой нравятся одни и те же художники, мы с тобой посещали одни и те же выставки. Вот эту, к примеру, в Париже. – Он показал на один из плакатов. – Ты там была, и я там был.
– Да, и примерно еще двадцать пять тысяч человек, Паскаль. Эта выставка пользовалась огромным успехом.
– Пусть даже так. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Она проходила в Париже. И я живу в Париже. Выставка проходила в прошлом году. – Паскаль помолчал. – Ты одна туда поехала?
– Да, одна. Представь себе, такое тоже случается.
– Без мужчины?
– Я как раз находилась в промежутке между двумя мужчинами. У меня часто так бывает.
– Я тоже ходил туда один.
Паскаль вновь поколебался, но потом все же спросил:
– У тебя никогда не возникало желания позвонить мне, когда ты бывала в Париже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43