Увидев мое светящееся лицо, мама немного опешила и в своей неподражаемой манере одарила меня одной из своих неестественных улыбок, говорящих мне: «Ах, дорогая, как приятно видеть тебя такой счастливой».
На лице отца отразилось сразу несколько выражений, последовательно сменявших друг друга, – от удивления до забавного понимания происходящего и, наконец, к обычной отцовской печали. Он радостно улыбнулся, но не забыл посмотреть на Джереми с пониманием и в то же время с настороженностью. Он словно хотел сказать: «Я знаю, что это неизбежно, но будь осторожен, иначе будешь иметь дело со мной».
Джереми, в свою очередь, ответил ему тем же смешанным взглядом уважения и звериной смелости, словно говоря: «Ты больше не можешь держать ее при себе, папаша».
Этот примитивный обмен взглядами поразил меня, но я больше не собиралась ничему удивляться, потому что все остальное в моей жизни было слишком хорошо.
Мама первая взяла себя в руки и непринужденно начала разговор:
– Как поездка? Вы, должно быть, проголодались?
Оба моих родителя были в фартуках, нос мамы весь в муке, а волосы отца взлохмачены, как это бывает, когда он всерьез занимается приготовлением еды.
Они объяснили, что Руперт впустил их. Он просто не знал, что ему делать, когда они позвонили ему и предупредили о приезде. У бедняги не было шанса выстоять против их специфической логики и против их умения убеждать других, когда они разговаривали больше сами с собой, нежели с кем-то еще. Отец сказал Руперту, что просто обязан добраться до плиты и приготовить что-нибудь вкусненькое, и Руперту ничего не оставалось как дать им запасной ключ.
Мама взяла меня за руку и повела в гостиную, где предложила вместе накрыть на стол и заодно дать отцу пару минут побыть наедине с Джереми. В принципе я была уверена, что ничего страшного там не произойдет, отец точно уж не будет устраивать допрос. Вскоре вернулся Джереми. Лицо его выражало облегчение и благодарность за то, что удалось выжить. Мама ушла за посудой, и я не могла не спросить:
– Ну? Он угрожал тебе огромным мясницким ножом?
– Не совсем, – ответил Джереми. – Но я видел, с какой скоростью он шинкует лук, разделывает цыпленка, и все это без единого звука. Все же он сказал мне кое-что и сейчас хочет видеть тебя. Кстати, он позволил мне нарезать хлеб. Как ты думаешь, это хороший знак?
– Очень, – ответила я.
– Пенни, дорогая, сходи посмотри, не нужно ли папе помочь. – Я совсем не удивилась маминому предложению.
Она взяла Джереми за руку и, увлекая его разговором, повела в глубь комнаты. Мне же пришлось идти в кухню помогать отцу.
– Все нормально? – спросил он довольно спокойным голосом.
– Да, а что? – ответила я, вспоминая школьные годы, когда я убеждала родителей, что провела всю ночь, спокойно посапывая в своей комнате, а не проскользнула в дом на рассвете после школьной вечеринки.
– Ничего, – усмехнулся он, – просто до нас доходили слухи, что вы объехали всю Францию, ходили по казино, гонялись за какой-то таинственной картиной и свели с ума всех родственников и знакомых, живущих аж в трех странах.
Он говорил и одновременно брал нарезанные куски курицы, обмакивал в соус и клал на приготовленный поднос. Потом он быстро нарезал овощи и отправил их на сковороду. Казалось, продукты сами по себе летают, опускаясь именно туда, куда нужно.
Папа заглянул в кастрюлю.
– Суп, кажется, готов, – сообщил он. – Перельешь его в супницу?
– С удовольствием, – ответила я. – Где же у бабушки Пенелопы супница?
Отец с упреком посмотрел на меня.
– За все время, что ты пробыла здесь, ты даже не освоила кухню? Ты что, подкидыш? Чтобы моя родная дочь не знала, что где лежит на кухне?!
– Постой-постой, – поспешила ответить я. – Вспомнила. Вот она.
– Так-то лучше, – продолжал отец. – Ладно, суп подождет. Иди лучше сюда и помоги мне с закуской.
Мы по привычке работали с отцом рука об руку. За это время он спросил меня обо всем, что произошло во Франции, но ни на секунду не позволил мне забыть, что мы готовим блюдо для любимых людей. Я рассказала ему, какая неприятная история вышла с Ролло и что произошло с Джереми, его матерью и итальянским дедушкой.
– А, понятно, – медленно произнес отец, – главное, ты здесь, живая и невредимая. – С этими словами он ласково ущипнул меня за щеку.
– Ну, вы там скоро? – послышался голос мамы. – Мы уже проголодались.
– Вот возьми и накорми молодого человека. – Отец вручил мне поднос.

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
Глава 38
Мы ждали, пока судья вынесет решение относительно завещания бабушки Пенелопы. Мне уже успели посоветовать, что делать с картиной, в случае если я окажусь единственной наследницей.
Лично я считала, что все в руках судьбы, и не собиралась ничего просчитывать заранее. Суд постановил, что картина действительно оригинальная. Сначала эта новость породила шепот и сплетни, а также несколько небольших газетных статей. Затем ко мне стали стучаться в двери незнакомые люди, иногда даже ломиться. Телефон не замолкал целыми днями. Частные коллекционеры, представители музеев и аукционных домов – все надеялись купить у меня картину.
Затем у меня состоялся долгий разговор с родителями и Джереми. После злополучного ограбления квартиры мы решили, что дома картину оставлять не стоит. Но не хотелось и прятать ее подальше в погреб, как это делала бабушка Пенелопа. И мы решили, что стоит продать картину в музей или галерею.
Деньги я решила разделить на четыре части – мне, Джереми, родителям и четвертую часть поделить между тетей Шейлой и дедушкой Доменико. Однако родители категорически отказались взять у меня и цент.
– Дорогая, – сказала мама, – мы прекрасно знаем, что ты и так позаботишься о нас в старости. А что мы будем делать с этими счетами в банке? А когда мы умрем – а это обязательно когда-нибудь произойдет, – ты замучаешься бегать по инстанциям и платить разные налоги. Нет уж, возьми лучше все себе.
Тетя Шейла тоже отказалась, сказав, что «ей и так хорошо», а дедушка Доменико не захотел брать что-либо от родственников, которых ни разу в жизни не видел. Джереми убедил меня, что от него дедушка обязательно примет подарок, но нужно выждать время.
– Получается, друг мой, что все это наше, – сказала я.
– Сначала деньги получи, а потом уже распоряжайся ими, – прервал мои мечтания Джереми.
Картину должны были оценить специалисты самого покупателя. Я уж думала, что этот процесс никогда не закончится. После бесконечных исследований и споров большинство специалистов пришли к заключению, что «Мадонну с младенцем» написал ученик Леонардо. Многие полагали, что сам мастер не писал ее целиком, хотя некоторые говорили о возможности, что это полностью работа Леонардо. Но я-то знала, что даже частичное вмешательство великого художника поднимало стоимость картины до небесной высоты.
Доктор Матео сделал для меня свою оценку, указав, в каких именно местах, по его мнению, полотна касалась кисть Леонардо. Большинство экспертов полагали, что это потерянное произведение Леонардо либо работа его ученика Фабрици, «менее популярного художника женского пола», которому помогал сам мастер.
Я показала картину Эрику и Тиму, которые возвращались домой через Лондон. Они выглядели вполне удовлетворенными своей поездкой в Италию. Им безумно все понравилось, поскольку я устроила им настоящее английское чаепитие и провела экскурсию по квартире бабушки Пенелопы, включая гардероб бабушки с ее шикарными платьями, при виде которых они застонали от зависти.
– Выходи за меня замуж, – тут же предложил Тимоти, – и я буду окружен этим шоколадом на всю свою жизнь.
– Точно, ты женишься на ней, а я на Джереми, – поддержал его Эрик.
К моему сожалению, фотографию Джереми, которую я им показала, они обсуждали гораздо оживленнее, чем картину. Джереми в это время был в Брюсселе, но я обещала их познакомить при первой же возможности.
Когда Эрик и Тим наконец соизволили сказать свое мнение по поводу «Мадонны с младенцем», взгляды их посерьезнели и они отозвались о ней как профессионалы. Они думали, так же как и я, что именно Фабрици сделал набросок и был создателем идеи в целом.
– Возможно, Леонардо поправил ее в нескольких местах тут и вот тут, – предположил Тимоти. – Но картина действительно хороша. Я, пожалуй, никогда подобного не видел.
– Дорогая, оставь это дело экспертам, – посоветовал Эрик, – в конце концов, именно они могут наполнить твой карман до отказа. Если они думают, что это Леонардо, ради Бога, пусть думают.
Все эти коллекционеры с мешками денег и уймой свободного времени оказались просто помешанными, если не маньяками. Они готовы были убить друг друга, но приобрести то, на что нацелилось их маниакальное естество. С этими людьми было очень тяжело сотрудничать, поскольку они не привыкли слышать в ответ «нет», и когда я говорила, что мне нужно подумать над их предложением, я наталкивалась на стену агрессии и непонимания.
Пару раз мне даже пришлось вызвать полицию. Но их напугала только возможность упустить новый шедевр Леонардо.
Музеи поступали несколько иначе: сначала они предлагали сравнительно небольшую сумму, видимо, рассчитывая, что это заинтересует меня. Потом они повышали цену до тех пор, пока она не становилась больше, чем предлагали частные коллекционеры. Но чаще меня беспокоили странные ночные звонки от людей, предлагавших мне тысячи фунтов, если я продам картину им лично и прямо сейчас.
Большие деньги – большое искушение. Но когда получаешь огромную сумму, она кажется нереальной и даже пугает. Появляется ощущение, что неудачи преследуют одна за другой. Как-то раз мне приснился кошмар, что один из покупателей сказал, что я специально обманула его, он пришел ко мне забрать свои деньги и утопить меня в Темзе.
Конечно, с такими деньгами я могла бы нанять мускулистых парней типа Ролло. Но я заметила, что люди, окруженные телохранителями, вовсе не защищены от страха и паранойи, они часто оглядываются. Нет уж, спасибо, я достаточно насмотрелась на этот мир богачей и не хочу иметь с ним ничего общего.
Кроме того, мне хотелось точно знать, где будет храниться картина. И в конце концов больше всего мне понравилось предложение музея на Ривьере в Италии. Они пообещали, что поместят картину в стеклянной галерее, где посетители смогут смотреть на нее непосредственно изнутри и из расположенной рядом чайной комнаты, где можно отдыхать, непринужденно беседовать, а заодно и любоваться шедевром через стеклянные стены.
Мне понравилось то, что картина будет находиться в том месте, куда я смогу прийти и взглянуть на нее в любое время. Джереми тоже понравилась эта галерея, особенно когда он узнал сумму, которую предложил музей.
– Двадцать миллионов фунтов, – довольно произнес он, – нам остается лишь убедить судью, что бабушка Пенелопа была в здравом уме и трезвой памяти, когда писала это завещание.
Глава 39
Чтение французского завещания бабушки Пенелопы проходило в Ницце, куда съехались все родственники и подручные – мои родители, Гарольд, Руперт, Северин, Луис, Джереми, я… и Ролло со своими адвокатами. Не было лишь тетушки Дороти, она плохо себя чувствовала и была не в состоянии посмотреть, как денежки уходят от нее.
Между нами все было уже давно улажено, оставались лишь формальности. Мы договорились, что Ролло не будет оспаривать свою долю наследства, а мы не будем писать в полицию заявление о краже, тем самым ограждая его от тюрьмы. Конечно, не обошлось без помощи одного из подельников Ролло, который «донес» на него, как выразился Джереми.
– Ну, так кто же говорит как полицейский? – шутливо спросила я, когда мы заняли места в зале суда.
– Тихо, – шикнул на меня Джереми. – Французы не любят разговорчивых в зале суда.
Я оглянулась на родителей, они неодобрительно смотрели на меня. Я взяла себя в руки и присмирела, словно маленькая девочка, которая не хочет показать близким, как сильно ей нравится парень рядом с ней.
Судья, серьезный, но довольно подвижный мужчина лет шестидесяти, оглядел всех присутствующих внимательным взглядом, прежде чем заслушать наше дело. Завещание было зачитано на французском, затем на английском. После этого судья уверенно огласил решение.
Он сказал, что все будет так, как и записано. Помогло письмо, в котором бабушка объяснила, почему она относилась особо к Джереми и считала его членом семьи. Документ был датирован и подписан ею и свидетелем. Итак, Джереми получил виллу, Ролло мебель, которую следовало вывезти из дома и больше не возвращать ее, а я получила «драгонетту», гараж и все, что в нем, включая картину. Судья удалился, и лишь старина Гарольд облегченно вздохнул, вытирая лоб платком.
Ролло только тяжело вздохнул, услышав, что картина досталась мне. Он поднялся, повел плечами и, не оглядываясь, вышел из здания.
– Ты, конечно, понимаешь, что мы не должны выпускать Ролло из виду? – спросила я Джереми. – Он все-таки член нашей семьи.
Джереми прекрасно понял, что я имела в виду, более того, был со мной согласен, но все же, выпучив глаза, воскликнул:
– О Боже! Только, прошу, не посвящай его в свои планы.
Родители решили остаться в Ницце еще на неделю. Когда мы вышли из здания суда на залитую солнцем улицу, мама с папой предложили сводить нас в ресторан. Я посмотрела на Джереми, он разговаривал с Гарольдом и Рупертом. Те светились от счастья, словно он хвалил их за что-то. К их компании подошли Северин и Луис, такие же счастливые, как и все остальные.
Ко мне подошел Гарольд и, официально пожав руку, сказал:
– Ну, мисс Николс, что такая молодая девушка будет делать с таким подарком?
– Поделюсь с тем, кому больше всего доверяю, – усмехнулась я.
– Прекрасно, – бросил он в ответ.
Наверное, я была слишком искренна с ним. Он отправился дальше разговаривать с Рупертом и Луисом. Я заметила, что Северин поцеловала Джереми, и далеко не дружеским поцелуем. Джереми виновато оглянулся.
Северин повернула голову и внимательно посмотрела на меня, потом снова перевела взгляд на Джереми, будто вдруг поняла что-то очень важное. Когда она снова посмотрела на меня, лицо ее явно выражало любопытство.
«Ого», – только и смогла подумать я, заметив, что Северин направилась в мою сторону.
– Примите мои поздравления, мисс Николс, – сказала она.
Джереми подошел к нам, он выглядел несколько обеспокоенным.
– Мы должны поблагодарить Северин, она действительно много сделала для того, чтобы все вот так закончилось, – заметил Джереми.
– Большое спасибо, – сказала я, не сводя взгляда с Северин.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, она первая отвела взгляд, будто не выдержав моего напора. Мы быстро обменялись рукопожатиями, и я обрадовалась, что она вновь присоединилась к Луису, Руперту и Гарольду.
– Ну я же поблагодарила ее, – сказала я как ни в чем не бывало.
Джереми засмеялся и потрепал меня по волосам. Северин, словно кобра, почувствовав что-то, бросила на нас неприязненный взгляд и продолжила свой разговор.
– Пенни, – обратился ко мне Джереми, – знай, что в любой момент можешь поменять свое решение насчет денег.
– Нет, – сказала я. – Я говорила с родителями. Они поняли меня и согласились.
– Нет, ну надо же. Ты снова заставляешь меня защищать тебя, и от меня в первую очередь.
– Сделка есть сделка, – сказала я. – Мы разделим все, что оставлено нам по французскому завещанию, пополам, включая деньги, которые я получу за картину. Заметь, отсюда следует, что я могу пользоваться виллой, а ты водить мою машину.
– Ты просто невыносима. – Джереми посмотрел на меня, будто хотел поцеловать, но мама и папа видели нас и помахали, приглашая присоединиться к ним.
Джереми молча взял меня за руку и повел к родителям.
– Джереми, – мама обратилась в первую очередь к нему, – ты, случайно, не проголодался? Мы просто умираем от голода.
Я собиралась пообедать с родителями, оставить их в Ницце на очередной медовый месяц и думала, что Джереми тоже к нам присоединится. Но он сказал, что Гарольд нашел клиента из Техаса, который настаивает на встрече сегодня вечером, и потому, возможно, завтра днем они вместе с Гарольдом вылетят в Лондон.
Джереми уверил меня, что с адвокатами моего отца уже просмотрел бумаги, которые я должна подписать, и что если понадобится его помощь, то завтра с утра он будет в офисе.
– Ладно, увидимся завтра утром, – согласилась я.
Мама поцеловала Джереми в щеку, отчего он смутился. Он пожал руку отцу и довольно официально поцеловал меня, так как рядом стояли родители. Подъехал Руперт и в своей обычной манере сообщил, что уже заказал мне билет до Лондона на сегодня…
Глава 40
Когда на следующее утро я вошла в офис Джереми, то сразу поняла: что-то произошло. Седовласый секретарь провел меня в кабинет Джереми, где я обнаружила большой новый стол, кожаное кресло и прекрасный вид из окна… не было лишь Джереми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30