А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я должна признать это, даже хотя я этого не понимала. Да и пойму ли когда-нибудь?
Я снова закрыла глаза. Я так устала. Этот плач, эти слезы, переживания от того, что позади остались Джимми, и Ферн, и папа, смерть мамы, а теперь еще и эта новость тяжело навалились на меня. Я чувствовала себя опустошенной, апатичной, пустой скорлупой от самой себя. Мое тело словно превратилось в дым, меня подхватил бриз и понес куда-то.
Лицо Джимми и личико Ферн улетели куда-то, словно листья, сорванные порывом ветра с ветки. Я едва могла теперь их различить.
Патрульная машина неслась вперед, неся нас к моей новой семье и к моей новой жизни.
Поездка заняла, казалось, вечность. К тому времени, когда мы прибыли в Вирджиния-Бич, облачное ночное небо чуточку прояснилось. Стали проглядываться звезды, но я не испытывала радости от их блеска. Неожиданно они стали мне больше напоминать замерзшие слезы, крохотные капли льда, медленно тающие на черном и мрачном небе.
Большую часть пути полицейские офицеры разговаривали друг с другом и редко обращались ко мне. Они едва глядели в мою сторону. Никогда я не чувствовала себя такой одинокой и потерянной. Я дремала время от времени, хотела заснуть, потому что сон стал бы коротким бегством от ужаса происшедшего. Каждый раз, когда я просыпалась на мгновение, я сохраняла какую-то надежду, что все это было сном. Но мерный звук шин автомобиля, пролетающая за окнами темная ночь, тихие разговоры полисменов каждый раз возвращали меня обратно к ужасной реальности.
Я ничего не могла с этим поделать, но у меня появилось любопытство к новому миру, в который меня буквально втащили. Мы ехали так быстро, дома и люди мелькали раньше, чем я успевала воспринять то, что видела. Через какое-то время мы уже выехали на хайвей и удалились от оживленных районов. Я знала, что где-то прямо перед нами в темноте должен быть океан, и я вглядывалась в пейзаж, пока земля не уступила место огромному темно-синему зеркалу моря. Я различила крохотные огоньки рыбацких судов и прогулочных яхт. Вскоре дорожный знак сообщил о береговой линии Вирджиния-Бич, и через несколько минут мы уже ехали по морскому берегу курорта с его неоновыми огнями, ресторанами, мотелями и отелями.
Потом еще один дорожный знак сообщил, что мы въезжаем в Катлер'з Коув. Это было вовсе не селение, а скорее длинная улица со всевозможными маленькими магазинами и ресторанами. Я не могла все разглядеть, но то, что я видела, выглядело привлекательно и уютно.
– Это должно быть уже здесь, – сказал офицер Диккенс.
Я подумала о Филипе, который еще был в школе, и размышляла, сказали ли уже ему об этом. Возможно, его родители позвонили ему. Как он воспринял эту новость? Конечно, он был так же расстроен этим открытием.
– Выглядит все очень приятно для нового старта, – сказал полисмен, сидящий рядом со мной, наконец сообразивший, что происходит, и почему мы находимся в автомобиле, следующем в «Катлер'з Коув Отель».
– Это уж точно, – кивнула офицер Картер.
– Вот он, – показал офицер Диккенс, и я подалась вперед.
В этом месте береговая линия изгибалась, и я увидела великолепный пляж с белым песком, который блестел так, словно был дочиста подметен. Даже волны набегали на него мягко и нежно, словно океан опасался причинить здесь какие-нибудь повреждения. Когда мы проехали вход на пляж, я заметила щит с объявлением, которое гласило: «Только для гостей «Катлер'з Коув Отель». Потом патрульный автомобиль повернул направо, на длинную аллею, и я увидела впереди отель, воздвигнутый на небольшом возвышении на ухоженной земле.
Это был огромный трехэтажный особняк, голубой, словно веджвудская керамика, с молочно-белыми ставнями и большим, охватывающим со всех сторон портиком. Большинство комнат были освещены. По верху портика и над спиральной парадной деревянной лестницей протянулись японские фонарики. Фундамент здания был из полированного камня. Омываемый подсветкой снизу, он сверкал, словно был построен из жемчуга. Гости бродили по прекрасным лужайкам, над которыми возвышались две небольшие смотровые площадки. Тут были деревянные и каменные скамьи и столы, фонтаны, некоторые в форме больших рыб, некоторые в виде блюдец со струей посредине, и сады, полные прекрасных цветов. Прогулочные аллеи окаймлялись низеньким ограждением и подсвечивались наземными огнями.
– Это получше того, к чему вы привыкли, не так ли? – сказала офицер Картер. Я только взглянула на нее.
Как могла она быть такой бессердечной? Я не ответила ей, отвернулась и стала глядеть в окно.
– Подъезжай сзади, – велела офицер Картер, – нам говорили, что надо туда.
«Подъехать сзади?» – подумала я. Но где мои новые родители, мои настоящие родители? Почему они не поспешили в Ричмонд забрать меня, вместо того, чтобы поручить полисменам привезти меня, словно я была преступница? Были ли они взволнованы предстоящей встречей со мной?
Может быть, они так же нервничали, как и я. Рассказывал ли им Филип обо мне? А Клэр Сю? Она могла настроить их против меня.
Патрульная машина остановилась. Мое сердце учащенно билось в груди, словно маленький барабанщик отбивал дробь по моим костям. Я едва могла дышать. «О, мама, – подумала я, – если бы ты не заболела и не была помещена в эту больницу, я бы не была сейчас здесь. Ну почему судьба так жестока? Это не могло случить, ты и папа просто не могли быть похитителями младенцев. Тут должно быть какое-то другое объяснение, которое могут знать мои подлинные родители, и которое они могут рассказать мне. Пожалуйста, пусть так и будет», – молила я.
Как только мы остановились, офицер Диккенс быстро вышел и открыл нам дверцы.
– После того, как я получу их подписи на этом, – сказала офицер Картер, указывая на бумаги в своей папке, – я тут же вернусь.
«Подписи на этих бумагах?» – Думала я, глядя на документы. Со мной обращались, словно я была чем-то, что следовало доставить, и доставить к служебному подъезду.
Я смотрела на служебный вход в отель. Это была маленькая дверь. К ней вели четыре деревянные ступеньки. Офицер Картер направилась к двери, но я не последовала за ней. Я стояла на месте, держа свой чемодан.
– Идем, – скомандовала она. Она увидела мои колебания и уперла руки в бока. – Это ваш дом, ваша настоящая семья. Пошли, – выпалила она и протянула мне руку.
– Удачи тебе, Дон, – крикнул офицер Диккенс. Офицер Картер потянула меня, и я пошла за ней к двери. Неожиданно она распахнулась и нас встретил почти лысый высокий мужчина, с кожей такой бледной, что он мог бы быть гробовщиком. На нем был темно-синий спортивный пиджак, соответствующий галстук, белая рубашка. В нем было по крайней мере шесть футов роста. Когда мы подошли ближе, я увидела, что у него густые брови, длинный рот с тонкими губами и нос, словно клюв орла. Мог он быть моим настоящим отцом? В нем не было никакого сходства со мной.
– Пожалуйста, идите туда, – сказал он, отступив назад. – Миссис Катлер ждет вас в своем кабинете. Меня зовут Коллинс. Я здешний метрдотель, – представился он. Он с любопытством смотрел на меня темно-карими глазами, но не улыбнулся. Он сделал жест своей длинной рукой, двигаясь так грациозно и тихо, словно все это происходило в замедленной съемке.
Офицер Картер кивнула и направилась к узкому коридору, который вывел нас к тому, что, очевидно, было частью кухни с кладовками. Некоторые двери были открыты, и я видела коробки с консервированными продуктами и ящики со всякой бакалеей. Коллинс указал налево, когда мы достигли конца коридора.
Почему меня ведут сюда украдкой? Мы повернули за угол и двинулись по другому длинному коридору.
– Я надеюсь, что мы дойдем туда до того, как я выйду в отставку, – пошутила офицер Картер.
– Сейчас-сейчас, – откликнулся Коллинс. Наконец он остановился перед дверью и постучал в нее.
– Войдите, – услышала я твердый женский голос. Коллинс открыл дверь и заглянул внутрь.
– Они прибыли, – доложил он.
– Пусть войдут, – сказала женщина. Была ли это моя мать?
Коллинс отступил в сторону, и мы вошли. Первой – офицер Картер, за ней медленно последовала я. Мы находились в кабинете. Я огляделась вокруг. Стоял приятный аромат лилий, но цветов я не видела. Комната выглядела строгой и простой. На паркетном полу лежал толстый темно-синий овальный шерстяной ковер перед обтянутым синим ситцем диваном, который стоял перпендикулярно большому столу из темного дуба, на котором все было аккуратно разложено. Единственный свет в комнате исходил от маленькой лампы на столе. Она отбрасывала мрачное, желтоватое пятно на лицо немолодой женщины, глядящей на нас.
Даже несмотря на то, что она сидела, я догадалась, что это высокая, величественная женщина. Голубовато-стальные волосы ее были зачесаны назад мягкими волнами и завивались под ушами. В мочках ушей были грушевидные бриллиантовые серьги. На шее у нее было золотое колье с бриллиантовой подвеской тоже в форме груши. Хотя она была худой и, возможно, весила не больше ста пятнадцати фунтов, она казалась такой прямой и ухоженной, что выглядела массивнее. На ее развернутые плечи поверх блузки с белым воротником в оборках был наброшен ярко-синий хлопковый жакет.
– Я офицер Картер, а это – Дон, – произнесла офицер Картер.
– Что надо сделать? – Спросила женщина, которая могла быть моей настоящей бабушкой.
– Мне нужна подпись.
– Позвольте мне посмотреть, – сказала моя бабушка и надела очки в перламутровой оправе. Она быстро прочитала документ и подписала его.
– Благодарю вас, – сказала офицер Картер. – Что ж, – она посмотрела на меня. – Я должна ехать. Счастливо, – пробормотала она и удалилась.
Ничего не говоря мне, моя бабушка встала и вышла из-за стола. На ней была синяя юбка до колен и кожаные белые туфли. Они больше походили на мужские. Единственным дефектом в ее внешности, если так можно сказать, была легкая морщинка на нейлоновом чулке на правой ноге.
Она включила напольную лампу в углу, чтобы было больше света, и стала разглядывать меня своими холодными серыми глазами. Я искала в ее лице какое-то сходство с собой и подумала, что рот ее тверже и длиннее, чем мой, а в глазах не было и намека на синеву.
Лицо ее было почти таким же гладким и столь же совершенным, как у мраморной статуи. Только на правой скуле было несколько крохотных возрастных пятнышек. Ее губы были чуть-чуть тронуты розовой помадой, а щеки слегка нарумянены. Ни один волосок в ее прическе не был в беспорядке.
Теперь, когда в комнате стало больше света, я огляделась и увидела, что стены были отделаны дорогим деревом. За столом, справа, находился маленький книжный шкаф. На стене висел большой портрет, как я думаю, моего настоящего дедушки.
– У тебя лицо твоей матери, – объявила она. – Невинное, – добавила она презрительно, как мне показалось. Когда она закончила свою сентенцию, уголок ее рта чуть поднялся.
– Садись, – властно сказала она.
Когда я села, она скрестила руки на своей узкой груди и откинулась в своем кресле, но по-прежнему держалась так прямо, что я подумала, не сделана ли ее спина из холодной стали.
– Как я понимаю, твои родители были скитальцами все эти годы и твой отец никогда не задерживался нигде на солидной работе, – резко заявила она. Я была удивлена, что она назвала их моими родителями и упомянула папу как моего отца. – Никчемный, – продолжала она, – я поняла это в тот же день, когда увидела его, но мой муж был благодарным существом для заблудших душ и нанял его и его шушеру-жену, – сказала она с отвращением.
– Мама не была шушерой-женой! – возразила я. Она не ответила и пристально посмотрела на меня, проникая в глубину моих глаз, словно впитывая мою сущность. Я начала очень раздражаться тем, как она глядела на меня, изучала, словно искала что-то в моем лице, разглядывала всю очень заинтересованными, пронзительными глазами.
– У тебя нет приличных манер, – наконец произнесла она. У нее была привычка кивать после каждого своего утверждения, что, по ее мнению, было абсолютной истиной. – Тебя когда-нибудь учили уважать старших?
– Я уважаю людей, которые уважают меня, – сказала я.
– Ты должна заслужить уважение. И должна тебе сказать, ты его еще не заслужила. Я вижу, что тебя надо перевоспитывать, заново развивать, одним словом, правильно воспитывать, – заявила она с уверенностью, от которой у меня закружилась голова. При всей своей хрупкости, она обладала самым сильным взглядом, какой я когда-либо видела у женщины, более жестким и сильным, чем у миссис Торнбелл. Эти глаза были пронизывающими, холодными и такими острыми, что, казалось, они могут резать и высасывать кровь.
– Лонгчэмпы когда-нибудь говорили тебе что-нибудь об этом отеле или об этой семье? – спросила она.
– Нет, ничего, – ответила я. На глазах моих навернулись жгучие слезы, но я не хотела показать ей, как мне больно или как ужасно она заставила меня чувствовать себя. – Может быть, все это ошибка, – добавила я, хотя у меня оставалось очень мало надежды после того, как я увидела папу в полицейском участке. Я чувствовала, что, если бы это была какая-то ошибка, он был бы в состоянии исправить ее. Она выглядела так, словно обладала силой повернуть время.
– Нет, не ошибка, – сказала она почти с такой же печалью об этом, как сказала бы я. – Мне говорили, что ты хорошая ученица в школе, несмотря на ту жизнь, которую вы вели. Это так?
– Да.
Она придвинулась к столу, положив на него руки. У нее были длинные худые пальцы. Золотые часы с большим циферблатом, похожие на мужские, свободно болтались на узком запястье.
– Поскольку учебный год уже почти закончился, мы не собираемся посылать тебя обратно в «Эмерсон Пибоди». В любом случае все это каким-то образом привело нас в замешательство, и я не думаю, что твое возвращение при этих обстоятельствах пойдет на пользу Филипу и Клэр Сю. У нас есть время, чтобы решить, что делать с твоим образованием. Сезон уже начинается, и у нас здесь много дел, – сказала она. Я взглянула на дверь, размышляя: где же мои настоящие отец и мать, и почему они предоставляют ей все решения.
Я всегда мечтала встретить своих дедушек и бабушек, но моя настоящая бабушка не имела ничего общего с моими видениями. Это не была добрая и любящая бабушка, которая печет пироги и утешает тебя, когда тебе плохо. Эта не была бабушка моего воображения, которая научила бы меня и жизни, и любви, и милосердию, как бы она это делала со своей собственной дочерью, или любила бы меня даже больше.
– Ты должна научиться всему в отеле, начиная с азов, – поучала меня бабушка, – здесь никому не дозволено бездельничать. Тяжелая работа формирует хороший характер, и я уверена, что ты нуждаешься в хорошей работе. Я уже говорила со своим домоправителем о тебе, и мы отпустим одну из наших горничных, чтобы обеспечить тебе место.
– Горничной? – «Это то, что здесь делала мама, – подумала я. – Но почему моя мама хочет, чтобы я занялась тем же самым?»
– Ты не потерянная принцесса, ты понимаешь, – сказала бабушка коротко. – Ты снова становишься частью этой семьи, хотя ты была ею очень короткое время, и, чтобы все делать правильно, ты должна все изучить в нашем бизнесе и нашем образе жизни. Каждый из нас работает здесь, и ты не будешь исключением. Я полагаю, что ты ленивая штучка, – продолжала она, – учитывая…
– Я не ленива. Я могу работать так же напряженно, как вы или кто угодно другой, – заявила я.
– Посмотрим, – кивнула она, снова пристально разглядывая меня. – Я уже обсудила твое устройство с жильем с миссис Бостон. Она заботится о наших квартирах. Она скоро придет сюда, чтобы показать тебе твою комнату. Я ожидаю, что ты будешь содержать ее аккуратно и опрятно. То, что мы имеем слуг, которые убирают наши комнаты, не означает, что мы можем быть неорганизованными и неряхами.
– Я никогда не была неряхой, и я всегда помогала маме убирать и поддерживать в порядке наши квартиры, – сказала я.
– Мама? Ах, да… ладно. Пусть это будет правилом, а не исключением. – «Она сделала паузу и почти улыбнулась, – подумала я, – потому что у нее поднялись уголки рта».
– Где мои отец и мать? – спросила я.
– Твоя мать, – это слово прозвучало в ее устах неприлично, – переживает очередной из эмоциональных срывов… удачно, – сказала бабушка Катлер. – Твой отец скоро увидится с тобой. Он очень занят, очень. – Она глубоко вздохнула и покачала головой. – Ситуация нелегкая для всех нас. И все это произошло в самое неподходящее время. – Она заставляла меня чувствовать себя так, словно это я виновата в том, что папа был опознан и полиция нашла нас. – Мы находимся в разгаре подготовки к новому сезону. Не ожидай, что у кого-нибудь будет время нянчиться с тобой. Делай свою работу, содержи свою комнату в порядке, слушай и учись. У тебя есть вопросы? – спросила она, но раньше, чем я успела ответить, раздался стук в дверь. – Войдите.
Дверь открыла приятная чернокожая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36