Нет, я не могу пойти к маме. Я не могла сказать об этом даже Тотти. Я кружилась на месте, совершенно запутавшись, сердце мое сильно билось и, наконец, я бросилась в ту комнату, где хранились старые вещи. Я быстро нашла фотографию моей настоящей мамы и, присев на корточки, обняла ее. Я плакала, покачиваясь взад-вперед, пока не услышала шаги и не увидела слабый свет от свечи Эмили, разрезавший темноту. Мгновение она стояла в дверях.
Она подняла свечу, чтобы осветить меня.
– Что ты здесь делаешь? Что у тебя в руках?
Я закусила губу и всхлипнула. Я хотела рассказать ей о том, что произошло, я хотела выговориться.
– Что это? – спросила она. – Во что ты вцепилась? Сейчас же покажи мне.
Я показала портрет своей настоящей матери. Эмили секунду смотрела на меня с удивлением, а потом внимательно пригляделась.
– Встань, – приказала она. – Давай, подымайся. Я повиновалась. Эмили приблизилась ко мне и, подняв свечу, обошла вокруг.
– Посмотри на себя, – неожиданно сказала она. – У тебя начались месячные, а ты к этому даже не подготовилась. Как не стыдно! Неужели у тебя не осталось ни капли самоуважения?
– Это не месячные.
– Твоя ночная рубашка в пятнах.
Я вздохнула. Я могла бы рассказать ей, но слова застряли у меня в горле.
– Переоденься в чистое и немедленно подложи гигиенические салфетки, – приказала она. – Клянусь, – сказала Эмили, качая головой, – иногда я думаю, что ты не только морально отсталая, но и умственно.
– Эмили, – начала я. Я была в таком отчаянии, что должна была рассказать хоть кому-нибудь, даже ей. – Эмили, я…
– Я не хочу стоять тут с тобой в темноте еще минуту. Убери эту фотографию, – сказала она, – и иди спать. Тебе нужно еще много чего сделать для папы, – добавила она. Эмили быстро повернулась и ушла, оставив меня в темноте.
Я вздрагивала при мысли о возвращении в папину спальню, но боялась поступить по-другому. Переодевшись, я вернулась и в нерешительности постояла в дверях, чтобы убедиться, что папа еще спит. Затем я быстро свернулась калачиком, укрывшись с головой в своей временной постели, подобно зародышу в утробе матери, и приказала себе уснуть.
Я чувствовала себя грязной от того, что сделал папа, это грязное пятно расползлось по всему моему телу, достигая сердца. Ни двадцать, ни сто, ни тысячу раз принятая ванна не очистила бы меня от этого мрака. Моя душа была покрыта позором. Утром, когда Эмили увидит меня при дневном свете, она догадается, что меня осквернили. Я буду вечно носить это клеймо.
Конечно, говорила я себе, это просто новая часть моего наказания. У меня нет права жаловаться. Всему плохому, что со мной происходит, есть причина. Да и вообще, кому я могу пожаловаться? Люди, которых люблю я и которые любят меня или уже мертвы, или далеко отсюда, или сами больны. Все, что мне оставалось, это молить о прощении.
Каким-то образом, думала я, я спровоцировала папу на это. И теперь, если что-то ужасное случится с ним еще раз, во всем обвинят меня.
Утром папа проснулся первым. Он застонал и крикнул, чтобы я проснулась.
– Дай мне судно, – приказал он.
Я спрыгнула с дивана и подала. Пока он облегчался, я быстро одела халат и шлепанцы. Когда он закончил, я понесла судно в ванную комнату, чтобы вылить, но еще до этого папа снова заорал, требуя завтрак.
– Горячий кофе и яичницу из свежих яиц. Я дико голоден.
Он хлопнул в ладоши и улыбнулся. Неужели он забыл о том, что сделал сегодня ночью? На его лице не было ни раскаяния, ни виноватого выражения.
– Хорошо, папа, – сказала я, избегая его взгляда и направляясь к двери.
– Лилиан, – позвал он. Я повернулась, опустив взгляд. Несмотря на то, что он меня изнасиловал, я чувствовала себя виноватой. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – потребовал он. Я медленно подняла голову. – Так-то лучше. Ну, – сказал он, – ты хорошо обо мне заботишься. Уверен, что от этого я поправлюсь только быстрее. А когда кто-то совершает хорошие поступки, как ты, он искупает этим свои грехи. Господь милосерден. Помни об этом.
Я подавила слезы и заглушила стон, который рвался из моей груди. А как же насчет прошлой ночи? – хотела прокричать я. Господь простит и это тоже?
– Ты запомнишь это? – Его слова больше походили на угрозу, чем на вопрос.
– Да, папа.
– Хорошо, – сказал он. – Хорошо.
Он кивнул, и я заторопилась прочь вниз на кухню, чтобы принести ему завтрак. Эмили уже встала и сидела за столом. Я была уверена, что она обо всем догадается, как только увидит меня и расскажет всем, как она обнаружила меня прошлой ночью, но Эмили смотрела на меня так, как и каждое утро. Ее лицо выражало презрение и отвращение.
– Доброе утро, Эмили, – поздоровалась я, направляясь на кухню. – Я должна отнести папе завтрак.
– Минуточку, – отрывисто сказала она. Я замешкалась, но старалась не смотреть на нее в упор. – Ты сделала то, что тебе нужно было прошлой ночью, чтобы содержать себя в чистоте?
– Да, Эмили.
– Тебе следует за этим следить, если ты будешь знать, когда это произойдет – это уже не будет неожиданностью для тебя. И помни, почему это происходит – это напоминает о грехе Евы в Раю.
– Хорошо, Эмили.
– Почему ты так долго спала? Почему ты не пришла утром ко мне, чтобы вынести мой ночной горшок? – быстро спросила она.
– Извини, Эмили, но… – Я посмотрела на нее. Может, если я ей объясню, как это произошло. – Но папе прошлой ночью было холодно и…
– Меня все это не волнует. Я говорила, тебе придется выполнять свои обычные обязанности так же хорошо, как ты удовлетворяешь папины нужды. Ты меня поняла?
– Да, Эмили.
Эмили поджала губы и подозрительно сощурила глаза. Я решила, что если она спросит, зачем мне нужна была фотография моей настоящей мамы, я все ей расскажу. Я выплесну все это ей в лицо. Но она не спросила, потому что на самом деле ей было все равно, почему я рыдала в той комнате.
– Хорошо, – сказала она, мгновение спустя. – Когда ты закончишь с папой, иди в мою комнату и вынеси горшок.
– Хорошо, Эмили.
Я с облегчением вздохнула и прошла на кухню, где Вера в это время заваривала для мамы чай.
– Я заглянула к ней сегодня утром, – объяснила Вера. – Она сказала, что у нее болит живот, и ей ничего не хочется.
– Мама заболела?
– Она скорей всего всю ночь ела шоколад и переела его. Клянусь, что она просто не запомнила как давно она его начала есть и сколько уже съела к тому времени. Как себя чувствует Капитан?
– Он голоден, – сказала я и объяснила, чего он хочет. Вера на мгновение уставилась на меня:
– С тобой все в порядке, Лилиан? – мягко спросила она. – Ты выглядишь бледной и уставшей.
Я быстро отвела взгляд.
– Со мной все в порядке, Вера, – ответила я и закусила губу, чтобы сдержать крики и слезы, рвавшиеся наружу. Веру не удовлетворил мой ответ, но она быстро приготовила папе завтрак. Я взяла поднос и вышла. Я хотела повидаться с мамой по пути, но Эмили следовала по пятам и подгоняла меня, не позволяя этого.
– Папин завтрак остынет, и это его расстроит, – предупредила она. Ты сможешь взглянуть на маму попозже. Ничего страшного не произойдет.
Папа выглядел разочарованным, когда увидел меня в сопровождении Эмили. Я поставила поднос на специальный столик на кровати, и не успел он приступить к завтраку, как Эмили начала читать утреннюю молитву.
– Сегодня покороче, Эмили, – сказал он. Она бросила на меня раздраженный взгляд, как будто это я виновата в папином нетерпении, и затем сократила свое чтение.
– Аминь, – сказал папа, и в тот же момент, когда она закончила, набросился на еду. Перед тем, как повернуться ко мне, Эмили смотрела на него некоторое время.
– Одевайся! – приказала она мне, – и сразу спускайся завтракать. И у тебя еще осталась работа в моей комнате и молитвы.
– А затем поднимешься сразу сюда, – добавил папа. – Ты должна будешь написать для меня письма и составить несколько счетов.
– Сегодня мама плохо себя чувствует, папа, – сказала я. – Вера мне сообщила.
– Вера за ней и присмотрит. Не трать время на ее чепуху.
– Я зайду к ней и прослежу, чтобы она помолилась, – заверила Эмили.
– Хорошо, – кивнул папа. Он проглотил свой кофе и уставился на меня. Я отвела взгляд и заторопилась прочь, чтобы вынести горшок Эмили, потом переодеться и позавтракать вместе с ней. Но перед тем, как все это сделать, я прокралась в мамину комнату.
Мама казалась маленькой девочкой под стеганым одеялом на огромной кровати с толстыми ножками из мореного дуба и широкими спинками. Голова ее покоилась в середине огромной подушки. Она была бледной, как жемчужина, а непричесанные волосы мягко обрамляли ее лицо. Глаза были закрыты, но когда я приблизилась, она внезапно их открыла. Как только она увидела меня, на ее губах появилась нежная улыбка и оживила ее глаза.
– Доброе утро, дорогая, – сказала она.
– Доброе утро, мама. Я слышала, что сегодня ты плохо себя чувствуешь?
– О, это просто боль в животе, она почти прошла, – мама потянулась к моей руке.
В волнении я стиснула ее руку. О, как мне хотелось рассказать ей о случившемся. Как мне хотелось зарыться лицом в ее колени, чтобы она обняла и успокоила меня, и сказала бы мне, чтобы я не относилась к себе с ненавистью. Как я нуждалась в ее поддержке, ласке и обещании, что все будет хорошо. Мне нужна была материнская любовь, теплая и нежная. Я истосковалась по запаху ее лавандовых духов. Я жаждала ее поцелуев и покоя в ее объятиях.
Я хотела быть снова маленькой девочкой, когда вся эта ужасная правда еще не обрушилась на меня, когда я верила в чудеса, когда я сидела на коленях у мамы или рядом с ней, положив голову ей на колени, слушая ее мягкий голос, рассказы о чудесах из волшебных сказок, которые она когда-то читала нам с Евгенией. Почему мы выросли и вступили в этот мир, полный обмана и уродства? Почему нас не заморозили в тех лучших временах, в том счастье?
– Как Евгения? – спросила мама.
– Прекрасно, мама, – я подавила рыдания.
– Хорошо, хорошо. Я постараюсь ее навестить попозже. На улице тепло и ясно? – спросила она. – Похоже на то, – она повернулась к окну.
За все утро я даже не выглянула наружу. Вера раздвинула занавески, и я увидела небо, затянутое темно-серыми тучами.
– Да, мама, – сказала я. – Замечательная погода.
– Возможно, я прогуляюсь сегодня. Ты бы не хотела пройтись?
– Да, мама.
– Зайди ко мне после ланча, и мы пойдем. Мы будем гулять по полям, собирать цветы. Мне нужны свежие цветы в комнате. Хорошо?
– Хорошо, мама.
Она отпустила мою руку и закрыла глаза. Через секунду она улыбнулась, не открывая глаз.
– Я все еще слаба, Виолетта, – Скажи маме, что я хочу еще поспать.
О, Боже, подумала я, что с ней происходит? Почему она до сих пор переносится из одного времени в другое и почему никому до этого нет дела?
– Мама, это Лилиан. Я – Лилиан, а не Виолетта, – настаивала я, но она, казалось, не слышала или не обращала внимания.
– Я так устала, – бормотала она. – Я засиделась так поздно сегодня ночью, считая звезды.
Я держала ее за руку до тех пор, пока ее дыхание не стало ровным. Она снова заснула и я выпустила ее руку. Я чувствовала себя воздушным шариком, гонимым ветром навстречу грубым ветрам.
Через несколько дней я начала спрашивать себя, не дьявол ли овладел папой в ту ночь. Папа никогда не вспоминал тот случай, и не делал, и не говорил чего-нибудь такого, что заставило бы меня смущаться и стыдиться. Наоборот он день за днем осыпал меня комплиментами, особенно в присутствии Эмили.
– Лилиан – лучше, чем управляющий делами, – объявил он. – Она почти мгновенно привела в порядок эти цифры и выявила ошибки своим острым взглядом. А еще она обнаружила, где я переплатил за корм свиньям, да, Лилиан? Люди вечно стараются удержать лишний доллар с тебя, так оно и будет, если за этим не следить. Ты хорошо поработала, Лилиан. Очень хорошая работа.
Эмили прищурила глаза и поджала губы, но была вынуждена кивнуть и сказать мне, что теперь я на праведном пути.
– Только смотри, не сбейся с него, – предупредила она.
В конце недели доктор приехал осмотреть папу и сообщил, что ему нужно приобрести инвалидную коляску и костыли, чтобы вставать и выходить из комнаты.
– Тебе необходим свежий воздух, Джед, – объявил он. – У тебя сломана нога, но тебе нужно все же немного двигаться. Как мне кажется, – добавил доктор, глядя в мою сторону, – тебя испортили все эти хорошенькие женщины, готовые исполнить все твои пожелания, а?
– И что? – отрезал папа. – Если ты всю свою жизнь работаешь, не покладая рук для своей семьи, то не такой уж это и труд, если они один раз поухаживают за тобой.
– Конечно, – согласился доктор.
Эмили первая предложила, чтобы старую инвалидную коляску Евгении достали из сарая и отдали папе. Чарлз принес ее в дом, после того, как смазал и отполировал так, что она выглядела совершенно новой. В тот же день папе принесли костыли, и он смог подняться с кровати и выйти из комнаты в первый раз со дня, когда сломал ногу. Но когда Эмили предложила папе переехать в спальню Евгении, он заупрямился.
– Я и здесь буду прекрасно двигаться, – сказал он. – А когда я буду готов спуститься вниз, мы решим эту проблему.
Мысль о том, чтобы переехать в комнату Евгении и спать в ее кровати, казалось приводит его в ужас. Вместо этого он приказал мне провезти его по второму этажу. Я отвезла его повидать маму, а потом он предложил мне повозить его по другим комнатам, при этом он рассказывал о том, кто в них жил и где он играл, когда был маленьким мальчиком.
Прогулка по дому подняла его настроение и повлияла на аппетит. В конце дня я помогла ему побриться и одеть одну из лучших рубашек. Мне пришлось обрезать одну штанину его брюк так, чтобы он смог одевать их, пока нога в гипсе. Папа передвигался на костылях и работал за своим столом. Я надеялась, что мои ночи и дни в качестве няньки подошли к концу, но папа не отпускал меня в мою комнату на ночь.
– Я могу передвигаться, Лилиан, но я еще нуждаюсь в твоей помощи. Ты же готова помочь, не так ли? – спросил он.
Я кивнула и занялась работой, чтобы он не заметил разочарования на моем лице.
Папа начал приглашать в дом своих друзей и однажды вечером, несколько дней спустя в его комнате они собрались поиграть в карты. Я принесла им закуску и осталась внизу. В ожидании, когда все мужчины покинут наш дом, я заснула в папином кабинете на кожаном диване. Я услышала их смех, когда они спускались вниз, и поспешила наверх узнать, что нужно сделать для папы до сна. Я обнаружила его чрезвычайно рассерженным. Он много выпил и, видимо, проиграл много денег.
– Мне просто не везет, – пробормотал он. – Помоги мне снять все это, – закричал он и начал срывать с себя рубашку. Я бросилась к нему и помогла раздеться. Я сняла с него ботинки и носки, а потом стянула с него сшитые на заказ брюки. Он и не пытался мне помочь, продолжал изрыгать проклятья на свою судьбу. Он потянулся за стаканом виски и, когда опустошил его, приказал мне наполнить его снова.
– Уже поздно, папа, – сказала я. – Ты не хочешь пойти спать?
– Налей мне виски и не перечь, – отрезал он. Я быстро повиновалась, а потом сложила его одежду.
Я убрала за папиными гостями и постаралась проветрить комнату. В ней было так накурено, что даже стены пропахли, но папу, казалось, это не интересовало. Он выпил еще, бормоча что-то о своих ошибках в игре.
Изнуренная, я уснула. Через некоторое время я проснулась от грохота – папа рухнул на пол. Видимо, он забыл о своей сломанной ноге и, будучи совершенно пьяным, пытался добраться до ванны. Я быстро вскочила и бросилась на помощь, но поднять его не смогла.
Он лежал, как мертвый, и не пытался помочь мне поднять себя.
– Папа, – обратилась я к нему. – Ты на полу. Постарайся добраться до кровати.
– Что… что, – пробормотал он, стараясь подняться, но только притянул меня к себе вниз.
– Папа, – умоляла я его, но он держал меня перед собой и мое тело было согнуто так неловко, что я едва могла бы повернуться, чтобы освободиться. Я подумала было позвать на помощь Эмили, но побоялась, что она увидит меня такой в объятиях папы. Вместо этого умоляла его отпустить меня. Он бормотал что-то, кряхтел и, наконец, повернулся так, что я смогла высвободиться. Кое-как он добрался до ножки кровати, подтянулся и встал. Я помогла ему лечь в кровать. Обессилевшая, я тяжела дышала.
Но неожиданно папа рассмеялся и… и выбросив вперед руку, обхватил меня за талию. Он притянул меня к себе.
– Папа, нет, – закричала я. – Отпусти меня, пожалуйста.
– Постельная грелка, – пробормотал он. Папа ухватил меня за ночную рубашку и задрал ее вверх, одновременно затаскивая меня под себя. Придавленная его весом, я пыталась выскользнуть, но это еще больше подзадорило его. Он засмеялся и начал перечислять женские имена, которых я никогда не слышала. Я начала кричать, но он зажал мне рот своей огромной рукой.
– Тс-с, – сказал он. – А то ты перебудишь весь дом.
– Папа, пожалуйста, не делай этого снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Она подняла свечу, чтобы осветить меня.
– Что ты здесь делаешь? Что у тебя в руках?
Я закусила губу и всхлипнула. Я хотела рассказать ей о том, что произошло, я хотела выговориться.
– Что это? – спросила она. – Во что ты вцепилась? Сейчас же покажи мне.
Я показала портрет своей настоящей матери. Эмили секунду смотрела на меня с удивлением, а потом внимательно пригляделась.
– Встань, – приказала она. – Давай, подымайся. Я повиновалась. Эмили приблизилась ко мне и, подняв свечу, обошла вокруг.
– Посмотри на себя, – неожиданно сказала она. – У тебя начались месячные, а ты к этому даже не подготовилась. Как не стыдно! Неужели у тебя не осталось ни капли самоуважения?
– Это не месячные.
– Твоя ночная рубашка в пятнах.
Я вздохнула. Я могла бы рассказать ей, но слова застряли у меня в горле.
– Переоденься в чистое и немедленно подложи гигиенические салфетки, – приказала она. – Клянусь, – сказала Эмили, качая головой, – иногда я думаю, что ты не только морально отсталая, но и умственно.
– Эмили, – начала я. Я была в таком отчаянии, что должна была рассказать хоть кому-нибудь, даже ей. – Эмили, я…
– Я не хочу стоять тут с тобой в темноте еще минуту. Убери эту фотографию, – сказала она, – и иди спать. Тебе нужно еще много чего сделать для папы, – добавила она. Эмили быстро повернулась и ушла, оставив меня в темноте.
Я вздрагивала при мысли о возвращении в папину спальню, но боялась поступить по-другому. Переодевшись, я вернулась и в нерешительности постояла в дверях, чтобы убедиться, что папа еще спит. Затем я быстро свернулась калачиком, укрывшись с головой в своей временной постели, подобно зародышу в утробе матери, и приказала себе уснуть.
Я чувствовала себя грязной от того, что сделал папа, это грязное пятно расползлось по всему моему телу, достигая сердца. Ни двадцать, ни сто, ни тысячу раз принятая ванна не очистила бы меня от этого мрака. Моя душа была покрыта позором. Утром, когда Эмили увидит меня при дневном свете, она догадается, что меня осквернили. Я буду вечно носить это клеймо.
Конечно, говорила я себе, это просто новая часть моего наказания. У меня нет права жаловаться. Всему плохому, что со мной происходит, есть причина. Да и вообще, кому я могу пожаловаться? Люди, которых люблю я и которые любят меня или уже мертвы, или далеко отсюда, или сами больны. Все, что мне оставалось, это молить о прощении.
Каким-то образом, думала я, я спровоцировала папу на это. И теперь, если что-то ужасное случится с ним еще раз, во всем обвинят меня.
Утром папа проснулся первым. Он застонал и крикнул, чтобы я проснулась.
– Дай мне судно, – приказал он.
Я спрыгнула с дивана и подала. Пока он облегчался, я быстро одела халат и шлепанцы. Когда он закончил, я понесла судно в ванную комнату, чтобы вылить, но еще до этого папа снова заорал, требуя завтрак.
– Горячий кофе и яичницу из свежих яиц. Я дико голоден.
Он хлопнул в ладоши и улыбнулся. Неужели он забыл о том, что сделал сегодня ночью? На его лице не было ни раскаяния, ни виноватого выражения.
– Хорошо, папа, – сказала я, избегая его взгляда и направляясь к двери.
– Лилиан, – позвал он. Я повернулась, опустив взгляд. Несмотря на то, что он меня изнасиловал, я чувствовала себя виноватой. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – потребовал он. Я медленно подняла голову. – Так-то лучше. Ну, – сказал он, – ты хорошо обо мне заботишься. Уверен, что от этого я поправлюсь только быстрее. А когда кто-то совершает хорошие поступки, как ты, он искупает этим свои грехи. Господь милосерден. Помни об этом.
Я подавила слезы и заглушила стон, который рвался из моей груди. А как же насчет прошлой ночи? – хотела прокричать я. Господь простит и это тоже?
– Ты запомнишь это? – Его слова больше походили на угрозу, чем на вопрос.
– Да, папа.
– Хорошо, – сказал он. – Хорошо.
Он кивнул, и я заторопилась прочь вниз на кухню, чтобы принести ему завтрак. Эмили уже встала и сидела за столом. Я была уверена, что она обо всем догадается, как только увидит меня и расскажет всем, как она обнаружила меня прошлой ночью, но Эмили смотрела на меня так, как и каждое утро. Ее лицо выражало презрение и отвращение.
– Доброе утро, Эмили, – поздоровалась я, направляясь на кухню. – Я должна отнести папе завтрак.
– Минуточку, – отрывисто сказала она. Я замешкалась, но старалась не смотреть на нее в упор. – Ты сделала то, что тебе нужно было прошлой ночью, чтобы содержать себя в чистоте?
– Да, Эмили.
– Тебе следует за этим следить, если ты будешь знать, когда это произойдет – это уже не будет неожиданностью для тебя. И помни, почему это происходит – это напоминает о грехе Евы в Раю.
– Хорошо, Эмили.
– Почему ты так долго спала? Почему ты не пришла утром ко мне, чтобы вынести мой ночной горшок? – быстро спросила она.
– Извини, Эмили, но… – Я посмотрела на нее. Может, если я ей объясню, как это произошло. – Но папе прошлой ночью было холодно и…
– Меня все это не волнует. Я говорила, тебе придется выполнять свои обычные обязанности так же хорошо, как ты удовлетворяешь папины нужды. Ты меня поняла?
– Да, Эмили.
Эмили поджала губы и подозрительно сощурила глаза. Я решила, что если она спросит, зачем мне нужна была фотография моей настоящей мамы, я все ей расскажу. Я выплесну все это ей в лицо. Но она не спросила, потому что на самом деле ей было все равно, почему я рыдала в той комнате.
– Хорошо, – сказала она, мгновение спустя. – Когда ты закончишь с папой, иди в мою комнату и вынеси горшок.
– Хорошо, Эмили.
Я с облегчением вздохнула и прошла на кухню, где Вера в это время заваривала для мамы чай.
– Я заглянула к ней сегодня утром, – объяснила Вера. – Она сказала, что у нее болит живот, и ей ничего не хочется.
– Мама заболела?
– Она скорей всего всю ночь ела шоколад и переела его. Клянусь, что она просто не запомнила как давно она его начала есть и сколько уже съела к тому времени. Как себя чувствует Капитан?
– Он голоден, – сказала я и объяснила, чего он хочет. Вера на мгновение уставилась на меня:
– С тобой все в порядке, Лилиан? – мягко спросила она. – Ты выглядишь бледной и уставшей.
Я быстро отвела взгляд.
– Со мной все в порядке, Вера, – ответила я и закусила губу, чтобы сдержать крики и слезы, рвавшиеся наружу. Веру не удовлетворил мой ответ, но она быстро приготовила папе завтрак. Я взяла поднос и вышла. Я хотела повидаться с мамой по пути, но Эмили следовала по пятам и подгоняла меня, не позволяя этого.
– Папин завтрак остынет, и это его расстроит, – предупредила она. Ты сможешь взглянуть на маму попозже. Ничего страшного не произойдет.
Папа выглядел разочарованным, когда увидел меня в сопровождении Эмили. Я поставила поднос на специальный столик на кровати, и не успел он приступить к завтраку, как Эмили начала читать утреннюю молитву.
– Сегодня покороче, Эмили, – сказал он. Она бросила на меня раздраженный взгляд, как будто это я виновата в папином нетерпении, и затем сократила свое чтение.
– Аминь, – сказал папа, и в тот же момент, когда она закончила, набросился на еду. Перед тем, как повернуться ко мне, Эмили смотрела на него некоторое время.
– Одевайся! – приказала она мне, – и сразу спускайся завтракать. И у тебя еще осталась работа в моей комнате и молитвы.
– А затем поднимешься сразу сюда, – добавил папа. – Ты должна будешь написать для меня письма и составить несколько счетов.
– Сегодня мама плохо себя чувствует, папа, – сказала я. – Вера мне сообщила.
– Вера за ней и присмотрит. Не трать время на ее чепуху.
– Я зайду к ней и прослежу, чтобы она помолилась, – заверила Эмили.
– Хорошо, – кивнул папа. Он проглотил свой кофе и уставился на меня. Я отвела взгляд и заторопилась прочь, чтобы вынести горшок Эмили, потом переодеться и позавтракать вместе с ней. Но перед тем, как все это сделать, я прокралась в мамину комнату.
Мама казалась маленькой девочкой под стеганым одеялом на огромной кровати с толстыми ножками из мореного дуба и широкими спинками. Голова ее покоилась в середине огромной подушки. Она была бледной, как жемчужина, а непричесанные волосы мягко обрамляли ее лицо. Глаза были закрыты, но когда я приблизилась, она внезапно их открыла. Как только она увидела меня, на ее губах появилась нежная улыбка и оживила ее глаза.
– Доброе утро, дорогая, – сказала она.
– Доброе утро, мама. Я слышала, что сегодня ты плохо себя чувствуешь?
– О, это просто боль в животе, она почти прошла, – мама потянулась к моей руке.
В волнении я стиснула ее руку. О, как мне хотелось рассказать ей о случившемся. Как мне хотелось зарыться лицом в ее колени, чтобы она обняла и успокоила меня, и сказала бы мне, чтобы я не относилась к себе с ненавистью. Как я нуждалась в ее поддержке, ласке и обещании, что все будет хорошо. Мне нужна была материнская любовь, теплая и нежная. Я истосковалась по запаху ее лавандовых духов. Я жаждала ее поцелуев и покоя в ее объятиях.
Я хотела быть снова маленькой девочкой, когда вся эта ужасная правда еще не обрушилась на меня, когда я верила в чудеса, когда я сидела на коленях у мамы или рядом с ней, положив голову ей на колени, слушая ее мягкий голос, рассказы о чудесах из волшебных сказок, которые она когда-то читала нам с Евгенией. Почему мы выросли и вступили в этот мир, полный обмана и уродства? Почему нас не заморозили в тех лучших временах, в том счастье?
– Как Евгения? – спросила мама.
– Прекрасно, мама, – я подавила рыдания.
– Хорошо, хорошо. Я постараюсь ее навестить попозже. На улице тепло и ясно? – спросила она. – Похоже на то, – она повернулась к окну.
За все утро я даже не выглянула наружу. Вера раздвинула занавески, и я увидела небо, затянутое темно-серыми тучами.
– Да, мама, – сказала я. – Замечательная погода.
– Возможно, я прогуляюсь сегодня. Ты бы не хотела пройтись?
– Да, мама.
– Зайди ко мне после ланча, и мы пойдем. Мы будем гулять по полям, собирать цветы. Мне нужны свежие цветы в комнате. Хорошо?
– Хорошо, мама.
Она отпустила мою руку и закрыла глаза. Через секунду она улыбнулась, не открывая глаз.
– Я все еще слаба, Виолетта, – Скажи маме, что я хочу еще поспать.
О, Боже, подумала я, что с ней происходит? Почему она до сих пор переносится из одного времени в другое и почему никому до этого нет дела?
– Мама, это Лилиан. Я – Лилиан, а не Виолетта, – настаивала я, но она, казалось, не слышала или не обращала внимания.
– Я так устала, – бормотала она. – Я засиделась так поздно сегодня ночью, считая звезды.
Я держала ее за руку до тех пор, пока ее дыхание не стало ровным. Она снова заснула и я выпустила ее руку. Я чувствовала себя воздушным шариком, гонимым ветром навстречу грубым ветрам.
Через несколько дней я начала спрашивать себя, не дьявол ли овладел папой в ту ночь. Папа никогда не вспоминал тот случай, и не делал, и не говорил чего-нибудь такого, что заставило бы меня смущаться и стыдиться. Наоборот он день за днем осыпал меня комплиментами, особенно в присутствии Эмили.
– Лилиан – лучше, чем управляющий делами, – объявил он. – Она почти мгновенно привела в порядок эти цифры и выявила ошибки своим острым взглядом. А еще она обнаружила, где я переплатил за корм свиньям, да, Лилиан? Люди вечно стараются удержать лишний доллар с тебя, так оно и будет, если за этим не следить. Ты хорошо поработала, Лилиан. Очень хорошая работа.
Эмили прищурила глаза и поджала губы, но была вынуждена кивнуть и сказать мне, что теперь я на праведном пути.
– Только смотри, не сбейся с него, – предупредила она.
В конце недели доктор приехал осмотреть папу и сообщил, что ему нужно приобрести инвалидную коляску и костыли, чтобы вставать и выходить из комнаты.
– Тебе необходим свежий воздух, Джед, – объявил он. – У тебя сломана нога, но тебе нужно все же немного двигаться. Как мне кажется, – добавил доктор, глядя в мою сторону, – тебя испортили все эти хорошенькие женщины, готовые исполнить все твои пожелания, а?
– И что? – отрезал папа. – Если ты всю свою жизнь работаешь, не покладая рук для своей семьи, то не такой уж это и труд, если они один раз поухаживают за тобой.
– Конечно, – согласился доктор.
Эмили первая предложила, чтобы старую инвалидную коляску Евгении достали из сарая и отдали папе. Чарлз принес ее в дом, после того, как смазал и отполировал так, что она выглядела совершенно новой. В тот же день папе принесли костыли, и он смог подняться с кровати и выйти из комнаты в первый раз со дня, когда сломал ногу. Но когда Эмили предложила папе переехать в спальню Евгении, он заупрямился.
– Я и здесь буду прекрасно двигаться, – сказал он. – А когда я буду готов спуститься вниз, мы решим эту проблему.
Мысль о том, чтобы переехать в комнату Евгении и спать в ее кровати, казалось приводит его в ужас. Вместо этого он приказал мне провезти его по второму этажу. Я отвезла его повидать маму, а потом он предложил мне повозить его по другим комнатам, при этом он рассказывал о том, кто в них жил и где он играл, когда был маленьким мальчиком.
Прогулка по дому подняла его настроение и повлияла на аппетит. В конце дня я помогла ему побриться и одеть одну из лучших рубашек. Мне пришлось обрезать одну штанину его брюк так, чтобы он смог одевать их, пока нога в гипсе. Папа передвигался на костылях и работал за своим столом. Я надеялась, что мои ночи и дни в качестве няньки подошли к концу, но папа не отпускал меня в мою комнату на ночь.
– Я могу передвигаться, Лилиан, но я еще нуждаюсь в твоей помощи. Ты же готова помочь, не так ли? – спросил он.
Я кивнула и занялась работой, чтобы он не заметил разочарования на моем лице.
Папа начал приглашать в дом своих друзей и однажды вечером, несколько дней спустя в его комнате они собрались поиграть в карты. Я принесла им закуску и осталась внизу. В ожидании, когда все мужчины покинут наш дом, я заснула в папином кабинете на кожаном диване. Я услышала их смех, когда они спускались вниз, и поспешила наверх узнать, что нужно сделать для папы до сна. Я обнаружила его чрезвычайно рассерженным. Он много выпил и, видимо, проиграл много денег.
– Мне просто не везет, – пробормотал он. – Помоги мне снять все это, – закричал он и начал срывать с себя рубашку. Я бросилась к нему и помогла раздеться. Я сняла с него ботинки и носки, а потом стянула с него сшитые на заказ брюки. Он и не пытался мне помочь, продолжал изрыгать проклятья на свою судьбу. Он потянулся за стаканом виски и, когда опустошил его, приказал мне наполнить его снова.
– Уже поздно, папа, – сказала я. – Ты не хочешь пойти спать?
– Налей мне виски и не перечь, – отрезал он. Я быстро повиновалась, а потом сложила его одежду.
Я убрала за папиными гостями и постаралась проветрить комнату. В ней было так накурено, что даже стены пропахли, но папу, казалось, это не интересовало. Он выпил еще, бормоча что-то о своих ошибках в игре.
Изнуренная, я уснула. Через некоторое время я проснулась от грохота – папа рухнул на пол. Видимо, он забыл о своей сломанной ноге и, будучи совершенно пьяным, пытался добраться до ванны. Я быстро вскочила и бросилась на помощь, но поднять его не смогла.
Он лежал, как мертвый, и не пытался помочь мне поднять себя.
– Папа, – обратилась я к нему. – Ты на полу. Постарайся добраться до кровати.
– Что… что, – пробормотал он, стараясь подняться, но только притянул меня к себе вниз.
– Папа, – умоляла я его, но он держал меня перед собой и мое тело было согнуто так неловко, что я едва могла бы повернуться, чтобы освободиться. Я подумала было позвать на помощь Эмили, но побоялась, что она увидит меня такой в объятиях папы. Вместо этого умоляла его отпустить меня. Он бормотал что-то, кряхтел и, наконец, повернулся так, что я смогла высвободиться. Кое-как он добрался до ножки кровати, подтянулся и встал. Я помогла ему лечь в кровать. Обессилевшая, я тяжела дышала.
Но неожиданно папа рассмеялся и… и выбросив вперед руку, обхватил меня за талию. Он притянул меня к себе.
– Папа, нет, – закричала я. – Отпусти меня, пожалуйста.
– Постельная грелка, – пробормотал он. Папа ухватил меня за ночную рубашку и задрал ее вверх, одновременно затаскивая меня под себя. Придавленная его весом, я пыталась выскользнуть, но это еще больше подзадорило его. Он засмеялся и начал перечислять женские имена, которых я никогда не слышала. Я начала кричать, но он зажал мне рот своей огромной рукой.
– Тс-с, – сказал он. – А то ты перебудишь весь дом.
– Папа, пожалуйста, не делай этого снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37