— Но из-за этого Энн очень трудно, — не согласилась с ним Сара. — Социальным работникам приходится тяжело, если они ощущают ту же боль, что и их подопечные.Энн кивнула:— Вы правы. Вы сказали, что вы медсестра? Тогда вы должны понимать.На улице раздавались мужские голоса. Одна из машин «Скорой помощи» сорвалась с места, ревя сиреной.— Я психиатрическая медсестра, — сказала Сара. — И вы правы. Очень легко привязаться к пациенту. Приходится быть осторожной, чтобы сохранить объективность, иначе им не помочь.— Вы говорите, как моя начальница, — призналась Энн.— Не знаю, кто из вас прав, — Джо не сводил глаз с мальчика, — но, по-моему, Донни очень повезло, что именно Энн сопровождает его в этой поездке, а не какая-нибудь равнодушная сухая карга, которой все равно, что с ним происходит.— Моя начальница говорит, что проблема в том, что у меня нет своих детей и я пытаюсь компенсировать их отсутствие при помощи моих подопечных, — Энн кивком указала на Донни, уснувшего у нее на коленях.— Вы замужем? — спросила у нее Сара.— Нет, хотя мне уже тридцать четыре, — она шепотом назвала свой возраст, словно признавалась в чем-то непристойном. Энн была всего на два года старше Сары. Но разница между ними заключалась в том, что Энн рассчитывала все-таки выйти замуж, а Сара не питала подобных иллюзий.— Каково вам работать с психически больными пациентами? — спросил Джо у Сары.— Это и труд, и награда, и вызов, и победа. Джо рассмеялся:— Неужели все это сразу? А опасные среди них есть?— Некоторые опасны.— И вы не боитесь? Не испытываете к ним отвращения? — не унимался Джо.— Нет. Я думаю о том, почему они такие. Как их воспитывали, насколько им не повезло в жизни. Я пытаюсь представить, что с ними случилось, отчего они так напуганы и не могут справиться с ситуацией. К ним легко испытывать сострадание.Джо улыбался ей, его глаза потеплели, а Сара вдруг смутилась.— Так вы работаете на «Вашингтон пост»? — Ей захотелось отвлечь от себя внимание.— Да, мне повезло. Я работал и в других, более мелких изданиях, но год назад перешел в «Пост».— О чем вы пишете? — задала вопрос Энн.— Иногда передовицы. Иногда очерки. Иногда критические заметки о театре. Честно говоря, это мне нравится больше всего.— Ой, а вы видели спектакль «Кошка на раскаленной крыше»? — Сара подалась к нему. — Умираю, как хочу его посмотреть.— Да, я смотрел эту пьесу, и вы в самом деле не должны ее пропустить, — ответил Джо.— В прошлом году я видела «Унаследовать ветер», — сказала Сара, — это было так сильно.— По-моему, вам нравятся те же пьесы, что и мне, — заметил Джо. И снова на его губах мелькнула улыбка, заставившая Сару покраснеть.— Вы уже написали свою лучшую статью? Ту, что вам самому нравится больше всего? — продолжала расспрашивать Сара.— Не думаю, что какую-то из моих статей я люблю больше остальных, но мне нравится рассматривать тему под необычным углом. Я люблю писать о человеческой стороне любой истории. Я не так жаден до фактов. Вот почему я не люблю передовицы. Мне трудно скрывать свое отношение к тому, о чем я пишу.Донни спал, а взрослые продолжали разговаривать. Сара размышляла о том, как странно почувствовать себя почти родной людям, с которыми провела пару часов. Ей казалось, что она знакома с Энн и Джо всю свою жизнь. Они оба понравились ей. Пожалуй, она уже любила их, хотя это было невероятно. Но их тепло и человечность тронули ее, и, когда спасатели наконец добрались до вагона и освободили их, Сара испытала странное чувство потери, поняв, что с этой минуты их пути разойдутся.Прежде чем расстаться, они записали свои координаты на листках из блокнота Джо, сердечно обнялись и разошлись по разным машинам «Скорой помощи».Два дня спустя, когда Сара читала передовицу в «Вашингтон пост» о катастрофе за подписью Джо Толли, она все еще думала о своих попутчиках. Джо написал о чужих людях, ставших друзьями, хотя они так не похожи друг на друга, о трех взрослых и ребенке, сведенных вместе несчастным случаем, заботившихся друг о друге и расставшихся на месте происшествия с «искренней любовью к случайным попутчикам».«Если бы все наши отношения были окрашены этим ощущением искренности, безопасной и необходимой близости, — писал Джо, — мир стал бы намного лучше».Лаура ехала из Мидоувуд-Виллидж домой на озеро Эштон, но мыслями она оставалась в перевернутом вагоне злополучного поезда. Сара была прирожденной рассказчицей. Она описывала происшествие так живо, что Лаура как будто видела все своими глазами.На краю леса, окружающего Эштон, Лаура остановилась у ряда почтовых ящиков, чтобы забрать почту. Конвертов оказалось немного. Лаура села в машину и открыла тот из них, в котором определенно не могло быть счетов. Длинный белый конверт, ее фамилия напечатана на машинке. Внутри оказался листок бумаги с единственной строчкой: «Оставьте Сару Толли в покое».Лаура перевернула листок, но другая сторона оказалась чистой. Не нашла она и обратного адреса на конверте. Чернел только почтовый штемпель Филадельфии. Холодок пробежал у нее по спине. Кто послал ей письмо? И зачем?Она, нахмурившись, смотрела на записку. Сумасшествие какое-то. Раздраженная Лаура бросила конверт на сиденье и поехала через лес к дому. Тому, кто послал письмо, не повезло. Они опоздали. Она уже успела почувствовать искреннюю привязанность к пожилой женщине и не собиралась снова оставлять ее в одиночестве. ГЛАВА 15 Ему следовало бы просто выкинуть фотографию в мусорный бак в ту самую минуту, как Бетани принесла ее в дом. Но Дилан почему-то вел себя ужасно глупо. Всякий раз, когда он проходил через кухню и видел фото на рабочем столе, он тотчас отводил глаза. Дилан не выбросил снимок, но и не стал его разглядывать. Он словно понимал, что достаточно будет взглянуть на него хотя бы один раз, и весь его пофигистский стиль жизни изменится. Он боялся того, что мог увидеть на фотографии.Как-то среди дня Дилан готовил для себя сандвич с индейкой. Неожиданно он отложил нож в сторону и взял в руки снимок, действуя как будто автоматически. Это была студийная фотография девочки, красивой девочки. И она была его дочерью. Он долго рассматривал изображение на глянцевой бумаге, хотя ему этого и не требовалось. Дилан знал, что он ее отец. Девочка была очень похожа на его младшую сестру в детстве. Те же самые темные волосы. Левая бровь чуть выше правой. Губы бантиком. Яркие синие глаза, отличительная черта его семьи. Точно такие же Дилан увидел бы в зеркале.Он так и не закончил делать себе сандвич, сунул карточку в нагрудный карман рубашки, вышел на веранду и улегся в гамак. Ветви деревьев чуть раскачивал теплый бриз.Хорошо. Он это сделал. Посмотрел. Все понял. И что дальше?Он не солгал Лауре Брендон, когда сказал, что не помнит ее. Но он не забыл вечеринку и снежную бурю. Они отмечали переезд Ронды в ее новый дом, в котором с легкостью разместились бы пять-шесть таких лачуг, как у него. Огромные размеры особняка не выветрились из его памяти, но больше никаких подробностей он не помнил. Как выразилась Бетани, это было его плохое время.Дилан никогда много не пил, но в те месяцы он словно принялся наверстывать упущенное. Он не мог смириться с гибелью в авиакатастрофе своих друзей и в том числе Кэти, женщины, с которой он жил. В те месяцы он существовал только на алкоголе, сигаретах и сексе. Все, что угодно, только бы забыть о боли.Дилан вытащил снимок из кармана и снова посмотрел на него. Улыбка Гиров. Никакой ошибки. Итак, она его ребенок. Но это вовсе не значило, что он должен что-то предпринимать. Судя по всему, у этой Лауры достаточно денег, чтобы растить девочку. Дилан никогда не хотел иметь детей, во всяком случае, после смерти Кэти это желание у него не появлялось. Он не хотел нести за них ответственность, не хотел испытывать боль и ужас потери. Но эта девочка уже была, смотрела на него с фотографии, и ее глаза сказали ему все, что он хотел знать.Следующие несколько дней Дилан пробовал забыться в работе. Но что бы он ни делал, он ловил себя на том, что время от времени достает из кармана фотографию, назойливо напоминая себе, что у него есть дочь.Как-то дождливым днем он шел из амбара в дом, чтобы набрать воды во флягу. И какая-то часть его существа уже знала, что сейчас он позвонит Лауре. Он даже не остановился у раковины, сразу подошел к телефону, достал из кармана фотографию и посмотрел на цифры, написанные на обороте.Дилан немедленно узнал голос Лауры Брендон, как только женщина произнесла «алло», и тут же испытал прилив неприязни к ней, вызванный воспоминаниями о том, как она пыталась им манипулировать.— Это Дилан Гир, — представился он. — Дилан! — воскликнула Лаура. — Простите меня, я вела себя как идиотка.Он рассмеялся:— Не стану спорить с вами. Но полагаю, что я был ничем не лучше.— Мне следовало бы написать вам письмо, а не набрасываться на вас на высоте в сотни футов над землей.— Что ж, теперь это не имеет значения, — ответил Дилан, переворачивая фотографию так, чтобы видеть лицо девочки. — Дело в том, что я все-таки посмотрел на снимок и понял, что вы, весьма вероятно, говорите правду. У нее… В общем, эти волосы, глаза, брови, все… Я старался изо всех сил выбросить все это из головы, но не смог. Я не знаю, что вам от меня нужно, чем я вам обязан, но полагаю, что мы должны поговорить об этом. — Холодок ужаса пробежал у него по спине, когда он произнес эти слова.Лаура вздохнула.— Я рада это слышать, — призналась она. — Как я вам уже говорила, материальная помощь мне не нужна. Я просто хотела узнать, может быть, вы захотите стать частью ее жизни. Но сейчас это очень сложно. — Она грустно рассмеялась.Дилан по ее голосу понял, что она нервничает, и почувствовал к ней симпатию, чего сам не ожидал.— Я пойму, если вам не захочется, — продолжала Лаура. — Я надеюсь, что вы не обидитесь, если я решу, что сейчас ей это не нужно. Но давайте действительно хотя бы поговорим об этом.— Отлично. Вы хотите приехать сюда, ко мне? Или мы можем где-нибудь встретиться.— Я думаю, что самым лучшим вариантом будет наша встреча с ее психотерапевтом. Она может помочь нам справиться с ситуацией.— Она… Как, вы сказали, ее имя?— Эмма.— Эмма бывает у психотерапевта? — Да. Я говорила вам об этом, но не думаю, что вы меня внимательно слушали. — В голосе Лауры не было упрека. — Ее отец… То есть ее приемный отец, мой муж, умер в январе…— Вы говорили мне об этом, я помню, — прервал ее Дилан. Он сам вырос без отца. Именно это и заставило его позвонить.— Эмма с тех пор не разговаривает, — сказала Лаура.— То есть как?— Эмма ничего не говорит, ни слова. Она объясняется жестами, просто кивает или качает головой.— И это длится несколько месяцев? — Да.— А она была нормальной… до его смерти? Лаура рассмеялась.— Если можно назвать непрерывную болтовню нормальным.— Бедный ребенок, — вздохнул Дилан. — Она очень изменилась, да?— Ей пришлось нелегко.— А когда мы можем встретиться с этим психотерапевтом?— Я должна увидеться с ней в пятницу в час дня. Вы сможете подъехать?По пятницам Дилан всегда был очень занят, поднимал пассажиров в воздух утром и вечером. Придется не спать днем. Ладно, неважно.— Да, — сказал он, — только скажите куда. ГЛАВА 16 Лаура уже собиралась постучать в дверь Сары Толли, когда увидела Кэролин.— О, миссис Брендон, — женщина буквально бросилась к ней. — Я так рада, что встретила вас.Лаура забеспокоилась:— Что-то случилось?— О нет, — Кэролин запыхалась. — Я просто хотела поблагодарить вас за то, что вы навещаете Сару. Она так изменилась.— Неужели?— Она все время рассказывает остальным о своих прогулках. «Когда я гуляла, я видела то, я видела это».— В самом деле? Но мы гуляли всего два раза.— Для нее это очень важно.— Но миссис Толли едва меня узнает.— Для человека в ее состоянии это типично. Но поверьте мне, возможность выйти отсюда хотя бы раз в неделю очень много для нее значит.Лаура замялась на мгновение, но потом достала из кармана загадочное письмо. Она собиралась показать его Саре, но по дороге в дом престарелых решила не делать этого, чтобы не огорчать пожилую женщину. Она протянула листок бумаги Кэролин.— Я получила это письмо на днях, — сказала она. — Как вы думаете, кто мог написать его?Кэролин, нахмурившись, прочитала единственную фразу.— Господи, не имею ни малейшего представления. — Она вздрогнула. — Бред какой-то.— Я тоже не могу понять, кто и зачем мог написать такое. Но теперь, когда вы рассказали мне, что Сара всем говорит о своих прогулках… — Лаура посмотрела на другие двери. Поношенные балетные туфли были привязаны к ручке одной из них, на другой красовалась фотография сенбернара. — Как вы думаете, может быть, кто-то из здешних обитателей завидует Саре и таким образом пытается лишить ее этой радости?Кэролин посмотрела на потолок, словно пыталась представить себе всех своих подопечных.— Даже не знаю. Здесь есть женщины, которые завидуют Саре, потому что она хорошо одевается и… ну, словом, она из другого круга. Но я не представляю, у кого из них хватило бы сил и нашлись бы средства напечатать это и отправить вам.— Кроме того, письмо отправили из Филадельфии, — напомнила Лаура.Кэролин покачала головой.— Не думаю, что это кто-то из наших. — Она протянула листок обратно Лауре. — Но прошу вас, не позволяйте запугать вас, не отказывайтесь от этих визитов.— Вам она нравится, правда?— Я забочусь обо всех моих пациентах, — быстро ответила Кэролин, но потом добавила: — Правда, в Саре есть что-то особенное.Они еще немного поговорили, потом Кэролин ушла, а Лаура нажала на кнопку звонка.Сара распахнула дверь, и ее глаза радостно вспыхнули.— Я готова! — объявила она.Лаура заметила, что ее подопечная не забыла надеть прогулочные туфли.— Сара, — попросила она, — давайте сначала присядем на минуту.На лице миссис Толли появилось удивленное и немного расстроенное выражение.— Хорошо. — Она прошла через крохотную гостиную и села на кушетку. Лаура пристроилась в одном из кресел.— Я подумала, может быть, нам стоит назначить день, когда я буду приходить к вам, — сказала Лаура. — Вы будете точно знать, когда пойдете на прогулку. Это не будет для вас сюрпризом.— Да, хорошо, — кивнула Сара.— Сегодня среда. Что, если я буду приезжать каждую среду, если нет дождя?— По средам мы играем в бинго.— Значит, среда вам не подходит? — В бинго мы играем вечером.— Тогда по средам я буду у вас, хорошо?— Да. — Но Сара по-прежнему выглядела неуверенной. — А разве сегодня не суббота? — спросила она.— Нет, дорогая. — Лаура сама удивилась, что назвала миссис Толли дорогой. Кажется, раньше она вообще не употребляла этого слова. — Сегодня среда. У вас есть календарь?— Не думаю.— Тогда я вам принесу календарь, и мы обведем кружочком все среды, и вы будете знать, когда я должна прийти. — Лаура надеялась, что Элисон Бекер сможет присматривать за Эммой по средам.— Хорошо. А теперь мы можем идти? — Сара говорила как ребенок, и Лаура улыбнулась ей:— Разумеется.По пути к двери Лаура заметила календарь на стене в кухне, но на нем был прошлый месяц. Она ничего не сказала.Как только они вышли на улицу, Сара снова зашагала свободным широким шагом.— Вы помните, я вам в прошлый раз рассказывала о настоящем отце моей дочки, о Дилане? — спросила Лаура.Между бровями Сары появилась глубокая складка.— Дилан? — повторила она.«Сара определенно не представляет, о ком идет речь», — поняла Лаура.— Он летает на воздушном шаре, — напомнила она. — Помните, вы рассказывали мне о крушении поезда?— А, крушение, — сказала Сара. — Я была чужой в поезде.— Верно. — Лауру смущали провалы в памяти у ары, но она уже поняла, как сделать так, чтобы к ней на время вернулся ясный ум. Может быть, именно поэтому аре так нравятся эти прогулки. Они позволяли ей вернуться в то время, когда она на самом деле мыслила и рассуждала здраво.— Я все время думала о крушении поезда, — продолжала Лаура. — А что случилось потом?
Сара, 1955-1956 годы Сара закончила раздавать лекарства пациентам, когда в комнату отдыха медсестер пришла девушка из приемной и принесла вазу с красными розами.— Это для Сары Уилдинг, — сказала она.Сначала Сара подумала, что это розыгрыш, шутка. Ей никогда в жизни не присылали цветов, а это был даже не день ее рождения. Когда она окончила школу медсестер, родители преподнесли ей красивую композицию из маков и кружевного аспарагуса. Как догадывалась Сара, таким образом они пытались компенсировать свое отсутствие на церемонии.— Для меня? — переспросила она, принимая вазу. Сара отнесла ее на пост за стекло, и несколько коллег собрались вокруг нее. Даже некоторые пациенты подошли посмотреть, кому принесли цветы.— От кого они? — спросила одна из сестер, Полина. Сара выудила из букета конвертик. Записки в нем не оказалось, зато лежал билет на спектакль «Кошка на раскаленной крыше», ряд 5, место 32. Она молча показала билет своим подругам.— Так кто же это прислал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36