К нему была приделана ручка, совсем как у чайного подноса. Он служил опорой всему миномету. Без него нечего было поддерживать ствол и принимать всю силу отдачи при выстреле.
Хаджи Михали был тут же, потому что это было его оружие. Ему нравились эти тяжелые Minenwerfers.
— Должны быть плиты к тем двум, вот такие же, как эта, — сказал ему Нис.
Хаджи Михали покачал головой.
— Я не знал, — сказал он.
— Кто доставал все это из самолета?
— Я сам, вместе с братьями Коста. Я не знал про эти плиты.
— Он говорит, что не видал их, — сказал Нис Стоуну.
— Скажи ему, что без плит эти штуки ничего не стоят, — сказал Стоун.
Нис повторил это Хаджи Михали.
— Они, наверно, остались там, в самолете, — сказал Хаджи Михали. — Разве только пастухи нашли их и взяли. Попроси австралос , пусть он пойдет вместе со мной и сам поищет их. Наверно, они там. Я не знал, что должны быть еще плиты.
— Сегодня уже поздно, — сказал Нис.
— Ничуть не поздно, — сказал Хаджи Михали.
— Где этот аэропланос ?
— За второй цепью холмов, там, где начинается известняк.
Когда Нис перевел им, Стоун сказал:
— Ладно. Идем сейчас. Пусть возьмут что-нибудь, чем посветить, и подумают о том, как перетащить плиты.
Разумеется, Берк пошел тоже, хотя и отнесся ко всему этому с обычным своим цинизмом.
— Скажи англичанам, что их накормят, как всегда, — сказал Хаджи Михали. — Еду принесут сюда, в хижину. Пусть здесь и дожидаются нас. Скажи им, как только минометы приведут в порядок, мы начнем. Лодки у нас наготове. Талос, — окликнул Хаджи Михали мальчика.
— Слушаю тебя.
— Принесешь еду этим инглези .
— А где взять?
— У жены моего брата, которая живет в моем доме.
— Знаю, — сказал Талос.
И Хаджи Михали зашагал рядом с Сарандаки своей частой и легкой походкой. Нис, Берк и Стоун шли сзади. Нис слышал, как Хаджи Михали говорил Сарандаки про какую-то марсельскую шхуну и про то, что надо заготовить бурдюки для воды. Выслушав все это, Сарандаки ушел.
Нис, Берк и Стоун шли за Хаджи Михали мимо давилен, вдоль уличек, где женщины сидели у дверей и переговаривались, отдыхая после трудового дня, или же возились с ребятишками. Потом, в быстро сгущавшемся сумраке, узкими тропками, мимо первых оливковых деревьев, тянувшихся неправильными рядами. Мимо виноградников и абрикосов, и зеленой травы, к хижине, одиноко стоявшей в стороне от деревни.
Здесь, после недолгих переговоров, Хаджи Михали получил двух мулов без седел. Он настоял, чтобы Берк и Стоун сели на них. В руки каждому он дал по палке и объяснил, как нужно ударять мула по морде справа или слева, смотря по тому, куда его хотят повернуть. Все это он рассказывал им по-гречески, к немалому удовольствию Ниса, который, впрочем, ничем этого удовольствия не выдавал. Потом он раздобыл еще двух мулов и длинную палку, на конце которой привязана была какая-то вонючая тряпка. Это ему дали в одном домике при выходе из долины.
И, сидя без седла верхом на мулах, они мелкой трусцой стали взбираться по склону. Они миновали котловину и песчаные холмы за ней, и известняковые скалы и, наконец, выехали на окруженное деревьями плато. По этому плато они ехали, пока Хаджи Михали не остановил своего мула. Спешившись, он вскарабкался на одну скалу, потом на другую и, наконец, сказал Нису:
— Здесь. Веди их сюда.
Еще не совсем стемнело. Было похоже на английские сумерки. Разбитый Юнкерс-52 отчетливо выделялся на земле. Он шел на бреющем полете над цепью низких гор и врезался в эту, более высокую. Сила удара оказалась слишком велика. Самолет разбился вдребезги, сотни кусков усеяли скалистый склон. Но тень целого осталась. Сохранил очертания фюзеляж, смятый, точно комок серебряной бумаги. Крылья отскочили и лежали в обломках. Повсюду торчали из земли куски металла причудливой формы.
Нис подошел к призраку фюзеляжа. Еще за милю он уловил нестерпимый смрад разложения. Здесь, на месте, это было самое страшное из всего.
— Фу ты черт, — сказал Стоун. — Давайте-ка скорей покончим с этим делом. Ну и вонища.
— Это тут не один месяц лежит, — сказал Берк.
Хаджи Михали выбирал, откуда удобнее подступить к фюзеляжу. Он зажег тряпку, привязанную к палке, чтобы лучше рассмотреть то, что нужно. Ветер раздувал черно-желтое пламя.
— Как будто ничего не тронуто, — сказал Хаджи Михали.
Нис подошел тоже. И вдруг перед ними предстали тени тех железноголовых, что летели в этом самолете. Один лежал на спине, как будто кто-то уложил его на обе лопатки и избил до неузнаваемости. Он лежал так близко, что видна была страшная работа времени. Мясо, сгнившее и отвалившееся от костей, лохмотья одежды в провалах обнаженных ребер.
— Я брал минометы там, внутри аэропланос .
Хаджи Михали словно извинялся перед ними за необходимость продолжать поиски в этом немыслимом смраде.
Посреди самолета, отдельно от остова фюзеляжа, лежали три исковерканных мотора. Вероятно, при толчке фюзеляж отскочил назад. При свете факела Хаджи Михали Нис заглянул в отверстие кабины.
Среди обломков валялись изуродованные трупы железноголовых. Они лежали в неестественных позах на полу. Они прилипли кусками к развороченным стенкам фюзеляжа. Это были призраки людей. Гниющая материя. Тлен.
Хаджи Михали шарил в дальнем углу фюзеляжа. Там валялись обрывки брезента, металлические части, жестянки, патронные обоймы, трупы железноголовых. Пламя факела вырывало из темноты отдельные участки.
— Вот тут стояли те два, что побольше, — сказал Хаджи Михали.
Из-за смрада каждый старался не дышать, и говорить никому не хотелось.
— Здесь, — сказал Нис Стоуну.
Все вчетвером они принялись торопливо разгребать хаос мусора и обломков, загромождавших пол в разбитой хвостовой части.
Плит нигде не было.
— Посветите здесь, впереди, — сказал Стоун торопливым шепотом.
Нис повторил его слова Хаджи Михали, и они гуськом стали пробираться через груду обломков, согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок, и обходя трупы. Стоуну попал под ноги ящик от пулеметных патронов; неразорвавшиеся патроны высыпались и валялись на полу фюзеляжа и на камнях кругом.
Стоун отшвырнул ящик ногой. Дальше лежал искромсанный труп железноголового, одной руки не хватало, вместо головы был кисель, наполнявший стальной шлем, из-под туловища торчал край алюминиевой прокладки.
Берк подобрал с пола кусок какой-то трубы. При мерцающем свете факела он попытался этим куском отпихнуть труп в сторону. Но конец трубы весь ушел в прогнившую мякоть, и Берк невольно отскочил в сторону, как будто труп вдруг ожил.
Он снова взялся за трубу. Приладив ее сбоку, ему удалось сдвинуть тело. Потом он отбросил алюминиевую прокладку. Под нею были обе плиты. Они были связаны вместе широким брезентовым ремнем и стояли ребром, ручкой кверху, вдавившись в тонкую переборку пола.
— Вот, — сказал Берк. Остальные уже были рядом.
Стоун ухватил плиты за торчавшие ручки и бросился вон из фюзеляжа. После факела трудно было что-либо разглядеть снаружи. Стоун спотыкался среди обломков, но, не останавливаясь, бежал дальше. Остальные следовали за ним.
Никто не произнес ни слова, пока они не спустились под гору, туда, где были привязаны мулы. Стоун сорвал ремень, перетягивавший плиты. Он бросил их и долго тер землей, чтобы отбить запах. Потом стал оттирать руки.
По-прежнему все молчали. Вчетвером, неловко толкаясь, они взвалили плиты на мулов. Потом тронулись в путь, стараясь не дышать носом, пока еще стоял в воздухе этот запах.
Но они не могли отделаться от него, как далеко ни уходили. Он впитался в их одежду, в их кожу. Тошнотворная смесь гликоля, бензина, земли и гниющего мяса.
Он был упорен, единственный материальный след человека, остающийся после смерти.
Но Хаджи Михали торопил их, чтобы можно было немедленно идти на Гавдос.
21
Хаджи Михали хотел, чтобы они не ложились спать. Он хотел сейчас же, вечером, договориться обо всем и рано утром начать или даже начать сейчас же, вечером. Он уже отвел мулов туда, откуда брал их.
— Так скоро это не делается, — сказал Нис.
— Почему? — спросил Хаджи Михали.
Но Нис только покачал головой.
Оба австралос были теперь уже не те, какими он их повстречал впервые. Щеки у них ввалились, черты заострились. Даже у круглого Энгеса Берка. Они приобрели закалку, но были изнурены до крайности. Перед тем, что предстояло, им необходимо было выспаться. Поэтому Нис отрицательно покачал головой.
И эту ночь все проспали.
Спали вповалку на полу в хижине, где был склад губок. В одном углу сложено было грудой оружие. В другом — ящики с боеприпасами.
Прежде чем заснуть, они долго разговаривали между собой обо всем. Говорили о греках, правда, сдержанно, потому что Нис был рядом. Непонятно, почему эти греки так раскипятились, говорили они. Видали мы греков, и обычно у них что можно сделать сегодня, то и завтра не поздно. А этот, как его там, который тут всеми командует, торопится все куда-то. Стоит только послушать, как он разговаривает. Он, видно, терпеть не может этого Метаксаса. Все они его терпеть не могут. Должно быть, порядочный сукин сын был этот Метаксас. С кем ни говоришь из греков, только и слышно — того он сослал, этому голову отрубил.
— Так ведь это же была нацистская шайка, — сказал старик солдат.
— Ты откуда знаешь? — спросил Энгес Берк.
— Когда я еще был в Кандии, — сказал старик, — там устроили военный парад в честь победы, и греческая полиция шагала вместе с итальянцами. Им только того и надо было. Одна шайка.
— А ты что делал? — спросили его.
— Разгуливал в греческой ночной рубашке, — ответил он.
— Интересно, куда все девались отсюда, — сказал лейтенант. — На Крите одно время было немало видных людей.
— Сидят в Каире, целы и невредимы, можете быть уверены, — сказал шотландец.
— Ну, а метаксисты как же? — спросил старик.
— Что метаксисты? — спросил Энгес Берк.
— Ведь это те же нацисты. Все они за немцев.
— Брось ты политикой заниматься, — сказал ему Берк.
— Да мне-то что? — сказал старик, на этот раз как бы оправдываясь. — А только греки на это молчать не будут.
— Ну и что же?
— Ах ты господи! Ну, мы-то на чьей стороне? За кого мы воюем?
— А тебе-то что? — сказал Берк, передразнивая его.
— Перестань, Энгес, — сказал Стоун примирительно.
— Что перестать?
— Разыгрывать его.
— Я его не разыгрываю, — сказал Берк, притворяясь, что обижен.
— А ведь верно, глупо получается, — сказал шотландец.
В темноте Нису казалось, что в голосе его, как в складке губ, чувствуется затаенный смешок.
— Завтра, — сказал он, — мы собираемся набить морду каким-то метаксистам. А приедем в Египет, и окажется, что эти же сволочи там в наших союзниках считаются.
— А тебе какое дело до этого? — сказал Берк.
— Да как тебе сказать, — добродушно отозвался шотландец.
— Трогает это тебя? — Берку явно что-то не давало покоя.
— Может быть, и трогает.
— Все равно ты в это мешаться не будешь.
— А ты будешь? — спросил его шотландец, и Стоун весело захохотал.
— И не подумаю, — ответил Берк, чтобы кончить разговор.
Но лейтенант сказал без всякой задней мысли:
— Какая разница, есть в Каире метаксисты или нет?
— Вот, — сказал Берк ехидно, — это правильный подход.
— Вредный вы человек, — беззлобно сказал лейтенант.
— Давайте спать, — сказал Стоун.
И на время все замолчали.
Нис изумленно прислушивался. Он тут был ни при чем. Это был семейный разговор между братьями, встретившимися после долгой разлуки. Австралос и англичане. Разговор велся сдержанно, из-за него, но он в нем своего слова не имел. Его это не задевало, и ему правилось все, что говорили, даже подзадоривания Берка. Его удивило, как много они знают про Метаксаса. И отсутствие протеста в них удивило тоже. Судя по тому, как терпимо англичане в свое время относились к Метаксасу, он готов был предположить, что они ничего о нем не знают. Правда, ведь это все люди, чье дело только воевать, и у них не спрашивают, стоит водить дружбу с Метаксасом или нет.
В разговоре принимали участие все, кроме английского майора, который и не пытался вступить в него. Потом заговорили о своем. И выходило задушевно, оттого что было темно и только слышались голоса. Теперь разговаривали двое австралос с англичанами.
— Кто-нибудь имел дело с этими немецкими восемьюсантиметровками? — спросил Стоун. До сих пор он говорил мало, только одергивал Берка.
— Они все равно что трехдюймовки Стокса, — сказал Макферсон, шотландец.
— Видал я их Granatenwerfer в ту войну, — сказал старик.
— Granatenwerfer совсем другие, — сказал лейтенант.
— Все равно, Granatenwerfer я хорошо знаю, — сказал старик. — И с этими управлюсь. Ничего не стоит.
— Мы управимся без тебя, — нетерпеливо сказал ему Макферсон. — Ты не поедешь.
— Поди ты знаешь куда, — сказал старик.
— Нет, нет, Тич. В море холодно. Схватишь воспаление легких и помрешь.
— Пока еще не схватил, кажется.
— Ну, ну, ладно, — сказал Макферсон. — Подождешь нас здесь.
Ниса удивило, что старик не стал оспаривать права Макферсона указывать ему. Все они безоговорочно признавали авторитет маленького шотландца. Нису он нравился тем, что легко улавливал суть вещей. Вероятно, это определилось у них еще раньше, и потому-то английский майор был так зол.
Некоторое время все лежали тихо, прислушиваясь к шуму прибоя у скал внизу. Лондонец уже спал. Он тоненько храпел, и даже храп у него выходил шепелявый из-за отсутствия двух передних зубов.
— Любопытно, где мы сейчас там, в пустыне? — сказал немного спустя лейтенант.
— Сидим где-нибудь под Мерсой, — сказал старик.
— А какая разница? — сказал Берк. — Нам самое главное выбраться отсюда.
— Едва ли мы далеко ушли от Суэцкого канала, — сказал лейтенант.
— Это что же такое? — ехидно спросил Берк. — Вы, кажется, теряете веру?
— Вы, австралийцы, чересчур уж бойки, — огрызнулся лейтенант.
— Ладно, давайте спать, — снова сказал Стоун.
— Все равно, — сказал Макферсон. — Когда доедем до Египта, лучше нам высадиться где-нибудь близ Александрии. Только не западнее.
— Кто же это у нас так хорошо определит курс? — сказал старик.
— Тот грек, с которым мы пришли, — сказал Берк. — Он ориентируется по телам.
— По каким телам?
— По солнцу и луне, — сказал Берк, подражая Нису. Но это не была насмешка. Это было дружеское подтрунивание. Нис инстинктивно в темноте оглянулся на Берка и хоть не увидел его лица, но почувствовал, что тут ничего такого нет. Немного спустя старик сказал:
— А что же это все-таки за народ, кого мы будем освобождать?
— Литтосийские рыбаки, которых засадил Метаксас, — сказал Стоун.
— И надо спешить, пока немцы не пришли туда, — сказал лейтенант.
— Они и сюда придут, — сказал Берк. — Какая разница?
— Ты сегодня как с цепи сорвался, — сказал Стоун Берку.
Тогда Макферсон, тот, у которого брезжила на губах улыбка, вдруг рассмеялся в темноте. Раздался словно тройной выхлоп дизельного мотора. Шотландец вдруг представил себе все дело как бы с высоты миллиона футов.
— Ну и кавардак, — сказал он.
Это поставило точку. Все замолчали. Разговор оборвался. Нис думал, как приятно лежать на полу после сырой земли, на которой пришлось спать столько ночей, Он заснул и спал как убитый.
Хаджи Михали разбудил их, когда еще не занялась заря.
22
— Теперь мы все подробно обсудим с ними, — сказал он Нису.
— Подожди, они сейчас вернутся, — сказал Нис.
Стоун, Энгес Берк и все англичане вышли из хижины, размяться немного и умыться холодной морской водой. Нис тоже пошел на берег и освежил лицо и руки, от которых еще шел запах. Потом он вернулся в хижину. Его ждали пятеро англичан, Стоун и Берк. Один миномет уже вытащили из угла.
— Вот, объясни им, — сказал Хаджи Михали. И начал: — Они все разместятся в двух больших плоскодонных лодках, из тех, на которых выходят в море ловцы губок, а третьей возьмем маленькую лодку Талоса. Ведь среди минометов есть один поменьше. Эти плоскодонки самые большие у нас. Ты поведешь одну лодку, Сарандаки другую. Талос пойдет на своей. Скажи англичанам, пусть разделятся, кому с кем ехать.
— А сколько всего лодок пойдет? — спросил Нис.
— Десять. Наши лодки маленькие. Но они все будут нужны, ведь надо посадить тех, кого мы освободим. Мы выходим из Литтоса вместе и держимся вместе, пока не увидим Гавдос. Там мы расходимся, чтобы подойти к Хавро Спати с разных сторон. Но попасть туда мы должны все в одно время. Хавро Спати — это бухта перед лагерем. Оттуда мы и начнем. Сарандаки пойдет первым, потому что он знает все проходы.
— Там глубоко, в Хавро Спати?
— Не очень, и там много подводных скал, их не видно, но они у самой поверхности. Обойти их можно, но это, как ветер позволит. Будем идти за Сарандаки, он там знает каждый метр.
— А где самые форты?
— Мы должны пройти большой риф, тогда только увидим их. Как только они покажутся, дело англичан обстрелять их и разрушить. Без этого невозможно подступить к проволочным заграждениям, потому что вся бухта находится под огнем этих трех фортов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Хаджи Михали был тут же, потому что это было его оружие. Ему нравились эти тяжелые Minenwerfers.
— Должны быть плиты к тем двум, вот такие же, как эта, — сказал ему Нис.
Хаджи Михали покачал головой.
— Я не знал, — сказал он.
— Кто доставал все это из самолета?
— Я сам, вместе с братьями Коста. Я не знал про эти плиты.
— Он говорит, что не видал их, — сказал Нис Стоуну.
— Скажи ему, что без плит эти штуки ничего не стоят, — сказал Стоун.
Нис повторил это Хаджи Михали.
— Они, наверно, остались там, в самолете, — сказал Хаджи Михали. — Разве только пастухи нашли их и взяли. Попроси австралос , пусть он пойдет вместе со мной и сам поищет их. Наверно, они там. Я не знал, что должны быть еще плиты.
— Сегодня уже поздно, — сказал Нис.
— Ничуть не поздно, — сказал Хаджи Михали.
— Где этот аэропланос ?
— За второй цепью холмов, там, где начинается известняк.
Когда Нис перевел им, Стоун сказал:
— Ладно. Идем сейчас. Пусть возьмут что-нибудь, чем посветить, и подумают о том, как перетащить плиты.
Разумеется, Берк пошел тоже, хотя и отнесся ко всему этому с обычным своим цинизмом.
— Скажи англичанам, что их накормят, как всегда, — сказал Хаджи Михали. — Еду принесут сюда, в хижину. Пусть здесь и дожидаются нас. Скажи им, как только минометы приведут в порядок, мы начнем. Лодки у нас наготове. Талос, — окликнул Хаджи Михали мальчика.
— Слушаю тебя.
— Принесешь еду этим инглези .
— А где взять?
— У жены моего брата, которая живет в моем доме.
— Знаю, — сказал Талос.
И Хаджи Михали зашагал рядом с Сарандаки своей частой и легкой походкой. Нис, Берк и Стоун шли сзади. Нис слышал, как Хаджи Михали говорил Сарандаки про какую-то марсельскую шхуну и про то, что надо заготовить бурдюки для воды. Выслушав все это, Сарандаки ушел.
Нис, Берк и Стоун шли за Хаджи Михали мимо давилен, вдоль уличек, где женщины сидели у дверей и переговаривались, отдыхая после трудового дня, или же возились с ребятишками. Потом, в быстро сгущавшемся сумраке, узкими тропками, мимо первых оливковых деревьев, тянувшихся неправильными рядами. Мимо виноградников и абрикосов, и зеленой травы, к хижине, одиноко стоявшей в стороне от деревни.
Здесь, после недолгих переговоров, Хаджи Михали получил двух мулов без седел. Он настоял, чтобы Берк и Стоун сели на них. В руки каждому он дал по палке и объяснил, как нужно ударять мула по морде справа или слева, смотря по тому, куда его хотят повернуть. Все это он рассказывал им по-гречески, к немалому удовольствию Ниса, который, впрочем, ничем этого удовольствия не выдавал. Потом он раздобыл еще двух мулов и длинную палку, на конце которой привязана была какая-то вонючая тряпка. Это ему дали в одном домике при выходе из долины.
И, сидя без седла верхом на мулах, они мелкой трусцой стали взбираться по склону. Они миновали котловину и песчаные холмы за ней, и известняковые скалы и, наконец, выехали на окруженное деревьями плато. По этому плато они ехали, пока Хаджи Михали не остановил своего мула. Спешившись, он вскарабкался на одну скалу, потом на другую и, наконец, сказал Нису:
— Здесь. Веди их сюда.
Еще не совсем стемнело. Было похоже на английские сумерки. Разбитый Юнкерс-52 отчетливо выделялся на земле. Он шел на бреющем полете над цепью низких гор и врезался в эту, более высокую. Сила удара оказалась слишком велика. Самолет разбился вдребезги, сотни кусков усеяли скалистый склон. Но тень целого осталась. Сохранил очертания фюзеляж, смятый, точно комок серебряной бумаги. Крылья отскочили и лежали в обломках. Повсюду торчали из земли куски металла причудливой формы.
Нис подошел к призраку фюзеляжа. Еще за милю он уловил нестерпимый смрад разложения. Здесь, на месте, это было самое страшное из всего.
— Фу ты черт, — сказал Стоун. — Давайте-ка скорей покончим с этим делом. Ну и вонища.
— Это тут не один месяц лежит, — сказал Берк.
Хаджи Михали выбирал, откуда удобнее подступить к фюзеляжу. Он зажег тряпку, привязанную к палке, чтобы лучше рассмотреть то, что нужно. Ветер раздувал черно-желтое пламя.
— Как будто ничего не тронуто, — сказал Хаджи Михали.
Нис подошел тоже. И вдруг перед ними предстали тени тех железноголовых, что летели в этом самолете. Один лежал на спине, как будто кто-то уложил его на обе лопатки и избил до неузнаваемости. Он лежал так близко, что видна была страшная работа времени. Мясо, сгнившее и отвалившееся от костей, лохмотья одежды в провалах обнаженных ребер.
— Я брал минометы там, внутри аэропланос .
Хаджи Михали словно извинялся перед ними за необходимость продолжать поиски в этом немыслимом смраде.
Посреди самолета, отдельно от остова фюзеляжа, лежали три исковерканных мотора. Вероятно, при толчке фюзеляж отскочил назад. При свете факела Хаджи Михали Нис заглянул в отверстие кабины.
Среди обломков валялись изуродованные трупы железноголовых. Они лежали в неестественных позах на полу. Они прилипли кусками к развороченным стенкам фюзеляжа. Это были призраки людей. Гниющая материя. Тлен.
Хаджи Михали шарил в дальнем углу фюзеляжа. Там валялись обрывки брезента, металлические части, жестянки, патронные обоймы, трупы железноголовых. Пламя факела вырывало из темноты отдельные участки.
— Вот тут стояли те два, что побольше, — сказал Хаджи Михали.
Из-за смрада каждый старался не дышать, и говорить никому не хотелось.
— Здесь, — сказал Нис Стоуну.
Все вчетвером они принялись торопливо разгребать хаос мусора и обломков, загромождавших пол в разбитой хвостовой части.
Плит нигде не было.
— Посветите здесь, впереди, — сказал Стоун торопливым шепотом.
Нис повторил его слова Хаджи Михали, и они гуськом стали пробираться через груду обломков, согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок, и обходя трупы. Стоуну попал под ноги ящик от пулеметных патронов; неразорвавшиеся патроны высыпались и валялись на полу фюзеляжа и на камнях кругом.
Стоун отшвырнул ящик ногой. Дальше лежал искромсанный труп железноголового, одной руки не хватало, вместо головы был кисель, наполнявший стальной шлем, из-под туловища торчал край алюминиевой прокладки.
Берк подобрал с пола кусок какой-то трубы. При мерцающем свете факела он попытался этим куском отпихнуть труп в сторону. Но конец трубы весь ушел в прогнившую мякоть, и Берк невольно отскочил в сторону, как будто труп вдруг ожил.
Он снова взялся за трубу. Приладив ее сбоку, ему удалось сдвинуть тело. Потом он отбросил алюминиевую прокладку. Под нею были обе плиты. Они были связаны вместе широким брезентовым ремнем и стояли ребром, ручкой кверху, вдавившись в тонкую переборку пола.
— Вот, — сказал Берк. Остальные уже были рядом.
Стоун ухватил плиты за торчавшие ручки и бросился вон из фюзеляжа. После факела трудно было что-либо разглядеть снаружи. Стоун спотыкался среди обломков, но, не останавливаясь, бежал дальше. Остальные следовали за ним.
Никто не произнес ни слова, пока они не спустились под гору, туда, где были привязаны мулы. Стоун сорвал ремень, перетягивавший плиты. Он бросил их и долго тер землей, чтобы отбить запах. Потом стал оттирать руки.
По-прежнему все молчали. Вчетвером, неловко толкаясь, они взвалили плиты на мулов. Потом тронулись в путь, стараясь не дышать носом, пока еще стоял в воздухе этот запах.
Но они не могли отделаться от него, как далеко ни уходили. Он впитался в их одежду, в их кожу. Тошнотворная смесь гликоля, бензина, земли и гниющего мяса.
Он был упорен, единственный материальный след человека, остающийся после смерти.
Но Хаджи Михали торопил их, чтобы можно было немедленно идти на Гавдос.
21
Хаджи Михали хотел, чтобы они не ложились спать. Он хотел сейчас же, вечером, договориться обо всем и рано утром начать или даже начать сейчас же, вечером. Он уже отвел мулов туда, откуда брал их.
— Так скоро это не делается, — сказал Нис.
— Почему? — спросил Хаджи Михали.
Но Нис только покачал головой.
Оба австралос были теперь уже не те, какими он их повстречал впервые. Щеки у них ввалились, черты заострились. Даже у круглого Энгеса Берка. Они приобрели закалку, но были изнурены до крайности. Перед тем, что предстояло, им необходимо было выспаться. Поэтому Нис отрицательно покачал головой.
И эту ночь все проспали.
Спали вповалку на полу в хижине, где был склад губок. В одном углу сложено было грудой оружие. В другом — ящики с боеприпасами.
Прежде чем заснуть, они долго разговаривали между собой обо всем. Говорили о греках, правда, сдержанно, потому что Нис был рядом. Непонятно, почему эти греки так раскипятились, говорили они. Видали мы греков, и обычно у них что можно сделать сегодня, то и завтра не поздно. А этот, как его там, который тут всеми командует, торопится все куда-то. Стоит только послушать, как он разговаривает. Он, видно, терпеть не может этого Метаксаса. Все они его терпеть не могут. Должно быть, порядочный сукин сын был этот Метаксас. С кем ни говоришь из греков, только и слышно — того он сослал, этому голову отрубил.
— Так ведь это же была нацистская шайка, — сказал старик солдат.
— Ты откуда знаешь? — спросил Энгес Берк.
— Когда я еще был в Кандии, — сказал старик, — там устроили военный парад в честь победы, и греческая полиция шагала вместе с итальянцами. Им только того и надо было. Одна шайка.
— А ты что делал? — спросили его.
— Разгуливал в греческой ночной рубашке, — ответил он.
— Интересно, куда все девались отсюда, — сказал лейтенант. — На Крите одно время было немало видных людей.
— Сидят в Каире, целы и невредимы, можете быть уверены, — сказал шотландец.
— Ну, а метаксисты как же? — спросил старик.
— Что метаксисты? — спросил Энгес Берк.
— Ведь это те же нацисты. Все они за немцев.
— Брось ты политикой заниматься, — сказал ему Берк.
— Да мне-то что? — сказал старик, на этот раз как бы оправдываясь. — А только греки на это молчать не будут.
— Ну и что же?
— Ах ты господи! Ну, мы-то на чьей стороне? За кого мы воюем?
— А тебе-то что? — сказал Берк, передразнивая его.
— Перестань, Энгес, — сказал Стоун примирительно.
— Что перестать?
— Разыгрывать его.
— Я его не разыгрываю, — сказал Берк, притворяясь, что обижен.
— А ведь верно, глупо получается, — сказал шотландец.
В темноте Нису казалось, что в голосе его, как в складке губ, чувствуется затаенный смешок.
— Завтра, — сказал он, — мы собираемся набить морду каким-то метаксистам. А приедем в Египет, и окажется, что эти же сволочи там в наших союзниках считаются.
— А тебе какое дело до этого? — сказал Берк.
— Да как тебе сказать, — добродушно отозвался шотландец.
— Трогает это тебя? — Берку явно что-то не давало покоя.
— Может быть, и трогает.
— Все равно ты в это мешаться не будешь.
— А ты будешь? — спросил его шотландец, и Стоун весело захохотал.
— И не подумаю, — ответил Берк, чтобы кончить разговор.
Но лейтенант сказал без всякой задней мысли:
— Какая разница, есть в Каире метаксисты или нет?
— Вот, — сказал Берк ехидно, — это правильный подход.
— Вредный вы человек, — беззлобно сказал лейтенант.
— Давайте спать, — сказал Стоун.
И на время все замолчали.
Нис изумленно прислушивался. Он тут был ни при чем. Это был семейный разговор между братьями, встретившимися после долгой разлуки. Австралос и англичане. Разговор велся сдержанно, из-за него, но он в нем своего слова не имел. Его это не задевало, и ему правилось все, что говорили, даже подзадоривания Берка. Его удивило, как много они знают про Метаксаса. И отсутствие протеста в них удивило тоже. Судя по тому, как терпимо англичане в свое время относились к Метаксасу, он готов был предположить, что они ничего о нем не знают. Правда, ведь это все люди, чье дело только воевать, и у них не спрашивают, стоит водить дружбу с Метаксасом или нет.
В разговоре принимали участие все, кроме английского майора, который и не пытался вступить в него. Потом заговорили о своем. И выходило задушевно, оттого что было темно и только слышались голоса. Теперь разговаривали двое австралос с англичанами.
— Кто-нибудь имел дело с этими немецкими восемьюсантиметровками? — спросил Стоун. До сих пор он говорил мало, только одергивал Берка.
— Они все равно что трехдюймовки Стокса, — сказал Макферсон, шотландец.
— Видал я их Granatenwerfer в ту войну, — сказал старик.
— Granatenwerfer совсем другие, — сказал лейтенант.
— Все равно, Granatenwerfer я хорошо знаю, — сказал старик. — И с этими управлюсь. Ничего не стоит.
— Мы управимся без тебя, — нетерпеливо сказал ему Макферсон. — Ты не поедешь.
— Поди ты знаешь куда, — сказал старик.
— Нет, нет, Тич. В море холодно. Схватишь воспаление легких и помрешь.
— Пока еще не схватил, кажется.
— Ну, ну, ладно, — сказал Макферсон. — Подождешь нас здесь.
Ниса удивило, что старик не стал оспаривать права Макферсона указывать ему. Все они безоговорочно признавали авторитет маленького шотландца. Нису он нравился тем, что легко улавливал суть вещей. Вероятно, это определилось у них еще раньше, и потому-то английский майор был так зол.
Некоторое время все лежали тихо, прислушиваясь к шуму прибоя у скал внизу. Лондонец уже спал. Он тоненько храпел, и даже храп у него выходил шепелявый из-за отсутствия двух передних зубов.
— Любопытно, где мы сейчас там, в пустыне? — сказал немного спустя лейтенант.
— Сидим где-нибудь под Мерсой, — сказал старик.
— А какая разница? — сказал Берк. — Нам самое главное выбраться отсюда.
— Едва ли мы далеко ушли от Суэцкого канала, — сказал лейтенант.
— Это что же такое? — ехидно спросил Берк. — Вы, кажется, теряете веру?
— Вы, австралийцы, чересчур уж бойки, — огрызнулся лейтенант.
— Ладно, давайте спать, — снова сказал Стоун.
— Все равно, — сказал Макферсон. — Когда доедем до Египта, лучше нам высадиться где-нибудь близ Александрии. Только не западнее.
— Кто же это у нас так хорошо определит курс? — сказал старик.
— Тот грек, с которым мы пришли, — сказал Берк. — Он ориентируется по телам.
— По каким телам?
— По солнцу и луне, — сказал Берк, подражая Нису. Но это не была насмешка. Это было дружеское подтрунивание. Нис инстинктивно в темноте оглянулся на Берка и хоть не увидел его лица, но почувствовал, что тут ничего такого нет. Немного спустя старик сказал:
— А что же это все-таки за народ, кого мы будем освобождать?
— Литтосийские рыбаки, которых засадил Метаксас, — сказал Стоун.
— И надо спешить, пока немцы не пришли туда, — сказал лейтенант.
— Они и сюда придут, — сказал Берк. — Какая разница?
— Ты сегодня как с цепи сорвался, — сказал Стоун Берку.
Тогда Макферсон, тот, у которого брезжила на губах улыбка, вдруг рассмеялся в темноте. Раздался словно тройной выхлоп дизельного мотора. Шотландец вдруг представил себе все дело как бы с высоты миллиона футов.
— Ну и кавардак, — сказал он.
Это поставило точку. Все замолчали. Разговор оборвался. Нис думал, как приятно лежать на полу после сырой земли, на которой пришлось спать столько ночей, Он заснул и спал как убитый.
Хаджи Михали разбудил их, когда еще не занялась заря.
22
— Теперь мы все подробно обсудим с ними, — сказал он Нису.
— Подожди, они сейчас вернутся, — сказал Нис.
Стоун, Энгес Берк и все англичане вышли из хижины, размяться немного и умыться холодной морской водой. Нис тоже пошел на берег и освежил лицо и руки, от которых еще шел запах. Потом он вернулся в хижину. Его ждали пятеро англичан, Стоун и Берк. Один миномет уже вытащили из угла.
— Вот, объясни им, — сказал Хаджи Михали. И начал: — Они все разместятся в двух больших плоскодонных лодках, из тех, на которых выходят в море ловцы губок, а третьей возьмем маленькую лодку Талоса. Ведь среди минометов есть один поменьше. Эти плоскодонки самые большие у нас. Ты поведешь одну лодку, Сарандаки другую. Талос пойдет на своей. Скажи англичанам, пусть разделятся, кому с кем ехать.
— А сколько всего лодок пойдет? — спросил Нис.
— Десять. Наши лодки маленькие. Но они все будут нужны, ведь надо посадить тех, кого мы освободим. Мы выходим из Литтоса вместе и держимся вместе, пока не увидим Гавдос. Там мы расходимся, чтобы подойти к Хавро Спати с разных сторон. Но попасть туда мы должны все в одно время. Хавро Спати — это бухта перед лагерем. Оттуда мы и начнем. Сарандаки пойдет первым, потому что он знает все проходы.
— Там глубоко, в Хавро Спати?
— Не очень, и там много подводных скал, их не видно, но они у самой поверхности. Обойти их можно, но это, как ветер позволит. Будем идти за Сарандаки, он там знает каждый метр.
— А где самые форты?
— Мы должны пройти большой риф, тогда только увидим их. Как только они покажутся, дело англичан обстрелять их и разрушить. Без этого невозможно подступить к проволочным заграждениям, потому что вся бухта находится под огнем этих трех фортов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25