А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Понемногу занималась заря, наступало утро. Когда стало светло, глазам Квейля открылся извилинами сбегающий в долину отлогий спуск и дальше — равнина. Ему был приятен этот переход от возвышенностей к равнине и чувство спокойной уверенности от того, что земля стала ровной и на минуту это дало ему ощущение счастья.
— Как вы думаете, далеко еще до Триккала? — спросил он бородатого грека.
— Сперва надо проехать Калабаку. Всего будет миль двадцать…
— Вы думаете, в Триккала немцы? — спросил Елену маленький грек.
— Не знаю, — ответила она. Потом обратилась к Квейлю: — По-твоему, в Триккала немцы?
— Не знаю. Может быть, — ответил он. — Скоро увидим.
— Все дрожишь? — спросил большой грек маленького.
— Просто я осторожен. Инглизи — такой безрассудный.
— Хорошо, что инглизи не понимает твоих слов и не знает, что ты так трусишь.
— Я не трушу. Говорю тебе, не трушу.
— Оставьте его в покое, — сказала Елена большому греку.
— А чего он трусит?
— Я не трушу, — возразил маленький грек. — Мне так же необходимо в Афины, как и тебе. У меня там жена и дети. Мне необходимо туда, как и тебе. Я не трушу. Но я осторожен.
— Осторожен, как пуганая ворона.
— Перестаньте, пожалуйста, спорить, — сказала Елена. Они не обратили на ее слова никакого внимания.
— Кто-нибудь должен быть осторожен за всех. На тебя рассчитывать не приходится.
— Осторожность нужна женщинам в постели.
— Ты бунтовщик.
— Во всяком случае, винтовку сберег.
— А голову, видно, потерял.
— Неужели вы не можете вести себя, как разумные люди? — сказала им Елена.
— У него нет разума, — заявил маленький грек.
— А у тебя какой разум, если ты женился и народил детей?
— У них побольше разума, чем у тебя. Ребенок умней тебя.
— А ты, конечно, самый умный в семье?
— О чем они тараторят? — спросил Тэп у Елены.
— Так. Просто спорят. Пусть себе… — ответила она.
— О чем они спорят? — спросил Квейль.
— Пустяки. Сперва разговор шел о немцах в Триккала. А теперь перешел на личности.
— Скажите им: если немцы в Триккала, значит, они там. Вот и все.
— Это не поможет. Разговор перешел уже на совсем другие темы, — ответила Елена.
— Нечего сказать, из хорошей ты, видно, семьи, если говоришь так, — продолжал маленький грек.
— Тебе, кажется, знаком этот язык.
— Я проходил мимо золотарей и слышал такой разговор.
— Не в выгребной ли яме ты сидел в это время?
— Если бы я там был, то наверно встретил бы тебя! — крикнул маленький грек.
— Это, должно быть, была просто свалка для дезертиров.
— Я не дезертир! — завопил маленький грек. Они уже оба кричали.
— А кто же ты?
— Если я — дезертир, то и она тоже.
— Она — сестра при инглизи. Может быть, и ты тоже?
— Перестаньте, — сказала Елена. — Будет вам. Никто из вас не дезертир. Успокойтесь на этом.
— Да что это такое в самом деле! — воскликнул Тэп по-английски. — Замолчат они когда-нибудь?
Спор продолжался, торопливый, громкий, ожесточенный, и наконец перешел в открытую перебранку.
— Все спорят, — сказала Елена.
— Скажите им, что мы их выкинем, если они не перестанут, — заявил Тэп.
— Не говорите им ничего, — неожиданно вмешался Квейль.
— Они мне осточертели, Джон, — настаивал Тэп.
— Не придирайся, Тэп. Они просто делают практические выводы из своих мировоззрений. Оставь их.
— Их мучает беспокойство, — объяснила Тэпу Елена. — Они оба боятся, что их будут обвинять в дезертирстве.
— Передайте ему, что мы не считаем его дезертиром, — сдержанно обратился Квейль к большому греку. — Мы не считаем ни одного из вас дезертиром. Вы отвоевали, вот и все.
— Мы только начинаем воевать, — спокойно ответил грек.
— Может быть, — вмешалась Елена. — Но это будет уже другая война. Скажите ему, что инглизи не считает его дезертиром.
— Скажите вы.
— Это будет не одно и то же.
— Я не могу. Прошу прощенья, инглизи.
— Вы дьявольски упрямы, — заметил Квейль.
— Это признак, что я хороший грек.
— Хороший или нет, но вы можете передать.
— Прошу прощенья, инглизи.
Теперь все были сердиты. Все говорили быстро, без пауз, с жаром. Отношения стали натянутыми. Вслед за последними словами большого грека наступило молчание, но в нем не было мира и спокойствия.
Они продолжали ехать в молчанье. Вокруг была зеленая равнина, и жара, и ряд чахлых тополей, кое-где тянувшихся по обочинам дороги, и сухие колеи, бороздившие землю, и платаны, и открытая даль. Стояла тишина, и не было никакого движения. Не было войны. Не было ничего. Они просто совершают мирную прогулку в теплом краю, и нет никакой опасности и никакой спешки, и хорошо так жить — без спешки и без напряжения.
— Это мне не нравится, — сказал Тэп.
Не так просто было разрядить напряжение, которое владело ими вот уже полчаса.
— Что?
— Дорога совершенно пуста. А тут должны бы быть греки или кто-нибудь.
— Они эвакуировались.
— Да, но кто-нибудь должен же быть. Мне это не нравится.
— Чем же ты это объясняешь?
— Слишком тихо кругом. Можно подумать, что вот-вот появятся немцы. Что тут все уже ждет их.
Их мучило беспокойство, пока они не увидели на дороге крестьянина с овцами. Они остановились и стали расспрашивать его, где весь народ и почему на дорогах пусто, и он ответил, что люди ушли в горы. Да, в горы.
Дорога была теперь прямая, сидя возле мотора, Квейль как следует прогрелся и опять почувствовал себя хорошо, а ровный отчетливый стук мотора действовал так же, как тепло. Местами дорога была попорчена, и Квейлю приходилось замедлять ход, но большую часть пути он вел машину на хорошей скорости.
— Если бы немцы были близко, они двигались бы по этой дороге, — сказал он Тэпу.
— Возможно, — ответил Тэп. — Спроси у грека, где это место.
— Где, по-вашему, Калабака? — спросил Квейль большого грека.
— Там, где среди равнины возвышаются скалы. Отсюда видно. Вон там, вдали.
Квейль нагнул голову и слегка отпустил педаль, замедлив ход машины: он увидел высокую серую скалу впереди и бегущую к ней прямую черту дороги. Он откинулся на спинку сиденья и опять крепко нажал педаль. Мотор кашлянул. Квейль чуть отпустил педаль. Мотор резко закашлял, остановился, опять начал работать и опять замер.
Наконец машина остановилась, так как мотор окончательно заглох.
— Вы уже влили запасной бензин? — спросил Квейль.
— Нет. Он здесь, — ответил Тэп.
— Достаньте его. В баке пусто.
Маленький грек и Тэп подняли стоявшие в машине бидоны. Квейль открыл бак. Потом достал из кармана отвертку и пробил отверстие в крышке бидона.
— Солнце, — сказал Тэп. — Как хорошо!
— Да. Этих двух бидонов нам хватит миль на пятьдесят. До Триккала доедем.
— Может быть, достанем немного в ближайшем городе.
— Сомневаюсь.
— А ведь забавно, Джон…
Тэп засмеялся.
— Ты что?
— Разве не смешно? Мы с тобой, словно пара подстреленных уток. Хикки покатился бы со смеху, если б увидел нас.
— Интересно, где сейчас наши?
— Летают где-нибудь. Надеюсь, что вернулись в Египет.
— Не думаю, — заметил Квейль. — А в общем какая разница?
— У Хикки теперь, наверно, куча новичков.
— Как раз то, что он любит.
Квейль тихонько засмеялся и поднял второй бидон, чтобы перелить горючее в бак.
— Что-то будет, когда он тебя увидит, — сказал Тэп.
— Надеюсь, что они получили наконец самолеты. Может быть, «Харрикейны».
— Ты не сразу сможешь летать.
— Ты не поверишь, но я совершенно здоров.
— Ты действительно хочешь жениться на ней? На Елене?
Квейль быстро взглянул на него. И наклонил бидон немного сильнее:
— А что?
У него опять возникло прежнее ощущение, которое он испытывал в госпитале. Была какая-то неясность и какое-то странное чувство — Тэп и Елена, — которого он не мог определить. Квейль вылил остатки бензина в бак и отбросил бидон. Оглянулся по сторонам и сказал Тэпу:
— Надо бы достать воды для радиатора.
Тэп подошел к придорожной канаве и сказал Квейлю, что там есть грязная вода. Квейль кинул ему бидон, и Тэп пополз по откосу, чтобы набрать воды. Он вернулся весь мокрый. Квейль взял у него бидон и наполнил радиатор. Пока Квейль возился, Тэп стоял рядом с ним.
— Как ты поступишь с Еленой, если нам придется уезжать?
— Из Греции?
— Да.
— Возьму с собой.
— На «Гладиаторе»?
— Не все ли равно, Тэп. Способ найдется. А если нет… ну, что ж, улечу с ней на «Гладиаторе».
— В Египет? Жен туда не пускают. Всю последнюю партию отправили домой.
— Там на месте увидим. Садись, не будем терять времени.
Елена ходила в рощу и теперь возвращалась обратно. Квейль смотрел, как легко она идет по дороге. Она раза два тряхнула головой, чтобы откинуть назад волосы. Она, очевидно, умылась и причесалась, потому что лицо у нее блестело. Он улыбнулся ей, сразу оживившись. Она ответила улыбкой и, подойдя к нему, взяла его под руку, и вложила свои теплые пальцы в его ладонь.
— У тебя уже не такое черное лицо, — сказала она и улыбнулась.
— Больше не болит.
— Дай я перебинтую тебе голову. У меня бинт в кармане.
— Потом, — ответил он. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Трудно поверить, что здесь где-то война.
— Тэп находит, что кругом слишком спокойно.
— Может быть. Но я надеюсь, что все пройдет благополучно.
И опять они сидели в машине и мчались по грязной дороге. Вдруг Квейлю показалось, что он слышит гул самолетов. Он поспешно остановил машину и быстро огляделся по сторонам, но никаких самолетов не было. Скалы были уже так близко, что тень их падала на обсаженную тополями белую дорогу. И тут Квейль увидел самолеты. Они летели низко. Это было крупное соединение. Он остановил машину, и все вышли.
— Что за самолеты? — спросил Тэп.
— Не знаю. Похожи на «Бленхеймы», но их у нас не так много.
— Летят на юг.
— Садитесь. Поедем. Они пройдут стороной. Это — первые за весь день. Хорошо бы растянуть бензин до тех пор, пока не достанем еще. Может быть, найдем в этом городе.
Впереди виднелись очертания деревянных и каменных домов Калабаки и высоко на скалах здания монастырей.
Они уселись в машину и снова тронулись в путь.
Въехав в город, они сразу увидели, что он разрушен, как Янина, и белый дым еще ползет по тлеющему дереву. Торчали обнаженные скелеты зданий. На дороге лежали черные кучи обожженного камня, деревья стояли с обломанными сучьями. Нигде не было ни души, всюду валялись длинные бахромчатые обломки расщепленных деревьев, холодный воздух был тих и неподвижен под жаркими лучами солнца.
— Здесь ничего не найдем. Все разбомбили, — сказал Квейль, когда путь им преградило лежащее поперек дороги бревно. Квейль и большой грек откинули его в сторону.
— Нам нужно еще бензину, — обратился Квейль к большому греку. — Не знаете, где бы достать?
— Можно поискать здесь.
— Спросите малыша.
Большой грек спросил маленького, и маленький грек сейчас же оживился, потому что с ним заговорили просто, без вражды, и вышел из машины улыбаясь.
— Где-нибудь здесь найдется, — сказал он. — Надо поискать.
— Ну что ж, — согласился Квейль. — Давайте поищем. Скорее всего он будет в бидонах, а не в бочках. Пять минут сроку. Больше нельзя. Надо попытать счастья. Ты побудь здесь, Елена. Скажи, чтобы они шли искать. Бидоны или бочки.
Елена передала это грекам, и мужчины пошли по разрушенной черной дороге, разошлись в разные стороны у развалин на краю городка и приступили к поискам.
В городке все вымерло, — не осталось ни души. Ни души, и великое молчание висело над ними. Маленький грек очень удивился, увидев старика, одиноко сидящего на груде развалин; глаза у него были широко раскрыты, на лице написано недоумение.
— Эй, отец, — крикнул маленький грек. — Где же народ?
Старик промолчал, потом поглядел на него ничего не выражающим взглядом.
— Ушли все в горы, — безучастно произнес он.
— А тебя оставили?
— Я стар.
— Что же ты сам не ушел?
— Я стар, — повторил он.
— Не знаешь, где бы достать бензину? — спросил маленький грек.
— Я стар, — послышался прежний бесстрастный ответ.
Маленький грек поглядел на старика, щелкнул языком и пошел прочь.
Квейль пробрался между развалинами маленького дома на задний двор, где стояли проволочные курятники и валялась на земле всякая домашняя утварь и обломки столов и стульев. Поблизости никого не было. Он поглядел вверх, на монастыри, и подумал — нет ли кого-нибудь там?
Елена стояла возле автомобиля и тоже удивлялась окружающей тишине. Ей было неприятно, что кругом так тихо, а Квейль куда-то ушел. И это был не простой женский страх. В этой тишине было что-то тревожное и безнадежное, как там, в госпитале. Какое-то ожидание. В этом разрушенном городе можно было осязать тишину, как могла она осязать ее в охваченном сумятицей госпитале. Это было то же самое. И действовало угнетающе. Самая пустынность места угнетала. Елена чувствовала, как тишина проникает в нее, — как вдруг вернулся Тэп.
— Ничего нет, — сказал он. — Даже еды.
— Насколько нам хватит бензина?
— Может быть, до ближайшего местечка. Здесь такой вид, как будто все разом сорвались с места и ушли.
Вернулся большой грек. На ходу он вытирал руки о штаны.
— Если бы мы были не так далеко от Германии и могли сделать то же самое с их городами! — сказал он Елене.
— Вы нашли горючее?
— Ни капли. Мне показалось, что я вижу бидон, но это оказался человек, совсем раздавленный.
И он опять вытер руку.
— Ничего нет, — вернувшись, сказал Квейль.
Теперь не хватало только маленького грека.
— Может быть, он решил бросить нас, — сказал большой грек, садясь в машину.
— Он этого не сделает, — возразила Елена. — И, пожалуйста, не трогайте его. Он уже немолод, и ему больше подходит сидеть дома. Не трогайте его.
Но маленький грек явился, и Елена еще раз мысленно отметила маленькое лицо, упрямые глаза над сморщенным носом, щеки, изборожденные морщинами, жесткие черные волосы на голове и в бороде, и миниатюрную, сутулую фигурку. Он подошел, спокойно моргая глазами; не говоря ни слова, он сел в автомобиль. Квейль запустил мотор и сейчас же тронул машину. Он повел ее не очень быстро, — стараясь не расходовать слишком много бензина. Они пересекли длинную тень, отбрасываемую скалой и монастырями на ее вершине, и снова выехали на ровную дорогу, бежавшую через небольшие мосты, вокруг которых зияли бесчисленные воронки; впрочем, вдоль всей дороги виднелись теперь свежие воронки от пятидесяти— и стофунтовых бомб.

И снова была тишина. Вокруг во все стороны тянулась равнина, и зеленое пространство спокойно бежало по обе стороны машины. Они проезжали один небольшой мост за другим, и Квейль всякий раз ждал, что мост взорван, но все мосты были целы. Длинный канал, извивавшийся по одну сторону дороги, пострадал от легких бомб, но и тут серьезных повреждений не было.
Тишина водворилась и в автомобиле. Теперь они время от времени пересекали железнодорожные пути, и это уже было похоже на возвращение в населенную область. Под конец-они увидели крестьяне овцами. Тэп хотел остановиться, чтобы Елена расспросила их о немцах.
— Может быть, они знают.
— Вряд ли, Тэп, — заметил Квейль. — У нас нет времени. Мы почти израсходовали бензин.
— Будем надеяться, что его хватит до ближайшего местечка, — ответил Тэп.
— Может быть, там австралийцы.
— Мне кажется, здесь проходил греческий фронт.
— Боюсь, что все это кончится новым Дюнкерком, — спокойно произнес Квейль.
— Это просто ужасно… Но что мы могли поделать, черт возьми!
— Не знаю, — ответил Квейль. — Но что-то у нас неладно.
— Пожалуй. У нас нехватка вооружения.
— Не только это.
— И людей не хватает. И потом у нас не было фронта. Подумать только, как рухнула Франция… я до сих пор не могу опомниться.
— Не думаю, чтобы это имело значение, — заметил Квейль.
— Ну как же, — возразил Тэп. — У нас был бы фронт.
— Все равно, ничего не получилось бы.
— Почему же никто не принимает мер?
— Не знаю, — ответил Квейль. — Не знаю.
Теперь они чаще пересекали рельсовые пути, и деревья по обе стороны полотна тянулись четко очерченной линией. Они проехали по пустынной грязи разрушенной бомбами деревни. Деревня была безлюдна, и тут Квейль в первый раз увидел сломанный тополь, ветви которого хлестнули по ветровому стеклу, и это зрелище ему не понравилось. Слева горы рисовались отчетливо, справа они были в дымке — и там среди деревьев виднелась река.
Около полудня Квейль опять услыхал гул бомбардировщиков. Он остановил машину, стал на подножку и поглядел на небо. Он увидел, что самолеты летят вдоль дороги со стороны ущелья, прямо на них. Самолеты, ничего не опасаясь, шли очень низко.
— Лучше выйти из машины, — сказал Квейль Елене. — Скажи остальным.
— Неужели они собираются бомбить нас? — спросил маленький грек, когда стал явственно слышен шум моторов.
— Не знаю, — ответила Елена. — Конечно, нет. Они, наверно, даже не видят нас.
— Выходите из машины, — сказал ей Тэп.
Они перебрались через придорожную канаву и пошли по зеленой пшенице. Квейль, шагая, смотрел на самолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40