Причем именно у капитана Федерса есть причины быть скромным и незаметным — если учитывать, какую жизнь ведет его жена. Ужасно, поистине ужасно. Такие люди не могут иметь отношения к военной школе. Об этом мы тоже должны при случае поговорить с тобой. Но не будем спешить. Сначала я хорошенько присмотрюсь к Крафту.
— Добро пожаловать в мою скромную обитель, — произнес майор Фрей. — Очень рад, что вы последовали моему приглашению. Входите, господа. Раздевайтесь. Устраивайтесь поудобнее.
Майор, одетый в простую гимнастерку, в которой он выглядел солидно и вместе с тем по-домашнему, поздоровался с Федерсом и Крафтом. Его рыцарский крест с дубовыми листьями сверкал даже при тусклом освещении в прихожей. Лицо его излучало благожелательность.
Оба офицера разделись. Крафт был представлен племяннице майора. Он пожал ее горячую, влажную руку и с приветливой улыбкой посмотрел в ее смущенное лицо.
Федерс произнес несколько подбадривающих слов, и смешная девица, хихикая, убежала.
— Капитан Ратсхельм прибыл только что перед вами, господа. Таким образом, собрались все. Проходите, пожалуйста. Моя жена, дорогой Крафт, жаждет познакомиться с вами.
— Это совпадает с его желанием, — заявил Федерс. И с радостью заметил, что майор слегка разозлился, а Крафт смутился. Вечер, кажется, обещал быть веселым.
Майор проводил обоих офицеров в салон. Там стоял капитан Ратсхельм с игриво-скромным выражением лица. И милостивая госпожа Фелицита Фрей, урожденная Бендлер-Требиц.
— За дело! — прошептал Федерс и выдвинул Крафта вперед.
Супруга господина майора приветствовала Крафта едва заметной улыбкой и слегка протянутой рукой. Исполненная ожидания, она стояла в декоративной, величественной позе под картиной, изображающей, возможно, одного из ее предков. Ее лицо напоминало овечье, особенно выделялся горбатый мясистый нос. В глазах застыла величественная усталость высокородного орла. Кожа была увядшей, но с помощью большого количества косметических средств шелковисто-матово блестела. И это касалось всех частей тела, не скрытых одеждой, также и рук.
И вот одну из этих рук, несмело протянутую, Крафт как раз и схватил. Он довольно бережно пожал эту руку и даже немного потряс. Он решил, что поклона вполне достаточно. В ее орлиных глазах появился ледяной блеск.
Однако обер-лейтенант Крафт произнес лишь:
— Добрый вечер, госпожа Фрей!
Федерс был восхищен. Великолепно! Первоклассно!
— Наш обер-лейтенант Крафт, — сказал майор, пытаясь быть в высшей степени светским человеком, — должен, вероятно, еще привыкнуть к нашему климату. Но это наверняка не составит для него труда при атмосфере, царящей на нашем курсе. Не правда ли, дорогой Ратсхельм?
— Так точно, господин майор, — как и следовало ожидать, немедленно заверил Ратсхельм. — Мы гордимся тем, что можем учить наших курсантов гораздо большему, чем основы военного ремесла. Мы стремимся к всестороннему воспитанию личности. Крафт это очень быстро поймет.
— Однако я хочу, — сказал майор дружески-снисходительно, — поприветствовать в наших рядах обер-лейтенанта Крафта — нашего соратника в великом и добром деле под, так сказать, педагогическим лозунгом: «Готовность быть офицером превыше всего!»
— Что господа желают выпить? — спросила милостивая государыня. Она немного побледнела. Однако от ее величия ничего не убавилось. — Не угодно ли по рюмочке портвейна?
Капитан Ратсхельм с преданной благодарностью принял предложение. Капитан Федерс с воодушевлением объявил, что это предложение является чрезвычайно хорошей идеей милостивой госпожи Фрей. Крафт только кивнул головой.
А майор Фрей заметил:
— Настоящий немец недоверчив ко всему чужому, за исключением того, что можно выпить.
Капитан Ратсхельм от души рассмеялся: его начальник произнес шутку, причем шутку остроумную.
Ужин, как и было объявлено, оказался действительно скромный. Обер-лейтенант Крафт удостоился чести сидеть рядом с хозяйкой дома. Однако это не было для него удовольствием. Ибо в то время, как остальные мужчины без стеснения опустошали тарелки с колбасой и распределяли между собой имеющееся в наличии сливочное масло, обер-лейтенант Крафт был засыпан массой вопросов.
— Вы женаты, господин обер-лейтенант?
— Нет, госпожа Фрей.
— Судя по вашему возрасту, вы должны уже быть женатым. Ведь вам уже под тридцать, не так ли? Прочные супружеские узы повышают нравственную надежность мужчины, говорится у нас. И если уж офицер сам по себе должен быть примерным, то тот, кто воспитывает офицеров, и подавно. Вы помолвлены или обручены? Имеется ли у вас — я считаю это великолепным обычаем — фотокарточка вашей избранницы? Я бы хотела ее посмотреть.
— К сожалению, я вынужден разочаровать вас, госпожа Фрей, — уклончиво ответил Крафт. И он, не задумываясь, стал искать защиту от такого любопытства во лжи, по его мнению, во имя спасения. — Однажды я был почти помолвлен, и она была из очень хорошей семьи. Однако война жестоко разорвала наши узы.
Капитан Федерс поперхнулся. Капитан Ратсхельм посмотрел на него осуждающе. Майор же продолжал есть. И поскольку жена за ним не следила, ему не нужно было выполнять ее диетические предписания.
— Стало быть, дама вашего сердца умерла? — констатировала госпожа майорша. Ибо она, очевидно, не могла себе представить другой причины расторжения уз, кроме смерти.
Обер-лейтенант Крафт давился куском черствого хлеба. Под ее испытующим взглядом он осмелился намазать его тоненьким слоем масла. При этом он с трудом кивнул головой. И этот кивок она восприняла как подтверждение ее предположений. Он был уверен, что она выразит ему свое соболезнование. Что она и сделала. И не только это. В конце концов она ведь была не просто женщиной, а женой командира, на жаргоне фенрихов «командиршей». Поэтому к своим высокопарным словам соболезнования она прибавила:
— Это, конечно, очень тяжело для вас, но вы не должны предаваться унынию, а тем более пытаться любыми средствами заглушить боль — что обычно свойственно людям низшего сорта и низших чинов. Но я, конечно, возьму и вас под свою опеку, пока вы будете в числе офицеров и сотрудников моего мужа.
— Чувствительно благодарен, госпожа Фрей, — с трудом промолвил обер-лейтенант Крафт.
— Каждую неделю я устраиваю дружескую встречу неженатых офицеров и незамужних девушек из высших кругов Вильдлингена. Разрешаю вам принимать в них участие, господин обер-лейтенант.
— Вы слишком добры ко мне, госпожа Фрей, — произнес потрясенный обер-лейтенант. Так непреклонно и полновластно им не командовала до сих пор ни одна женщина. Он с отвращением заглатывал так называемый десерт к холодному блюду, своего рода пирог-пудинг, с раздражением следя за капитаном Федерсом, который, по-видимому, от души веселился, слушая их диалог.
Выбирая удобную позу, Крафт немного пригнулся за столом и широко расставил ноги, подобно тому, как это делает японский борец, чтобы найти наиболее устойчивое положение, при этом он натолкнулся ступней на ножку стола. Вернее, он думал, что правой ногой задел ножку стола. Однако вскоре почувствовал тепло, затем податливость — и отпрянул. Это была не ножка стола, а нога милостивой государыни, до которой он дотронулся. Госпожа Фелицита не показала виду. Ее самообладание было достойно уважения. Она только немного сморщила свой овечий нос, как будто почуяла скверный запах.
— Пардон, пардон, — смущенно сказал Крафт.
— Мне кажется, — величественно изрекла Фелицита Фрей, — что мужчины могут теперь покурить.
— Хороший солдат всегда на службе, — заявил майор. — И поэтому, господа, вас вряд ли удивит, что я хочу поговорить с вами немного о служебных делах.
— Нас это действительно не удивляет, — заверил Федерс.
Мужчины сидели хотя и в старых, но внушительных кожаных креслах, которые при каждом движении неприятно скрипели. Под ними ковер, густо расцвеченный розами, вокруг них — плюш, по стенам громоздкая темно-коричневая мебель, украшенная резьбой. Всему этому название — курительная комната. Майор для проформы подал офицерам шкатулку из розового дерева, наполненную сигарами. Ратсхельм и Федерс, которые знали эту игру, с благодарностью отказались и попросили разрешения закурить свои собственные сигареты. Только Крафт механически взял предложенную сигару. К тому же ему попалась одна из представительских сигар майора. Гостеприимная улыбка хозяина все же удержалась на лице Фрея, он только наморщил лоб. Но когда Крафт откусил кончик сигары и не задумываясь выплюнул его на ковер — тут майор вздрогнул. Не из-за ковра — только пренебрежение Крафта к хорошему тону оскорбило его деликатную душу.
— Пардон, — сказал обер-лейтенант Крафт, — но я иногда забываю, что еще существует разница между салоном и окопом.
— У меня на фронте был командир, — сказал капитан Ратсхельм, — который имел обыкновение даже во время еды на передовой пользоваться белоснежной салфеткой. В любой обстановке он оставался культурным человеком.
— Когда ему придется умереть геройской смертью, вряд ли от него будет пахнуть одеколоном, — заявил Федерс.
— Господа, — произнес майор Фрей, — я считаю, что бывают вещи, которые не подлежат критике. Это бывает в том случае, когда эти вещи в некотором роде священны для нас.
И он ощупал свой рыцарский крест, чтобы убедиться, что он: а) еще на месте, б) правильно висит, то есть хорошо виден со всех сторон, и в) тем самым им все могут любоваться.
— Не будем никогда забывать, господа, что нравственная строгость — фундамент солдатской жизни, все время должна быть предметом наших забот. Ибо быть солдатом означает чувствовать себя солдатом. А офицер нашей чеканки является солдатом в совершенстве. Однако перейдем непосредственно к делу. В состав моего курса, мой дорогой Крафт, входят три учебных потока, в каждом по три учебных отделения; в каждом потоке имеется преподаватель тактики и офицер-инструктор. И я могу с уверенностью сказать, что мои офицеры относятся к числу самых замечательных офицеров всего вермахта. Вы вольетесь в их число, приняв завтра учебное отделение «Хайнрих». И я склонен утверждать, что это одно из лучших учебных отделений 6-го потока. Не так ли, господин Ратсхельм? Вы как начальник потока знаете это лучше всех.
— Так точно, господин майор. Я бы даже сказал — это самое лучшее учебное отделение за много лет. В нем несколько прекрасных фенрихов, на которых я возлагаю большие надежды. Вы согласны со мной как преподаватель тактики, Федерс?
— Вполне, — сказал капитан. — Учебное отделение «Хайнрих» состоит из стада глупых, заносчивых и коварных болванов. Они ленивы, прожорливы, любопытны и глупы, падки на баб и побрякушки. На моих занятиях они путают минометы с полевыми кухнями, пулеметы с маршевым рационом, санитаров с санитарными узлами. Они больше заботятся о жратве, чем о боеприпасах. И вера в бывшего ефрейтора кажется им важнее, чем обстоятельное знание обстановки.
Майор смущенно улыбнулся. Капитан Ратсхельм попытался сделать то же самое. Обер-лейтенант Крафт был удивлен: довольно беспечные аргументы капитана Федерса граничили с государственной изменой. Крафт с наслаждением посасывал сигару.
— Наш добрый капитан Федерс! — произнес майор и засмеялся. Однако тут же глаза его сузились, смех оборвался и голос стал более резким. — Он любит резкие формулировки и острое словцо — этим он славится у нас. Но мы все, близко знакомые с ним, знаем абсолютно точно, что он действительно думает. Ему свойственна в некотором роде конструктивная ирония, которая была свойственна также Блюхеру и Врангелю. При этом у него достаточно такта, чтобы делать подобные высказывания в самом узком кругу — это своего рода доказательство доверия, которое он к нам питает. Его выдающиеся способности в преподавании тактики помогают нам быть снисходительными к нему. И если я правильно вас понял, капитан Федерс, то вы имеете в виду следующее: фенрихи отделения «Хайнрих», которым вы преподаете тактику, имеют как солдаты еще значительные недостатки и человеческие слабости. Им срочно необходима отличная тактическая подготовка, для чего и существует военная школа. Их вера в фюрера, к нашей радости, очевидна, что является хорошей предпосылкой для их офицерской карьеры, однако одной этой веры недостаточно. Не так ли, капитан Федерс, ведь вы это хотели выразить своим высказыванием?
— Так точно, господин майор, только это, — невозмутимо ответил Федерс.
Майор снова примирительно улыбнулся. Он готов был восхищаться собой. Он был не только военным, но и дипломатом — ему, возможно, предстояла большая карьера; его работа в военной школе была превосходным трамплином для этого.
— Итак, мой дорогой Крафт, как вы думаете обращаться со своими курсантами?
— Строго, но справедливо, — сказал Крафт. Другой глупости ему в данный момент в голову не пришло.
— Какие формы воспитания вы намереваетесь применять, Крафт?
— Те, которые здесь применяются и которые вы считаете правильными, господин майор.
Майор довольно кивнул головой; последняя часть ответа Крафта ему особенно понравилась. Парень умел приспосабливаться, по крайней мере казалось, что он готов к этому. А это было всегда хорошей предпосылкой для плодотворного сотрудничества. Однако то, что майор считал своим пытливым умом, не хотело соглашаться с ним. И он спросил:
— А какому методу отдаете предпочтение вы — умелому убеждению, наглядному примеру, действенной силе?
— Смотря по тому, что будет больше подходить в сложившейся ситуации, господин майор.
Майор снова кивнул. Он не был недоволен, но и особо счастлив от ответа Крафта он тоже не был. Парень был подозрительно ловок, его нельзя было так просто взять на мушку. Требовалась осторожность. Наличие капитана Федерса среди его офицеров было уже достаточной причиной для беспокойства. А двое таких умников в одном и том же учебном отделении — это уже было небезопасно.
Однако дальнейшие раздумья майора были прерваны, так как его жена, госпожа Фелицита, сунула в комнату свой примечательный овечий нос, скупо улыбнулась и произнесла:
— Какая жалость, что господа уже вынуждены идти. Но ведь господам офицерам завтра предстоит тяжелый день.
— Арчибальд, — сказала госпожа майорша, — этот человек мне очень не нравится.
— Я тоже не в диком восторге, дорогая Фелицита, — с готовностью поддакнул Фрей. — Но, к сожалению, я не всегда могу выбирать себе сослуживцев. А этого мне просто навязали.
Майор подавил зевок и изобразил внимание. Как бы там ни было, он считался с ее советами. Следовать им ему не всегда удавалось. Но одно было ясно: Фелицита обладала ярко выраженным чутьем на пригодность или никчемность подчиненных. Это у нее было, можно сказать, врожденным, ибо многие из ее предков были генералами, владельцами рыцарских замков и государственными министрами.
— Этот человек, Арчибальд, не умеет себя вести. Он не может поцеловать руки, не умеет вести светский разговор; он неосторожно ест, просыпает пепел и ни разу не назвал меня милостивой государыней.
— Достойно сожаления, — заявил майор.
— Не думай, что я переоцениваю значение форм приличия, Арчибальд. Но ты ведь знаешь мой взгляд на это: человек большой внутренней культуры обладает также хорошими манерами. Возможно, Крафт и хорошо знает свое дело, но это иногда бывает и у некоторых плебеев. Настоящий же офицер должен обладать гораздо большим, чем простое знание своего дела. Короче говоря, Арчибальд, у меня в этом отношении большие опасения.
— У меня тоже, дорогая Фелицита. Но что же мне делать?
— Ты мог бы поговорить с генералом — еще не слишком поздно. Но уже завтра, когда этот человек вступит в должность, будет поздно.
Майор тяжело опустился в кресло, возле которого стоял телефон. Он был в смятении, он боролся с собой. Ему хотелось оградить себя от неприятностей и не разочаровать свою жену. Однако генерала не так-то легко переубедить: ему нужны веские доводы.
— Арчибальд, ты заметил, — с возмущением спросила его жена, — какие у него были глаза, когда он рассматривал меня?
— Он рассматривал тебя?
— Да, почти так, как рассматривают женщин с сомнительной репутацией. Мне было стыдно за него. У него взгляд козла, Арчибальд. Я считаю его бесстыдным и испорченным до глубины души.
— Ну что ты, дорогая Фелицита, — в замешательстве произнес майор, — он, вероятно, просто пытался немного пофлиртовать с тобой, тебе следует посмеяться над этим и расценить это как комплимент, неудачный, но все же комплимент. Он хотел, наверное, пококетничать с женой своего командира, чтобы таким неуклюжим манером понравиться тебе.
Майор внимательно посмотрел на свою жену, будучи уверенным, что он прав в своих предположениях. Ее достоинства, совершенно очевидно, носили духовный характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Добро пожаловать в мою скромную обитель, — произнес майор Фрей. — Очень рад, что вы последовали моему приглашению. Входите, господа. Раздевайтесь. Устраивайтесь поудобнее.
Майор, одетый в простую гимнастерку, в которой он выглядел солидно и вместе с тем по-домашнему, поздоровался с Федерсом и Крафтом. Его рыцарский крест с дубовыми листьями сверкал даже при тусклом освещении в прихожей. Лицо его излучало благожелательность.
Оба офицера разделись. Крафт был представлен племяннице майора. Он пожал ее горячую, влажную руку и с приветливой улыбкой посмотрел в ее смущенное лицо.
Федерс произнес несколько подбадривающих слов, и смешная девица, хихикая, убежала.
— Капитан Ратсхельм прибыл только что перед вами, господа. Таким образом, собрались все. Проходите, пожалуйста. Моя жена, дорогой Крафт, жаждет познакомиться с вами.
— Это совпадает с его желанием, — заявил Федерс. И с радостью заметил, что майор слегка разозлился, а Крафт смутился. Вечер, кажется, обещал быть веселым.
Майор проводил обоих офицеров в салон. Там стоял капитан Ратсхельм с игриво-скромным выражением лица. И милостивая госпожа Фелицита Фрей, урожденная Бендлер-Требиц.
— За дело! — прошептал Федерс и выдвинул Крафта вперед.
Супруга господина майора приветствовала Крафта едва заметной улыбкой и слегка протянутой рукой. Исполненная ожидания, она стояла в декоративной, величественной позе под картиной, изображающей, возможно, одного из ее предков. Ее лицо напоминало овечье, особенно выделялся горбатый мясистый нос. В глазах застыла величественная усталость высокородного орла. Кожа была увядшей, но с помощью большого количества косметических средств шелковисто-матово блестела. И это касалось всех частей тела, не скрытых одеждой, также и рук.
И вот одну из этих рук, несмело протянутую, Крафт как раз и схватил. Он довольно бережно пожал эту руку и даже немного потряс. Он решил, что поклона вполне достаточно. В ее орлиных глазах появился ледяной блеск.
Однако обер-лейтенант Крафт произнес лишь:
— Добрый вечер, госпожа Фрей!
Федерс был восхищен. Великолепно! Первоклассно!
— Наш обер-лейтенант Крафт, — сказал майор, пытаясь быть в высшей степени светским человеком, — должен, вероятно, еще привыкнуть к нашему климату. Но это наверняка не составит для него труда при атмосфере, царящей на нашем курсе. Не правда ли, дорогой Ратсхельм?
— Так точно, господин майор, — как и следовало ожидать, немедленно заверил Ратсхельм. — Мы гордимся тем, что можем учить наших курсантов гораздо большему, чем основы военного ремесла. Мы стремимся к всестороннему воспитанию личности. Крафт это очень быстро поймет.
— Однако я хочу, — сказал майор дружески-снисходительно, — поприветствовать в наших рядах обер-лейтенанта Крафта — нашего соратника в великом и добром деле под, так сказать, педагогическим лозунгом: «Готовность быть офицером превыше всего!»
— Что господа желают выпить? — спросила милостивая государыня. Она немного побледнела. Однако от ее величия ничего не убавилось. — Не угодно ли по рюмочке портвейна?
Капитан Ратсхельм с преданной благодарностью принял предложение. Капитан Федерс с воодушевлением объявил, что это предложение является чрезвычайно хорошей идеей милостивой госпожи Фрей. Крафт только кивнул головой.
А майор Фрей заметил:
— Настоящий немец недоверчив ко всему чужому, за исключением того, что можно выпить.
Капитан Ратсхельм от души рассмеялся: его начальник произнес шутку, причем шутку остроумную.
Ужин, как и было объявлено, оказался действительно скромный. Обер-лейтенант Крафт удостоился чести сидеть рядом с хозяйкой дома. Однако это не было для него удовольствием. Ибо в то время, как остальные мужчины без стеснения опустошали тарелки с колбасой и распределяли между собой имеющееся в наличии сливочное масло, обер-лейтенант Крафт был засыпан массой вопросов.
— Вы женаты, господин обер-лейтенант?
— Нет, госпожа Фрей.
— Судя по вашему возрасту, вы должны уже быть женатым. Ведь вам уже под тридцать, не так ли? Прочные супружеские узы повышают нравственную надежность мужчины, говорится у нас. И если уж офицер сам по себе должен быть примерным, то тот, кто воспитывает офицеров, и подавно. Вы помолвлены или обручены? Имеется ли у вас — я считаю это великолепным обычаем — фотокарточка вашей избранницы? Я бы хотела ее посмотреть.
— К сожалению, я вынужден разочаровать вас, госпожа Фрей, — уклончиво ответил Крафт. И он, не задумываясь, стал искать защиту от такого любопытства во лжи, по его мнению, во имя спасения. — Однажды я был почти помолвлен, и она была из очень хорошей семьи. Однако война жестоко разорвала наши узы.
Капитан Федерс поперхнулся. Капитан Ратсхельм посмотрел на него осуждающе. Майор же продолжал есть. И поскольку жена за ним не следила, ему не нужно было выполнять ее диетические предписания.
— Стало быть, дама вашего сердца умерла? — констатировала госпожа майорша. Ибо она, очевидно, не могла себе представить другой причины расторжения уз, кроме смерти.
Обер-лейтенант Крафт давился куском черствого хлеба. Под ее испытующим взглядом он осмелился намазать его тоненьким слоем масла. При этом он с трудом кивнул головой. И этот кивок она восприняла как подтверждение ее предположений. Он был уверен, что она выразит ему свое соболезнование. Что она и сделала. И не только это. В конце концов она ведь была не просто женщиной, а женой командира, на жаргоне фенрихов «командиршей». Поэтому к своим высокопарным словам соболезнования она прибавила:
— Это, конечно, очень тяжело для вас, но вы не должны предаваться унынию, а тем более пытаться любыми средствами заглушить боль — что обычно свойственно людям низшего сорта и низших чинов. Но я, конечно, возьму и вас под свою опеку, пока вы будете в числе офицеров и сотрудников моего мужа.
— Чувствительно благодарен, госпожа Фрей, — с трудом промолвил обер-лейтенант Крафт.
— Каждую неделю я устраиваю дружескую встречу неженатых офицеров и незамужних девушек из высших кругов Вильдлингена. Разрешаю вам принимать в них участие, господин обер-лейтенант.
— Вы слишком добры ко мне, госпожа Фрей, — произнес потрясенный обер-лейтенант. Так непреклонно и полновластно им не командовала до сих пор ни одна женщина. Он с отвращением заглатывал так называемый десерт к холодному блюду, своего рода пирог-пудинг, с раздражением следя за капитаном Федерсом, который, по-видимому, от души веселился, слушая их диалог.
Выбирая удобную позу, Крафт немного пригнулся за столом и широко расставил ноги, подобно тому, как это делает японский борец, чтобы найти наиболее устойчивое положение, при этом он натолкнулся ступней на ножку стола. Вернее, он думал, что правой ногой задел ножку стола. Однако вскоре почувствовал тепло, затем податливость — и отпрянул. Это была не ножка стола, а нога милостивой государыни, до которой он дотронулся. Госпожа Фелицита не показала виду. Ее самообладание было достойно уважения. Она только немного сморщила свой овечий нос, как будто почуяла скверный запах.
— Пардон, пардон, — смущенно сказал Крафт.
— Мне кажется, — величественно изрекла Фелицита Фрей, — что мужчины могут теперь покурить.
— Хороший солдат всегда на службе, — заявил майор. — И поэтому, господа, вас вряд ли удивит, что я хочу поговорить с вами немного о служебных делах.
— Нас это действительно не удивляет, — заверил Федерс.
Мужчины сидели хотя и в старых, но внушительных кожаных креслах, которые при каждом движении неприятно скрипели. Под ними ковер, густо расцвеченный розами, вокруг них — плюш, по стенам громоздкая темно-коричневая мебель, украшенная резьбой. Всему этому название — курительная комната. Майор для проформы подал офицерам шкатулку из розового дерева, наполненную сигарами. Ратсхельм и Федерс, которые знали эту игру, с благодарностью отказались и попросили разрешения закурить свои собственные сигареты. Только Крафт механически взял предложенную сигару. К тому же ему попалась одна из представительских сигар майора. Гостеприимная улыбка хозяина все же удержалась на лице Фрея, он только наморщил лоб. Но когда Крафт откусил кончик сигары и не задумываясь выплюнул его на ковер — тут майор вздрогнул. Не из-за ковра — только пренебрежение Крафта к хорошему тону оскорбило его деликатную душу.
— Пардон, — сказал обер-лейтенант Крафт, — но я иногда забываю, что еще существует разница между салоном и окопом.
— У меня на фронте был командир, — сказал капитан Ратсхельм, — который имел обыкновение даже во время еды на передовой пользоваться белоснежной салфеткой. В любой обстановке он оставался культурным человеком.
— Когда ему придется умереть геройской смертью, вряд ли от него будет пахнуть одеколоном, — заявил Федерс.
— Господа, — произнес майор Фрей, — я считаю, что бывают вещи, которые не подлежат критике. Это бывает в том случае, когда эти вещи в некотором роде священны для нас.
И он ощупал свой рыцарский крест, чтобы убедиться, что он: а) еще на месте, б) правильно висит, то есть хорошо виден со всех сторон, и в) тем самым им все могут любоваться.
— Не будем никогда забывать, господа, что нравственная строгость — фундамент солдатской жизни, все время должна быть предметом наших забот. Ибо быть солдатом означает чувствовать себя солдатом. А офицер нашей чеканки является солдатом в совершенстве. Однако перейдем непосредственно к делу. В состав моего курса, мой дорогой Крафт, входят три учебных потока, в каждом по три учебных отделения; в каждом потоке имеется преподаватель тактики и офицер-инструктор. И я могу с уверенностью сказать, что мои офицеры относятся к числу самых замечательных офицеров всего вермахта. Вы вольетесь в их число, приняв завтра учебное отделение «Хайнрих». И я склонен утверждать, что это одно из лучших учебных отделений 6-го потока. Не так ли, господин Ратсхельм? Вы как начальник потока знаете это лучше всех.
— Так точно, господин майор. Я бы даже сказал — это самое лучшее учебное отделение за много лет. В нем несколько прекрасных фенрихов, на которых я возлагаю большие надежды. Вы согласны со мной как преподаватель тактики, Федерс?
— Вполне, — сказал капитан. — Учебное отделение «Хайнрих» состоит из стада глупых, заносчивых и коварных болванов. Они ленивы, прожорливы, любопытны и глупы, падки на баб и побрякушки. На моих занятиях они путают минометы с полевыми кухнями, пулеметы с маршевым рационом, санитаров с санитарными узлами. Они больше заботятся о жратве, чем о боеприпасах. И вера в бывшего ефрейтора кажется им важнее, чем обстоятельное знание обстановки.
Майор смущенно улыбнулся. Капитан Ратсхельм попытался сделать то же самое. Обер-лейтенант Крафт был удивлен: довольно беспечные аргументы капитана Федерса граничили с государственной изменой. Крафт с наслаждением посасывал сигару.
— Наш добрый капитан Федерс! — произнес майор и засмеялся. Однако тут же глаза его сузились, смех оборвался и голос стал более резким. — Он любит резкие формулировки и острое словцо — этим он славится у нас. Но мы все, близко знакомые с ним, знаем абсолютно точно, что он действительно думает. Ему свойственна в некотором роде конструктивная ирония, которая была свойственна также Блюхеру и Врангелю. При этом у него достаточно такта, чтобы делать подобные высказывания в самом узком кругу — это своего рода доказательство доверия, которое он к нам питает. Его выдающиеся способности в преподавании тактики помогают нам быть снисходительными к нему. И если я правильно вас понял, капитан Федерс, то вы имеете в виду следующее: фенрихи отделения «Хайнрих», которым вы преподаете тактику, имеют как солдаты еще значительные недостатки и человеческие слабости. Им срочно необходима отличная тактическая подготовка, для чего и существует военная школа. Их вера в фюрера, к нашей радости, очевидна, что является хорошей предпосылкой для их офицерской карьеры, однако одной этой веры недостаточно. Не так ли, капитан Федерс, ведь вы это хотели выразить своим высказыванием?
— Так точно, господин майор, только это, — невозмутимо ответил Федерс.
Майор снова примирительно улыбнулся. Он готов был восхищаться собой. Он был не только военным, но и дипломатом — ему, возможно, предстояла большая карьера; его работа в военной школе была превосходным трамплином для этого.
— Итак, мой дорогой Крафт, как вы думаете обращаться со своими курсантами?
— Строго, но справедливо, — сказал Крафт. Другой глупости ему в данный момент в голову не пришло.
— Какие формы воспитания вы намереваетесь применять, Крафт?
— Те, которые здесь применяются и которые вы считаете правильными, господин майор.
Майор довольно кивнул головой; последняя часть ответа Крафта ему особенно понравилась. Парень умел приспосабливаться, по крайней мере казалось, что он готов к этому. А это было всегда хорошей предпосылкой для плодотворного сотрудничества. Однако то, что майор считал своим пытливым умом, не хотело соглашаться с ним. И он спросил:
— А какому методу отдаете предпочтение вы — умелому убеждению, наглядному примеру, действенной силе?
— Смотря по тому, что будет больше подходить в сложившейся ситуации, господин майор.
Майор снова кивнул. Он не был недоволен, но и особо счастлив от ответа Крафта он тоже не был. Парень был подозрительно ловок, его нельзя было так просто взять на мушку. Требовалась осторожность. Наличие капитана Федерса среди его офицеров было уже достаточной причиной для беспокойства. А двое таких умников в одном и том же учебном отделении — это уже было небезопасно.
Однако дальнейшие раздумья майора были прерваны, так как его жена, госпожа Фелицита, сунула в комнату свой примечательный овечий нос, скупо улыбнулась и произнесла:
— Какая жалость, что господа уже вынуждены идти. Но ведь господам офицерам завтра предстоит тяжелый день.
— Арчибальд, — сказала госпожа майорша, — этот человек мне очень не нравится.
— Я тоже не в диком восторге, дорогая Фелицита, — с готовностью поддакнул Фрей. — Но, к сожалению, я не всегда могу выбирать себе сослуживцев. А этого мне просто навязали.
Майор подавил зевок и изобразил внимание. Как бы там ни было, он считался с ее советами. Следовать им ему не всегда удавалось. Но одно было ясно: Фелицита обладала ярко выраженным чутьем на пригодность или никчемность подчиненных. Это у нее было, можно сказать, врожденным, ибо многие из ее предков были генералами, владельцами рыцарских замков и государственными министрами.
— Этот человек, Арчибальд, не умеет себя вести. Он не может поцеловать руки, не умеет вести светский разговор; он неосторожно ест, просыпает пепел и ни разу не назвал меня милостивой государыней.
— Достойно сожаления, — заявил майор.
— Не думай, что я переоцениваю значение форм приличия, Арчибальд. Но ты ведь знаешь мой взгляд на это: человек большой внутренней культуры обладает также хорошими манерами. Возможно, Крафт и хорошо знает свое дело, но это иногда бывает и у некоторых плебеев. Настоящий же офицер должен обладать гораздо большим, чем простое знание своего дела. Короче говоря, Арчибальд, у меня в этом отношении большие опасения.
— У меня тоже, дорогая Фелицита. Но что же мне делать?
— Ты мог бы поговорить с генералом — еще не слишком поздно. Но уже завтра, когда этот человек вступит в должность, будет поздно.
Майор тяжело опустился в кресло, возле которого стоял телефон. Он был в смятении, он боролся с собой. Ему хотелось оградить себя от неприятностей и не разочаровать свою жену. Однако генерала не так-то легко переубедить: ему нужны веские доводы.
— Арчибальд, ты заметил, — с возмущением спросила его жена, — какие у него были глаза, когда он рассматривал меня?
— Он рассматривал тебя?
— Да, почти так, как рассматривают женщин с сомнительной репутацией. Мне было стыдно за него. У него взгляд козла, Арчибальд. Я считаю его бесстыдным и испорченным до глубины души.
— Ну что ты, дорогая Фелицита, — в замешательстве произнес майор, — он, вероятно, просто пытался немного пофлиртовать с тобой, тебе следует посмеяться над этим и расценить это как комплимент, неудачный, но все же комплимент. Он хотел, наверное, пококетничать с женой своего командира, чтобы таким неуклюжим манером понравиться тебе.
Майор внимательно посмотрел на свою жену, будучи уверенным, что он прав в своих предположениях. Ее достоинства, совершенно очевидно, носили духовный характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76