Мартин полнел на творчестве Джоша. Ему нравился этот период. Скоро Джош запрется в студии, и они обретут былую стройность, питаясь обрезками искусства. Муза Джоша великодушно позволяла им оставаться привлекательными и любимыми. Мартин улыбался про себя, спускаясь в ланчевом великолепии по лестнице. Какой удачный выбор — искусный муж. Джоша выбирали с удовольствием и умом.
Уходя из дома, Мартин поцеловал Джоша на прощание. Поцеловал осторожно и страстно — необычное и хорошо отрепетированное сочетание, призванное снизить расходы на сухую чистку. Он поцеловал Джоша на кухне, где тот выпекал хлеб — содовый хлеб из муки грубого помола. Сначала поцеловал обсыпанные мукой руки Джоша, след от размолотого зерна молочным мазком лег на темно-бордовые губы Мартина. Затем поцеловал мускулистые руки, мягко ухватившие драгоценный выдох поцелуя — кислородный пузырек за пузырьком — и ловко замесившие их в тесто. Затем поцеловал засученные рукава накрахмаленной белой рубашки, свежий запах прачечной осел на гладкой щеке Мартина. Затем его рот прошелся драгой по хлопку на груди Джоша и, минуя налет утренней щетины, подобрался к припухлым от частого дыхания губам. Джош потел над тестом, разделывая и вожделея.
Они целовались без участия рук, без участия тел. Целовались одними губами, хранившими столько чувственной памяти, сколько необходимо, чтобы домыслить все остальное. Целовались с уверенностью в будущей многократности увлажненных губ, нежно укушенных языков, сжатых на миг зубов.
Пока Мартин шагал к метро, его вкусовые рецепторы все еще смаковали Джоша, и теплое дыхание любовника еще не остыло на его губах. Мартин шел медленно, с легким сердцем и считал часы до возвращения домой.
Он улыбнулся встречным старушкам, думая о теплом пышном хлебе. Миновал красивого африканца, зная, что сегодня вечером, подражая горячему хлебу, упадет, раскрыв поры, в ждущие руки Джоша. Он купил билет, спустился под Лондон и сосредоточился над расписанием сегодняшнего дня. Ланч займет четыре часа — от двери до двери. Двести сорок минут канут в вечность. Отлично, он мог позволить себе оторвать эти минуты с секундами от своей настоящей жизни. Ланчи с незнакомцами никогда не были пустой тратой времени, его аппетит только разгорится к тому моменту, когда он вернется домой. Мартин и Джош обязательно возместят себе эти четыре часа, возместят в своем прекрасном будущем каждую сочную одну шестую каждого чудесного дня. Потому сегодняшние четыре часа выглядели пустяковой жертвой.
Мартин принесет домой хорошего вина, чтобы запить свежий хлеб. И бледно-розовой баранины на ужин.
Ланч — слишком банальное слово для того, что воспоследовало. Для Кушлы и Мартина встреча в кафе за креветочным майонезом и картошкой с запеченной фасолью стала событием. Четыре часа растянулись до пяти и накрыли шестой. Мартин отлично проводил время. Он ел макароны с диким базиликом, запивал их морозным белым «совиньоном», чуть отдававшим зеленым, как слива-венгерка, летом; далее последовал крепкий эспрессо с сахаром и рюмочка мягкого янтарного бренди. Во вторую чашку эспрессо Мартин добавил капельку бренди. Мартин чувствовал себя просто замечательно.
Кушла постаралась на славу. Она тоже оделась с тщанием. Истинная и законченная женщина. Ни намека на андрогинность. Она сделала выбор и больше не колебалась. Узкие плечи, широкие бедра, полная грудь — ничего искусительного. Длинные темные волосы зачесаны назад, но непокорные локоны нет-нет, да и выбьются из прически, художественно обрамляя лицо необычайной привлекательности. Хотя она и не красавица. Для достижения цели Кушле требовалось нечто большее, чем просто красота. Она обзавелась оливковой кожей теплого оттенка, и удивительно бледными зелеными глазами, и длинными густыми ресницами, и тонкими точеными пальцами, и нежным незаметным макияжем, и тихим смехом. Она казалась просто очень хорошенькой. И очень безопасной.
Как же.
Кушла могла быть сестрой Джоша, если бы болтала не о Фуко и Лакане, а о младенцах и колясках. Кушла могла быть матерью Джоша, если бы от нее пахло не «Лэр дю Там», а ланолиновым туалетным мылом. Кушла могла быть Джошем, но она была женщиной. Кушла могла быть их другом, любовницей, человеком из ближнего круга обожаемых и обожателей. Мартин целиком отдался этой встрече родственных умов и душ. Разумеется, во время ланча он дважды звонил Джошу, сообщая об изменениях в повестке дня. Негромкий разговор по деликатному мобильнику, ничуть не обеспокоивший других посетителей. Заслуженно прославленный интеллект Мартина порою чрезмерно бьет в глаза, но его манеры всегда скромны.
Джош не обиделся. Их отношения были лишены мелочной ревности и банальной требовательности. Ведь Мартин работал. И Джош это понимал. Из обширных познаний Мартина сейчас черпали ковшом, его немаленькое самолюбие тешили вовсю. Джош все отлично понимал. И не купит ли его дорогой, когда наконец двинется домой, бутылочку чего-нибудь хорошего? Не так давно Джош очень кстати сообразил, что упреки и жалобы вызывают скорее раздражение и злость, нежели чувство вины. А виноватость приносит домой симпатичные подарки. Сегодня Джош ожидал шампанского, и не новозеландской дешевки.
Ланч невероятно удался. Официанты тактично не прерывали их беседы в уголке, недаром Кушла кокетничала с ними всю дорогу. Они бесшумно накрывали столы для ужина, убирая препятствия для атаки Кушлы, а Мартин даже не замечал опасности, змеившейся в ее волосах. Возможно, наступившие сумерки притупили его зрение. На Лондон опять спустился вечер, зеркальные окна наполнились людьми, возвращавшимися с работы; усталые лица хмурились от мысли о предстоящем ужине из полуфабрикатов. Над столиком Кушлы и Мартина царила атмосфера завершенности. Кушла уже пометила себе все, что хотела. А Мартин рассказал все, что знает — по крайней мере, об одном из предметов. У его собеседницы теперь есть, о чем поразмыслить. И есть, от чего оттолкнуться. И у нее, конечно, возникнут вопросы. Она невероятно признательна Мартину за потраченное время, за отзывчивость. За возможность встретиться с ним.
Верно, Мартин поразительно умен, но у Кушлы в активе магия и королевская кровь.
И как она может отблагодарить его за любезность?
— Позвольте мне заплатить за ланч.
Мартин качает головой, словно услыхал нечто немыслимое. Сущую нелепость. Впрочем, приятную нелепость. Голова Кушлы клонится на два полновесных градуса к плечу, она улыбается; левый уголок ее рта приподнимается на полсантиметра выше правого. Она отвечает тихим низким голосом, и Мартину чудится, будто он слышит Джоша, выпевающего голосом Кушлы:
— Очень мило с вашей стороны, Мартин. Тогда позвольте пригласить вас как-нибудь поужинать. Вместе с Джошем, разумеется.
Очевидно, Мартин не смог скрыть удивления — бровь его выдала. Ну конечно, Кушле известно о Джоше, друге Мартина. Всем известно о друге Мартина. Да и каким образом отраженное сияние золотой пары могло не задеть эту девушку? Другими словами, Мартину не оставили выбора.
Он неохотно расстался с неотчетливым наброском, сделанным воображением, — долгие беседы одни на один с Кушлой.
— Да, наверное, вам следует познакомиться. Это было бы неплохо. Возможно, он тоже сумеет помочь вам в работе. Он вам понравится. А вы ему наверняка. Да, точно, поужинаем вместе.
Мартин расхваливал замечательную идею, пока не поверил, что она принадлежит ему. Кушла позволила своему лицу сиять на миг дольше, чем это полезно для здоровья. Блестящие глаза и счастливое лицо стали сверкающей наградой Мартину за великодушие.
— Если вы и в самом деле не против. Это было бы чудесно.
Кушла взяла его за руку, и Мартин, не спускавший с нее глаз, почувствовал, будто она прикасается к нему руками Джоша. Не успев сообразить, что делает, он пригласил ее в гости — в их чудесный дом.
Спешу домой, в тепло, покой,
О дом родной, от бурь укрой .
Кушла с радостью придет к ним. Она мечтает увидеть их дом, отведать их еды, выпить их вина.
Разбить их сердца .
В четверг вечером, в половине восьмого. Свидание назначено.
16
Из приглашения, оставленного на автоответчике, не всегда очевидно, во что выльется потенциально прекрасный вечер; бывает, он оборачивается адом, и впоследствии о нем вспоминают не иначе как о последней чайной соломке, переломившей горбатую спину торта-мороженого.
Замысливается изысканное угощение, под стать деликатесам подбираются напитки. Покупаются ароматические свечи и цветы без запаха; температура в комнате регулируется — она должна быть чуть прохладнее, чем обычно, для комфорта большой компании. Гости проходят строгий отбор. Каждый своеобразен и интересен, каждая симпатичная пара дополняет и украшает собрание. Человеческий фактор учитывается с единственной целью — превратить вечер в чудесный и незабываемый. И однако, чья-то индивидуальная непереносимость может свести все усилия на нет — люди и мыши, собравшиеся за великолепным столом, попросту не стыкуются.
Она находит его занудой, он пилит по ее постфеминистским нервам новой комедией про мальчишник. Какая-нибудь пара внезапно обнаруживает, что их бывшие половины соединились. Влюбленные голубые ошарашены враждебностью розовых, дважды сходившихся и дважды расставшихся.
Неожиданно звонит нянька: она не сможет прийти. Зато вполне ожидаемо у младенца начинаются колики, и он захлебывается ревом. Чья-то овдовевшая свекровь приезжает в гости из Йоркшира, и в последнюю минуту старушку — будь она неладна — впихивают на лишнем стуле в компанию, где громогласные богохульства клубятся над ее редеющей седой макушкой, а пикантные шутки, увы, произносятся слишком тихо, чтобы уловить их глохнущим старческим ухо.
Или хуже того, она улыбается ему. Жмется к нему. Передавая соль, она прямо-таки влезает ему под кожу, и где-то между запеканкой из баклажанов и отбивными из страуса стабильная привязанность рассыпается на глазах — под звон бокалов и пиликанье ножей, затачиваемых на острых языках.
Мартин и Джош почти весь день готовили. Они любят готовить вместе. Скользить, огибая друг друга в синхронных пируэтах, по белой хромированной кухне, меж чистых широких поверхностей и огромных окон. Это идеальная кухня. Обычное окно, выходящее на тронутый осенью сад, спроектировано столь умело, что пар на нем не оседает и ничто не мешает любоваться видом. Мартин маринует, Джош давит. Джош парит и потеет, Мартин рубит, режет, трет. Рози пылесосит, полирует, смахивает пыль. Рози учится вечерами на дизайнера, собрать пылесосом выпавшие волосы Мартина и Джоша — для нее творческий акт. Ей платят два фунта в час, больше, чем она получает от других клиентов, и в налоговых декларациях эти расходы не упоминаются. Втроем они наскоро обедают, затем Рози прячет пылесос в шкаф, а Мартин и Джош ровно в два часа вырубают Радио-4, служившее фоном для стряпни, — передачами с неумелым подражанием американскому акценту на Би-Би-Си они брезгуют — и бегут наперегонки наверх, чтобы по-быстрому заняться сексом. От них пышет огнем — жарче, чем от духовки.
Мартин принимает душ и возвращается на кухню уже одетым для приема гостей. Теперь он творит еще более вдумчиво — не стоит оставлять пятна на шелке. Джош отправляется за два квартала: официально за тем, чтобы исследовать винные полки и вернуться домой с нектаром, неофициально — чтобы полюбоваться кроем своего нового пиджака из мягкой кожи, отражением плывущего в сумеречных витринах.
А тем временем Мартин на кухне кладет последние штрихи: прячет меж хрустящих корочек домашнего слоеного теста кусочки стилтона и спаржи. Подогревает кружочки лосося, переложенного свежими травами из собственной теплицы. Тщательно отжимает каждый младенчески нежный листочек шпината, склеивает их яичным белком с пряностями и быстренько запекает до образования тонкой нежной корочки. На все про все у Мартина уходит три часа. Затем он раскладывает угощение, создавая шедевры на подносе. Гости с бокалами в руках и ртами, набитыми словами, и не заметят, что едят произведения искусства. Но Джош и Мартин знают, чем угощают, и этого достаточно.
Появляется Кушла. Но прежде она проехалась на такси и прогулялась по улицам, где подстерегла несколько случайных жертв. Ей требовалось убедиться, что она, во-первых, желанна; а во-вторых, готова действовать. Убедилась. Продавец в магазине предложил ей стопроцентную скидку на «Лоран Перье», таксист не взял чаевых, но поцеловал ей руку. На мгновение Кушле захотелось бросить все и поразвлечься. Легко кружащиеся головы сулили более приятный вечер, чем тот, что она запланировала. Но это стало бы удовольствием, а Кушле надо работать. У нее особая миссия. Ей предстоит показывать фокусы, и сейчас не время устраивать перерыв на чай.
Кушла входит в чудесный холл и, как заведено в этой компании, поначалу не стремится блистать. Она замирает на месте: хрупкая фигурка в обрамлении широкого дверного проема, шампанское в одной руке, шоколад в другой. Тело ручной работы облечено в неброскую светло-серую парусину и бледно-зеленый шелк.
Рядом с американской красотой Мелиссы, владелицы галереи, — стильность и выпирающие кости, упакованные в серебро, — Кушла кажется маленькой и чуть более женственной, чем хотелось бы Мелиссе.
— Боже, дорогая, где Мартин тебя откопал? Да ты просто прелесть!
Кушла улыбается, когда Мелисса — по привычке высокой женщины подчеркивать свой рост и значимость — публично принижает ее. Кушла знает: Мелиссе приходится надувать щеки, потому что она спит одна, а со своими одинокими друзьями трахается исключительно ради общения. Мелисса не способна удержать любовника подле себя, как не способна поддерживать свою костлявую худобу без ежевечернего промывания желудка. После этой процедуры она вбивает в кожу ночной крем и забывается тоскливым сном. Просыпается Мелисса в тихом доме, где нет мужчины, который потревожил бы ее утреннее похмелье. А она так мечтает о мужчине, который потревожил бы ее утром, пусть даже и с похмелья.
На фоне пугающих чар Суниты, скандально известной азиатской актрисы, задрапированной в красный и пурпурный бархат, подчеркнуто серенькая Кушла положительно теряется.
— Ты ведь не актриса, правда? Нет, вряд ли. Ты ведь не врываешься в комнату так, будто готова сожрать любого мужика! — Сунита хохочет своим знаменитым раскатистым смехом, ловит взгляд Мелиссы и добавляет: — И половину баб в придачу.
Мелисса отворачивается к собеседникам-мужчинам. Да, она переспит сегодня с Сунитой. Если придется. И Сунита переспит с ней, если так сложится. Но на самом деле обе нормальны, и секс с женщинами приносит им лишь скудное удовлетворение. Они предпочли бы отправиться домой с мужчиной, с любым мужчиной. С другой стороны, они предпочтут секс, любой секс, еще одной ночи без теплой плоти под боком.
Приятели и бывшие любовники Мартина и Джоша сочли Кушлу милой, хорошенькой и весьма заурядной. Она не намерена спорить с ними. Если надо, Кушла будет милой и заурядной. А сегодня как раз тот случай. Она станет разогревать их медленно. Начнет вечер простушкой и закончит неотразимой дивой. Они и не заметят перемены, которая произойдет у них на глазах. Не заметят, пока не станет слишком поздно. По сравнению с видавшими виды Джоан и Питером, журналистами и супругами старой закалки, Кушла — сама юность. И, следовательно, сама невинность.
По мере того, как вечер ползет к финалу, вино перетекает в желудки, а разговоры набирают темп, очарование Кушлы проступает все явственнее.
Если Джоан гневно разносит в пух и прах своих коллег-предателей, переметнувшихся к правым, то Кушла остроумно иронизирует над собой. Подержанная феминистская агрессия Джоан лишь впечатывает новые морщины в ее грубое скуластое лицо со следами многолетнего запойного курения, а смешок Кушлы разглаживает даже мимические морщинки в уголках ее глаз.
Если Мелисса пытается потрясти собравшихся речью о миллионных закупках галереи Саатчи и музея Гугенхайма, то Кушла нашептывает Джошу про зал прерафаэлитов в галерее Тейт — тот самый зал, в который только ленивый не бросил камень. Эти женщины в зеленом и красном, с длинными волосами, с тонкими руками — давняя привязанность Кушлы. Джош молча соглашается и предлагает ей гранат.
Пока мужчины судачат о журналах, машинах и ценах на недвижимость, а женщины — о часах, машинах и ценах на недвижимость, Кушла придвигает стул поближе к Джошу и заводит разговор о нем. Не о том, как Джош встретил Мартина и как Джош любит Мартина, но о самом Джоше. Кушла кивает, улыбается, тихонько шепчет.
Кушла не напивается, она не смешивает напитки. Единственная из гостей, она остается в здравом уме. Ест она не так много, как Мелисса, и не так мало, как Сунита. Непрестанная улыбка обнажает маленький изъян в прикусе, который Джош, к собственному изумлению, находит сексуальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Уходя из дома, Мартин поцеловал Джоша на прощание. Поцеловал осторожно и страстно — необычное и хорошо отрепетированное сочетание, призванное снизить расходы на сухую чистку. Он поцеловал Джоша на кухне, где тот выпекал хлеб — содовый хлеб из муки грубого помола. Сначала поцеловал обсыпанные мукой руки Джоша, след от размолотого зерна молочным мазком лег на темно-бордовые губы Мартина. Затем поцеловал мускулистые руки, мягко ухватившие драгоценный выдох поцелуя — кислородный пузырек за пузырьком — и ловко замесившие их в тесто. Затем поцеловал засученные рукава накрахмаленной белой рубашки, свежий запах прачечной осел на гладкой щеке Мартина. Затем его рот прошелся драгой по хлопку на груди Джоша и, минуя налет утренней щетины, подобрался к припухлым от частого дыхания губам. Джош потел над тестом, разделывая и вожделея.
Они целовались без участия рук, без участия тел. Целовались одними губами, хранившими столько чувственной памяти, сколько необходимо, чтобы домыслить все остальное. Целовались с уверенностью в будущей многократности увлажненных губ, нежно укушенных языков, сжатых на миг зубов.
Пока Мартин шагал к метро, его вкусовые рецепторы все еще смаковали Джоша, и теплое дыхание любовника еще не остыло на его губах. Мартин шел медленно, с легким сердцем и считал часы до возвращения домой.
Он улыбнулся встречным старушкам, думая о теплом пышном хлебе. Миновал красивого африканца, зная, что сегодня вечером, подражая горячему хлебу, упадет, раскрыв поры, в ждущие руки Джоша. Он купил билет, спустился под Лондон и сосредоточился над расписанием сегодняшнего дня. Ланч займет четыре часа — от двери до двери. Двести сорок минут канут в вечность. Отлично, он мог позволить себе оторвать эти минуты с секундами от своей настоящей жизни. Ланчи с незнакомцами никогда не были пустой тратой времени, его аппетит только разгорится к тому моменту, когда он вернется домой. Мартин и Джош обязательно возместят себе эти четыре часа, возместят в своем прекрасном будущем каждую сочную одну шестую каждого чудесного дня. Потому сегодняшние четыре часа выглядели пустяковой жертвой.
Мартин принесет домой хорошего вина, чтобы запить свежий хлеб. И бледно-розовой баранины на ужин.
Ланч — слишком банальное слово для того, что воспоследовало. Для Кушлы и Мартина встреча в кафе за креветочным майонезом и картошкой с запеченной фасолью стала событием. Четыре часа растянулись до пяти и накрыли шестой. Мартин отлично проводил время. Он ел макароны с диким базиликом, запивал их морозным белым «совиньоном», чуть отдававшим зеленым, как слива-венгерка, летом; далее последовал крепкий эспрессо с сахаром и рюмочка мягкого янтарного бренди. Во вторую чашку эспрессо Мартин добавил капельку бренди. Мартин чувствовал себя просто замечательно.
Кушла постаралась на славу. Она тоже оделась с тщанием. Истинная и законченная женщина. Ни намека на андрогинность. Она сделала выбор и больше не колебалась. Узкие плечи, широкие бедра, полная грудь — ничего искусительного. Длинные темные волосы зачесаны назад, но непокорные локоны нет-нет, да и выбьются из прически, художественно обрамляя лицо необычайной привлекательности. Хотя она и не красавица. Для достижения цели Кушле требовалось нечто большее, чем просто красота. Она обзавелась оливковой кожей теплого оттенка, и удивительно бледными зелеными глазами, и длинными густыми ресницами, и тонкими точеными пальцами, и нежным незаметным макияжем, и тихим смехом. Она казалась просто очень хорошенькой. И очень безопасной.
Как же.
Кушла могла быть сестрой Джоша, если бы болтала не о Фуко и Лакане, а о младенцах и колясках. Кушла могла быть матерью Джоша, если бы от нее пахло не «Лэр дю Там», а ланолиновым туалетным мылом. Кушла могла быть Джошем, но она была женщиной. Кушла могла быть их другом, любовницей, человеком из ближнего круга обожаемых и обожателей. Мартин целиком отдался этой встрече родственных умов и душ. Разумеется, во время ланча он дважды звонил Джошу, сообщая об изменениях в повестке дня. Негромкий разговор по деликатному мобильнику, ничуть не обеспокоивший других посетителей. Заслуженно прославленный интеллект Мартина порою чрезмерно бьет в глаза, но его манеры всегда скромны.
Джош не обиделся. Их отношения были лишены мелочной ревности и банальной требовательности. Ведь Мартин работал. И Джош это понимал. Из обширных познаний Мартина сейчас черпали ковшом, его немаленькое самолюбие тешили вовсю. Джош все отлично понимал. И не купит ли его дорогой, когда наконец двинется домой, бутылочку чего-нибудь хорошего? Не так давно Джош очень кстати сообразил, что упреки и жалобы вызывают скорее раздражение и злость, нежели чувство вины. А виноватость приносит домой симпатичные подарки. Сегодня Джош ожидал шампанского, и не новозеландской дешевки.
Ланч невероятно удался. Официанты тактично не прерывали их беседы в уголке, недаром Кушла кокетничала с ними всю дорогу. Они бесшумно накрывали столы для ужина, убирая препятствия для атаки Кушлы, а Мартин даже не замечал опасности, змеившейся в ее волосах. Возможно, наступившие сумерки притупили его зрение. На Лондон опять спустился вечер, зеркальные окна наполнились людьми, возвращавшимися с работы; усталые лица хмурились от мысли о предстоящем ужине из полуфабрикатов. Над столиком Кушлы и Мартина царила атмосфера завершенности. Кушла уже пометила себе все, что хотела. А Мартин рассказал все, что знает — по крайней мере, об одном из предметов. У его собеседницы теперь есть, о чем поразмыслить. И есть, от чего оттолкнуться. И у нее, конечно, возникнут вопросы. Она невероятно признательна Мартину за потраченное время, за отзывчивость. За возможность встретиться с ним.
Верно, Мартин поразительно умен, но у Кушлы в активе магия и королевская кровь.
И как она может отблагодарить его за любезность?
— Позвольте мне заплатить за ланч.
Мартин качает головой, словно услыхал нечто немыслимое. Сущую нелепость. Впрочем, приятную нелепость. Голова Кушлы клонится на два полновесных градуса к плечу, она улыбается; левый уголок ее рта приподнимается на полсантиметра выше правого. Она отвечает тихим низким голосом, и Мартину чудится, будто он слышит Джоша, выпевающего голосом Кушлы:
— Очень мило с вашей стороны, Мартин. Тогда позвольте пригласить вас как-нибудь поужинать. Вместе с Джошем, разумеется.
Очевидно, Мартин не смог скрыть удивления — бровь его выдала. Ну конечно, Кушле известно о Джоше, друге Мартина. Всем известно о друге Мартина. Да и каким образом отраженное сияние золотой пары могло не задеть эту девушку? Другими словами, Мартину не оставили выбора.
Он неохотно расстался с неотчетливым наброском, сделанным воображением, — долгие беседы одни на один с Кушлой.
— Да, наверное, вам следует познакомиться. Это было бы неплохо. Возможно, он тоже сумеет помочь вам в работе. Он вам понравится. А вы ему наверняка. Да, точно, поужинаем вместе.
Мартин расхваливал замечательную идею, пока не поверил, что она принадлежит ему. Кушла позволила своему лицу сиять на миг дольше, чем это полезно для здоровья. Блестящие глаза и счастливое лицо стали сверкающей наградой Мартину за великодушие.
— Если вы и в самом деле не против. Это было бы чудесно.
Кушла взяла его за руку, и Мартин, не спускавший с нее глаз, почувствовал, будто она прикасается к нему руками Джоша. Не успев сообразить, что делает, он пригласил ее в гости — в их чудесный дом.
Спешу домой, в тепло, покой,
О дом родной, от бурь укрой .
Кушла с радостью придет к ним. Она мечтает увидеть их дом, отведать их еды, выпить их вина.
Разбить их сердца .
В четверг вечером, в половине восьмого. Свидание назначено.
16
Из приглашения, оставленного на автоответчике, не всегда очевидно, во что выльется потенциально прекрасный вечер; бывает, он оборачивается адом, и впоследствии о нем вспоминают не иначе как о последней чайной соломке, переломившей горбатую спину торта-мороженого.
Замысливается изысканное угощение, под стать деликатесам подбираются напитки. Покупаются ароматические свечи и цветы без запаха; температура в комнате регулируется — она должна быть чуть прохладнее, чем обычно, для комфорта большой компании. Гости проходят строгий отбор. Каждый своеобразен и интересен, каждая симпатичная пара дополняет и украшает собрание. Человеческий фактор учитывается с единственной целью — превратить вечер в чудесный и незабываемый. И однако, чья-то индивидуальная непереносимость может свести все усилия на нет — люди и мыши, собравшиеся за великолепным столом, попросту не стыкуются.
Она находит его занудой, он пилит по ее постфеминистским нервам новой комедией про мальчишник. Какая-нибудь пара внезапно обнаруживает, что их бывшие половины соединились. Влюбленные голубые ошарашены враждебностью розовых, дважды сходившихся и дважды расставшихся.
Неожиданно звонит нянька: она не сможет прийти. Зато вполне ожидаемо у младенца начинаются колики, и он захлебывается ревом. Чья-то овдовевшая свекровь приезжает в гости из Йоркшира, и в последнюю минуту старушку — будь она неладна — впихивают на лишнем стуле в компанию, где громогласные богохульства клубятся над ее редеющей седой макушкой, а пикантные шутки, увы, произносятся слишком тихо, чтобы уловить их глохнущим старческим ухо.
Или хуже того, она улыбается ему. Жмется к нему. Передавая соль, она прямо-таки влезает ему под кожу, и где-то между запеканкой из баклажанов и отбивными из страуса стабильная привязанность рассыпается на глазах — под звон бокалов и пиликанье ножей, затачиваемых на острых языках.
Мартин и Джош почти весь день готовили. Они любят готовить вместе. Скользить, огибая друг друга в синхронных пируэтах, по белой хромированной кухне, меж чистых широких поверхностей и огромных окон. Это идеальная кухня. Обычное окно, выходящее на тронутый осенью сад, спроектировано столь умело, что пар на нем не оседает и ничто не мешает любоваться видом. Мартин маринует, Джош давит. Джош парит и потеет, Мартин рубит, режет, трет. Рози пылесосит, полирует, смахивает пыль. Рози учится вечерами на дизайнера, собрать пылесосом выпавшие волосы Мартина и Джоша — для нее творческий акт. Ей платят два фунта в час, больше, чем она получает от других клиентов, и в налоговых декларациях эти расходы не упоминаются. Втроем они наскоро обедают, затем Рози прячет пылесос в шкаф, а Мартин и Джош ровно в два часа вырубают Радио-4, служившее фоном для стряпни, — передачами с неумелым подражанием американскому акценту на Би-Би-Си они брезгуют — и бегут наперегонки наверх, чтобы по-быстрому заняться сексом. От них пышет огнем — жарче, чем от духовки.
Мартин принимает душ и возвращается на кухню уже одетым для приема гостей. Теперь он творит еще более вдумчиво — не стоит оставлять пятна на шелке. Джош отправляется за два квартала: официально за тем, чтобы исследовать винные полки и вернуться домой с нектаром, неофициально — чтобы полюбоваться кроем своего нового пиджака из мягкой кожи, отражением плывущего в сумеречных витринах.
А тем временем Мартин на кухне кладет последние штрихи: прячет меж хрустящих корочек домашнего слоеного теста кусочки стилтона и спаржи. Подогревает кружочки лосося, переложенного свежими травами из собственной теплицы. Тщательно отжимает каждый младенчески нежный листочек шпината, склеивает их яичным белком с пряностями и быстренько запекает до образования тонкой нежной корочки. На все про все у Мартина уходит три часа. Затем он раскладывает угощение, создавая шедевры на подносе. Гости с бокалами в руках и ртами, набитыми словами, и не заметят, что едят произведения искусства. Но Джош и Мартин знают, чем угощают, и этого достаточно.
Появляется Кушла. Но прежде она проехалась на такси и прогулялась по улицам, где подстерегла несколько случайных жертв. Ей требовалось убедиться, что она, во-первых, желанна; а во-вторых, готова действовать. Убедилась. Продавец в магазине предложил ей стопроцентную скидку на «Лоран Перье», таксист не взял чаевых, но поцеловал ей руку. На мгновение Кушле захотелось бросить все и поразвлечься. Легко кружащиеся головы сулили более приятный вечер, чем тот, что она запланировала. Но это стало бы удовольствием, а Кушле надо работать. У нее особая миссия. Ей предстоит показывать фокусы, и сейчас не время устраивать перерыв на чай.
Кушла входит в чудесный холл и, как заведено в этой компании, поначалу не стремится блистать. Она замирает на месте: хрупкая фигурка в обрамлении широкого дверного проема, шампанское в одной руке, шоколад в другой. Тело ручной работы облечено в неброскую светло-серую парусину и бледно-зеленый шелк.
Рядом с американской красотой Мелиссы, владелицы галереи, — стильность и выпирающие кости, упакованные в серебро, — Кушла кажется маленькой и чуть более женственной, чем хотелось бы Мелиссе.
— Боже, дорогая, где Мартин тебя откопал? Да ты просто прелесть!
Кушла улыбается, когда Мелисса — по привычке высокой женщины подчеркивать свой рост и значимость — публично принижает ее. Кушла знает: Мелиссе приходится надувать щеки, потому что она спит одна, а со своими одинокими друзьями трахается исключительно ради общения. Мелисса не способна удержать любовника подле себя, как не способна поддерживать свою костлявую худобу без ежевечернего промывания желудка. После этой процедуры она вбивает в кожу ночной крем и забывается тоскливым сном. Просыпается Мелисса в тихом доме, где нет мужчины, который потревожил бы ее утреннее похмелье. А она так мечтает о мужчине, который потревожил бы ее утром, пусть даже и с похмелья.
На фоне пугающих чар Суниты, скандально известной азиатской актрисы, задрапированной в красный и пурпурный бархат, подчеркнуто серенькая Кушла положительно теряется.
— Ты ведь не актриса, правда? Нет, вряд ли. Ты ведь не врываешься в комнату так, будто готова сожрать любого мужика! — Сунита хохочет своим знаменитым раскатистым смехом, ловит взгляд Мелиссы и добавляет: — И половину баб в придачу.
Мелисса отворачивается к собеседникам-мужчинам. Да, она переспит сегодня с Сунитой. Если придется. И Сунита переспит с ней, если так сложится. Но на самом деле обе нормальны, и секс с женщинами приносит им лишь скудное удовлетворение. Они предпочли бы отправиться домой с мужчиной, с любым мужчиной. С другой стороны, они предпочтут секс, любой секс, еще одной ночи без теплой плоти под боком.
Приятели и бывшие любовники Мартина и Джоша сочли Кушлу милой, хорошенькой и весьма заурядной. Она не намерена спорить с ними. Если надо, Кушла будет милой и заурядной. А сегодня как раз тот случай. Она станет разогревать их медленно. Начнет вечер простушкой и закончит неотразимой дивой. Они и не заметят перемены, которая произойдет у них на глазах. Не заметят, пока не станет слишком поздно. По сравнению с видавшими виды Джоан и Питером, журналистами и супругами старой закалки, Кушла — сама юность. И, следовательно, сама невинность.
По мере того, как вечер ползет к финалу, вино перетекает в желудки, а разговоры набирают темп, очарование Кушлы проступает все явственнее.
Если Джоан гневно разносит в пух и прах своих коллег-предателей, переметнувшихся к правым, то Кушла остроумно иронизирует над собой. Подержанная феминистская агрессия Джоан лишь впечатывает новые морщины в ее грубое скуластое лицо со следами многолетнего запойного курения, а смешок Кушлы разглаживает даже мимические морщинки в уголках ее глаз.
Если Мелисса пытается потрясти собравшихся речью о миллионных закупках галереи Саатчи и музея Гугенхайма, то Кушла нашептывает Джошу про зал прерафаэлитов в галерее Тейт — тот самый зал, в который только ленивый не бросил камень. Эти женщины в зеленом и красном, с длинными волосами, с тонкими руками — давняя привязанность Кушлы. Джош молча соглашается и предлагает ей гранат.
Пока мужчины судачат о журналах, машинах и ценах на недвижимость, а женщины — о часах, машинах и ценах на недвижимость, Кушла придвигает стул поближе к Джошу и заводит разговор о нем. Не о том, как Джош встретил Мартина и как Джош любит Мартина, но о самом Джоше. Кушла кивает, улыбается, тихонько шепчет.
Кушла не напивается, она не смешивает напитки. Единственная из гостей, она остается в здравом уме. Ест она не так много, как Мелисса, и не так мало, как Сунита. Непрестанная улыбка обнажает маленький изъян в прикусе, который Джош, к собственному изумлению, находит сексуальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24