Но я передумал. Запросил слишком мало. Хочу больше. Совсем капельку. Чуть-чуть. Хочу, чтобы ты меня усыновил. Мне не нравится мое имя. К тому же именно ты обрюхатил мою мамушку, когда ей исполнилось четырнадцать. А потом удрал, и ей пришлось выйти замуж за маляра-пьянчужку. Его всегда рвало, когда он напивался. Б-р-р… Когда я затирал за старым уродом лужицы рвоты, я мечтал сделаться богатым сыном банкира. Усынови меня, папаша! И ты не прогадаешь. Во-первых, у тебя нет других детей. Вернее, других ты не стал разыскивать. А того ублюдка, что родила Марция, ты совершенно правильно придушил.— Он родился мертвым, — сиплым голосом сообщил Пизон. — И в этом виновата эта шлюха. И этот подонок Элий, продавший ей клеймо.— Да ладно, папашка, со мной-то не нужно хитрить. Ты его придушил и правильно сделал. Одобряю. А во-вторых, я прославлю твое имя. Так прославлю, как тебе и не снилось. Я стану императором.— Что? — Пизон даже приподнялся, глядя на Бенита, открыл было рот, но, так ничего и не сказав, плюхнулся обратно на стул.— Я тебя удивил? Неужели ты не видишь, что род Дециев выродился. Его нужно срочно заменить, пока они не превратили Империю в грязную свинарню. И их заменю я. Гай Бенит Пизон. Я поведу Империю к новым победам, и вскоре Риму будет принадлежать весь мир! Ну как, я хорошую речь произнес?— Отвратительную, — брезгливо скривил губы Пизон. — Сразу видно, что ты никогда не учился у риторов. Тебе надо послушать мои выступления на заседаниях совета банка, тогда ты поймешь, что такое хорошая речь.— А мне надоели риторы. И всему Риму они надоели.Бенит вытащил из-под подушки, откуда совсем недавно извлекал нож, мятую брошюрку и протянул ее Пизону.— Вот взгляни. Это манифест «Первооткрывателей». Мое заявление там третье.Пизон машинально развернул книжонку и прочел заголовок:— «Гай Бенит Пизон. „Подлинная мечта Рима“». «…у меня есть один бог — действие, и один культ — культ силы». Ты присвоил себе мое имя, подонок!— Я ничего не присваивал. Просто предугадал события. Я это умею. К примеру, я поквитаюсь с Марцией. Ведь ты хочешь проучить ее? Отомстить этой бабенке и ее хромому любовнику — какая услада для сердца! Ну так как, ты усыновишь меня, папашка?Лицо Пизона пошло красными пятнами.— Ты достал резец? — прохрипел он.Бенит погрозил Пизону пальцем и расхохотался.— Ты боишься меня, папашка. И всегда боялся. Даже тогда, когда я был совсем маленьким. С чего бы это, не пойму? Скоро я стану императором Великого Рима. И тогда все будут меня бояться. Все-все, даже боги.— Надеюсь, они тебя не слышат… — Пизон даже не пытался скрыть брезгливую гримасу.— Папашка, ну почему ты так всех боишься? Почему ты такой трус? Богам до нас нет дела. Эй, боги если вы слышите мои дерзкие слова, то немедленно поразите меня молнией. Ну, чего ты там медлишь, Юпитер, старикашка?! — Бенит встал и воздел руки к потолку, едва не коснувшись пальцами почерневших досок. — Вот видишь, ничегошеньки твои боги не могут.Бенит распахнул кривые, изъеденные жучком дверцы ларария. Внутри шкафчика не было статуэток, валялись засохшие корки и обрывки грязной пергаментной бумаги, в которую уличные торговцы заворачивают горячие сырные лепешки. Отметя ладонью мусор, Бенит вытащил украденный у Марции резец.— Вот оно, наше сокровище! Все идет, как мы задумали. И не забудь, что завтра ты меня усыновляешь. Знаешь почему?— Нет, — зло ответил Пизон.у— Дедуля! — крикнул Бенит, отворяя дверь в соседнюю каморку.На пороге тотчас возник старик в заплатанном махровом халате. При виде Пизона старик сладко улыбнулся, так улыбается кошка при виде мышки.— Привет тебе, дорогой несостоявшийся зятек. Дорогой в том смысле, что денег у тебя много. Я купил клеймо у Юния Вера. И в том самом поединке, когда погиб Варрон, Вер заклеймил желание. А пожелал я, чтобы ты усыновил Бенита. Какая радость! Ты наверняка всю жизнь об этом мечтал. Хотел искупить свою вину, но боялся, что Бенит гордо отвергнет твои милости. Вот я и решил помочь вам примириться.Пизон смотрел на старика с отвращением. Он всегда боялся этого типа, еще в те дни, когда волочился за его смазливой дочуркой.— Ты истратил на свое желание деньги, что должен был заплатить Клодии? — прошипел Пизон, поворачиваясь к Бениту.— А что если так? Ты меня убьешь? Или отдашь под суд? Ой, как я испугался! Ладно, не бойся, па-пашка, — Бенит зевнул вполне натурально, — на счет Руфина клеймо я заказал. А для усыновления дедушка нашел патрона. И знаешь, кто заплатил за исполнение моего и твоего желания — ведь это и твое самое горячее желание, не так ли? — Бенит подождал, чтобы Пизон кивнул в ответ. — Так вот — за это клеймо заплатил Элий.Бенит высунул в восторге язык, наблюдая, как банкир пошатнулся при этом известии.— Да здравствует мечта Империи, дорогой сынок! — захихикал старик.— Дедуля все устроил! Молодец, дедуля! Он так натурально плакал на плече у этого идиота Элия! Сенатор тоже пустил слезу и выложил пять тысяч сестерциев из личных средств. Да здравствуют добродетельные идиоты, без них жизнь была бы совсем скучной! Знаешь, папашка, мне этот Элий даже чем-то симпатичен.При этом заявлении лицо Пизона перекосилось.— Ладно, ладно, когда стану императором, ты его прикончишь. Или отрежешь ему яйца — на твое усмотрение. Итак, наш план начал действовать, — заявил Бенит. — Сначала ты усыновишь меня, папашка. Видишь, как легко — стоит только пожелать, и человек на все согласен. А потом, когда стану императором, я эту халяву с желаниями отменю.— Пойду соберу вещи, — сказал старик. — Мы переезжаем к тебе, сынок, — и он похлопал Пизона по плечу.— Ты вне себя от радости, папашка! — Бенит хлопнул его по другому плечу.«О боги, неужели я не сплю?» — в ужасе подумал Пизон.— Ты ведь не можешь отказать мне, папашка, — ухмылялся ему в лицо Бенит. — А не то цензоры ненароком могут узнать, что именно ты посоветовал мне заказать то клеймо на счет Руфина, а сам поставил Клодию против Вера. Да еще подкупил Тутикана, чтобы тот не продавал клейм на эту игру. В этом случае Клодия не могла выиграть. Ловко сработано. Думаю, цензоры это оценят… Тебя занесут в гладиаторские книги навечно. К тому же Римские суды обожают конфисковывать имущество. Сокровища твоего банка пойдут на воспитание римских сирот. Воображаю, как бедные сироты разжиреют. А я останусь в стороне — раз ты меня не усыновишь. Ловко получается, да?— Подонок… — прохрипел Пизон.— Но я тебе нравлюсь, — самодовольно хмыкнул Бенит. — Не так ли, папашка? Ты в восторге от моих талантов!Элий ограничился купанием в прохладном бассейне — в горячей парильне его порезы невыносимо саднили. Но он позволил бальнеатору вымыть себе голову душистым галльским мылом. Прекрасное мыло делают на парфюмерной фабрике Каров в Лютеции Лютеция — Париж.

. Зато Вер попарился вволю, выбивая из своего организма остаток ядов, которые он сам добровольно ввел.После купания молоденькая смуглая прислужница в полупрозрачной тунике принесла мужчинам серебряный кофейник с горячим черным кофе, вазочку с сухими бисквитами и фрукты.— Все литераторы пьют кофе, — сказал Элий, пробуя черный дымящийся напиток. — Может, мы с тобой, Юний, тоже начнем сочинять, если будем пить кофе по утрам?— Здешняя обстановка напоминает роскошь и порочность конца первого Тысячелетия, — проговорил Вер глядя на аппетитные загорелые бедра юной красавицы. — По-моему, Макрин прислал эту красотку сюда не случайно.— По-моему, тоже.— Ничего не выйдет! — смуглянка окинула гостей гневным взглядом. — Я сплю с хозяином, но не собираюсь делить ложе с кем-нибудь из вас!— Вот скупердяй! Прислал одну на двоих! И притом свою собственную девочку. Надеюсь, за обедом он не предложит нам одно яйцо и одну грушу разделить вместе с хозяином.Приятели рассмеялись, а служанка, изобразив на смуглом личике обиду, ушла. После нескольких глотков вина Вера нестерпимо потянуло в сон. Он видел, что и Элий постоянно клюет носом.— Эй, Элий, не спи, мне нужен от тебя еще один ответ.— Изволь. Я даю их по сотне в день во время приема избирателей моей трибы. Чего стоит один-единственный ответ на один-единственный вопрос?— Ты в самом деле считаешь, что наркотик пробудил во мне подлинные воспоминания? Элий затряс головой, прогоняя сон.— В Александрии люди, принимавшие подобный препарат, вспоминали даже час своего рождения, — язык его пьяно заплетался, хотя Элий выпил лишь чашку кофе.— В этом сне я видел собственную мать. Не ту, что погибла во время войны. А другую, настоящую. И я даже не знаю, кто она. Ни ее имени, ни…Юний Вер замолчал. Ибо в ту минуту вспомнил висящий на шее медальон со странным изображением.— Нереида…— сказал он.— Что?— У нее был медальон с камеей из сардоникса. И на камее — Нереида. Я видел это абсолютно отчетливо, — сердце Вера опять отчаянно забилось.— Насколько я помню, так называлось подразделение, в котором служила твоя мать. Приемная мать, — добавил Элий после паузы.— И наш новый знакомый Курций… — усмехнулся Вер.Но женщина из сна никак не походила на легионера. С каждой минутой Юний уверялся все больше, что видел во время галлюцинации свою настоящую мать. Она любила сына и отказалась от него. Она чего-то боялась… Но чего?Дверь отворилась, и в комнату заглянул Макрин, но не вошел, остался у порога, странно улыбаясь.— Подхалим лично пришел позвать нас на завтрак…— Вер вдруг заметил, что лицо Элия сделалось белым, как полотно, а на лбу мелким бисером выступили капли пота.Элий замычал от боли и попытался встать с ложа, но согнулся пополам и рухнул на пол. Вер рванулся к Макрину. Комната поплыла перед глазами. Макрин неожиданно очутился сбоку и гнусно захихикал. Лицо сочинителя превратилось в подушку и, раздувшись, заслонило весь мир. А из этой подушки лезли наружу клочья голубого плотного тумана и застилали глаза. Гладиатор выхватил меч и рубанул наугад. Раздался звон разбитого стекла. Вер еще успел распороть подушку и разрубить пополам серебряную вазу вместе с фруктами и серебряный кофейник. И лишь после этого упал возле своего приятеля, обсыпанный пухом и облитый горячим кофе.«Я умер и сейчас бреду по подземной галерее в Аид», — подумал Вер, открывая глаза.Но к своему изумлению увидел, что никуда не идёт, а лежит на каменном полу, а над ним нависает низ: каменный потолок. Свет двух тусклых лампочек, забранных решеткой, лишь обозначал контуры предметов. Вер вскочил на ноги. Пол тут же качнулся, и гладиатора швырнуло вперед, и он едва не врезался головой в стальную решетку, что делила подвал на две равные части. Вер вновь уселся на каменные плиты. Голову его сверлила тупая боль, а все тело ломило так, будто он только что принял участие в марафонской дистанции. На второй половине, за решеткой, на полу лежал человек. Не ясно было: жив он или нет.— Элий… — позвал Вер.Никакого ответа. Юний Вер подполз к решетке. Элий не шевелился. Кто-то заботливо укрыл сенатора одеялом, прежде чем оставить здесь, в подвале. Вер просунул руку сквозь решетку и дотронулся до запястья Элия. Тот был жив. Сенатор либо спал, либо находился в «отключке» под действием наркотиков. Юний Вер ухватил его за руку и притянул поближе к решетке. Элий пробормотал что-то невнятное, но глаз не открыл. Вер влепил ему пощечину, потому вторую. Тогда лежащий наконец приподнял голову.— Пить, — прошептал Элий. Вер отрицательно покачал головой: воды в подвале не было.— Как мне плохо… — Элий вновь растянулся на полу — питье Макрина подействовало на него куда сильнее, чем на Вера.— Интересно знать, что нужно от нас этому подонку, — спросил сам себя Вер, потому что Элий вряд ли мог ему ответить. — Может, он хочет принести нас в жертву своей музе, чтобы его книги пользовались большим успехом, чем книги ненавистной Фабии.— Ты почти угадал, гладиатор! — раздался голос сверху.Вер поднял голову. В маленькое окошко на потолке выглядывала физиономия Макрина. Вер невольно схватился за рукоять меча, но пальцы стиснули лишь воздух — меч исчез.— Слушай, ты, мразь, если ты сейчас же не выпустишь нас отсюда…— Непременно выпущу, — отозвался Макрин. — Но не сейчас. Сначала ты исполнишь одно мое желание — как раз то, о котором ты говорил, боголюбимый гладиатор. Ах нет, я ошибся, ты уже не любим богами. Но это неважно. Ты со своим другом устроишь на этой арене маленький бой, и каждый из вас получит с десяток заявок на исполнение желаний.Вер расхохотался.— Как же ты глуп, сочинитель! Желания исполняются только на аренах амфитеатров, входящих в Большой круг. А здесь мы можем биться с утра до вечера, и ни одно желание не исполнится.— Это ты глуп, гора мышц, — презрительно фыркнул Макрин. — Здесь тоже исполняются желания. Да, да, как раз в этом самом подвале. И кстати — любые желания, без ограничений и запретов напыщенных цензоров. Настоящие желания! Мне не надо просматривать справочники, чтобы узнать, можно помочь господину булочнику или надо отказать, потому что его брат приговорен к двум месяцам карцера за хулиганство. У меня не надо платить сто тысяч сестерциев «формулировщикам» за выхолощенную фразу и все время опасаться, что твое желание принесет кому-то вред. Здесь можно заказать титул сенатора, начало или прекращение войны.— Так я тебе и поверил!— Поверишь, когда увидишь своего гения! Неважно, где ты дерешься, приятель. Главное, чтобы гений доставил твои клейма по назначению. Сегодня вечером каждый из вас получит десять своих клейм, — закончил Макрин.— Элий — сенатор, а не гладиатор, — напомнил Вер.— Он бывший гладиатор и, надеюсь, не забыл, как держать меч.— Кто поставит на бойца со сломанными ногами? — попытался прибегнуть к другому доводу Вер. — Наши шансы не равны.— Ничего, я их уравняю, — засмеялся Макрин. — К твоим ногам прикуют по свинцовой гире — вроде тех, что таскают за собой преступники, работающие на каменоломнях.— А если мы откажемся драться?— Не откажетесь, — хихикнул Макрин. — Гении переговорят с вами лично, и вы станете послушны, как ягнята. А нет — так доза «мечты» поможет. На нашего героя Юния Вера действует только один-единственный наркотик под названием «Мечта».Элий хотел тоже что-то ответить, но не смог — лишь облизнул языком потрескавшиеся губы.— А ты мразь! — Вер погрозил Макрину кулаком.— Я же говорил — это особое место, — хихикнул сочинитель.— Дай нам воды! — потребовал Юний Вер. — От твоей отравы жжет горло!— Бедняга, — донеслось сверху.На пол шлепнулась фляга, и люк наверху захлопнулся. Вер подобрал флягу и протянул ее Элию. Тот сделал несколько глотков, потом вернул флягу. Вер пить не стал — неизвестно, что ждет их впереди. Стоило поберечь воду.— Все дело в гениях, — сказал Вер. — Они забирают отсюда клейма — значит, желания исполняются. А наши цензоры, бедняги, пыхтят, составляют списки достойных, печатают гладиаторские книги и воображают, что могут контролировать все порывы людских душ. Как будто можно научить людей желать друг Другу только здоровья и любви и никогда не желать поражения и смерти…Когда-то Вер спрашивал Элия, откуда в их благостном обществе, где даже нельзя пожелать худого, случается столько мерзостей и гнусностей? Ответ оказался прост. Но если подпольные бои гладиаторов существуют давно (а скорее всего, это именно так), то почему никто об этом не слышал?Вер огляделся. Арена, ждущая крови, как затаившийся в норе зверь, выглядела зловеще. Веру показалось, что на серых ноздреватых плитах он различает засохшие бурые пятна. Тот, кто дерется здесь, дерется насмерть. Но Вер не может драться насмерть со своим другом! Если он убьет Элия, кто научит Вера доброте?Гладиатор схватился за решетку и рванул в ярости. К его удивлению, преграда подалась. Составленная из частей, решетка убиралась во время поединка. Попытка выломать ее кусок не казалась такой нелепой. Элий со своей стороны тоже вцепился в прутья. И тут будто кто-то изо всей силы тряхнул Вера за руки. Пальцы разжались сами собой. Элий с криком отскочил назад и упал. Окошко наверху отворилось вновь, но в этот раз в нем появился не Макрин, а плоская физиономия охранника.— Немедленно отойти от решетки, или я подниму напряжение! — крикнул тот.Элий остался лежать неподвижно на полу. Поначалу Веру показалось, что приятель потерял сознание.— Элий, ты жив?! Подонки! Я вас всех передушу! — Вер погрозил невидимым врагам. Но ему никто не ответил.Элий наконец поднялся.— Даже на заседаниях сената я не чувствовал себя так мерзко, — подвел итог сенатор.В нужный час решетку поднимут. Но это будет час поединка, и тогда будет поздно что-то предпринимать.— Я придумаю выход, — пообещал Вер, но разум его не мог отыскать ни единой лазейки.— Да, ты хитроумен, как Улисс, — попытался приободрить друга Элий, — но, к счастью, не так же беспринципен.«Я еще более беспринципен…» — хотел сказать Вер, но сдержался, а вместо этого спросил:— У тебя есть оружие?Элий наклонился и снял с сандалии серебряный полумесяц — один из знаков его сенаторского звания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44