Человека, которого знал.
Но страшнее всего оказалось увидеть его взгляд. Потому что - правда, лишь в
самом начале - в нем было не страдание, не мольба о помощи, не отчаяние и
не гнев. Я мог, конечно, неверно истолковать его, но я увидел во взгляде
Онги жалость - жалость ко мне, который, как он думал, должен был умереть
точно так же. До сих пор я временами вижу во сне этот его взгляд и
просыпаюсь - чтобы не спать уже до утра.
Я просидел рядом с ним до темноты. Временами я слышал крики, несколько раз
- выстрелы. Никто не проходил мимо нашей двери, ни одна машина не взлетела
со стоянки. Когда наступила ночь, бояться, видимо, было уже некого. Из всех
нас могли уцелеть лишь я и резидент - если он был среди нас.
Ночью я перебрался к ангару. Охрана была мертва - как и все остальные. Но
Салдо не зря поставил ее. Перед ангаром лежал человек, опознать которого я
так и не сумел - половина головы у него была снесена выстрелом в упор.
Возможно, это и был резидент. Но тогда он слишком поспешил.
Я взял из ангара пять энергоэлементов и установил их в машину, вторую с
края, чтобы не рисковать понапрасну. Все эти дни мы, по распоряжению Салдо,
летали над островом на разряженных элементах, чтобы никто не мог унести
заразу на Континент. Однажды моя машина еле-еле, на последнем дыхании
дотянула до виллы. Если бы я приземлился на зараженной местности, меня
расстреляли бы с воздуха.
Я отогнал машину в сторону, посадил ее у края площадки и надолго задумался.
Нет, я не мог заставить себя сделать этого. Я знал, что буду еще жалеть об
этом, что сомнения и запоздалые сожаления не дадут мне покоя, но я не мог
больше оставаться здесь. Ни одной лишней минуты. А тем более, оставаться до
утра, до света, чтобы проверить, действительно ли все погибли. Я знал, что
мысль о резиденте, которая мучила меня с самого начала, вскоре может
превратиться в манию, что мне не будет теперь покоя от этой мысли. Но нет,
я не мог ходить среди мертвых и искать его. Нет, не мог.
Но я все же не улетел сразу. Я все же вышел из машины и пошел снова в
ангар, где хранилось все, что требовало охраны. Я старался не смотреть на
погибших, я старался отвлечься, думать только о деле. Но все равно не мог
унять нервную дрожь - это я, который считал когда-то, что способен на все.
Работа заняла часа два - больше, чем я предполагал. Я установил фугасы с
радиовзрывателями и в холле виллы, и на площадке, чтобы не осталось ни
одной целой машины, и в ангаре, у энергоэлементов - везде, где только мог.
И, взлетев высоко над мысом, спиралью ввинтившись на километр в звездное
небо, подорвал заряды.
На секунду - не более - весь мыс озарился ярким пламенем. Потом донесся
грохот взрывов. Потом внизу стало совсем темно, лишь кое-где пробивались
одинокие огоньки будущего пожара.
Я не стал больше ждать. Я полетел к Станции.
* * *
Я посадил машину на площадке перед входом, и только когда хотел уже открыть
дверцу и выйти наружу, до меня вдруг дошло, что здесь, над развалинами
поселка, еще небезопасно. Еще могли здесь шляться с карабинами недобитые
боевики Комитета - ведь поселок и окружающую территорию мы заразили только
позавчера.
Недолго думая, я снова поднял машину в воздух - это был старый "Метаор", но
вполне исправный и специально дооборудованный еще на Континенте
аппаратурой, которая облегчила бы поиски людей на острове - и стал
медленнго кружить над окрестностями, включив все фиксирующие системы. Моего
терпения хватило на полчаса, за это время удалось обнаружить в поселке лишь
несколько одичалых собак и кошек, не говоря о более мелкой живости. И ни
одного человека. Вполне естественно, люди избегали поселка со времени
взрыва складов. Если никто не затаился где-то в подвале, имея удобную
позицию для стрельбы по входу в Станцию, то мне ничего не угрожало. Надо
было рискнуть.
Второй раз я посадил машину у самого входа, так, чтобы она загораживала
меня, когда я из нее выйду. Если кто и следил за мной, он не помешал мне
проникнуть на Станцию. Когда входной люк за мной закрылся, я снова, впервые
за много дней оказался в безопасности. Я даже не почувствовал облегчения -
так вымотала меня нервотрепка последних дней и недель.
Но о главном я не забыл. Отметил время и стал ждать. Ждать не менее трех
часов двенадцати минут. И не более трех часов двадцати одной минуты. В этот
промежуток времени я мог пройти из шлюзовой камеры внутрь Станции или
покинуть ее. Попытка сделать то или иное раньше или позже неизбежно
активировала бы заложенную мною для резидента мину.
Чтобы не проспать - на будильник в часах я не надеялся, я слишком устал, и
вполне мог проспать, несмотря на его сигнал - садиться я не стал. Встал,
прислонившись к боковой стенке, и попытался думать о чем-то постороннем.
Стал вспоминать своих товарищей по Академии. Где-то они сейчас? Ре-Дуван
наверняка уже получил должность Инспектора, как никак прошло пять
стандартных лет, а старт у него был хороший. Аккранта, конечно, так и
закинули на Сентер на много-много лет. Да он-то наверняка доволен, работа
как раз по нему - до начальства далеко, подчиненных достаточно, работа
ответственная и хорошо оплачиваемая. Он-то доволен. А вот Редуолл,
безусловно, сейчас в томлении - штаб "Р-5", само собой, не то, о чем он
мечтал, это слишком далеко от настоящего дела, и никаких перспектив на
ближайшие годы. Но у всех у них всегда есть утешение - мой пример, мне-то
никто не завидует, я уверен. Меня, наверное, даже жалеют. Даже те, кто
упрятал меня на Сэлх. А теперь, когда до них дойдет, что тут произошло,
будут жалеть еще больше. Ведь я метил - и не без оснований - на пост
третьего субдивидора в штабе "Р-1". А попал сюда...
Я вспомнил то злосчастное утро, когда дежурил в Центре на линии Вектор-А.
Если бы не Миегрол Ленко, который был в тот день старшим офицером в центре,
мне, возможно, все сошло бы с рук. С другой стороны, если бы не он, я,
почти наверняка, вылетел бы навечно из Службы Связи. И того и другого не
случилось - Миегрол Ленко после всей нервотрепки той ночи нашел виновника
случившегося и он же имел достаточный вес и авторитет, чтобы отстоять меня
после того, как наше начальство из Академии раздуло историю до подобающих
масштабов. Хотя временами мне начинало казаться, что с глер-стимулятором я
переборщил.
Но до сих пор оправдывались все мои рассчеты....
Я очнулся падая, и успел сгруппироватьтся. Усталость брала свое. Я встал,
потер заболевшее снова правое колено, некоторое время походил взад-вперед -
два шага туда, два обратно. Прошло полтора часа, меньше половины срока.
Снова вставать, прислонившись к стене, я не решился - в следующий раз мог и
не проснуться, даже падая. Надо было срочно найти себе дело. И я нашел -
самое бессмысленное, которое только мог представить. Достал нож и стал
выскребать им на декоративной панели свои инициалы, рамку вокруг них,
какую-то гротескную физиономию. За этим занятием меня и застал сигнал - три
часа двенадцать минут миновало.
Для верности я прождал еще три минуты, затем нажал на входную панель. Вход
в Станцию открылся. Взрыва не последовало.
Я не стал даже разряжать мину, даже не пошел в душевую. Сил хватило лишь на
то, чтобы сбросить у входа свою грязную заразную одежду, кое-как дотащиться
до койки и накрыться одеялом. Через минуту я уже спал.
Я проснулся через восемь с половиной часов - все еще усталый и разбитый. Но
я уже мог работать, а после душа и хорошего кондиционированного обеда
совершенно пришел в себя. Первым делом я уничтожил всю одежду, в которой
пришел на Станцию, затем еще около часа провел в душевой, отмываясь
различными гадостными составами, пока на Станции происходило
обеззараживание, и только затем, порядком уже утомленный этими процедурами,
прошел в центральный зал, к пульту. Откладывать эту работу больше не
следовало.
За период моего отсутствия скопилось порядочно корреспонденции, порядка
трех с половиной тысяч стандартных листов, если переводить все на бумагу.
Я, конечно, не стал этого делать, бумажки нести теперь было некуда, да и
некому. Я бегло просмотрел заголовки общих циркуляров. Только один из них
имел отношение к Сэлху, но не содержал ничего существенного в данный момент
и я не стал его читать. Оставшаяся треть документов касалась уже
непосредственно Сэлха и меня самого. Одних запросов пришло восемнадцать
штук, а были еще и инструкции, и распоряжения, и счета за выполненные
заказы. И пять личных посланий. Четыре из них были адресованы Гэптокам, их
мне удалось, как впрочем удавалось и прежде, до конфликта, довольно быстро
расшифровать. Особого интереса, тем более теперь, эти послания не
представляли. Да и раньше интриги ныне покойных Гэптоков лежали на
поверхности. Но вот адресата пятого послания я определить не сумел, как не
сумел и расшифровать его - впервые с момента прибытия на Сэлх, если не
считать того неотправленного частного послания, которое так и лежало у меня
на пульте. Что ж, этого следовало ожидать - если кто-то склонен отправлять
послания, не поддающися расшифровке, в Метрополию, то наверняка он же может
получать такие же и оттуда. Если бы все на Сэлхе было бы в порядке, я
передал бы это послание в библиотеку мэра, и адресат мог бы прочитать его,
не рассекречивая себя. Если бы все было в порядке, я мог бы поискать в
библиотеке мэра предыдущие послания такого рода и попытаться раскрыть шифр.
Но теперь ни то, ни другое было невозможно. Да и не имело, вероятно,
смысла. Скорее всего, резидент уже мертв, и опасности для меня он больше не
представлял.
Только через пять с половиной часов непрерывной работы за пультом я
разобрался со всей корреспонденцией. Потом пошел поел и снова завалился
спать. Отвечать на запросы не стал - время еще не пришло.
Но спал я неспокойно.
Потому что не решил еще, что же мне делать дальше.
* * *
Я провел на Станции шесть суток - гораздо дольше, чем требовалось для дела.
Я отдыхал. Я настраивал после ремонта блок передающего резонатора. Я думал.
О том, как быть дальше. Я собирался в полет.
К моменту вылета мне казалось, что я придумал неплохой план.
Машину я нагрузил до предела, но двигатель тянул, хотя расход энергии в два
с лишним раза перекрывал норму. Но это обстоятельство меня не беспокоило. Я
взял из запасов Станции еще два десятка энергоэлементов, и этого должно
было хватить надолго даже при таком перерасходе. Я снова был в защитной
форме и с излучателем, и от одного этого привычного одеяния чувствовал себя
увереннее. Свою прежнюю защитную форму, запрятанную на берегу Каопры, я так
и не сумел вызволить во время прочесывания острова, да, по чести говоря, и
не хотел этого делать. В тех обстоятельствах лучше было не выделяться среди
других членов отряда.
Вначале я полетел назад, к остаткам виллы Гарраучи. Около часа я кружил над
Южным мысом, выискивая в окрестностях его признаки жизни, но так ничего и
не высмотрел. Снижаться я не стал - если уж не решился тогда осмотреть
окрестности, то теперь это смысла не имело. Маловероятно, чтобы хоть кто-то
остался в живых, но если кто-то и остался, у него всегда будет преимущество
внезапности при столь явном моем появлении. Рисковать не стоило.
Все еще сомневаясь, все еще кляня себя за то, что не решился все проверить
еще тогда, когда не было поздно, я набрал высоту и полетел почти строго на
юг, туда, где в полутора тысячах километров располагался небольшой
скалистый архипелаг.
Я долетел туда часа через два. На первом из островов, далеко отстоящем от
основной группы, найти удобную площадку не удалось - он весь, кроме самых
высоких скал, порос схедом, в зарослях которого могла прятаться всякая
гадость - и пришлось лететь еще с полсотни кмилометров до центральных
островов архипелага. На одном из них незадолго до полудня мне удалось найти
небольшой скальный выступ, на котором схеду не за что было зацепиться во
время ураганов. На всякий случай я хорошенько осмотрел окрестности сверху,
и только после этого посадил машину. Я не боялся встретить здесь людей -
дышать без респиратора здесь, среди красных океанических вод юга мог бы
разве что человек, начисто лишенный обоняния - но я боялся реангов.
Есть хотелось зверски, хотя перед отлетом я и устроил себе царский завтрак.
Но с едой пока что приходилось подождать. Я вытащил из машины большой кусок
синтэна и разложил его на площадке рядом. Затем выгрузил на него все
контейнеры с барахлом, что взял со Станции. Вскрыл один из них и достал
дезактиваторы. И начал работать.
Только через два часа, когда я был уверен, что ни на одном из контейнеров,
ни в машине, ни на мне самом не осталось и следа от вирусов лихорадки
Крепта, я закончил работу и погрузил все контейнеры обратно в машину.
Я забрался внутрь, закрыл дверцу и включил очиститель воздуха. И через пять
минут, уверенный, что все в порядке, снял шлем.
Я смог по-хорошему ругнуться лишь минут через десять, когда отдышался,
нацепив шлем обратно. Конечно, мало приятного, когда тебя вырвет, но когда
тебя выворачивает наизнанку на пустой желудок, когда атавистические
рефлексы ярятся впустую, еще гадостнее. Случалось и прежде, что я дышал
воздухом над красными океанскими водами, но никогда раньше он не был столь
зловонным. Видимо, дело было в грязной пене, что заполняла многочисленные
узкие бухточки и проливы, выплескивалась на берег и высыхала на скалах. И,
конечно, в неисправном воздухоочистителе, на работу которого прежнему
хозяину машины было, видимо, наплевать. Привычки наши настолько въедаются
во все, что мы делаем, что лишь столкнувшись с теми, кому они
несвойственны, мы способны заметить их. Никому из жителей Метрополии и в
голову не пришло бы, что можно пользоваться машиной с неисправным
воздухоочистителем, но для Сэлха воздухоочиститель - явное излишество. Мир
вокруг его жителей слишком велик, чтобы была необходимость летать туда, где
трудно дышать.
Некоторое время я раздцумывал, что же теперь делать. Но потом сообразил,
что есть мне теперь уже не хочется и захочется нескоро, что меня мутит от
одной мысли о еде, и все сразу стало просто. Я поднял машину и полетел на
северо-запад, к устью Голубого Маонга.
Я достиг учстья через два часа, пролетел над самой поверхностью с десяток
километров, нашел на левом берегу реки небольшую открытую площадку и
посадил машину. Меня могло оджидать в дальнейшем что угодно, надо было
немного передохнуть и подкрепиться перед тем, как что-либо предпринимать. Я
вышел из машины, сел на траву и перекусил - совершенно без апетита, даже
пить не хотелось. Потом лег прямо на траву и стал смотреть в небо. Воздух
был влажный и свежий, дул легкий ветерок с той стороны реки и плыли
небольшие облака. Бледный серп Маолы висел почти прямо над головой. Было
хорошо. Я не заметил, как заснул.
А когда проснулся, уже вечерело, и лететь дальше не имело особого смысла.
Впрочем, спешить все равно было ни к чему, времени у меня впереди имелось
достаточно. Не меньше года - это я теперь, после посещения Станции знал
наверняка. И это несколько успокаивало.
Я встал, легко порвав взобравшийся на мою ногу стебель пугай-травы,
осмотрелся. Солнце уже висело над ближайшим лесом, ветер почти стих, и
длинные тени деревьев, подобравшиеся почти что к моим ногам, были
неподвижны. Место, где я лежал, черным пятном выделялось на фоне яркой
травяной зелени, но не пройдет и получаса, как трава снова заползет на
освободившийся участок: белесые усики-побеги уже тянулись к нему со всех
сторон. Внизу подо мной все так же величаво катил свои воды Голубой Маонг -
как и тогда, когда я был здесь в прошлый раз. Прошло меньше сотни дней - и
как все изменилось. И из-за чего? Из-за того, что кто-то где-то там, очень
далеко захотел начать на Сэлхе разработку реенгрита. Что ж, люди Сэлха сами
виноваты в том, что случилось. Никто не заствлял их убивать друг друга.
Никто им не приказывал. Им некого винить, кроме себя.
За время моих скитаний по острову после конфликта, да и позже, на
Континенте, я немного попривык ночевать под открытым небом. Хотя вначале не
мог заснуть подолгу. Человек, освоивший бесчисленное множество миров, до
сих пор остается пленником своего жилища. Для большей части человечества
жилище - безопасное, прочное, основательное - столь же необходимо, как
раковина улитке, и лишь немногие счастливцы, населяющие такие вот миры, как
Сэлх, способны освободиться от этой необходимости и стать хоть чуточку
свободней. Я тоже с трудом, но привык ночевать на голой земле, вне стен
человеческого жилья.
Но все это на острове. На Континенте поступить так было бы опрометчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Но страшнее всего оказалось увидеть его взгляд. Потому что - правда, лишь в
самом начале - в нем было не страдание, не мольба о помощи, не отчаяние и
не гнев. Я мог, конечно, неверно истолковать его, но я увидел во взгляде
Онги жалость - жалость ко мне, который, как он думал, должен был умереть
точно так же. До сих пор я временами вижу во сне этот его взгляд и
просыпаюсь - чтобы не спать уже до утра.
Я просидел рядом с ним до темноты. Временами я слышал крики, несколько раз
- выстрелы. Никто не проходил мимо нашей двери, ни одна машина не взлетела
со стоянки. Когда наступила ночь, бояться, видимо, было уже некого. Из всех
нас могли уцелеть лишь я и резидент - если он был среди нас.
Ночью я перебрался к ангару. Охрана была мертва - как и все остальные. Но
Салдо не зря поставил ее. Перед ангаром лежал человек, опознать которого я
так и не сумел - половина головы у него была снесена выстрелом в упор.
Возможно, это и был резидент. Но тогда он слишком поспешил.
Я взял из ангара пять энергоэлементов и установил их в машину, вторую с
края, чтобы не рисковать понапрасну. Все эти дни мы, по распоряжению Салдо,
летали над островом на разряженных элементах, чтобы никто не мог унести
заразу на Континент. Однажды моя машина еле-еле, на последнем дыхании
дотянула до виллы. Если бы я приземлился на зараженной местности, меня
расстреляли бы с воздуха.
Я отогнал машину в сторону, посадил ее у края площадки и надолго задумался.
Нет, я не мог заставить себя сделать этого. Я знал, что буду еще жалеть об
этом, что сомнения и запоздалые сожаления не дадут мне покоя, но я не мог
больше оставаться здесь. Ни одной лишней минуты. А тем более, оставаться до
утра, до света, чтобы проверить, действительно ли все погибли. Я знал, что
мысль о резиденте, которая мучила меня с самого начала, вскоре может
превратиться в манию, что мне не будет теперь покоя от этой мысли. Но нет,
я не мог ходить среди мертвых и искать его. Нет, не мог.
Но я все же не улетел сразу. Я все же вышел из машины и пошел снова в
ангар, где хранилось все, что требовало охраны. Я старался не смотреть на
погибших, я старался отвлечься, думать только о деле. Но все равно не мог
унять нервную дрожь - это я, который считал когда-то, что способен на все.
Работа заняла часа два - больше, чем я предполагал. Я установил фугасы с
радиовзрывателями и в холле виллы, и на площадке, чтобы не осталось ни
одной целой машины, и в ангаре, у энергоэлементов - везде, где только мог.
И, взлетев высоко над мысом, спиралью ввинтившись на километр в звездное
небо, подорвал заряды.
На секунду - не более - весь мыс озарился ярким пламенем. Потом донесся
грохот взрывов. Потом внизу стало совсем темно, лишь кое-где пробивались
одинокие огоньки будущего пожара.
Я не стал больше ждать. Я полетел к Станции.
* * *
Я посадил машину на площадке перед входом, и только когда хотел уже открыть
дверцу и выйти наружу, до меня вдруг дошло, что здесь, над развалинами
поселка, еще небезопасно. Еще могли здесь шляться с карабинами недобитые
боевики Комитета - ведь поселок и окружающую территорию мы заразили только
позавчера.
Недолго думая, я снова поднял машину в воздух - это был старый "Метаор", но
вполне исправный и специально дооборудованный еще на Континенте
аппаратурой, которая облегчила бы поиски людей на острове - и стал
медленнго кружить над окрестностями, включив все фиксирующие системы. Моего
терпения хватило на полчаса, за это время удалось обнаружить в поселке лишь
несколько одичалых собак и кошек, не говоря о более мелкой живости. И ни
одного человека. Вполне естественно, люди избегали поселка со времени
взрыва складов. Если никто не затаился где-то в подвале, имея удобную
позицию для стрельбы по входу в Станцию, то мне ничего не угрожало. Надо
было рискнуть.
Второй раз я посадил машину у самого входа, так, чтобы она загораживала
меня, когда я из нее выйду. Если кто и следил за мной, он не помешал мне
проникнуть на Станцию. Когда входной люк за мной закрылся, я снова, впервые
за много дней оказался в безопасности. Я даже не почувствовал облегчения -
так вымотала меня нервотрепка последних дней и недель.
Но о главном я не забыл. Отметил время и стал ждать. Ждать не менее трех
часов двенадцати минут. И не более трех часов двадцати одной минуты. В этот
промежуток времени я мог пройти из шлюзовой камеры внутрь Станции или
покинуть ее. Попытка сделать то или иное раньше или позже неизбежно
активировала бы заложенную мною для резидента мину.
Чтобы не проспать - на будильник в часах я не надеялся, я слишком устал, и
вполне мог проспать, несмотря на его сигнал - садиться я не стал. Встал,
прислонившись к боковой стенке, и попытался думать о чем-то постороннем.
Стал вспоминать своих товарищей по Академии. Где-то они сейчас? Ре-Дуван
наверняка уже получил должность Инспектора, как никак прошло пять
стандартных лет, а старт у него был хороший. Аккранта, конечно, так и
закинули на Сентер на много-много лет. Да он-то наверняка доволен, работа
как раз по нему - до начальства далеко, подчиненных достаточно, работа
ответственная и хорошо оплачиваемая. Он-то доволен. А вот Редуолл,
безусловно, сейчас в томлении - штаб "Р-5", само собой, не то, о чем он
мечтал, это слишком далеко от настоящего дела, и никаких перспектив на
ближайшие годы. Но у всех у них всегда есть утешение - мой пример, мне-то
никто не завидует, я уверен. Меня, наверное, даже жалеют. Даже те, кто
упрятал меня на Сэлх. А теперь, когда до них дойдет, что тут произошло,
будут жалеть еще больше. Ведь я метил - и не без оснований - на пост
третьего субдивидора в штабе "Р-1". А попал сюда...
Я вспомнил то злосчастное утро, когда дежурил в Центре на линии Вектор-А.
Если бы не Миегрол Ленко, который был в тот день старшим офицером в центре,
мне, возможно, все сошло бы с рук. С другой стороны, если бы не он, я,
почти наверняка, вылетел бы навечно из Службы Связи. И того и другого не
случилось - Миегрол Ленко после всей нервотрепки той ночи нашел виновника
случившегося и он же имел достаточный вес и авторитет, чтобы отстоять меня
после того, как наше начальство из Академии раздуло историю до подобающих
масштабов. Хотя временами мне начинало казаться, что с глер-стимулятором я
переборщил.
Но до сих пор оправдывались все мои рассчеты....
Я очнулся падая, и успел сгруппироватьтся. Усталость брала свое. Я встал,
потер заболевшее снова правое колено, некоторое время походил взад-вперед -
два шага туда, два обратно. Прошло полтора часа, меньше половины срока.
Снова вставать, прислонившись к стене, я не решился - в следующий раз мог и
не проснуться, даже падая. Надо было срочно найти себе дело. И я нашел -
самое бессмысленное, которое только мог представить. Достал нож и стал
выскребать им на декоративной панели свои инициалы, рамку вокруг них,
какую-то гротескную физиономию. За этим занятием меня и застал сигнал - три
часа двенадцать минут миновало.
Для верности я прождал еще три минуты, затем нажал на входную панель. Вход
в Станцию открылся. Взрыва не последовало.
Я не стал даже разряжать мину, даже не пошел в душевую. Сил хватило лишь на
то, чтобы сбросить у входа свою грязную заразную одежду, кое-как дотащиться
до койки и накрыться одеялом. Через минуту я уже спал.
Я проснулся через восемь с половиной часов - все еще усталый и разбитый. Но
я уже мог работать, а после душа и хорошего кондиционированного обеда
совершенно пришел в себя. Первым делом я уничтожил всю одежду, в которой
пришел на Станцию, затем еще около часа провел в душевой, отмываясь
различными гадостными составами, пока на Станции происходило
обеззараживание, и только затем, порядком уже утомленный этими процедурами,
прошел в центральный зал, к пульту. Откладывать эту работу больше не
следовало.
За период моего отсутствия скопилось порядочно корреспонденции, порядка
трех с половиной тысяч стандартных листов, если переводить все на бумагу.
Я, конечно, не стал этого делать, бумажки нести теперь было некуда, да и
некому. Я бегло просмотрел заголовки общих циркуляров. Только один из них
имел отношение к Сэлху, но не содержал ничего существенного в данный момент
и я не стал его читать. Оставшаяся треть документов касалась уже
непосредственно Сэлха и меня самого. Одних запросов пришло восемнадцать
штук, а были еще и инструкции, и распоряжения, и счета за выполненные
заказы. И пять личных посланий. Четыре из них были адресованы Гэптокам, их
мне удалось, как впрочем удавалось и прежде, до конфликта, довольно быстро
расшифровать. Особого интереса, тем более теперь, эти послания не
представляли. Да и раньше интриги ныне покойных Гэптоков лежали на
поверхности. Но вот адресата пятого послания я определить не сумел, как не
сумел и расшифровать его - впервые с момента прибытия на Сэлх, если не
считать того неотправленного частного послания, которое так и лежало у меня
на пульте. Что ж, этого следовало ожидать - если кто-то склонен отправлять
послания, не поддающися расшифровке, в Метрополию, то наверняка он же может
получать такие же и оттуда. Если бы все на Сэлхе было бы в порядке, я
передал бы это послание в библиотеку мэра, и адресат мог бы прочитать его,
не рассекречивая себя. Если бы все было в порядке, я мог бы поискать в
библиотеке мэра предыдущие послания такого рода и попытаться раскрыть шифр.
Но теперь ни то, ни другое было невозможно. Да и не имело, вероятно,
смысла. Скорее всего, резидент уже мертв, и опасности для меня он больше не
представлял.
Только через пять с половиной часов непрерывной работы за пультом я
разобрался со всей корреспонденцией. Потом пошел поел и снова завалился
спать. Отвечать на запросы не стал - время еще не пришло.
Но спал я неспокойно.
Потому что не решил еще, что же мне делать дальше.
* * *
Я провел на Станции шесть суток - гораздо дольше, чем требовалось для дела.
Я отдыхал. Я настраивал после ремонта блок передающего резонатора. Я думал.
О том, как быть дальше. Я собирался в полет.
К моменту вылета мне казалось, что я придумал неплохой план.
Машину я нагрузил до предела, но двигатель тянул, хотя расход энергии в два
с лишним раза перекрывал норму. Но это обстоятельство меня не беспокоило. Я
взял из запасов Станции еще два десятка энергоэлементов, и этого должно
было хватить надолго даже при таком перерасходе. Я снова был в защитной
форме и с излучателем, и от одного этого привычного одеяния чувствовал себя
увереннее. Свою прежнюю защитную форму, запрятанную на берегу Каопры, я так
и не сумел вызволить во время прочесывания острова, да, по чести говоря, и
не хотел этого делать. В тех обстоятельствах лучше было не выделяться среди
других членов отряда.
Вначале я полетел назад, к остаткам виллы Гарраучи. Около часа я кружил над
Южным мысом, выискивая в окрестностях его признаки жизни, но так ничего и
не высмотрел. Снижаться я не стал - если уж не решился тогда осмотреть
окрестности, то теперь это смысла не имело. Маловероятно, чтобы хоть кто-то
остался в живых, но если кто-то и остался, у него всегда будет преимущество
внезапности при столь явном моем появлении. Рисковать не стоило.
Все еще сомневаясь, все еще кляня себя за то, что не решился все проверить
еще тогда, когда не было поздно, я набрал высоту и полетел почти строго на
юг, туда, где в полутора тысячах километров располагался небольшой
скалистый архипелаг.
Я долетел туда часа через два. На первом из островов, далеко отстоящем от
основной группы, найти удобную площадку не удалось - он весь, кроме самых
высоких скал, порос схедом, в зарослях которого могла прятаться всякая
гадость - и пришлось лететь еще с полсотни кмилометров до центральных
островов архипелага. На одном из них незадолго до полудня мне удалось найти
небольшой скальный выступ, на котором схеду не за что было зацепиться во
время ураганов. На всякий случай я хорошенько осмотрел окрестности сверху,
и только после этого посадил машину. Я не боялся встретить здесь людей -
дышать без респиратора здесь, среди красных океанических вод юга мог бы
разве что человек, начисто лишенный обоняния - но я боялся реангов.
Есть хотелось зверски, хотя перед отлетом я и устроил себе царский завтрак.
Но с едой пока что приходилось подождать. Я вытащил из машины большой кусок
синтэна и разложил его на площадке рядом. Затем выгрузил на него все
контейнеры с барахлом, что взял со Станции. Вскрыл один из них и достал
дезактиваторы. И начал работать.
Только через два часа, когда я был уверен, что ни на одном из контейнеров,
ни в машине, ни на мне самом не осталось и следа от вирусов лихорадки
Крепта, я закончил работу и погрузил все контейнеры обратно в машину.
Я забрался внутрь, закрыл дверцу и включил очиститель воздуха. И через пять
минут, уверенный, что все в порядке, снял шлем.
Я смог по-хорошему ругнуться лишь минут через десять, когда отдышался,
нацепив шлем обратно. Конечно, мало приятного, когда тебя вырвет, но когда
тебя выворачивает наизнанку на пустой желудок, когда атавистические
рефлексы ярятся впустую, еще гадостнее. Случалось и прежде, что я дышал
воздухом над красными океанскими водами, но никогда раньше он не был столь
зловонным. Видимо, дело было в грязной пене, что заполняла многочисленные
узкие бухточки и проливы, выплескивалась на берег и высыхала на скалах. И,
конечно, в неисправном воздухоочистителе, на работу которого прежнему
хозяину машины было, видимо, наплевать. Привычки наши настолько въедаются
во все, что мы делаем, что лишь столкнувшись с теми, кому они
несвойственны, мы способны заметить их. Никому из жителей Метрополии и в
голову не пришло бы, что можно пользоваться машиной с неисправным
воздухоочистителем, но для Сэлха воздухоочиститель - явное излишество. Мир
вокруг его жителей слишком велик, чтобы была необходимость летать туда, где
трудно дышать.
Некоторое время я раздцумывал, что же теперь делать. Но потом сообразил,
что есть мне теперь уже не хочется и захочется нескоро, что меня мутит от
одной мысли о еде, и все сразу стало просто. Я поднял машину и полетел на
северо-запад, к устью Голубого Маонга.
Я достиг учстья через два часа, пролетел над самой поверхностью с десяток
километров, нашел на левом берегу реки небольшую открытую площадку и
посадил машину. Меня могло оджидать в дальнейшем что угодно, надо было
немного передохнуть и подкрепиться перед тем, как что-либо предпринимать. Я
вышел из машины, сел на траву и перекусил - совершенно без апетита, даже
пить не хотелось. Потом лег прямо на траву и стал смотреть в небо. Воздух
был влажный и свежий, дул легкий ветерок с той стороны реки и плыли
небольшие облака. Бледный серп Маолы висел почти прямо над головой. Было
хорошо. Я не заметил, как заснул.
А когда проснулся, уже вечерело, и лететь дальше не имело особого смысла.
Впрочем, спешить все равно было ни к чему, времени у меня впереди имелось
достаточно. Не меньше года - это я теперь, после посещения Станции знал
наверняка. И это несколько успокаивало.
Я встал, легко порвав взобравшийся на мою ногу стебель пугай-травы,
осмотрелся. Солнце уже висело над ближайшим лесом, ветер почти стих, и
длинные тени деревьев, подобравшиеся почти что к моим ногам, были
неподвижны. Место, где я лежал, черным пятном выделялось на фоне яркой
травяной зелени, но не пройдет и получаса, как трава снова заползет на
освободившийся участок: белесые усики-побеги уже тянулись к нему со всех
сторон. Внизу подо мной все так же величаво катил свои воды Голубой Маонг -
как и тогда, когда я был здесь в прошлый раз. Прошло меньше сотни дней - и
как все изменилось. И из-за чего? Из-за того, что кто-то где-то там, очень
далеко захотел начать на Сэлхе разработку реенгрита. Что ж, люди Сэлха сами
виноваты в том, что случилось. Никто не заствлял их убивать друг друга.
Никто им не приказывал. Им некого винить, кроме себя.
За время моих скитаний по острову после конфликта, да и позже, на
Континенте, я немного попривык ночевать под открытым небом. Хотя вначале не
мог заснуть подолгу. Человек, освоивший бесчисленное множество миров, до
сих пор остается пленником своего жилища. Для большей части человечества
жилище - безопасное, прочное, основательное - столь же необходимо, как
раковина улитке, и лишь немногие счастливцы, населяющие такие вот миры, как
Сэлх, способны освободиться от этой необходимости и стать хоть чуточку
свободней. Я тоже с трудом, но привык ночевать на голой земле, вне стен
человеческого жилья.
Но все это на острове. На Континенте поступить так было бы опрометчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20