Может, просто
потому, что сам я сильно изменился и смотрел теперь на него по-другому.
Все-таки, мы не виделись лет восемь.
- Все было изложено в том сообщении, которое ты получил, - сказал я,
усаживаясь в кресло, - мне поручено изучить на месте состояние дел,
составить отчет. Рутинная работа.
- Рутинная говоришь? Тогда почему такая спешка? Почему нас заранее не
предупредили?
- Тебе ли не знать о методах инспекции?
- Твоя правда, мне ли о них не знать, - задумчиво сказал он, глядя
куда-то мимо меня, - у меня все эти инспекции в печенках сидят. За те три
года, что я здесь, собственно на работу затрачено не больше половины
времени.
- Без причины вас здесь не стали бы инспектировать.
- Может, причина-то как раз в том, что нас слишком часто инспектировали,
- сказал он раздраженно, - Тут дел невпроворот, а они знай себе посылают
инспекцию за инспекцией. Как будто этим можно помочь.
- Ну я-то, в конце концов, не инспектор. Просто наблюдатель.
- Сегодня наблюдатель, завтра инспектор. Что я не знаю, как это делается.
Ведь трех же месяцев не прошло, как спровадил последнюю инспекцию. И
главное, - все больше раздражаясь, говорил он, - Ну хоть бы какая польза
от всего этого была. Ну хоть бы малейшая! Я им говорю: не хватает людей, не
хватает транспорта, не хватает спецоборудования для бурения и для синтеза.
Я получаю хоть что-то? Нет. Они присылают тебя.
- Ну это, я думаю, еще не самый худший вариант.
- Хоть какая-то радость, - он невесело усмехнулся, посмотрел на меня -
впервые, наверное, с тех пор, как мы сели - сказал:
- А ты здорово изменился, Алексей. Так и живешь один?
- В общем, да, - ответил я. Ч то тут ответишь?
- Ты знаешь, - сказал он, немного помолчав, снова глядя куда-то в
сторону, - Я ведь виделся с Хейге. Года три назад, перед самой отправкой
на Кабенг.
Только такого душеспасительного разговора мне сейчас и не хватало. Даже
скулы свело от напряжения. Вот уж никогда не угадаешь, где и как тебя
настигнет прошлое. Впрочем, чего удивляться? Он же помнил нас по сорок
шестому и еще раньше. Помнил, какими мы были на Кларке. И он, конечно, не
знал того, что случилось позже. И не знал, чем же я в действительности
теперь занимаюсь. Никто из моих старых друзей не знал этого, и потому мне
порой так тяжело давались встречи с ними. Впрочем, у меня теперь почти и
не осталось их, старых-то друзей. Разве что те из них, с кем, как вот с
Графом, например, виделись мы в эти годы слишком редко, чтобы понять, что
стали чужими друг другу.
К счастью, его вызвали на связь, и разговор прервался. А когда он закончил,
наконец, переговоры и повернулся ко мне, я сразу приступил к делу. У меня
было мало времени, и мне надо было спешить.
- У тебя здесь работал некий Панкерт. Химик, - уточнил я, - Что ты
можешь о нем сказать?
Что-то изменилось, когда я задал этот вопрос. Я не смотрел на Графа,
задавая его, потому что хотел, чтобы прозвучал он как бы между делом.
Напрасно. Когда я поднял глаза, Граф был уже таким же, как и минуту назад.
Впрочем, не исключено, что я почувствовал то, чего не было. Бывает. Когда
очень устанешь, и не такое бывает.
- Пропади он пропадом, этот Панкерт, - сказал Граф и отвел взгляд в
сторону.
- Это все, что ты можешь о нем сказать?
- Если бы... Ты его знаешь?
- Откуда? Я и не видел его никогда, - наверное, это было правдой. Я не
помнил Панкерта по Джильберте, хотя, не исключено, встречался с ним в
коридорах базы. А за тот месяц, что готовился к работе на Кабенге, его так
и не смогли обнаружить. Нигде - ни на Земле, ни на Траденте, ни на одном
из транспортных звездолетов. Хотя с Кабенга - это мы точно установили
перед самим моим вылетом - он улетел.
- А почему ты им интересуешься?
- В инспекцию Академии поступил его доклад. Собственно, это основная
причина моего прилета на Кабенг.
- Интересно, сказал Граф. Вид у него был озадаченный. Но я бы не сказал,
что слова мои его както встревожили. Скорее, наоборот, он как бы
почувствовал облегчение от того, что услышал. Он взглянул на меня, снова
отвел глаза и сказал, - Очень интересно. И что же он там пишет, в этом
своем докладе?
- Да, в общем, ничего особенного. Указывает на некоторые упущения - но
кто нынче без греха? Меня интересует, что ты лично можешь сказать о
Панкерте?
- Что я могу сказать? переспросил Граф, думая о чем-то другом, - Что я
могу сказать? Ну, во-первых, Панкерт не такой человек, чтобы врать. Я
уверен, что все, о чем он написал в своем докладе правда. Только, видишь
ли, бывают обстоятельства, когда... Ну, в общем, ради интересов дела лучше
не заострять внимания на некоторых вопросах. А Панкерт - честный человек,
отличный специалист. Не знаю, что бы мы делали без него на третьей
биостанции, ведь, по сути дела, он все модификации биофиксаторов
разрабатывал. Но характер у него... Человек не понимает, что существуют
обстоятельства, когда ради достижения высших, более значимых целей просто
необходимо чем-то поступиться, он всегда лезет на рожон. И в результате
вокруг него всегда складывается прескандальная обстановка.
Это я знал. Когда Зигмунд обьявил негласный розыск Панкерта он даже
добился санкции на просмотр транспортных файлов, хотя это и не дало нам
ничего нового - Вертер составил на него краткую характеристику-меморандум
на основании разговоров с людьми, близко знавшими Панкерта или же
работавшими с ним когда-то. Панкерт предстал в этой характеристике как
человек до крайности принципиальный, который ни перед чем не остановится
ради защиты своих принципов, везде готов пойти на конфликт и потому нигде,
как правило, подолгу не задерживавшийся.
- Ради высших целей, говоришь? - спросил я, - Что-то не помню, чтобы ты
так говорил раньше. А кто их определяет, эти высшие цели?
- Да брось ты к словам цепляться, - Граф смутился, опустил глаза.
- Ты сам скандалил с Панкертом?
- Можешь мне верить, но как раз я был с ним в прекрасных отношениях. И я
старался его поддерживать. Поэтому меня так удивил его неожиданный...
отлет.
Не понимал я Графа. Ну не понимал, и все. Он явно не договаривал до конца.
Но что, что скрывалось за его словами? Ну поссорился тут Панкерт с кем-то,
ну улетел, ну передал свой доклад в инспекцию Академии, ну грозят Графу и
еще кому-то из-за этого неприятности, встревожился бы он как-то, огорчился
бы это бы я понял. Но его же совсем не обеспокоил доклад Панкерта, ему же,
в общем, почти и не интересно, что же там, в докладе этом, сказано. Я же
вижу это, уж до такой-то степени я в людях разбираюсь. Он же, вроде,
облегчение даже какое-то испытал, когда про доклад услышал. Что бы это
значить могло?
- А с кем же он был в плохих отношениях? - спросил я.
- А что, из доклада это непонятно?
- Нет. По крайней мере, явно там ничего такого не говорится.
- Тогда и мне нечего сказать.
- Значит, ты просто отказываешься это говорить?
- Можно сказать и так. Знаешь, мы здесь работаем. И у нас и без тебя
хватает забот. Ты уж извини, но я тебе скажу прямо - я не хочу, чтобы этот
доклад Панкерта стал поводом для задержек в работе. Здесь и так все
работают на пределе. У тебя, конечно, свое задание, и отменять его я не
вправе. Но и подставлять кого-то под инспекцию Академи я не стану. Пойми
меня правильно.
- Я постараюсь не мешать вашей работе, сказал я, - Но свое задание я
выполнить обязан. В конце концов, цель-то у нас общая. Мы все
заинтересованы в том, чтобы здесь, на Кабенге, все вошло в норму. Сейчас
здесь что-то не ладится, и значит, надо ставить диагноз, а не закрывать
глаза на болезнь. Ты вот о помощи говорил. Обычный, между прочим, разговор
для начальника базы. Так вот, академия готова помочь, но мы пока не знаем,
как. Ты же должен понимать , что простое выполнение твоих запросов не есть
решение проблемы. Запросы ведь никогда не соответствуют истинным
потребностям.
- Кто их знает - истинные потребности?
- Никто, конечно. Но со стороны судить легче. Так что, будем работать?
- Будем работать, - сказал он, слегка пожав плечами, - С чего ты думаешь
начать?
- У меня очень мало времени, Граф. Через шесть суток я должен покинуть
Кабенг - ну да ты и сам помнишь расписание попутного транспорта. Я должен
увидеть главное, уложившись в этот срок. Мой доклад им нужен как можно
скорее.
- Что можно увидеть за шесть суток? Четыре биостанции, Каланд, массив
Туруу. Да еще работа здесь, на базе - нет, это нереально. Ты же не успеешь
даже понять суть того, что у нас здесь происходит.
- Я постараюсь. Ты знаешь, у меня есть некоторый опыт.
- Ну что ж, постарайся. Только учти - с транспортом у нас здесь плохо. Ты
уж извини, но флаера я тебе не выделю. Пусть даже мне намылят за это шею.
- Ну это-то тебя ждет в любом случае, можешь не сомневаться. Так с чего ты
предлагаешь мне начать?
- Я, знаешь, никогда не работал инспектором. Думаю, тебе следовало бы
прежде всего поговорить с теми, кто работал вместе с Панкертом. Но должен
тебя сразу предупредить: не жди, что ты встретишь там его противников.
Люди, подобные Панкерту, склонны воевать со всеми. Даже с теми, кто
испытывает к ним наилучшие чувства. Так что иди сначала к химикам, а там уж
сам решай, что делать.
- Первая заповедь инспектора, - сказал я, вставая, - Выслушай мнение
того, чью работу проверяешь, а потом сделай наоборот. Хорошо, я пойду к
химикам - на то они и заповеди, чтобы их нарушать.
В коридоре я снова вспомнил о задании, с которым прибыл на Кабенг. И снова
на душе у меня стало тоскливо и мерзко.
Такая работа.


* * *


Когда я пришел к химикам, Ваент, как оказалось, спал. Он спал уже три часа
двенадцать минут, и будить его раньше, чем часа через два, не стоило. Все
это сообщил мне рыжий бородатый лаборант Ваента, представившийся как Кей
Рубаи. Данных о нем в моих мнемоблоках было немного. Окончил в Йене Высшую
инженерную школу, затем химический факультет в Окленде. Три года
стажировался на Кейталле-99, затем за пять лет сменил около десятка мест
работы на Земле. С пятьдесят второго года работает вместе с Ваентом. С ним
прибыл на Кабенг в шестидесятом, с тех пор ни разу не покидал планеты.
Химик высшей квалификации, не раз ему предлагали самостоятельную работу, но
он неизменно отказывался. Видимо работа с Ваентом стоила того.
- Если желаете, я могу ответить почти на все ваши вопросы не хуже Ваента,
- предложил Рубаи, - Как-никак, столько лет вместе проработали.
- Я не против. Если, конечно, у вас нет срочной работы.
- Да какая тут к черту работа? Мы в тупике, нам надо все бросить и
начинать сначала, а старик не хочет этого признать. Чаю хотите?
- Хочу, - правда, еще больше я хотел спать. Хотя бы те два часа, пока
будет спать Ваент. Но я не стал говорить об этом.
- Тогда идемте ко мне.
Мы прошли по узкому коридору и, протиснувшись в узкую дверь, оказались в
небольшой комнатке с высоким потолком. Вдоль всех ее четырех стен стояли,
оставляя открытым лишь дверной проем, стеллажи со старинной химической
посудой и какими-то диковинного вида приборами. В центре стояли столик и
два кресла.
- Располагайтесь удобнее, - сказал Рубаи, - я сейчас заварю.
Я сел в кресло, огляделся. Парень явно был со странностями. Такого обилия
старинных приборов вне музейных стен мне видеть еще не приходилось. И тем
более не ожидал я увидеть этого в лаборантской в адской дали от Земли.
Стеллаж напротив был до самого потолка заставлен химической посудой,
банками с реактивами с наклеенными на них старинными этикетками явная
стилизация, даже не копии, потому что пара названий, что я сумел
разглядеть, принадлежала веществам, синтезированным совсем недавно -
какими-то сложными агрегатами из стекла. Я обернулся и стал рассматривать
приборы, стоящие за спиной. "Авометр" было написано старинными буквами на
первой панели одного их них.
- А что, им действительно можно что-то измерить? - спросил я, проглатывая
зевок.
- Чем? - обернулся Рубаи. - Этим? Представьте себе, да. Сам порой
удивляюсь. Его откопал на чердаке один из моих друзей, а я починил.
Музейной ценности он почти не представляет, но в моей коллекции это один из
лучших экспонатов. Ведь по большей части то, что вы видите всего лишь
бутафория. Все, конечно, вполне работоспособно, но начинка-то наша,
современная. Подлинные лишь вот этот авометр да ЯМР-спектрометр на верхней
полке. Когда-то он считался портативным прибором, но в одиночку я его с
трудом передвигаю, - он усмехнулся, поставил на стол поднос, сел в кресло
напротив, - Все это, знаете, требует времени. Коллекционирование - дело
серьезное. А времени-то у нас нет. Вернее, не было. Так, пожалуй, будет
точнее.
- А что, теперь время появилось?
- Да как сказать, - он едва заметно пожал плечами - Дел, конечно, как и
прежде невпроворот. Старик вон вымотался до предела, того и гляди свалится,
- кивнул он на полку за моей спиной. - Да не лежит душа. Бывает, знаете,
такое состояние, когда все из рук валится.
- Бывает, - согласился я. Интересно бы узнать, почему у него все валится
из рук.
Он разлил чай, поставил чайник на поднос и вдруг застыл в неподвижности,
склонившись над столом. Так, будто его внезапно поразила какая-то мысль, и
он забыл о моем присутствии. Но это продолжалось всего несколько секунд. Он
поднял голову, посмотрел на меня, слабо улыбнулся, сказал:
- Так на чем мы остановились?
- На том, что все валится из рук. Правда, вы не обьяснили, почему.
- Ну, обьяснить-то совсем нетрудно. Естественное состояние, когда вдруг
понимаешь, что долгое время шел ошибочным путем, а как найти правильный
путь - не знаешь. а сроки поджимают, даже задуматься толком некогда.
- А давно вы это поняли?
- Это сложный вопрос, - он облокотился о стол, зажал голову в кулаке,
опустил глаза, - Пожалуй, чувствовал это уже давно. С тех самых пор, как
они начали плодиться.
- Онгерриты? - задал я ненужный вопрос.
Он кивнул.
- Вы их видели?
- Давно. Когда прибыл сюда.
- А потом?
- А потом я работал. Правдв, как теперь оказалось, совершенно напрасно.
- Почему?
Он только хмыкнул в ответ. Затем взял свою чашку в ладони и стал медленно
отхлебывать из нее, упершись локтями в стол. Потом вдруг спросил:
- А каковы ваши полномочия?
- Я наблюдатель.
- Просто наблюдатель?
- Да, - я пожал плечами, как бы удивляясь вопросу. Говорят, что мне
удается врать не краснея. Не знаю, почему так получается. Внутренне я
всегда чувствую себя при этом отвратительно и готов сквозь землю
провалиться. Такая уж у меня работа.
- Жаль, - он взял из вазочки на подносе сухарик, неуловимым движением
сунул его в рот, с хрустом разжевал, - Очень жаль. Да вы пейте чай, а то
остынет. Не тот аромат.
Я взял чашку, сделал несколько глотков, потом спросил:
- Почему жаль?
- Потому что будь у вас полномочия, я бы убедил вас прикрыть немедленно
все это.
- Что прикрыть? - Я чуть не подавился от неожиданности.
- Да весь этот проект. Нашу базу. Все, чем мы тут заниматься пытаемся.
Свернуть по-быстрому, и назад, на Землю. Как бы и не было нас здесь
никогда.
- Любопытная мысль, - сказал я, тоже взял сухарик из вазочки, положил
себе в рот. Но хрустнуть так же, как Рубаи, не сумел. К счастью, потому,
что хрустнул бы не сухарик, а мои зубы, - Слушайте, как вы их жуете?
- Виноват, не предупредил. Специальный рецепт, собственное приготовление.
Вы его размочите.
- Хорош рецепт, - я покачал головой, затем последовал его совету и
отхлебнул глоток чая. Чай действительно был хорош. Насчет рецепта это была
лишь фигура речи.
- Так почему бы вы прикрыли проект? - спросил я, когда справился с
сухариком.
- Ну хотя бы потому, - сказал он, немного подумав, - Что цели, которые
он ставит, пока недостижимы. И чем дольше мы здесь работаем, тем меньше нам
остается путей для отступления.
- А что, по-вашему, сейчас еще остается возможность отступить?
- Да. Все определяется конечной целью. Если мы осознаем недостижимость
этой цели, то такая возможность всегда будет. Существенно лишь то, что чем
раньше мы отступим, тем меньшими будут потери.
- А как же быть с онгерритами, прошедшими восьмой метаморфоз?
- Это, инспектор, проблема этического порядка. И она, по моему мнению, в
принципе неразрешима. Я думаю только, что, раз уж они как-то без
посторонней помощи миллионы лет, то и впредь обойдутся. В конце концов, нас
оправдывает в конечном счете то, что не мы инициировали демографический
взрыв. Ведь определенно же известно, что те, кто проходит сегодня восьмой
метаморфоз, первый метаморфоз прошли еще до принятия решения о воздействии.
Это для тех, кому нужны оправдания. И чем раньше онгерриты поймут, что
совершили ошибку, доверившись нам, тем с меньшими потерями сумеют они
преодолеть ее последствия. Ведь надежды-то все равно нет - иначе я не
сидел бы сейчас без дела.
- А что, ее действительно нет?
Он допил чай, поставил чашку, зажал в кулак свою рыжую голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22