В Нью-Йорке можно наблюдать знакомые сцены: перебранку между водителем и пешеходом, в ходе которой каждый узнает о себе много нового и интересного. Но времени на спор и у того и у другого мало, так что прохожий скоро уходит по своим делам, а водитель заводит мотор и едет дальше.
В Нью-Йорке немного мест, какие встречаются в других городах — различных парков, уличных кафе и других мест, где люди могут расслабиться, посидеть, выпить чашечку кофе. Да и просто людей, разгуливающих по улицам, тоже очень мало. Все как-то незаметно включается в ритм, создаваемый этим городом. Даже туристы заметно ускоряют шаг, хотя, казалось бы, им особо торопиться некуда.
Я зашел в «Макдональдс», взял обед и сел за столик у окна, наблюдая за прохожими на улице. Тут в ресторан зашел попрошайка — крупный мужчина в затертой и поношенной одежде и стал обходить посетителей с просьбой дать ему немного мелочи. Несколько человек расщедрились на мелочь и он, довольный, снова вышел на улицу. Позже я убедился, что такое происходит в Нью-Йорке часто. Попрошайки здесь довольно смелые и не стесняются промышлять своим ремеслом прямо в «Макдональдсе» или других ресторанах быстрого питания. Как и везде по стране, просят милостыню здесь здоровые и ничем с виду не ущербные мужики трудоспособного возраста. То ли им лень работать, то ли наркотики и алкоголь уже окончательно заменили для них все на свете. Как ни странно, и таким людям многие дают деньги.
Ну а я, закончив обед, пошел дальше на юг. Неожиданно мимо меня по Седьмой Авеню с воем сирены пронеслась полицейская машина. Через несколько минут проехала еще одна, и такое стало повторяться все чаще. Иногда машины выезжали с боковых улиц и сворачивали на юг. На каждом встреченном мною перекрестке стоял полицейский, регулирующий и организующий движение так, чтобы его коллегам было удобнее проехать. Складывалось ощущение, что вблизи что-то произошло. В центре города возникла нервная и тревожная обстановка.
Наконец, на пересечении 7-й авеню и 24-й улицы я увидел причину этой суматохи — перекресток был оцеплен со всех сторон, и на желтых лентах, протянувшихся по периметру, было написано «do not enter» — «не входить». Полицейские машины подъезжали к этому месту чуть ли не каждую минуту. В самом огороженном пространстве стояли и о чем-то совещались несколько десятков человек в форме и в штатском. Плюс со всех сторон это место охраняли полицейские, чтобы не пропустить чересчур любопытных зевак.
Любопытствующих собралось чрезвычайно много, и их число постоянно росло. Прохожие, увидев полицейское оцепление, останавливались и спрашивали, что случилось. На это они обычно получали неопределенный ответ «shooting» («стрельба»), оставались и пристально смотрели за оцепление, пытаясь понять, что происходит. Туристы, вроде меня, щелкали фотоаппаратами: где еще такое увидишь — перекрытую улицу прямо посреди Нью-Йорка.
Минут через пятнадцать полицейские организованно оттеснили людей еще дальше. На сей раз улицы оцепили почти за квартал от места происшествия, так что разглядеть что бы то ни было стало невозможно.
Никто из стоящих у ограждения не мог дать точного ответа, что же произошло. Один сказал, что кто-то застрелил полицейского, другой — что полицейский застрелил кого-то. Только на следующий день, купив «New York Times», я узнал, что же все-таки таки случилось. В разделе городских происшествий была опубликована статья с заголовком "Человек с пистолетом был убит полицией в Челси ". Фотография под заголовком изображала мужчину, лежащего на асфальте, и склонившихся над ним людей в штатском. Перестрелка, как оказалось, была результатом довольно запутанной детективной истории, которую я постарался перевести на русский. Автор статьи писал:
"Детективы застрелили человека в центральной части Седьмой Авеню в Челси вчера днем, после того как тот во время борьбы достал пистолет.
Мужчина, которого опознали как Боанегеза Мота, 37 лет, из Бруклина, был убит детективами, расследующими нападение на его сослуживца, сказали в полиции. Вначале пистолет выглядел неработающим, но прошлой ночью специалисты сообщили: огнестрельное оружие, которое им доставили, было действующим.
Детективы не были ранены.
Мистер Мота работал на 22-ой улице курьером компании «Columbus Messenger Service», на сотрудника которой было совершено нападение во время ссоры в пятницу.
Мистер Мота позвонил в службу вчера утром и сказал, что придет забрать платежный чек. Тогда компания позвонила в полицию. Три детектива, один из которых был сержантом, выследили его пересекающим Седьмую Авеню на 24-ой улице в два часа пополудни и приказали остановиться. По крайней мере, один из детективов начал с ним бороться, заявили в полиции.
Мистер Мота повалил двух мужчин на землю и выхватил оружие. Свидетели рассказали полиции, что слышали, как полицейские приказывали Мистеру Мота бросить оружие. Затем они услышали выстрел. Детективы повторили приказ, и затем открыли огонь снова.
Они совершили три выстрела, но было непонятно, сколько из них попало в мистера Мота. Все выглядело так, как будто одна пуля прошла через руку и вошла в туловище. Свидетели сказали, что Мота был в сознании после выстрелов, но он скончался в манхэттенской больнице Святого Винсента в 3-42.
«Вначале я подумал, будто что-то упало со строящегося здания на углу», — сказал один свидетель, Джала Асфор, 39 лет, владелец магазина одежды Golden Touch. «Но затем я увидел человека, лежащего на асфальте»
Мистер Мота был признан виновным в нападении первой степени в 1992 году, два года спустя, после того как он пытался убить человека с помощью мачете, сказали в полиции. Его осудили на срок от четырех до двенадцати лет тюремного заключения, но пока непонятно, когда он был освобожден"
Через двадцать минут после знакомства с криминальной стороной жизни в Нью-Йорке я дошел до станции метро «West 4th St», встал недалеко от выхода со станции и принялся ждать студентку Нью-Йоркского университета Джоанну, с которой заочно познакомился за несколько месяцев до этого.
Тут надо отступить немного назад и рассказать о том, кто эта девушка и откуда я её знаю. Начать следует с того, что в Санкт-Петербурге у меня есть виртуальный знакомый по имени Слава. Знаем мы друг друга только по Интернету, я ни разу не видел его «живьем», что не мешало нам некоторое время переписываться по электронной почте. Слава учился в каком-то техническом вузе, но в будущем хотел стать журналистом, так что спрашивал у меня совет и некоторую информацию о нашем факультете. За некоторое время до моего отлета в Америку он сказал, что тоже собирается в эту страну к своей девушке. Мы обменялись координатами и на время перестали общаться.
Уже по прилете в США во время работы в лагере я снова связался с ним по Интернету и выяснил следующее: несколько лет назад Слава по программе обмена приезжал в США, в Лос-Анджелес. Там он познакомился с одной американкой девушкой, влюбился и завязал с ней длительные отношения. Поскольку вскоре ему пришлось уехать обратно в Россию, видеться они стали один-два раза в год, когда у кого-то из них появлялась возможность приехать в другую страну. Джоанна (так звали эту девушку) вскоре начала учиться в Нью-Йоркском университете и большую часть времени стала проводить в этом городе. Туда же и собирался Слава этим летом. Но в его судьбу вмешалась большая политика: США из-за борьбы с международным терроризмом ужесточили визовый режим, и работники американского посольства по каким-то только им понятным причинам не дали Славе визу.
Обо всем этом он сообщил в письме и добавил, что, несмотря на все это, Джоанна все-таки будет в Нью-Йорке и может на время поселить меня в общежитии.
С Джоанной мы обменялись несколькими письмами, пока я работал в лагере, и еще потом, во время путешествия. За день до приезда в Нью-Йорк я связался с ней по телефону и договорился о встрече. Она должна была узнать меня по футболке «San Francisco», которую я приобрел в соответствующем городе. И здесь, на выходе из станции метро я и дожидался её, наблюдая, как на ближайшей спортплощадке несколько молодых ньюйоркцев играют в баскетбол.
Но вот ко мне подошла красивая молодая девушка со светлыми волосами, внимательно посмотрела на мою футболку и поздоровалась:
— Joanna? — спросил я.
— Yes, that"s me, — ответила она с улыбкой.
Мы скрепили международное знакомство рукопожатием и отправились в путь. Джоанна по ходу прогулки стала объяснять, по каким местам мы проходим:
— Это Нью-Йоркский университет, в котором я учусь. Он занимает несколько кварталов. Фактически, все здания, которые ты видишь — это наш университет. А район этот называется Гринвич-Виллидж — довольно известное место в городе.
— Да, я слышал про это место, — заметил я. — Это район обитания нью-йоркской богемы: художников, писателей, не так ли?
— Да, ты прав
— А что ты изучаешься в университете.
— Славянские языки.
— В том числе русский?
— Его я начала изучать только в этом году, так что пока почти не знаю его.
Вскоре мы подошли к общежитию — невысокому кирпичному зданию на углу Третьей Авеню и Девятой улицы. Вахтер, сидевший у входа, оформил на меня документы — бумагу с подписями и печатями, подтверждающие, что я вселен в комнату к Джоанне и буду жить там до 8 октября. Впоследствии при входе я должен был показать бумагу и документ, удостоверяющий личность, — тогда вахтер нажимал где-то у себя кнопку, разблокировал дверь, открыв которую, я из приемной попадал собственно в общежитие.
Американская общага, конечно, не похожа на российскую. Уже тот контроль при входе и чистота и порядок внутри несколько отличается от сумасшествия и раздолбайства в жилищах российских студентов. Атмосфера в американском общежитии какая-то совсем не общежитская. В пустынных коридорах всегда тихо и спокойно, особенно днем, когда все уходят на учебу. Только иногда вечерами кто-то устраивает вечеринки с музыкой и выпивкой.
Это место мне, скорее, напомнило гостиницу с некоторыми дополнительными удобствами, вроде кухни, и разделением некоторых удобств, например ванной, на несколько человек. Один номер состоит из трех комнат поменьше — каждая на одного человека. У них есть общая кухня и ванная. Так что здешнее общежитие, в отличие от российского, не прививает людям дух коллективизма и умение жить вместе. У каждого есть пусть маленькая, но своя собственная комната — это ли не воплощение пресловутого американского индивидуализма.
Глава 20. Прогулка по Манхэттену.
Нью-Йорк основали представители страны, которую сегодня с трудом можно найти на карте Европе. Речь идет о Нидерландах или, как еще называют эту страну, о Голландии.
Это сегодня Голландия съежилась до размеров Московской области и известна лишь легализацией наркотиков, а в свое время она была одной из ведущих морских держав мира. Сотни голландских кораблей совершали торговые плавания по всей планете и не могли обойти вниманием такую интересную часть света, как Америку. В начале 17 века она была еще слабо заселена. Несколько голландских мореплавателей обследовали этот континент и решили начать здесь торговлю. Для этой цели они в 1624 году основали поселение на острове, лежащем в устье Гудзона (реки, которая была открыта всего за пятнадцать лет до этого). По имени местного индейского племени и остров, и поселение назвали Манхэттен.
Через два года голландские купцы назначили в качестве генерал-губернатора заокеанских земель Петера Минуита. Он прибыл в Америку и совершил одну из самых известных сделок в истории США. Генерал-губернатор купил весь остров у индейцев за бусы, стеклянные украшения и пуговицы на общую сумму в 24 доллара.
Так и было положено начало городу, который спустя некоторое время назвали Новым Амстердамом. Голландцы постепенно расселились вокруг города и заняли территории современных штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Но вскоре отношения между Англией и Голландией испортились: в 1664 году несколько боевых кораблей, снаряженных англичанами, принудили город сдаться. Голландская колония перешла под контроль англичан и была переименована в Нью-Йорк — в честь брата английского короля герцога Йоркского.
Впоследствии город играл значительную роль в истории США. Во время войны за независимость его на некоторое время захватили англичане, с 1785 по 1790 год он выполнял роль государственной столицы. А в следующие два столетия он превратился в крупнейший порт — вначале США, а потом и всего мира, экономический и культурный центр страны. Для Америки Нью-Йорк стал своеобразным окном из Европы: именно сюда приезжал поток переселенцев с другой стороны Атлантики. У многих иммигрантов, совершивших такое дальнее по тем временам плавание, просто не было желания двигаться куда-то еще, и они оставались жить прямо здесь. Поэтому Нью-Йорк стал самым крупным и одновременно самым многонациональным городом страны.
К концу девятнадцатого века Нью-Йорку стало тесно в пределах Манхэттена — город вырос за счет включения в свой состав других территорий: Стейтен-Айленда — острова, лежащего южнее, в том самом месте, где река Гудзон впадает в Атлантический океан, Бруклина и Куинса — двух районов на восточной оконечности острова Лонг-Айленда — его с Манхэттеном разделяет узкий пролив, и Бронкса — района, который находится уже на материке к северу от Манхэттена.
Но до сих пор остров Манхэттен, купленный когда-то за 24 доллара у индейцев, остается сосредоточием всей культурной, деловой и любой другой жизни города. Его можно сравнить с Москвой в пределах Садового кольца: именно это и есть настоящий подлинный город, а все остальное — не более чем поздние приросты. Длина Манхэттена — около 20 километров, ширина — не более четырех, а общая площадь — 59 квадратных километров.
Кстати, меня затруднил перевод названия «Manhattan». По-русски его пишут как «Манхэттэн», «Манхэттан» или даже «Манхаттан». Но программа Word, в которой я набираю этот текст, признала только написание «Манхэттен» — с "е" на конце. Что ж, доверимся компьютерным технологиям.
Мне повезло: полторы недели, проведенных в Нью-Йорке, я жил именно на этом острове, и каждый день мог, не пользуясь метро или другими видами транспорта, пешком выходить на улицу и гулять, бродить, изучать этот город. Могу сказать точно: Манхэттен к югу от Центрального парка обследован мною вдоль и поперек.
Прогулку по городу нужно начинать с утра, когда все в нем только начинает приходить в движение — когда из метро выходят первые работники многочисленных офисов, машины заполоняют все улицы, постепенно открываются лавки, парикмахерские и дешевые забегаловки — и бродить до глубокого вечера, когда на улицы опускается мрак, а небоскребы начинают светить электрическим светом из сотен и тысяч окон. Впрочем, этот город почти никогда не засыпает, жизнь продолжает бурлить на некоторых его улицах круглые сутки. И если вам не спится, такси отвезет вас куда угодно в любое время. А работающее круглосуточно метро открыто для всех желающих — надо только дождаться поезда, который с наступлением ночи приходит все реже и реже.
Я стою у набережной реки Гудзон, на самом юге Манхэттэна, в Баттери-парке (Battery Park). Это тихое и спокойное место, непохожее на весь остальной Нью-Йорк, заселено художниками, которые продают свои картины и рисуют шаржи за пять долларов, и туристами, выстраивающимися в очередь на экскурсию к Статуе Свободы. Через определенные промежутки времени от пристани отходит небольшой пароход и везет гостей города на небольшие острова, виднеющиеся с берега: Эллис-Айленд (Ellis Island) и Либерти-Айленд (Liberty Island). На первом когда-то располагались иммиграционные и медицинские службы, которые давали разрешение на въезд в страну прибывшим из-за океана. Путеводители сообщают, что половина сегодняшнего населения США — потомки иммигрантов, прошедших через этот остров. Ну а Либерти-Айленд (или Остров Свободы) известен всему миру благодаря Статуе Свободы — памятнику, который Франция подарила США в конце девятнадцатого века. Она уже давно стала символом Нью-Йорка да и всей Америки. И хотя с берега статую прекрасно видно, многие предпочитают доплыть на пароходе до острова и сфотографироваться в непосредственной близости от неё.
Я поворачиваю взгляд в противоположную сторону, вижу небоскребы Нижнего Манхэттэна и иду к ним. Стоит немного отойти от набережной, и я попадаю к началу Бродвея — главной улицы Нью-Йорка, которая словно нарочно ломает четкую планировку здешних улиц и по диагонали пересекает весь Манхэттэн. Впрочем, здесь, на юге острова, улицы и так не слишком прямолинейны — этот район напоминает московскую мешанину и чехарду проспектов и переулков. Здесь несложно заблудиться — нью-йоркские «стриты» пересекают друг друга самым странным образом, с трудом можно найти перекресток, где улицы сходились бы под прямым углом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
В Нью-Йорке немного мест, какие встречаются в других городах — различных парков, уличных кафе и других мест, где люди могут расслабиться, посидеть, выпить чашечку кофе. Да и просто людей, разгуливающих по улицам, тоже очень мало. Все как-то незаметно включается в ритм, создаваемый этим городом. Даже туристы заметно ускоряют шаг, хотя, казалось бы, им особо торопиться некуда.
Я зашел в «Макдональдс», взял обед и сел за столик у окна, наблюдая за прохожими на улице. Тут в ресторан зашел попрошайка — крупный мужчина в затертой и поношенной одежде и стал обходить посетителей с просьбой дать ему немного мелочи. Несколько человек расщедрились на мелочь и он, довольный, снова вышел на улицу. Позже я убедился, что такое происходит в Нью-Йорке часто. Попрошайки здесь довольно смелые и не стесняются промышлять своим ремеслом прямо в «Макдональдсе» или других ресторанах быстрого питания. Как и везде по стране, просят милостыню здесь здоровые и ничем с виду не ущербные мужики трудоспособного возраста. То ли им лень работать, то ли наркотики и алкоголь уже окончательно заменили для них все на свете. Как ни странно, и таким людям многие дают деньги.
Ну а я, закончив обед, пошел дальше на юг. Неожиданно мимо меня по Седьмой Авеню с воем сирены пронеслась полицейская машина. Через несколько минут проехала еще одна, и такое стало повторяться все чаще. Иногда машины выезжали с боковых улиц и сворачивали на юг. На каждом встреченном мною перекрестке стоял полицейский, регулирующий и организующий движение так, чтобы его коллегам было удобнее проехать. Складывалось ощущение, что вблизи что-то произошло. В центре города возникла нервная и тревожная обстановка.
Наконец, на пересечении 7-й авеню и 24-й улицы я увидел причину этой суматохи — перекресток был оцеплен со всех сторон, и на желтых лентах, протянувшихся по периметру, было написано «do not enter» — «не входить». Полицейские машины подъезжали к этому месту чуть ли не каждую минуту. В самом огороженном пространстве стояли и о чем-то совещались несколько десятков человек в форме и в штатском. Плюс со всех сторон это место охраняли полицейские, чтобы не пропустить чересчур любопытных зевак.
Любопытствующих собралось чрезвычайно много, и их число постоянно росло. Прохожие, увидев полицейское оцепление, останавливались и спрашивали, что случилось. На это они обычно получали неопределенный ответ «shooting» («стрельба»), оставались и пристально смотрели за оцепление, пытаясь понять, что происходит. Туристы, вроде меня, щелкали фотоаппаратами: где еще такое увидишь — перекрытую улицу прямо посреди Нью-Йорка.
Минут через пятнадцать полицейские организованно оттеснили людей еще дальше. На сей раз улицы оцепили почти за квартал от места происшествия, так что разглядеть что бы то ни было стало невозможно.
Никто из стоящих у ограждения не мог дать точного ответа, что же произошло. Один сказал, что кто-то застрелил полицейского, другой — что полицейский застрелил кого-то. Только на следующий день, купив «New York Times», я узнал, что же все-таки таки случилось. В разделе городских происшествий была опубликована статья с заголовком "Человек с пистолетом был убит полицией в Челси ". Фотография под заголовком изображала мужчину, лежащего на асфальте, и склонившихся над ним людей в штатском. Перестрелка, как оказалось, была результатом довольно запутанной детективной истории, которую я постарался перевести на русский. Автор статьи писал:
"Детективы застрелили человека в центральной части Седьмой Авеню в Челси вчера днем, после того как тот во время борьбы достал пистолет.
Мужчина, которого опознали как Боанегеза Мота, 37 лет, из Бруклина, был убит детективами, расследующими нападение на его сослуживца, сказали в полиции. Вначале пистолет выглядел неработающим, но прошлой ночью специалисты сообщили: огнестрельное оружие, которое им доставили, было действующим.
Детективы не были ранены.
Мистер Мота работал на 22-ой улице курьером компании «Columbus Messenger Service», на сотрудника которой было совершено нападение во время ссоры в пятницу.
Мистер Мота позвонил в службу вчера утром и сказал, что придет забрать платежный чек. Тогда компания позвонила в полицию. Три детектива, один из которых был сержантом, выследили его пересекающим Седьмую Авеню на 24-ой улице в два часа пополудни и приказали остановиться. По крайней мере, один из детективов начал с ним бороться, заявили в полиции.
Мистер Мота повалил двух мужчин на землю и выхватил оружие. Свидетели рассказали полиции, что слышали, как полицейские приказывали Мистеру Мота бросить оружие. Затем они услышали выстрел. Детективы повторили приказ, и затем открыли огонь снова.
Они совершили три выстрела, но было непонятно, сколько из них попало в мистера Мота. Все выглядело так, как будто одна пуля прошла через руку и вошла в туловище. Свидетели сказали, что Мота был в сознании после выстрелов, но он скончался в манхэттенской больнице Святого Винсента в 3-42.
«Вначале я подумал, будто что-то упало со строящегося здания на углу», — сказал один свидетель, Джала Асфор, 39 лет, владелец магазина одежды Golden Touch. «Но затем я увидел человека, лежащего на асфальте»
Мистер Мота был признан виновным в нападении первой степени в 1992 году, два года спустя, после того как он пытался убить человека с помощью мачете, сказали в полиции. Его осудили на срок от четырех до двенадцати лет тюремного заключения, но пока непонятно, когда он был освобожден"
Через двадцать минут после знакомства с криминальной стороной жизни в Нью-Йорке я дошел до станции метро «West 4th St», встал недалеко от выхода со станции и принялся ждать студентку Нью-Йоркского университета Джоанну, с которой заочно познакомился за несколько месяцев до этого.
Тут надо отступить немного назад и рассказать о том, кто эта девушка и откуда я её знаю. Начать следует с того, что в Санкт-Петербурге у меня есть виртуальный знакомый по имени Слава. Знаем мы друг друга только по Интернету, я ни разу не видел его «живьем», что не мешало нам некоторое время переписываться по электронной почте. Слава учился в каком-то техническом вузе, но в будущем хотел стать журналистом, так что спрашивал у меня совет и некоторую информацию о нашем факультете. За некоторое время до моего отлета в Америку он сказал, что тоже собирается в эту страну к своей девушке. Мы обменялись координатами и на время перестали общаться.
Уже по прилете в США во время работы в лагере я снова связался с ним по Интернету и выяснил следующее: несколько лет назад Слава по программе обмена приезжал в США, в Лос-Анджелес. Там он познакомился с одной американкой девушкой, влюбился и завязал с ней длительные отношения. Поскольку вскоре ему пришлось уехать обратно в Россию, видеться они стали один-два раза в год, когда у кого-то из них появлялась возможность приехать в другую страну. Джоанна (так звали эту девушку) вскоре начала учиться в Нью-Йоркском университете и большую часть времени стала проводить в этом городе. Туда же и собирался Слава этим летом. Но в его судьбу вмешалась большая политика: США из-за борьбы с международным терроризмом ужесточили визовый режим, и работники американского посольства по каким-то только им понятным причинам не дали Славе визу.
Обо всем этом он сообщил в письме и добавил, что, несмотря на все это, Джоанна все-таки будет в Нью-Йорке и может на время поселить меня в общежитии.
С Джоанной мы обменялись несколькими письмами, пока я работал в лагере, и еще потом, во время путешествия. За день до приезда в Нью-Йорк я связался с ней по телефону и договорился о встрече. Она должна была узнать меня по футболке «San Francisco», которую я приобрел в соответствующем городе. И здесь, на выходе из станции метро я и дожидался её, наблюдая, как на ближайшей спортплощадке несколько молодых ньюйоркцев играют в баскетбол.
Но вот ко мне подошла красивая молодая девушка со светлыми волосами, внимательно посмотрела на мою футболку и поздоровалась:
— Joanna? — спросил я.
— Yes, that"s me, — ответила она с улыбкой.
Мы скрепили международное знакомство рукопожатием и отправились в путь. Джоанна по ходу прогулки стала объяснять, по каким местам мы проходим:
— Это Нью-Йоркский университет, в котором я учусь. Он занимает несколько кварталов. Фактически, все здания, которые ты видишь — это наш университет. А район этот называется Гринвич-Виллидж — довольно известное место в городе.
— Да, я слышал про это место, — заметил я. — Это район обитания нью-йоркской богемы: художников, писателей, не так ли?
— Да, ты прав
— А что ты изучаешься в университете.
— Славянские языки.
— В том числе русский?
— Его я начала изучать только в этом году, так что пока почти не знаю его.
Вскоре мы подошли к общежитию — невысокому кирпичному зданию на углу Третьей Авеню и Девятой улицы. Вахтер, сидевший у входа, оформил на меня документы — бумагу с подписями и печатями, подтверждающие, что я вселен в комнату к Джоанне и буду жить там до 8 октября. Впоследствии при входе я должен был показать бумагу и документ, удостоверяющий личность, — тогда вахтер нажимал где-то у себя кнопку, разблокировал дверь, открыв которую, я из приемной попадал собственно в общежитие.
Американская общага, конечно, не похожа на российскую. Уже тот контроль при входе и чистота и порядок внутри несколько отличается от сумасшествия и раздолбайства в жилищах российских студентов. Атмосфера в американском общежитии какая-то совсем не общежитская. В пустынных коридорах всегда тихо и спокойно, особенно днем, когда все уходят на учебу. Только иногда вечерами кто-то устраивает вечеринки с музыкой и выпивкой.
Это место мне, скорее, напомнило гостиницу с некоторыми дополнительными удобствами, вроде кухни, и разделением некоторых удобств, например ванной, на несколько человек. Один номер состоит из трех комнат поменьше — каждая на одного человека. У них есть общая кухня и ванная. Так что здешнее общежитие, в отличие от российского, не прививает людям дух коллективизма и умение жить вместе. У каждого есть пусть маленькая, но своя собственная комната — это ли не воплощение пресловутого американского индивидуализма.
Глава 20. Прогулка по Манхэттену.
Нью-Йорк основали представители страны, которую сегодня с трудом можно найти на карте Европе. Речь идет о Нидерландах или, как еще называют эту страну, о Голландии.
Это сегодня Голландия съежилась до размеров Московской области и известна лишь легализацией наркотиков, а в свое время она была одной из ведущих морских держав мира. Сотни голландских кораблей совершали торговые плавания по всей планете и не могли обойти вниманием такую интересную часть света, как Америку. В начале 17 века она была еще слабо заселена. Несколько голландских мореплавателей обследовали этот континент и решили начать здесь торговлю. Для этой цели они в 1624 году основали поселение на острове, лежащем в устье Гудзона (реки, которая была открыта всего за пятнадцать лет до этого). По имени местного индейского племени и остров, и поселение назвали Манхэттен.
Через два года голландские купцы назначили в качестве генерал-губернатора заокеанских земель Петера Минуита. Он прибыл в Америку и совершил одну из самых известных сделок в истории США. Генерал-губернатор купил весь остров у индейцев за бусы, стеклянные украшения и пуговицы на общую сумму в 24 доллара.
Так и было положено начало городу, который спустя некоторое время назвали Новым Амстердамом. Голландцы постепенно расселились вокруг города и заняли территории современных штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Но вскоре отношения между Англией и Голландией испортились: в 1664 году несколько боевых кораблей, снаряженных англичанами, принудили город сдаться. Голландская колония перешла под контроль англичан и была переименована в Нью-Йорк — в честь брата английского короля герцога Йоркского.
Впоследствии город играл значительную роль в истории США. Во время войны за независимость его на некоторое время захватили англичане, с 1785 по 1790 год он выполнял роль государственной столицы. А в следующие два столетия он превратился в крупнейший порт — вначале США, а потом и всего мира, экономический и культурный центр страны. Для Америки Нью-Йорк стал своеобразным окном из Европы: именно сюда приезжал поток переселенцев с другой стороны Атлантики. У многих иммигрантов, совершивших такое дальнее по тем временам плавание, просто не было желания двигаться куда-то еще, и они оставались жить прямо здесь. Поэтому Нью-Йорк стал самым крупным и одновременно самым многонациональным городом страны.
К концу девятнадцатого века Нью-Йорку стало тесно в пределах Манхэттена — город вырос за счет включения в свой состав других территорий: Стейтен-Айленда — острова, лежащего южнее, в том самом месте, где река Гудзон впадает в Атлантический океан, Бруклина и Куинса — двух районов на восточной оконечности острова Лонг-Айленда — его с Манхэттеном разделяет узкий пролив, и Бронкса — района, который находится уже на материке к северу от Манхэттена.
Но до сих пор остров Манхэттен, купленный когда-то за 24 доллара у индейцев, остается сосредоточием всей культурной, деловой и любой другой жизни города. Его можно сравнить с Москвой в пределах Садового кольца: именно это и есть настоящий подлинный город, а все остальное — не более чем поздние приросты. Длина Манхэттена — около 20 километров, ширина — не более четырех, а общая площадь — 59 квадратных километров.
Кстати, меня затруднил перевод названия «Manhattan». По-русски его пишут как «Манхэттэн», «Манхэттан» или даже «Манхаттан». Но программа Word, в которой я набираю этот текст, признала только написание «Манхэттен» — с "е" на конце. Что ж, доверимся компьютерным технологиям.
Мне повезло: полторы недели, проведенных в Нью-Йорке, я жил именно на этом острове, и каждый день мог, не пользуясь метро или другими видами транспорта, пешком выходить на улицу и гулять, бродить, изучать этот город. Могу сказать точно: Манхэттен к югу от Центрального парка обследован мною вдоль и поперек.
Прогулку по городу нужно начинать с утра, когда все в нем только начинает приходить в движение — когда из метро выходят первые работники многочисленных офисов, машины заполоняют все улицы, постепенно открываются лавки, парикмахерские и дешевые забегаловки — и бродить до глубокого вечера, когда на улицы опускается мрак, а небоскребы начинают светить электрическим светом из сотен и тысяч окон. Впрочем, этот город почти никогда не засыпает, жизнь продолжает бурлить на некоторых его улицах круглые сутки. И если вам не спится, такси отвезет вас куда угодно в любое время. А работающее круглосуточно метро открыто для всех желающих — надо только дождаться поезда, который с наступлением ночи приходит все реже и реже.
Я стою у набережной реки Гудзон, на самом юге Манхэттэна, в Баттери-парке (Battery Park). Это тихое и спокойное место, непохожее на весь остальной Нью-Йорк, заселено художниками, которые продают свои картины и рисуют шаржи за пять долларов, и туристами, выстраивающимися в очередь на экскурсию к Статуе Свободы. Через определенные промежутки времени от пристани отходит небольшой пароход и везет гостей города на небольшие острова, виднеющиеся с берега: Эллис-Айленд (Ellis Island) и Либерти-Айленд (Liberty Island). На первом когда-то располагались иммиграционные и медицинские службы, которые давали разрешение на въезд в страну прибывшим из-за океана. Путеводители сообщают, что половина сегодняшнего населения США — потомки иммигрантов, прошедших через этот остров. Ну а Либерти-Айленд (или Остров Свободы) известен всему миру благодаря Статуе Свободы — памятнику, который Франция подарила США в конце девятнадцатого века. Она уже давно стала символом Нью-Йорка да и всей Америки. И хотя с берега статую прекрасно видно, многие предпочитают доплыть на пароходе до острова и сфотографироваться в непосредственной близости от неё.
Я поворачиваю взгляд в противоположную сторону, вижу небоскребы Нижнего Манхэттэна и иду к ним. Стоит немного отойти от набережной, и я попадаю к началу Бродвея — главной улицы Нью-Йорка, которая словно нарочно ломает четкую планировку здешних улиц и по диагонали пересекает весь Манхэттэн. Впрочем, здесь, на юге острова, улицы и так не слишком прямолинейны — этот район напоминает московскую мешанину и чехарду проспектов и переулков. Здесь несложно заблудиться — нью-йоркские «стриты» пересекают друг друга самым странным образом, с трудом можно найти перекресток, где улицы сходились бы под прямым углом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28