Одно из самых известных зверств произошло в курдской деревушке Дакан в августе 1969 года и было описано в «Бюллетене курдских новостей»:
"Дети и женщины деревни укрылись в одной из пещер поблизости, спасаясь от бомбежки и артиллерийского обстрела.
Офицеры и наемники сожгли деревню и собрались около входа в пещеру. Они принесли дров, облили их бензином и подожгли. Обезумевшие женщины и дети исступленно кричали. Во всех, кто приближался к входу, солдаты стреляли, так что никто не мог спастись. В пещере были сожжены 67 женщин и детей".
Саддам с большой озабоченностью следил за событиями в Курдистане. Он помнил о том, как пагубно отразилась курдская проблема на судьбе предыдущего баасистского режима, и опасался, что слишком большое внимание к ней снова поставит под угрозу правление Баас и, что еще важнее, подорвет положение самого Саддама в партии. Он знал, что подавление всеобщего курдского восстания потребует постоянных военных усилий, учитывая активную иранскую поддержку, которая, по всей вероятности, будет оказана курдским мятежникам. Было очевидно, что экономические издержки такой гражданской войны будут непомерными, особенно если курды станут вредить нефтяной промышленности, что было им вполне по силам, как показал их набег на нефтяные разработки в Киркуке. Он ясно понимал, что если Ирак увязнет в Курдистане, это сыграет на руку Ирану и даст ему возможность навязать Ираку свою волю по целому ряду вопросов, особенно по части навигационных правил в Шатт-эль-Арабе, единственном выходе Ирака к Заливу.
Саддам стоял перед еще более сложной дилеммой, так как перспектива решительной военной победы над курдскими повстанцами ему вовсе не была выгодна. Не он руководил военными операциями, а стало быть, не ему принадлежали бы лавры победы. Скорее от нее выгадало бы военное руководство в целом и особенно его заклятый враг, министр обороны Хардан аль-Тикрити, который, кстати, настаивал на военном решении курдской проблемы. Но политическим интересам Саддама больше соответствовал военный пат в Курдистане, так как это дискредитировало бы Хардана. И все же такое развитие событий могло бы привести к мрачным последствиям для режима Баас, так что вред от него намного перевешивал потенциальную личную выгоду.
Для Саддама единственным способом найти квадратуру круга было отыскать мирное решение курдской проблемы, за что он и принялся с обычным для него целенаправленным упорством. Сначала он попытался подорвать единство курдского лагеря, вступив в переговоры с интеллектуальной («современной») фракцией курдского национального движения, возглавляемой Джалалом Талабани и Ибрагимом Ахмедом. Но эта политика дала осечку. Группировка Талабани-Ахмеда была слишком мелкой и слабой, чтобы как-то влиять на события. А главная группа курдского сопротивления, руководимая муллой Мустафой эль-Барзани, возмущенная исключением ее из политического процесса, усилила свою борьбу против режима. Поняв, что без Барзани курдскую проблему не решить, Хусейн осенью 1969 года вступил в тайные переговоры с курдским лидером. В течение последующих месяцев он неустанно трудился, чтобы достичь соглашения, и пошел даже на то, что отправился на север для личной встречи с Барзани. 11 марта его усилия завершились соглашением из 15 пунктов, которое содержало далеко идущие уступки курдам и, что самое важное, впервые признавало курдов самостоятельным национальным образованием с вытекающим отсюда их правом на автономию. Другие уступки включали признание их культурных, языковых и административных прав, назначение одного из курдов вице-президентом Ирака и усиление представительства курдов в руководящих структурах государства.
Правда, Мартовский манифест, как стали называть это соглашение, включал несколько важных завоеваний для центрального правительства, таких как обязательство Барзани разорвать отношения с Ираном и включить свои партизанские отряды в иракскую армию. Но, несмотря на эти выгоды, все же манифест со своими существенными уступками курдам свидетельствовал о серьезной озабоченности Хусейна. Ему был жизненно необходим период стабильности внутри страны, чтобы направить свои усилия на отражение возрастающего давления Ирана и укрепить свои позиции в борьбе с военной группировкой. Поэтому неудивительно, что Саддам сделал все, чтобы представить соглашение как выдающийся успех. Был провозглашен трехдневный праздник мира, и весь Ирак слышал, что их заместитель председателя СРК славит манифест как «во всех отношениях равный Революции 17 июля».
Это старательное взращивание национальной эйфории было предназначено для предотвращения критики со стороны его оппонентов в партии, которые, как понимал Саддам, неизбежно будут нападать на соглашение как на «капитуляцию» перед курдами. Определенно не могли усилить позицию Хусейна и в партии, и в общественном мнении давние связи Барзани с Израилем (а как же защита палестинцев, панарабизм?). Раздутый энтузиазм Саддама был также связан с его желанием усыпить бдительность курдов, подписавших соглашение. Он заключил манифест в момент уязвимости Баас, но не собирался соблюдать его в изменившихся обстоятельствах. И все же, поскольку ему нужна была лояльность курдов, пока он укреплял свою политическую власть, Хусейн, по-прежнему прагматик и приспособленец, соблюдал соглашение лишь частично. После мартовского соглашения последовал ряд показных уступок курдам. Была провозглашена общая амнистия, и правительство обещало субсидировать партию Барзани, Курдскую демократическую партию (КДП). Пять сторонников Барзани были введены в кабинет, а правительственная поддержка интеллектуальной группировке Талабани прекратилась. Однако в самом важном вопросе — осуществлении автономии — Саддам не только уклонялся от решения, но всячески ему препятствовал.
Согласно Мартовскому манифесту, в Курдистане следовало провести перепись населения с целью определить точные районы, где курды составляют большинство, чтобы установить размеры предполагаемой автономии. Идея была такая: площади со смешанным населением, в которых ни одна этническая группа не составляла явного большинства, не должны входить в автономию. Вопрос об определении границ был особенно важен для провинции Киркук, где были расположены основные нефтяные месторождения. Барзани, который хотел сделать Киркук столицей Курдской автономной области, претендовал на провинцию на том основании, что большинство населения там курды. Правительство, которое ни на минуту не собиралось отдать экономический центр страны под контроль курдов, утверждало, что курды составляют большинство только в некоторых частях Киркука, и, следовательно, только эти части должны быть включены в автономную область. Тщательно обдуманный Саддамом Мартовский манифест и секретное соглашение, сопровождающее его, предусматривали четырехлетний период для полного осуществления договора, что дало Хусейну достаточно времени для изменения демографического баланса в Курдистане. В сентябре 1971 года приблизительно 40000 курдов-шиитов были высланы в Иран на том основании, что они не настоящие иракцы, и только в 1972 году десятки тысяч курдов иранского происхождения были вытеснены из Ирака, освобождая место для иракских арабов, прибывающих в этот район. Саддам очень просто объяснял эти шаги.
— Вполне законно, если члены большей национальной группы (то есть арабы) переедут жить на земли меньшей национальной группы (то есть курдов), которая имеет автономное правление, — говорил он. — Любое противостояние такому развитию событий — это не что иное, как чистый сепаратизм.
Барзани все яснее понимал коварную тактику Саддама. Он потребовал, чтобы иракские войска были выведены из Курдистана в соответствии с соглашением, но Саддам отказался на том основании, что договор должен был соблюдаться в течение четырех лет. Барзани выбрал своего близкого соратника, Мухаммеда Хабиба Керима, генерального секретаря КДП, в качестве кандидата на пост вице-президента, но Багдад не согласился с этим выбором из-за «персидского происхождения» Керима. Барзани также обвинил Саддама в задержке с переписью и в «арабизации» Курдистана. Более того, в декабре 1970 года сын Барзани Идрис едва избежал покушения, а через год, 29 сентября 1971 года, сам курдский лидер пережил то же самое. След вел к Надиму Каззару, тогда все еще покорному приспешнику Саддама.
Покушение на жизнь Барзани произошло в ходе совещания, которое он проводил в своей штаб-квартире с восемью религиозными деятелями, посланными Саддамом для обсуждения деталей Мартовского манифеста. Когда Барзани разговаривал со своими гостями, комнату потрясли два взрыва, убив двух священнослужителей. Телохранители Барзани, тут же открыв огонь, застрелили пятерых и схватили одного выжившего. В ходе его допроса выяснилось, что духовные лица, сами того не зная, пронесли смертоносную взрывчатку. Перед встречей Каззар вручил им магнитофоны и поручил им тайно записать разговор с Барзани. Когда двое из них включили машины, раздались взрывы.
Особенно возмутило Барзани то, что встреча с шейхами была согласована с Саддамом во время их беседы незадолго до покушения. Больше того, Саддам вовлек в заговор одного из сыновей Барзани, Убайдаллу, который довольно давно отдалился от курдского лидера. В ответ на обещание Саддама, что он займет место отца, его попросили уговорить видного священника из племени Барзани принять участие в переговорах с муллой Мустафой. Участие шейха устранило подозрения Барзани и сделало возможным покушение.
Барзани истолковал покушение как фактическое объявление Хусейном войны.
— Ирак — полицейское государство, управляемое Саддамом Хусейном, у которого мания величия и навязчивое стремление к власти, — сказал Барзани. — Он устранил Хардана и Аммаша, он пытался устранить меня, он устранит Бакра.
Этот прогноз оказался пророческим. Политическое положение Саддама стало гораздо прочнее после устранения его политических противников, ситуация в Курдистане казалась менее взрывоопасной чем когда-либо, и мало что мешало заместителю председателя нарушать манифест, который он лично прокламировал и расхваливал двумя годами раньше. Но на этот раз его уверенность оказалась преждевременной, так как Барзани вынужден был постепенно возобновить отношения со своими давними сторонниками — Ираном и Израилем. Барзани даже вышел за рамки своих традиционных союзных связей и, несмотря на многолетнюю связь с Советским Союзом, который поддерживал его оружием и политическими советами, позволил уговорить себя на партнерство с Соединенными Штатами. Награда последовала немедленно: в мае 1972 года президент США Ричард Никсон утвердил план ЦРУ о передаче Барзани на протяжении трех лет приблизительно 16 миллионов долларов.
Для Барзани связи с США содержали потенциальные выгоды. Во-первых, он думал, что Соединенные Штаты как основной союзник Ирана обеспечат курдам послабления, которые шах не сможет устранить по своему произволу. Во-вторых, он хотел подстраховаться на случай возможных неблагоприятных обстоятельств, которые, как он боялся, наступят из-за заметного потепления отношений между Ираком и СССР. Первое предположение Барзани оказалось неверным и имело катастрофические последствия для курдского национального движения. Соединенные Штаты и пальцем не пошевельнули, чтобы помешать шаху предать курдов, когда после Алжирского соглашения 1975 года Багдад настолько умиротворил шаха, что тот лишил курдов своей поддержки. А страх Барзани перед тяжелыми последствиями иракско-советского «медового месяца» полностью оправдался. И снова в ущерб национальным устремлениям курдов.
К весне 1972 года Саддам пришел к заключению, что многочисленные проблемы Баас могут быть разрешены одним ударом — союзом с «неимпериалистической» сверхдержавой, Советским Союзом. В этом решении идеологии почти не было. Несмотря на социализм, провозглашаемый Баас, Саддам никогда всерьез не изучал марксизма-ленинизма, и его отношение к Советскому Союзу всегда было чисто прагматичным. Москва имела возможность решить несколько конфликтов сразу. Это был важный противовес иранской угрозе. Как непосредственный сосед Ирана — граница Ирана и Советского Союза тянется на 1 000 миль — Москва всегда была предметом забот Ирана относительно собственной безопасности. Пока Иран боялся своего гигантского соседа на севере, он не мог угрожать своим меньшим соседям. И только когда этот страх значительно уменьшился в начале 1960-х гг. благодаря улучшению иранско-советских отношений, шах мог уверенно предаться своим агрессивным амбициям относительно Ирака. Создание советско-иракской оси, рассуждал Саддам, поставило бы шаха на место.
Помимо приобретения могущественного союзника, который мог бы улучшить международную репутацию Багдада, Советы могли также поднять военный потенциал Ирака благодаря крупным поставкам оружия. Это, в свою очередь, дало бы возможность Ираку усилить позицию сдерживания против Ирана и, что не менее важно, с новой энергией проводить кампанию против курдов. Кроме того, Москва, казалось, могла способствовать решению некоторых особенно трудных проблем Баас. Отношения Советов с курдами были все еще близкими, это позволило Москве играть роль посредника между Барзани и Саддамом, и, разумеется, она имела большое влияние на Иракскую коммунистическую партию. И последнее по месту, но не по важности: Советский Союз обеспечил Саддаму жизненно важную поддержку для решительного шага, который он обдумывал в то время — национализации иракской нефтяной промышленности. Помня, что за два десятилетия до этого идея национализации нефти привела к острому конфликту между Ираном и Западом, за которым последовало падение иранского правительства, возглавляемого радикальным премьером Мохаммедом Мосаддыком, Саддам не хотел делать этого шага до того, как он защитит Ирак от возможного ответного удара Запада.
Все эти соображения определенно подталкивали Хусейна к более тесному советско-иракскому сближению. К счастью для Саддама, так же думали и в Москве. Отношения Советского Союза с Египтом на глазах ухудшались, поскольку президенту Анвару Садату не нравилось, что СССР пытался помешать его военным приготовлениям против Израиля. И советско-сирийские отношения оставались ненадежными, так как президент Асад Москве не доверял. Так что стратегический союз с одной из самых важных арабских стран в данный момент Советам представлялся крайне желательным. Поэтому после официального визита в Москву Саддама Хусейна в феврале 1972 года советский премьер-министр Алексей Николаевич Косыгин прилетел в Багдад, где 9 апреля был подписан двусторонний Договор о дружбе и сотрудничестве.
Договор, стандартное соглашение между СССР и его союзниками из третьего мира, оговаривал широкомасштабное военное, экономическое, научное и техническое сотрудничество между двумя странами. Он не содержал советской гарантии помощи Ираку в случае войны и даже взаимных консультаций в случае вооруженного нападения на одну из стран или же угрозы такового. Но все же он предусматривал регулярные консультации по международным делам, затрагивающим одну из подписавшихся стран, а также взаимные консультации в случае военного нападения или угрозы миру во всем мире.
Это был второй договор такого рода, подписанный Советским Союзом с ближневосточной страной после второй мировой войны; первый был заключен с Египтом в мае 1971 года. Но тогда как египетский договор инициировался Москвой в отчаянной попытке остановить ухудшение двусторонних отношений, договор с Ираком был замыслен Саддамом и предполагал дальнейший рост и без того теплых отношений. Действительно, вскоре после заключения договора иракские коммунисты были введены в правительство, а через год — в Национальный патриотический фронт, рыхлое образование, созданное режимом в июле 1973 года, чтобы создать видимость демократизации политической системы. Москва ответила давлением на Барзани, чтобы он не расширял своих действий против центрального правительства. Однако более важным для Саддама было то, что заключение договора устранило его последние сомнения относительно национализации иракской нефти.
До 1972 года «Ирак петролеум компани» (ИПК) — консорциум, принадлежащий нескольким западным странам, при сотрудничестве некоторых местных собственников производил всю нефть в Ираке и эффективно контролировал цены и квоты. Такое положение вещей всегда было мучительной занозой для националистов, которые смотрели на это как на своего рода «иностранную оккупацию» иракской экономики. Касем пытался исправить это зло, экспроприировав большинство концессий ИПК и образовав «Ирак Нэшнл Ойл Компани» (ИНОК) для эксплуатации новых месторождений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
"Дети и женщины деревни укрылись в одной из пещер поблизости, спасаясь от бомбежки и артиллерийского обстрела.
Офицеры и наемники сожгли деревню и собрались около входа в пещеру. Они принесли дров, облили их бензином и подожгли. Обезумевшие женщины и дети исступленно кричали. Во всех, кто приближался к входу, солдаты стреляли, так что никто не мог спастись. В пещере были сожжены 67 женщин и детей".
Саддам с большой озабоченностью следил за событиями в Курдистане. Он помнил о том, как пагубно отразилась курдская проблема на судьбе предыдущего баасистского режима, и опасался, что слишком большое внимание к ней снова поставит под угрозу правление Баас и, что еще важнее, подорвет положение самого Саддама в партии. Он знал, что подавление всеобщего курдского восстания потребует постоянных военных усилий, учитывая активную иранскую поддержку, которая, по всей вероятности, будет оказана курдским мятежникам. Было очевидно, что экономические издержки такой гражданской войны будут непомерными, особенно если курды станут вредить нефтяной промышленности, что было им вполне по силам, как показал их набег на нефтяные разработки в Киркуке. Он ясно понимал, что если Ирак увязнет в Курдистане, это сыграет на руку Ирану и даст ему возможность навязать Ираку свою волю по целому ряду вопросов, особенно по части навигационных правил в Шатт-эль-Арабе, единственном выходе Ирака к Заливу.
Саддам стоял перед еще более сложной дилеммой, так как перспектива решительной военной победы над курдскими повстанцами ему вовсе не была выгодна. Не он руководил военными операциями, а стало быть, не ему принадлежали бы лавры победы. Скорее от нее выгадало бы военное руководство в целом и особенно его заклятый враг, министр обороны Хардан аль-Тикрити, который, кстати, настаивал на военном решении курдской проблемы. Но политическим интересам Саддама больше соответствовал военный пат в Курдистане, так как это дискредитировало бы Хардана. И все же такое развитие событий могло бы привести к мрачным последствиям для режима Баас, так что вред от него намного перевешивал потенциальную личную выгоду.
Для Саддама единственным способом найти квадратуру круга было отыскать мирное решение курдской проблемы, за что он и принялся с обычным для него целенаправленным упорством. Сначала он попытался подорвать единство курдского лагеря, вступив в переговоры с интеллектуальной («современной») фракцией курдского национального движения, возглавляемой Джалалом Талабани и Ибрагимом Ахмедом. Но эта политика дала осечку. Группировка Талабани-Ахмеда была слишком мелкой и слабой, чтобы как-то влиять на события. А главная группа курдского сопротивления, руководимая муллой Мустафой эль-Барзани, возмущенная исключением ее из политического процесса, усилила свою борьбу против режима. Поняв, что без Барзани курдскую проблему не решить, Хусейн осенью 1969 года вступил в тайные переговоры с курдским лидером. В течение последующих месяцев он неустанно трудился, чтобы достичь соглашения, и пошел даже на то, что отправился на север для личной встречи с Барзани. 11 марта его усилия завершились соглашением из 15 пунктов, которое содержало далеко идущие уступки курдам и, что самое важное, впервые признавало курдов самостоятельным национальным образованием с вытекающим отсюда их правом на автономию. Другие уступки включали признание их культурных, языковых и административных прав, назначение одного из курдов вице-президентом Ирака и усиление представительства курдов в руководящих структурах государства.
Правда, Мартовский манифест, как стали называть это соглашение, включал несколько важных завоеваний для центрального правительства, таких как обязательство Барзани разорвать отношения с Ираном и включить свои партизанские отряды в иракскую армию. Но, несмотря на эти выгоды, все же манифест со своими существенными уступками курдам свидетельствовал о серьезной озабоченности Хусейна. Ему был жизненно необходим период стабильности внутри страны, чтобы направить свои усилия на отражение возрастающего давления Ирана и укрепить свои позиции в борьбе с военной группировкой. Поэтому неудивительно, что Саддам сделал все, чтобы представить соглашение как выдающийся успех. Был провозглашен трехдневный праздник мира, и весь Ирак слышал, что их заместитель председателя СРК славит манифест как «во всех отношениях равный Революции 17 июля».
Это старательное взращивание национальной эйфории было предназначено для предотвращения критики со стороны его оппонентов в партии, которые, как понимал Саддам, неизбежно будут нападать на соглашение как на «капитуляцию» перед курдами. Определенно не могли усилить позицию Хусейна и в партии, и в общественном мнении давние связи Барзани с Израилем (а как же защита палестинцев, панарабизм?). Раздутый энтузиазм Саддама был также связан с его желанием усыпить бдительность курдов, подписавших соглашение. Он заключил манифест в момент уязвимости Баас, но не собирался соблюдать его в изменившихся обстоятельствах. И все же, поскольку ему нужна была лояльность курдов, пока он укреплял свою политическую власть, Хусейн, по-прежнему прагматик и приспособленец, соблюдал соглашение лишь частично. После мартовского соглашения последовал ряд показных уступок курдам. Была провозглашена общая амнистия, и правительство обещало субсидировать партию Барзани, Курдскую демократическую партию (КДП). Пять сторонников Барзани были введены в кабинет, а правительственная поддержка интеллектуальной группировке Талабани прекратилась. Однако в самом важном вопросе — осуществлении автономии — Саддам не только уклонялся от решения, но всячески ему препятствовал.
Согласно Мартовскому манифесту, в Курдистане следовало провести перепись населения с целью определить точные районы, где курды составляют большинство, чтобы установить размеры предполагаемой автономии. Идея была такая: площади со смешанным населением, в которых ни одна этническая группа не составляла явного большинства, не должны входить в автономию. Вопрос об определении границ был особенно важен для провинции Киркук, где были расположены основные нефтяные месторождения. Барзани, который хотел сделать Киркук столицей Курдской автономной области, претендовал на провинцию на том основании, что большинство населения там курды. Правительство, которое ни на минуту не собиралось отдать экономический центр страны под контроль курдов, утверждало, что курды составляют большинство только в некоторых частях Киркука, и, следовательно, только эти части должны быть включены в автономную область. Тщательно обдуманный Саддамом Мартовский манифест и секретное соглашение, сопровождающее его, предусматривали четырехлетний период для полного осуществления договора, что дало Хусейну достаточно времени для изменения демографического баланса в Курдистане. В сентябре 1971 года приблизительно 40000 курдов-шиитов были высланы в Иран на том основании, что они не настоящие иракцы, и только в 1972 году десятки тысяч курдов иранского происхождения были вытеснены из Ирака, освобождая место для иракских арабов, прибывающих в этот район. Саддам очень просто объяснял эти шаги.
— Вполне законно, если члены большей национальной группы (то есть арабы) переедут жить на земли меньшей национальной группы (то есть курдов), которая имеет автономное правление, — говорил он. — Любое противостояние такому развитию событий — это не что иное, как чистый сепаратизм.
Барзани все яснее понимал коварную тактику Саддама. Он потребовал, чтобы иракские войска были выведены из Курдистана в соответствии с соглашением, но Саддам отказался на том основании, что договор должен был соблюдаться в течение четырех лет. Барзани выбрал своего близкого соратника, Мухаммеда Хабиба Керима, генерального секретаря КДП, в качестве кандидата на пост вице-президента, но Багдад не согласился с этим выбором из-за «персидского происхождения» Керима. Барзани также обвинил Саддама в задержке с переписью и в «арабизации» Курдистана. Более того, в декабре 1970 года сын Барзани Идрис едва избежал покушения, а через год, 29 сентября 1971 года, сам курдский лидер пережил то же самое. След вел к Надиму Каззару, тогда все еще покорному приспешнику Саддама.
Покушение на жизнь Барзани произошло в ходе совещания, которое он проводил в своей штаб-квартире с восемью религиозными деятелями, посланными Саддамом для обсуждения деталей Мартовского манифеста. Когда Барзани разговаривал со своими гостями, комнату потрясли два взрыва, убив двух священнослужителей. Телохранители Барзани, тут же открыв огонь, застрелили пятерых и схватили одного выжившего. В ходе его допроса выяснилось, что духовные лица, сами того не зная, пронесли смертоносную взрывчатку. Перед встречей Каззар вручил им магнитофоны и поручил им тайно записать разговор с Барзани. Когда двое из них включили машины, раздались взрывы.
Особенно возмутило Барзани то, что встреча с шейхами была согласована с Саддамом во время их беседы незадолго до покушения. Больше того, Саддам вовлек в заговор одного из сыновей Барзани, Убайдаллу, который довольно давно отдалился от курдского лидера. В ответ на обещание Саддама, что он займет место отца, его попросили уговорить видного священника из племени Барзани принять участие в переговорах с муллой Мустафой. Участие шейха устранило подозрения Барзани и сделало возможным покушение.
Барзани истолковал покушение как фактическое объявление Хусейном войны.
— Ирак — полицейское государство, управляемое Саддамом Хусейном, у которого мания величия и навязчивое стремление к власти, — сказал Барзани. — Он устранил Хардана и Аммаша, он пытался устранить меня, он устранит Бакра.
Этот прогноз оказался пророческим. Политическое положение Саддама стало гораздо прочнее после устранения его политических противников, ситуация в Курдистане казалась менее взрывоопасной чем когда-либо, и мало что мешало заместителю председателя нарушать манифест, который он лично прокламировал и расхваливал двумя годами раньше. Но на этот раз его уверенность оказалась преждевременной, так как Барзани вынужден был постепенно возобновить отношения со своими давними сторонниками — Ираном и Израилем. Барзани даже вышел за рамки своих традиционных союзных связей и, несмотря на многолетнюю связь с Советским Союзом, который поддерживал его оружием и политическими советами, позволил уговорить себя на партнерство с Соединенными Штатами. Награда последовала немедленно: в мае 1972 года президент США Ричард Никсон утвердил план ЦРУ о передаче Барзани на протяжении трех лет приблизительно 16 миллионов долларов.
Для Барзани связи с США содержали потенциальные выгоды. Во-первых, он думал, что Соединенные Штаты как основной союзник Ирана обеспечат курдам послабления, которые шах не сможет устранить по своему произволу. Во-вторых, он хотел подстраховаться на случай возможных неблагоприятных обстоятельств, которые, как он боялся, наступят из-за заметного потепления отношений между Ираком и СССР. Первое предположение Барзани оказалось неверным и имело катастрофические последствия для курдского национального движения. Соединенные Штаты и пальцем не пошевельнули, чтобы помешать шаху предать курдов, когда после Алжирского соглашения 1975 года Багдад настолько умиротворил шаха, что тот лишил курдов своей поддержки. А страх Барзани перед тяжелыми последствиями иракско-советского «медового месяца» полностью оправдался. И снова в ущерб национальным устремлениям курдов.
К весне 1972 года Саддам пришел к заключению, что многочисленные проблемы Баас могут быть разрешены одним ударом — союзом с «неимпериалистической» сверхдержавой, Советским Союзом. В этом решении идеологии почти не было. Несмотря на социализм, провозглашаемый Баас, Саддам никогда всерьез не изучал марксизма-ленинизма, и его отношение к Советскому Союзу всегда было чисто прагматичным. Москва имела возможность решить несколько конфликтов сразу. Это был важный противовес иранской угрозе. Как непосредственный сосед Ирана — граница Ирана и Советского Союза тянется на 1 000 миль — Москва всегда была предметом забот Ирана относительно собственной безопасности. Пока Иран боялся своего гигантского соседа на севере, он не мог угрожать своим меньшим соседям. И только когда этот страх значительно уменьшился в начале 1960-х гг. благодаря улучшению иранско-советских отношений, шах мог уверенно предаться своим агрессивным амбициям относительно Ирака. Создание советско-иракской оси, рассуждал Саддам, поставило бы шаха на место.
Помимо приобретения могущественного союзника, который мог бы улучшить международную репутацию Багдада, Советы могли также поднять военный потенциал Ирака благодаря крупным поставкам оружия. Это, в свою очередь, дало бы возможность Ираку усилить позицию сдерживания против Ирана и, что не менее важно, с новой энергией проводить кампанию против курдов. Кроме того, Москва, казалось, могла способствовать решению некоторых особенно трудных проблем Баас. Отношения Советов с курдами были все еще близкими, это позволило Москве играть роль посредника между Барзани и Саддамом, и, разумеется, она имела большое влияние на Иракскую коммунистическую партию. И последнее по месту, но не по важности: Советский Союз обеспечил Саддаму жизненно важную поддержку для решительного шага, который он обдумывал в то время — национализации иракской нефтяной промышленности. Помня, что за два десятилетия до этого идея национализации нефти привела к острому конфликту между Ираном и Западом, за которым последовало падение иранского правительства, возглавляемого радикальным премьером Мохаммедом Мосаддыком, Саддам не хотел делать этого шага до того, как он защитит Ирак от возможного ответного удара Запада.
Все эти соображения определенно подталкивали Хусейна к более тесному советско-иракскому сближению. К счастью для Саддама, так же думали и в Москве. Отношения Советского Союза с Египтом на глазах ухудшались, поскольку президенту Анвару Садату не нравилось, что СССР пытался помешать его военным приготовлениям против Израиля. И советско-сирийские отношения оставались ненадежными, так как президент Асад Москве не доверял. Так что стратегический союз с одной из самых важных арабских стран в данный момент Советам представлялся крайне желательным. Поэтому после официального визита в Москву Саддама Хусейна в феврале 1972 года советский премьер-министр Алексей Николаевич Косыгин прилетел в Багдад, где 9 апреля был подписан двусторонний Договор о дружбе и сотрудничестве.
Договор, стандартное соглашение между СССР и его союзниками из третьего мира, оговаривал широкомасштабное военное, экономическое, научное и техническое сотрудничество между двумя странами. Он не содержал советской гарантии помощи Ираку в случае войны и даже взаимных консультаций в случае вооруженного нападения на одну из стран или же угрозы такового. Но все же он предусматривал регулярные консультации по международным делам, затрагивающим одну из подписавшихся стран, а также взаимные консультации в случае военного нападения или угрозы миру во всем мире.
Это был второй договор такого рода, подписанный Советским Союзом с ближневосточной страной после второй мировой войны; первый был заключен с Египтом в мае 1971 года. Но тогда как египетский договор инициировался Москвой в отчаянной попытке остановить ухудшение двусторонних отношений, договор с Ираком был замыслен Саддамом и предполагал дальнейший рост и без того теплых отношений. Действительно, вскоре после заключения договора иракские коммунисты были введены в правительство, а через год — в Национальный патриотический фронт, рыхлое образование, созданное режимом в июле 1973 года, чтобы создать видимость демократизации политической системы. Москва ответила давлением на Барзани, чтобы он не расширял своих действий против центрального правительства. Однако более важным для Саддама было то, что заключение договора устранило его последние сомнения относительно национализации иракской нефти.
До 1972 года «Ирак петролеум компани» (ИПК) — консорциум, принадлежащий нескольким западным странам, при сотрудничестве некоторых местных собственников производил всю нефть в Ираке и эффективно контролировал цены и квоты. Такое положение вещей всегда было мучительной занозой для националистов, которые смотрели на это как на своего рода «иностранную оккупацию» иракской экономики. Касем пытался исправить это зло, экспроприировав большинство концессий ИПК и образовав «Ирак Нэшнл Ойл Компани» (ИНОК) для эксплуатации новых месторождений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42