Этот человек нещадно задирал цены, не желая снизойти к тысячам малоимущих, которые не могли платить такие деньги. У меня нет доказательств, но я думаю, что он приложил руку к исчезновению церковных реликвий во время бомбежек. Среди них был один особенно ценный предмет, национальное сокровище – кубок Клеопатры. Чистое серебро, ценнейшие изумруды! Впрочем, дело не в денежном выражении его стоимости. Ведь это был подарок святого Павла в знак благодарности островитянам, спасшим его после кораблекрушения у мальтийских берегов!
Тетя Пиф крутила на пальце серебряное кольцо, внимательно разглядывая его, словно видела впервые в жизни, хотя она носила его, сколько помнила себя Джанна.
– Один... репортер изучал его деятельность. Его звали Йен Макшейн.
Слово «репортер» тетя Пиф выговорила неуверенно, голос ее внезапно потеплел. Джанна насторожилась. При всей близости между племянницей и тетей это имя прозвучало для нее впервые.
– Он был твоим другом?
– Больше чем другом. Гораздо больше.
Взгляд тети Пиф затуманился от нахлынувших воспоминаний. Молчание длилось долго. Наконец она сказала:
– Я любила его всем сердцем. За пятьдесят лет это чувство ничуть не ослабело.
Джанна никогда не слышала от тети таких прочувствованных слов. Ее голос был полон любви.
Затаив дыхание Джанна слушала рассказ о событиях декабря 1941 года.
* * *
Дело близилось к полуночи; Пифани сидела в подземном бункере, вслушиваясь в эфир. Радисты генерала Роммеля, силы которого противостояли британцам в Северной Африке, на ночь покинули эфир. Не снимая наушников, Пифани уронила голову на стол, едва не ударившись о радиоприемник. Если повезет, она сможет немного поспать, пока не настанет время сменяться. Она предпочитала дневную смену, когда напряженные радиопереговоры не давали зевать и не оставляли времени беспокоиться за Йена.
По мере активизации североафриканской кампании Пифани приходилось все больше работать. Мальтийцы фиксировали благодаря радиоперехвату малейшие передвижения войск и судов. Зная, что вторжение на остров может состояться в любой момент, они не желали быть застигнутыми врасплох. Пифани переводила коротковолновую морзянку на немецкий или итальянский, а потом на английский, после чего передавала донесения начальству. На все это уходили считанные секунды. Благодаря ее необычайной внимательности Пифани перевели на прослушивание дальней радиосвязи, в которой участвовало берлинское командование и применялись сверхновые коды.
Наградой за долгие часы в кромешной темноте были радиограммы от Йена. Ему каким-то образом удавалось уговорить радистов вставлять в сообщения словечко «сокол», благодаря чему она всегда знала, где он находится. В последний раз «сокол» переместился из британского штаба в египетской Александрии в передовые части, находящиеся в Ливии. Судя по его репортажам, которые передавались через мальтийское радио на лондонское Би-би-си, он находился в окопах, вместе с солдатами. Она помнила, что в этом с самого начала состояло его заветное желание.
Пифани ни секунды не могла быть спокойна. Опасность постоянно витала, если не над Йеном, то над отцом. Он, подобно многим островитянам, стал жертвой «бомбовой болезни». Врачи утверждали, что это типичная тяжелая депрессия, вызванная отмиранием нервных окончаний из-за оглушительного рева и грохота при продолжительных бомбардировках. Жертвы болезни разгуливали во время налетов по улицам, как будто ничего не происходило. Отец Пифани, подобно многим другим мальтийцам, стал пугающе рассеян. Ему было всего сорок с небольшим лет, но он уже казался дряхлым стариком. Оставалось утешаться тем, что мать не дожила до этих печальных дней...
Залп радиопомех заставил Пифани вздрогнуть. В эфир вышли итальянцы, и их было слышно настолько отчетливо, что она решила самостоятельно перевести их коротковолновую депешу. Немцы пользовались на дальней связи сложными кодами, расшифровать которые не удавалось, как Пифани ни старалась. Записи такого перехвата приходилось передавать в Англию, в Блетчли-парк, где работал дешифровальный аппарат. После дешифровки сведения отправлялись обратно на Мальту, откуда Пифани и ее сослуживцы рассылали известия в соответствующие штабы.
Она немного поколебалась, решая, включить ли свет. После того, как несколько месяцев назад они с Йеном встречали долгожданный конвой судов, Мальта почти не получала припасов. В очередной раз сложилась критическая ситуация с горючим. Она все же зажгла лампу, полагая, что радиограмма, посланная в такой неурочный час, не может не быть важной.
Она записала сообщение, быстро сообразив, что оно даже не закодировано. Это был просто очень корявый немецкий – плод стараний какого-нибудь итальянца, чей немецкий язык ограничивался приветствием «Хайль Гитлер!». Речь в радиограмме шла о происходящем в эти самые минуты воздушном налете; Пифани напряглась. Забыв выключить свет, она бросилась в соседний тоннель, чтобы разбудить командира, которому полагалось информировать о важных радиосообщениях британского генерал-лейтенанта Уильяма Добби, назначенного генерал-губернатором Мальты.
– Вы уверены, что не ошиблись? – взвился командир. – Пирл-Харбор? В первый раз слышу.
Пифани тоже понятия не имела, что это за место. Однако уже к вечеру любой мог бы найти эту роковую надпись на карте Тихоокеанской акватории. Мальтийцы сочувствовали гавайцам, находившимся в сходном положении; только им грозило японское вторжение. Все ждали худшего. На следующий день Америка вступила в войну. Мальтийцы торжествовали. Имея на своей стороне таких союзников, как американцы, можно было с большей надеждой смотреть в будущее.
Спустя несколько дней пришла новость об усилении осажденного британского гарнизона в Тобруке. «Сокол» оказался в первых рядах, пришедших на выручку осажденным. Дела пошли на лад, и мальтийцы спешили поздравить друг друга. Даже необычайно ненастная погода не могла испортить их настроения: со стороны вулкана Этна дули ледяные ветры, именуемые на острове «грегал», впервые за последнее десятилетие принесшие снегопад.
Рождество 1941 года Пифани встречала вместе с отцом в церкви. Закутавшись в одеяло, она внимала службе. Священник напомнил мальтийцам, что жители Ленинграда, оказавшегося в блокаде еще в сентябре, испытывают более тяжкие лишения. Ленинградцы сотнями умирали от голода; на Мальте пока что никто не погиб такой страшной смертью.
Пифани молилась за спасение всех, чья жизнь оказалась под угрозой в военное лихолетье, особенно за узников нацистских «трудовых» лагерей. Благодаря настойчивости супруги президента Рузвельта Элеоноры из лагеря Дахау выпустили знаменитого детского психиатра Бруно Беттельхейма. Пифани перехватила достаточно радиограмм бойцов Сопротивления, чтобы знать больше, чем было известно до поры до времени ее согражданам. Так называемые «трудовые» лагеря являлись на самом деле лагерями смерти. Беттельхейм был редким счастливчиком, вышедшим оттуда живым.
– Я знаю, господи, ты слишком занят этой безбожной войной, чтобы снизойти к трудностям одинокой женщины. Но, если можно, спаси моего отца. Пусть ничего не случится с Йеном. Это главное, даже если Ты не сможешь вернуть его мне.
Выводя отца из церкви при неверном свете самодельной сальной свечки, Пифани заметила Тони Бредфорда, призывно махавшего ей рукой. Доверив отца друзьям, она подошла к Тони.
Он встретил ее свой обычной колкой улыбкой, которая неизменно вызывала у нее, в памяти рассказы о пирате Драгуте, слышанные в детстве. Четыре столетия назад, когда Мальта была осаждена турецким флотом под водительством Сулеймана, этот известный своей жестокостью пират пришел на подмогу рыцарям и пал, защищая остров. В связи с этим ему были прощены все прежние грехи, а мыс в бухте Марсамксетт получил его имя. По мнению Пифани, Тони, подобно Драгуту, был неизбежным злом.
– Приготовь мне завтра рождественское угощение, – негромко сказал он. – Я принесу петуха.
– Где ты его возьмешь? – Она не могла скрыть возмущения. В свое время во всех мальтийских двориках на рассвете надрывались петухи, вторя колоколам трехсот мальтийских церквей, созывавших паству на раннюю мессу. Теперь перезвон колоколов означал отбой воздушной тревоги, а петухи умолкли еще с лета.
Он пренебрежительно усмехнулся.
– Не надо, – отрезала она. – Мы будем довольствоваться жидким супом, как все остальные.
Вдовий супчик из картофельных очистков был весьма неаппетитным кушаньем, но Пифани отказывалась наслаждаться довоенной едой, когда голодают ее друзья. Она повернулась, чтобы уйти, но Тони схватил ее за руку.
– Макшейн не вернется, а я собираюсь остаться на Мальте и жить здесь припеваючи. – Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть прямо в его темные глаза. Тепло его пальцев обожгло ей кожу. – Дай мне шанс.
Она, не ответив, пошла прочь. Сердце отказывалось верить тому, в чем не сомневался рассудок: скорее всего Йен не вернется. Он уже соперничал с американцем Эдвардом Морроу за звание лучшего военного корреспондента. После войны у него будет очень широкий выбор как поля деятельности, так и женщин, с которыми Пифани никогда не сравняться. Она снова почувствовала себя одинокой. Это бремя было тяжелее самой войны, скудного пайка, отцовской болезни.
В начале января 1942 года Пифани снова заступила в ночную смену. Несмотря на отсутствие радиограмм с паролем «сокол», она знала, что Иен по-прежнему находится в Тобруке вместе с английскими войсками: она слушала его еженедельные репортажи. Внезапно в наушниках заскрипело, потом зазвучала немецкая речь. Ее пронзило страхом: она давно поняла, что иногда противник намеренно выходит в эфир прямым текстом, зная, что мальтийцы все прослушивают.
Она включила свет и записала директиву Гитлера под номером 38, предназначенную для фельдмаршала Кессельринга. О противнике, оккупирующем остров Мальта, в ней было сказано кратко: «Уничтожить!»
Пифани выключила свет и нащупала в кармане подарок Йена – дамский револьвер. Нацисты не могли позволить, чтобы остров Мальта, используемый в качестве базы для воздушных и морских сил, защищающих Тобрук, оставался в руках британцев. Немцы либо высадятся на острове, либо обрушат на него такое количество бомб, что он опустится на морское дно.
Дождавшись конца смены, она поднялась на поверхность по извилистому тоннелю с заросшими мхом стенами. Ослепительное январское солнце заставило ее загородить рукой глаза, и без того защищенные темными очками. Перед ней выросла высокая мужская фигура. Для ее слезящихся глаз незнакомец был не более чем тенью. Сердце Пифани сначала перестало биться, потом запрыгало как сумасшедшее, грозя вырваться из грудной клетки.
– Йен?!
– Мисс Кранделл? – осведомилась тень.
Она прикусила губу, не в силах скрыть разочарование.
– Слушаю вас.
– У меня для вас письмо. – Он сунул ей свернутый листок. – От Йена Макшейна.
Она сжала листок, зная, что пройдет какое-то время, прежде чем глаза привыкнут к свету дня.
– Вы с ним виделись? Как он?
– Похудел, оброс бородой. – Военный прищелкнул языком. – Страдает от «мести Роммеля», как и все остальные. Зато живой. Я сопровождаю груз запчастей. Макшейы попросил меня передать вам письмо. – Он оглянулся. – Кажется, мне пора.
– Если увидитесь с ним, пожалуйста, передайте ему от меня... Скажите ему... Скажите ему, что я его люблю. Я жду его здесь. Я его жду!
Военный ушел. Пифани опустилась на землю. Зрение постепенно вернулось, но черным точкам перед глазами предстояло мучить ее еще несколько часов. Она развернула листок, не обращая внимания на запачканные края. Почерк был какой-то детский, одна буква S была написана задом наперед.
«Дорогой мой Ас,
худшее впереди. Не расставайся с револьвером. Всегда помни, что я тебя люблю. В этом безумном мире все бессмысленно, кроме любви. Никогда не променяю любовь к тебе на славу или деньги».
Она прочла сквозь слезы последние строчки и поцеловала подпись, умоляя бога сохранить Йену жизнь.
Судя по всему, Йен имел доступ к конфиденциальной информации. На следующий день мальтийцы были предупреждены, что не следует покидать бомбоубежищ и лучше пользоваться общественными кухнями, а не возвращаться домой после каждого налета; Пифани и тем, кто находился вместе с ней в катакомбах, объяснили, как вернее уничтожить радиоаппаратуру. По всему острову была объявлена готовность к немедленному выведению из строя сотен радиоантенн, с помощью которых принимались и передавались радиограммы союзников, а также перехватывались немецкие сообщения. Церковь тоже не осталась в стороне: церковные колокола смолкли с тем, чтобы зазвонить только в качестве сигнала о вторжении.
Немецкая авиация принялась долбить остров, доведя число налетов от двух в день до четырех и больше. Даже если бы островитянам разрешили разойтись по домам, они просто не смогли бы этого сделать. У входов в бомбоубежища появились лагеря, похожие на цыганские таборы. Ежедневно, отсидев смену, Пифани находила в одном из лагерей своего отца. Он сидел неподвижно, вместо того чтобы отправиться с остальными мужчинами в развалины на поиски любого материала, способного гореть. Считанные капли горючего, оставшиеся на острове, экономились для нужд британской авиации.
Пифани делала все, чтобы подбодрить отца, хотя долгие часы, проведенные в сыром тоннеле, лишали ее сил. Его, впрочем, интересовало одно: содержание свежего номера «Тайме оф Мальта». Невзирая на оголтелую бомбежку, газета выходила ежедневно.
Что ни день он показывал ей газету и твердил: «Видишь, Пифани Энн, нацисты бомбят Мальту сильнее, чем Лондон. Зачем?» Она вновь и вновь терпеливо объясняла ему, что Мальта, играющая роль военно-морской базы и разведывательного центра, препятствует регулярному снабжению сил Роммеля. Он согласно кивал и умолкая на целые сутки.
К марту запасы продовольствия иссякли. Хлеб – основа рациона мальтийцев – выпекался под правительственным контролем во избежание хищений. Обычно он отличался особо вкусной корочкой, оставлявшей далеко позади французские булки со всеми их достоинствами, однако теперь о вкусе пришлось забыть, в муку стали подмешивать картофель (некоторые утверждали, что это опилки). Впрочем, островитянам не приходило в голову жаловаться. В пищу уже шли бобы с рожкового дерева и плоды опунции – обычно корм для скотины. Некоторым удавалось поймать с берега на удочку морскую рыбешку, однако прибрежные воды кишели минами, поэтому о плавании к отмелям, где мог быть неплохой улов, нечего было и мечтать.
15 апреля генерал-лейтенант Добби созвал островитян на площадь Святого Иоанна. До войны здесь был рынок, на котором до полудня кипела торговля съестным. Сейчас Пифани и ее отец не спускали глаз с усталого генерала, поднявшегося на ступеньки перед собором святого Иоанна – покровителя ордена. Приходилось удивляться, что бомбы пощадили этот шедевр барокко.
Еще большим чудом было то, что, несмотря на бомбардировки и блокаду, выжило столько людей. Сотни получили осколочные ранения. Никто пока не погиб от голода, но многие ослабели от недоедания. Пифани подумала, что ее сограждане – храбрый народ. Она испытывала гордость от того, что принадлежит к числу жителей этого небольшого острова.
– Обращаюсь к вам от имени короля Георга Шестого, – заговорил Добби в мегафон. – За свою храбрость народ Мальты и сам остров-крепость награждаются Георгиевским крестом. Героизм и преданность, проявляемые вами в столь трудное время, навсегда останутся в истории. – Добби улыбнулся замершей толпе. – Позвольте напомнить вам слова королевы Елизаветы Первой, произнесенные тогда, когда Сулейман обрушил на остров всю мощь исламской империи: «Если турки одолеют остров Мальта, неизвестно, какие беды обрушатся дальше на христианский мир».
Добби поднял руку, чтобы остановить приветственные крики.
– Я бы мог еще долго говорить, но лучше, чем Нельсон, величайший из когда-либо живших адмиралов, не скажешь. Во время Трафальгарской битвы, когда ему противостояли объединенные силы французского и испанского флотов, он обратился к своим подчиненным с такой речью: «Англия ожидает от каждого исполнения его долга». Здесь, на Мальте, мы знаем, в чем состоит наш долг. Весь мир рассчитывает на нас. Не подведем же мир!
Толпа восторженно заревела, но взгляд отца Пифани так и остался отсутствующим.
– Король наградил нас крестом за стойкость под стодневной непрекращающейся бомбардировкой, – шепотом сказала ему Пифани. – Даже на Лондон не упало столько бомб.
– Не давай себя одурачить, – отозвался отец. – Крест – всего лишь средство для поддержания духа. Конец еще не скоро.
Пифани промолчала. Иногда к отцу возвращалась прежняя живость ума, но это случалось редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49