За это время ничего нового не произошло, разве что Фредди, видимо из извращенного чувства справедливости, начал докапываться до всех операторов, а не только до них. Впрочем, по именам она по-прежнему звал только Лену и Кристину. Имена других операторов еще, видимо, не смог вычислить. Кстати, кличка Фредди к нему так и прилипла, и теперь уже все четыре смены величали его между собой только так. Стало ясно, что в эфир он выходит либо рано утром, либо после шести часов вечера, после чего сидит там до глубокой ночи, а иногда и всю ночь напролет. Следовательно, Фредди где-то работал, и двести сорок восьмая была права, что к разряду юных сосунков, таких как Изя и Резидент, он не относится. Внутри этой троицы помех установился своеобразный нейтралитет, который, впрочем, в любой момент был готов перейти в открытый конфликт. Фредди ни в грош не ставил Изю с Резидентом, и при случае всячески демонстрировал свое пренебрежение к ним. Те платили ему той же монетой, и во время этого противостояния, судя по всему, даже всерьез сдружились между собой.
Погода резко испортилась, и теперь сутки напролет моросил холодный дождь. Закончилось бабье лето, а жаль. Да и похолодало здорово. Без теплой куртки из дома уже не выйдешь, да и голову хочется чем-то прикрыть от пронизывающего ветра. Хотя в целом как время года осень Кристине всегда нравилась. Она находила удовольствие смотреть на то, как засыпает природа. Словно человек, переделавший кучу дел и со спокойной совестью отправляющийся на законный покой. Впрочем, определение, что осень — это частично смерть, Кристине тоже нравилось. Упавшие листья больше не позеленеют, пожухлая трава сгниет от дождя. Да, будет весна, и будут новые листья и трава, но не эти. В осознании этого факта крылось свое мрачное очарование. Вообще, тема осени, тема болезни со смертельным исходом уводило ее воображение в такие темные тайники души, из которых временами было трудно возвращаться. Песня Шевчука «Последняя осень» очень долго была любимой у Кристины, и все из-за слов: «Ах, Александр Сергеевич, милый, ну что же вы нам ничего не сказали о том, как держали, искали, любили, о том, что в последнюю осень вы знали». Кристина любила представлять себя смертельно раненой, умирающей, постепенно теряющей последние силы, но чувствующей приближение разгадки некой великой тайны. Конечность бытия ее не страшила, но волновала. В один из таких моментов она написала короткое четверостишие:
Когда-нибудь в сумрачный день упадешь,
Последние небо, акации, дождь.
И чуя, как кровь заструилась свинцом,
Подумаешь: смерть со счастливым концом.
В этом была вся Кристина. Помимо песни ДДТ, столь же сильные чувства у нее вызывал разве что фильм «Гамлет» со Смоктуновским в главной роли. Она была готова раз за разом смотреть его от начала до конца, и все ради одной фразы, которую произносит смертельно раненый Гамлет: «Дальнейшее — молчание».
Об этом Кристина тоже никому ничего не рассказывала. Да и кому, собственно говоря, это могло быть интересно? Разве что какому-нибудь психоаналитику в качестве готового клинического материала для диссертации. Она отнюдь не стремилась к смерти, как к таковой, и уж точно не собиралась вскрывать вены, глотать таблетки или прыгать под колеса грузовика. Зачем торопить события? Это от нее никуда не уйдет. Лучше заодно успеть насладиться жизнью. С другой стороны, момент умирания может произойти всего однажды, и кто гарантирует, что он не будет безнадежно испорчен суетой окружающих или тщетными попытками врачей. А заново и заново проигрывая его в воображении и пытаясь прочувствовать все нюансы, этот момент заочно можно прожить столько раз, сколько тебе хочется. Еще одно очко в пользу жизни. Вот такой парадокс.
Другой более безобидной манией Кристины было представлять, что она падает в обморок, и вокруг нее начинают бегать люди, пытаются привести ее в чувство. А она лежит, и все это чувствует и слышит. То есть обморок получается как бы понарошку. Особенно нравилось переживать момент, как кто-нибудь поднимает ее на руки и перекладывает на диван, или осторожно сажает в кресло. Кристина прекрасно отдавала себе отчет, что ей просто хочется испытать на себе заботу окружающих, удостовериться, что о ней беспокоятся, и внутренне она готова ради этого пойти даже на подлог. Но то, что творилось у нее внутри, практически никогда не выплескивалось наружу. Поэтому ее коллегам вряд ли грозило откачивать лишившуюся чувств Кристину. Богатая фантазия и здесь приходила на выручку, выступая в роли своеобразного предохранительного клапана.
Правда, в последнее время все чаще и чаще хотелось, чтобы в качестве ангела-хранителя в ее фантазиях выступал мужчина, и только мужчина. Она упорно не желала признаться себе в том, что ее тянет к противоположному полу, и отнюдь не в невинном смысле. Один раз даже приснилось, что она занимается любовью с мужчиной. И во сне ей это нравилось. Но Кристина не хотела зависеть от этого чувства. Она достаточно нагляделась на девчонок, чтобы сделать вывод, что когда женщина ищет своего мужчину и по каким-то причинам не может его найти, ее настроение резко падает, в жизни ее ничего не радует, и прочее, и прочее. А чувствовать себя мартовской кошкой, которую проигнорировали коты, — глупее этого трудно что-либо придумать. Зависеть от мужчины, пусть даже только эмоционально, это слишком большая роскошь.
Ленка двести сорок восьмая в принципе догадывалась о проблемах подруги, но даже не подозревала, насколько глубоко лежат их корни. На ее взгляд Кристине бы не мешало прекратить свое добровольное затворничество и открыться миру. Но именно этого Кристина и старалась избежать под всеми мыслимыми предлогами. Ей не нравилось, когда на улице или в транспорте с ней пытались завязать знакомство молодые люди, она терпеть не могла ощущать на себе пристальный взгляд чьих-то глаз, пусть даже и восхищенный. В такие моменты она чувствовала себя как человек, которого помимо его воли пытаются раздеть. А знакомиться с кем-либо сама не имела никакого желания. Да и не умела, честно говоря. Даже представить себе не могла, как это делается. Получается, словно навязываешься. Противно.
В этот день Фредди не сильно лютовал, хотя гадостей успели наслышаться все: и Инка, и Женька, и Ленка с Кристиной. А ближе часам к восьми утра он и вовсе пропал из эфира. Вот бы пораньше это сделал, цены бы ему не было, а то всю ночь нервы мотал.
Сегодня Кристина решила, что поедет домой на машине. Ее безудержно клонило в сон, и она мечтала оказаться в теплой постели так, как человек мечтает о глотке воды в пустыне. Инка уже вовсю объявляла в канале: «Господа корреспонденты, помогите транспортом нашим операторам, районы Сокольники, Новогиреево, Лианозово и Каширка». Если повезет, и кто-нибудь едет мимо Теремка в нужную тебе сторону, еще и до самого подъезда добросят. Причем за бесплатно. Если только подворачивалась такая возможность, корреспонденты всегда были готовы сделать для операторов что-нибудь приятное. Смену, которая дежурила восьмого марта, обычно заваливали цветами и конфетами, иногда девчонкам передавали «именные презенты». Все от чистого сердца и с добрыми пожеланиями.
Кристина только успела переобуться, как ей сказали бежать «с вещами на выход». Какой-то корреспондент уже стоит на улице и ждет ее, чтобы добросить до Новогиреево. Надо же, ведь и десяти минут не прошло!
Попрощавшись с девчонками, Кристина наспех влезла в куртку и, даже не застегнувшись как следует, выскочила на улицу. Действительно, какая-то темная машина, стоящая прямо напротив их крыльца, по виду старенький Жигуленок, завидев ее, гостеприимно распахнула дверцу. Кристина почти с разбега влетела на переднее сиденье, захлопнула дверцу и только собиралась поблагодарить корреспондента за то, что он согласился ее подвезти, как водитель повернулся к ней лицом, на которое была напялена безобразная шапка-маска с прорезями для глаз, как у боевиков или подразделений спецназа, и хорошо знакомым ей картонным голосом произнес:
— Ну что, Кристина, покатаемся?
От ужаса у нее внутри все будто оборвалось. Толком не соображая, что она делает, Кристина рванулась прочь из машины, которая к тому моменту уже не стояла на месте, а набирала ход. Девушка выпрыгнула на тротуар, не удержавшись, упала и покатилась по грязному газону. Потом поднялась и, не оглядываясь, что было сил побежала обратно, в сторону Теремка. Промчалась мимо удивленно посмотревшего на нее дежурного, не успевшего задать ей ни единого вопроса, прямо в комнату отдыха, где распивали чай Инка и Ленка, тоже собирающиеся ехать по домам. Они изумленно уставились на всклокоченную Кристину в испачканной землей желтой куртке, и разом заговорили:
— Кристя, что случилось? Кристя, ты что, упала? Кристя, не молчи!
А Кристина не могла сказать ни слова. По ее лицу катились крупные слезы, и она лишь беспомощно открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Девчонки засуетились, сняли с нее куртку, усадили за стол, Инка побежала за дежурным врачом.
— Кристина, тебя кто-то пытался сбить? Или тебя кто-то напугал?
— Д-да.
— Кто это сделал?
— Фредди.
— Как?!
— Я узнала его по голосу.
— Ты его видела?!
— И да, и нет. У него на лице была маска. Но я тебе говорю: это был он!
Вернулась Инка в компании врача. Кристине промыли ссадину на лице, потом пришлось дать успокоительное и валидол, потому что у нее внезапно сильно защемило сердце. Раньше с ней такого не приключалось. Это точно. Вот и узнала, как это бывает. Даже руки тряслись, как у пьяницы с похмелья. Она как могла подробно рассказала, что с ней приключилось, попыталась описать машину, на которой приехал Фредди. Впрочем, от ее информации было мало толку. Номера она, понятное дело, не запомнила. Да и с точным определением марки машины запуталась. Единственное, что отличало эту машину от машин корреспондентов, и эта деталь четко стояла у Кристины перед глазами, так это то, что у автомобиля не было антенны. Антенны Си-Би станций очень длинные, под два метра и выше, не заметить такую удочку на крыше просто невозможно, и корреспонденты Службы спасения обычно устанавливали у себя именно такие. Но на этой машине ее не было. Это означало, что Фредди вызвал Кристину из Теремка с помощью портативной рации. Инка не смогла вспомнить, какой силы был сигнал у корреспондента, который передал, что стоит напротив Теремка и готов подбросить оператора до Новогиреево. Да и про его голос, истинный голос Фредди ничего толком сказать не могла. Он представился под номерным позывным, и проверять его, понятное дело, причин на тот момент не было никаких. Так что, скорее всего, позывной он себе взял чужой, и теперь ищи его — свищи.
Но что самое плохое, получается, что он заранее готовился к этому вечеру. Именно поэтому он так рано ушел из канала, чтобы первым подъехать к Теремку и успеть добраться до Кристины раньше, чем ее подвезет домой какой-нибудь корреспондент.
Но тут Кристине пришла в голову еще одна мысль, от которой сразу сделалось нехорошо. Фредди знал, что в Новогиреево живет именно она! Получается, он следил за ней! Ведь даже если предположить, что он был среди участников того злополучного семинара, знает, что четыреста второго оператора зовут Кристина, и по своим непонятным причинам имеет на нее зуб, то это все равно не объясняет, откуда он осведомлен о ее местожительстве. Эту тему, понятное дело, на семинаре не обсуждали. Значит, он ее все же выследил. Дождался конца смены, подождал, когда она выйдет из Теремка, затем крался по метро…
И тут Кристина самым натуральным образом скатилась в обморок, как настоящая кисейная барышня. Только взаправдашний, а не придуманный. Ее быстро привели в чувство с помощью нашатыря, и первое, что она увидела, вернувшись обратно из сумеречной зоны, это встревоженные глаза Ленки.
Из зала прибежала Женька:
— Там опять просят выйти оператора из Новогиреево.
— Какой позывной у этого негодяя?
— Представился Лесничим.
— Лесничий? Странно, я его частенько принимаю. Ладно, девчонки, давайте проводим Кристину к машине этого Лесничего, и пока не убедимся, что это не тот ублюдок, который ее напугал, не уйдем. Ну что, пошли?
— Пошли!
Кристине помогли надеть ее несчастную куртку, и под девичьим конвоем в компании дежурного охранника повели на улицу. Ей ужасно не хотелось куда-либо идти, она боялась даже посмотреть туда, где еще пятнадцать минут назад стоял Фредди. Еще больше она боялась остаться в салоне машины один на один с водителем. А вдруг он вновь повернется к ней своим злобным лицом-маской?
Перед Теремком стояла потрепанная, но все еще боевая Волга. Слева по центру крыши гордо красовалась антенна, а на лобовом и заднем стекле виднелись наклейки «Экстренный вызов Службы спасения». Ленка о чем-то быстро переговорила с водителем, махнула девчонкам рукой, и они усадили Кристину в Волгу.
Кристина вжалась в сиденье, пытаясь не поддаться панике. По-прежнему болело сердце, стучавшее как у загнанного зайца, и вдобавок перед глазами все плыло. Волга тронулась с места, и Кристина едва сдержала крик, словно она и не ехала сейчас на вполне обычной машине, а прыгала с парашютом, никак не меньше.
— Так вы, значит, в Новогиреево живете? Вот и не знал, что мы соседи. Я на Федеративном проспекте обретаюсь, а вы?
— На Зеленом.
— А где именно?
— Рядом с Кишлаком (Кишлаком жители Новогиреево по старой привычке величали кинотеатр «Киргизия»).
— Ну, надо же! Выходит, между нами от силы минут десять ходьбы. Кстати, забыл представиться. Иван, вы меня, наверное, больше знаете, как Лесничего.
— Кристина.
— Простите, а вы случаем не четыреста вторая?
— Да, а что? Об этом уже всей Москве известно?
— Вы из-за этого придурка так огорчаетесь?
— А вы как думаете?
— Если бы только знал, где засел этот гаденыш, своими бы руками его удавил. Вы уж простите меня великодушно, я тут как-то раз не сдержался, высказал ему в эфире все, что про него думаю.
— А когда это было?
— Да уж неделя прошла, не меньше.
— Значит, это были вы.
— Вы сильно на меня сердитесь?
— Да нет, что вы. Наоборот, мне тогда легче стало. Словно хороший друг руку протянул. Я вдруг ощутила, что я не одна, что Фредди не сможет меня сломать.
— Фредди — это та сволочь, которую сейчас из канала не выкуришь?
— Да, мы с девчонками его так прозвали. Злодей киношный. Да и голос у него соответствующий. Хотя сегодня я впервые по-настоящему испугалась.
— А что случилось? В канале ведь вроде бы относительно спокойно.
— Фредди знает, где я живу, по крайней мере район. И сегодня он приехал к Теремку, совсем как вы, вызвал меня на улицу, а когда я села к нему в машину — испугал до полусмерти.
— Поэтому у вас куртка испачкана?
— Да, пришлось из машины выпрыгивать. Хорошо хоть скорость была небольшая. А куртку придется в химчистку отдавать.
— Ничего себе! А откуда ему известно о вас?
— В том-то и дело, что не знаю. Мы с двести сорок восьмой думаем, что он был на семинаре, который мы несколько месяцев назад проводили для новых корреспондентов. Рассказывали про правила общения в эфире и отвечали на вопросы. Там нас представили им и по именам, и по позывным. Но адрес мой я никому не давала. И про то, что живу в Новогиреево, тоже не говорила.
— И почему он на вас накинулся, тоже ничего придумать не можете?
— Нет. Я уже и так, и сяк вертела. Никого я вроде бы не обижала, никому в канале в помощи не отказывала. Не знаю я, почему он так себя ведет. Ведь он еще и к двести сорок восьмой пристает.
— А двести сорок восьмую случаем не Леной зовут?
— Леной. Вот видите, даже вы уже это знаете.
— И что вы собираетесь делать?
— Пока не знаю. Но то, что я в ближайшие три дня на улицу носа не высуну, это факт. Я вообще не в курсе, как мне теперь на работу ездить. И совсем не знаю, что обычно делают в люди в таких случаях. Ленка, вон, предлагает электрошок купить, или газовые баллончики на худой конец. А мне почему-то кажется, что это не поможет. Совершенно не представляю себя на осадном положении.
— Но бросать дело на самотек тоже не следует.
— И что мне делать? Пойти тренироваться в карате? Получить разрешение на оружие? Превратить дом в крепость? Я ведь до сих пор не знаю, как Фредди выглядит! Он может стоять ко мне вплотную, а я этого даже не пойму. Мне кажется, он просто наслаждается моим страхом. А я перед ним, как на ладони. Он про меня знает практически все, даже то, где я живу, и как меня зовут, а я о нем только то, что он — мужчина, умеющий водить машину и обращаться с рацией. Еще немножко, и я просто сойду с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Погода резко испортилась, и теперь сутки напролет моросил холодный дождь. Закончилось бабье лето, а жаль. Да и похолодало здорово. Без теплой куртки из дома уже не выйдешь, да и голову хочется чем-то прикрыть от пронизывающего ветра. Хотя в целом как время года осень Кристине всегда нравилась. Она находила удовольствие смотреть на то, как засыпает природа. Словно человек, переделавший кучу дел и со спокойной совестью отправляющийся на законный покой. Впрочем, определение, что осень — это частично смерть, Кристине тоже нравилось. Упавшие листья больше не позеленеют, пожухлая трава сгниет от дождя. Да, будет весна, и будут новые листья и трава, но не эти. В осознании этого факта крылось свое мрачное очарование. Вообще, тема осени, тема болезни со смертельным исходом уводило ее воображение в такие темные тайники души, из которых временами было трудно возвращаться. Песня Шевчука «Последняя осень» очень долго была любимой у Кристины, и все из-за слов: «Ах, Александр Сергеевич, милый, ну что же вы нам ничего не сказали о том, как держали, искали, любили, о том, что в последнюю осень вы знали». Кристина любила представлять себя смертельно раненой, умирающей, постепенно теряющей последние силы, но чувствующей приближение разгадки некой великой тайны. Конечность бытия ее не страшила, но волновала. В один из таких моментов она написала короткое четверостишие:
Когда-нибудь в сумрачный день упадешь,
Последние небо, акации, дождь.
И чуя, как кровь заструилась свинцом,
Подумаешь: смерть со счастливым концом.
В этом была вся Кристина. Помимо песни ДДТ, столь же сильные чувства у нее вызывал разве что фильм «Гамлет» со Смоктуновским в главной роли. Она была готова раз за разом смотреть его от начала до конца, и все ради одной фразы, которую произносит смертельно раненый Гамлет: «Дальнейшее — молчание».
Об этом Кристина тоже никому ничего не рассказывала. Да и кому, собственно говоря, это могло быть интересно? Разве что какому-нибудь психоаналитику в качестве готового клинического материала для диссертации. Она отнюдь не стремилась к смерти, как к таковой, и уж точно не собиралась вскрывать вены, глотать таблетки или прыгать под колеса грузовика. Зачем торопить события? Это от нее никуда не уйдет. Лучше заодно успеть насладиться жизнью. С другой стороны, момент умирания может произойти всего однажды, и кто гарантирует, что он не будет безнадежно испорчен суетой окружающих или тщетными попытками врачей. А заново и заново проигрывая его в воображении и пытаясь прочувствовать все нюансы, этот момент заочно можно прожить столько раз, сколько тебе хочется. Еще одно очко в пользу жизни. Вот такой парадокс.
Другой более безобидной манией Кристины было представлять, что она падает в обморок, и вокруг нее начинают бегать люди, пытаются привести ее в чувство. А она лежит, и все это чувствует и слышит. То есть обморок получается как бы понарошку. Особенно нравилось переживать момент, как кто-нибудь поднимает ее на руки и перекладывает на диван, или осторожно сажает в кресло. Кристина прекрасно отдавала себе отчет, что ей просто хочется испытать на себе заботу окружающих, удостовериться, что о ней беспокоятся, и внутренне она готова ради этого пойти даже на подлог. Но то, что творилось у нее внутри, практически никогда не выплескивалось наружу. Поэтому ее коллегам вряд ли грозило откачивать лишившуюся чувств Кристину. Богатая фантазия и здесь приходила на выручку, выступая в роли своеобразного предохранительного клапана.
Правда, в последнее время все чаще и чаще хотелось, чтобы в качестве ангела-хранителя в ее фантазиях выступал мужчина, и только мужчина. Она упорно не желала признаться себе в том, что ее тянет к противоположному полу, и отнюдь не в невинном смысле. Один раз даже приснилось, что она занимается любовью с мужчиной. И во сне ей это нравилось. Но Кристина не хотела зависеть от этого чувства. Она достаточно нагляделась на девчонок, чтобы сделать вывод, что когда женщина ищет своего мужчину и по каким-то причинам не может его найти, ее настроение резко падает, в жизни ее ничего не радует, и прочее, и прочее. А чувствовать себя мартовской кошкой, которую проигнорировали коты, — глупее этого трудно что-либо придумать. Зависеть от мужчины, пусть даже только эмоционально, это слишком большая роскошь.
Ленка двести сорок восьмая в принципе догадывалась о проблемах подруги, но даже не подозревала, насколько глубоко лежат их корни. На ее взгляд Кристине бы не мешало прекратить свое добровольное затворничество и открыться миру. Но именно этого Кристина и старалась избежать под всеми мыслимыми предлогами. Ей не нравилось, когда на улице или в транспорте с ней пытались завязать знакомство молодые люди, она терпеть не могла ощущать на себе пристальный взгляд чьих-то глаз, пусть даже и восхищенный. В такие моменты она чувствовала себя как человек, которого помимо его воли пытаются раздеть. А знакомиться с кем-либо сама не имела никакого желания. Да и не умела, честно говоря. Даже представить себе не могла, как это делается. Получается, словно навязываешься. Противно.
В этот день Фредди не сильно лютовал, хотя гадостей успели наслышаться все: и Инка, и Женька, и Ленка с Кристиной. А ближе часам к восьми утра он и вовсе пропал из эфира. Вот бы пораньше это сделал, цены бы ему не было, а то всю ночь нервы мотал.
Сегодня Кристина решила, что поедет домой на машине. Ее безудержно клонило в сон, и она мечтала оказаться в теплой постели так, как человек мечтает о глотке воды в пустыне. Инка уже вовсю объявляла в канале: «Господа корреспонденты, помогите транспортом нашим операторам, районы Сокольники, Новогиреево, Лианозово и Каширка». Если повезет, и кто-нибудь едет мимо Теремка в нужную тебе сторону, еще и до самого подъезда добросят. Причем за бесплатно. Если только подворачивалась такая возможность, корреспонденты всегда были готовы сделать для операторов что-нибудь приятное. Смену, которая дежурила восьмого марта, обычно заваливали цветами и конфетами, иногда девчонкам передавали «именные презенты». Все от чистого сердца и с добрыми пожеланиями.
Кристина только успела переобуться, как ей сказали бежать «с вещами на выход». Какой-то корреспондент уже стоит на улице и ждет ее, чтобы добросить до Новогиреево. Надо же, ведь и десяти минут не прошло!
Попрощавшись с девчонками, Кристина наспех влезла в куртку и, даже не застегнувшись как следует, выскочила на улицу. Действительно, какая-то темная машина, стоящая прямо напротив их крыльца, по виду старенький Жигуленок, завидев ее, гостеприимно распахнула дверцу. Кристина почти с разбега влетела на переднее сиденье, захлопнула дверцу и только собиралась поблагодарить корреспондента за то, что он согласился ее подвезти, как водитель повернулся к ней лицом, на которое была напялена безобразная шапка-маска с прорезями для глаз, как у боевиков или подразделений спецназа, и хорошо знакомым ей картонным голосом произнес:
— Ну что, Кристина, покатаемся?
От ужаса у нее внутри все будто оборвалось. Толком не соображая, что она делает, Кристина рванулась прочь из машины, которая к тому моменту уже не стояла на месте, а набирала ход. Девушка выпрыгнула на тротуар, не удержавшись, упала и покатилась по грязному газону. Потом поднялась и, не оглядываясь, что было сил побежала обратно, в сторону Теремка. Промчалась мимо удивленно посмотревшего на нее дежурного, не успевшего задать ей ни единого вопроса, прямо в комнату отдыха, где распивали чай Инка и Ленка, тоже собирающиеся ехать по домам. Они изумленно уставились на всклокоченную Кристину в испачканной землей желтой куртке, и разом заговорили:
— Кристя, что случилось? Кристя, ты что, упала? Кристя, не молчи!
А Кристина не могла сказать ни слова. По ее лицу катились крупные слезы, и она лишь беспомощно открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Девчонки засуетились, сняли с нее куртку, усадили за стол, Инка побежала за дежурным врачом.
— Кристина, тебя кто-то пытался сбить? Или тебя кто-то напугал?
— Д-да.
— Кто это сделал?
— Фредди.
— Как?!
— Я узнала его по голосу.
— Ты его видела?!
— И да, и нет. У него на лице была маска. Но я тебе говорю: это был он!
Вернулась Инка в компании врача. Кристине промыли ссадину на лице, потом пришлось дать успокоительное и валидол, потому что у нее внезапно сильно защемило сердце. Раньше с ней такого не приключалось. Это точно. Вот и узнала, как это бывает. Даже руки тряслись, как у пьяницы с похмелья. Она как могла подробно рассказала, что с ней приключилось, попыталась описать машину, на которой приехал Фредди. Впрочем, от ее информации было мало толку. Номера она, понятное дело, не запомнила. Да и с точным определением марки машины запуталась. Единственное, что отличало эту машину от машин корреспондентов, и эта деталь четко стояла у Кристины перед глазами, так это то, что у автомобиля не было антенны. Антенны Си-Би станций очень длинные, под два метра и выше, не заметить такую удочку на крыше просто невозможно, и корреспонденты Службы спасения обычно устанавливали у себя именно такие. Но на этой машине ее не было. Это означало, что Фредди вызвал Кристину из Теремка с помощью портативной рации. Инка не смогла вспомнить, какой силы был сигнал у корреспондента, который передал, что стоит напротив Теремка и готов подбросить оператора до Новогиреево. Да и про его голос, истинный голос Фредди ничего толком сказать не могла. Он представился под номерным позывным, и проверять его, понятное дело, причин на тот момент не было никаких. Так что, скорее всего, позывной он себе взял чужой, и теперь ищи его — свищи.
Но что самое плохое, получается, что он заранее готовился к этому вечеру. Именно поэтому он так рано ушел из канала, чтобы первым подъехать к Теремку и успеть добраться до Кристины раньше, чем ее подвезет домой какой-нибудь корреспондент.
Но тут Кристине пришла в голову еще одна мысль, от которой сразу сделалось нехорошо. Фредди знал, что в Новогиреево живет именно она! Получается, он следил за ней! Ведь даже если предположить, что он был среди участников того злополучного семинара, знает, что четыреста второго оператора зовут Кристина, и по своим непонятным причинам имеет на нее зуб, то это все равно не объясняет, откуда он осведомлен о ее местожительстве. Эту тему, понятное дело, на семинаре не обсуждали. Значит, он ее все же выследил. Дождался конца смены, подождал, когда она выйдет из Теремка, затем крался по метро…
И тут Кристина самым натуральным образом скатилась в обморок, как настоящая кисейная барышня. Только взаправдашний, а не придуманный. Ее быстро привели в чувство с помощью нашатыря, и первое, что она увидела, вернувшись обратно из сумеречной зоны, это встревоженные глаза Ленки.
Из зала прибежала Женька:
— Там опять просят выйти оператора из Новогиреево.
— Какой позывной у этого негодяя?
— Представился Лесничим.
— Лесничий? Странно, я его частенько принимаю. Ладно, девчонки, давайте проводим Кристину к машине этого Лесничего, и пока не убедимся, что это не тот ублюдок, который ее напугал, не уйдем. Ну что, пошли?
— Пошли!
Кристине помогли надеть ее несчастную куртку, и под девичьим конвоем в компании дежурного охранника повели на улицу. Ей ужасно не хотелось куда-либо идти, она боялась даже посмотреть туда, где еще пятнадцать минут назад стоял Фредди. Еще больше она боялась остаться в салоне машины один на один с водителем. А вдруг он вновь повернется к ней своим злобным лицом-маской?
Перед Теремком стояла потрепанная, но все еще боевая Волга. Слева по центру крыши гордо красовалась антенна, а на лобовом и заднем стекле виднелись наклейки «Экстренный вызов Службы спасения». Ленка о чем-то быстро переговорила с водителем, махнула девчонкам рукой, и они усадили Кристину в Волгу.
Кристина вжалась в сиденье, пытаясь не поддаться панике. По-прежнему болело сердце, стучавшее как у загнанного зайца, и вдобавок перед глазами все плыло. Волга тронулась с места, и Кристина едва сдержала крик, словно она и не ехала сейчас на вполне обычной машине, а прыгала с парашютом, никак не меньше.
— Так вы, значит, в Новогиреево живете? Вот и не знал, что мы соседи. Я на Федеративном проспекте обретаюсь, а вы?
— На Зеленом.
— А где именно?
— Рядом с Кишлаком (Кишлаком жители Новогиреево по старой привычке величали кинотеатр «Киргизия»).
— Ну, надо же! Выходит, между нами от силы минут десять ходьбы. Кстати, забыл представиться. Иван, вы меня, наверное, больше знаете, как Лесничего.
— Кристина.
— Простите, а вы случаем не четыреста вторая?
— Да, а что? Об этом уже всей Москве известно?
— Вы из-за этого придурка так огорчаетесь?
— А вы как думаете?
— Если бы только знал, где засел этот гаденыш, своими бы руками его удавил. Вы уж простите меня великодушно, я тут как-то раз не сдержался, высказал ему в эфире все, что про него думаю.
— А когда это было?
— Да уж неделя прошла, не меньше.
— Значит, это были вы.
— Вы сильно на меня сердитесь?
— Да нет, что вы. Наоборот, мне тогда легче стало. Словно хороший друг руку протянул. Я вдруг ощутила, что я не одна, что Фредди не сможет меня сломать.
— Фредди — это та сволочь, которую сейчас из канала не выкуришь?
— Да, мы с девчонками его так прозвали. Злодей киношный. Да и голос у него соответствующий. Хотя сегодня я впервые по-настоящему испугалась.
— А что случилось? В канале ведь вроде бы относительно спокойно.
— Фредди знает, где я живу, по крайней мере район. И сегодня он приехал к Теремку, совсем как вы, вызвал меня на улицу, а когда я села к нему в машину — испугал до полусмерти.
— Поэтому у вас куртка испачкана?
— Да, пришлось из машины выпрыгивать. Хорошо хоть скорость была небольшая. А куртку придется в химчистку отдавать.
— Ничего себе! А откуда ему известно о вас?
— В том-то и дело, что не знаю. Мы с двести сорок восьмой думаем, что он был на семинаре, который мы несколько месяцев назад проводили для новых корреспондентов. Рассказывали про правила общения в эфире и отвечали на вопросы. Там нас представили им и по именам, и по позывным. Но адрес мой я никому не давала. И про то, что живу в Новогиреево, тоже не говорила.
— И почему он на вас накинулся, тоже ничего придумать не можете?
— Нет. Я уже и так, и сяк вертела. Никого я вроде бы не обижала, никому в канале в помощи не отказывала. Не знаю я, почему он так себя ведет. Ведь он еще и к двести сорок восьмой пристает.
— А двести сорок восьмую случаем не Леной зовут?
— Леной. Вот видите, даже вы уже это знаете.
— И что вы собираетесь делать?
— Пока не знаю. Но то, что я в ближайшие три дня на улицу носа не высуну, это факт. Я вообще не в курсе, как мне теперь на работу ездить. И совсем не знаю, что обычно делают в люди в таких случаях. Ленка, вон, предлагает электрошок купить, или газовые баллончики на худой конец. А мне почему-то кажется, что это не поможет. Совершенно не представляю себя на осадном положении.
— Но бросать дело на самотек тоже не следует.
— И что мне делать? Пойти тренироваться в карате? Получить разрешение на оружие? Превратить дом в крепость? Я ведь до сих пор не знаю, как Фредди выглядит! Он может стоять ко мне вплотную, а я этого даже не пойму. Мне кажется, он просто наслаждается моим страхом. А я перед ним, как на ладони. Он про меня знает практически все, даже то, где я живу, и как меня зовут, а я о нем только то, что он — мужчина, умеющий водить машину и обращаться с рацией. Еще немножко, и я просто сойду с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30