И он как бы усиливает его ненатуральность, чтобы самому не поверить до конца в случившееся.
- Итак, у нас... - Катя откинулась на стуле, - семь актеров, режиссер и ее помощница, итого - девять подозреваемых. И корни этого запутанного клубка уходят в прошлое, а прошлое никто не хочет раскрывать. Но, кажется, я стала их чувствовать, я не могу объяснить, как это происходит, но для меня они становятся более понятными!
- Значит, ты стоишь на верном пути. Помнишь, я тебе говорил вначале, что поединок с убийцей, как танго: вы то льнете друг к другу в полутьме, то расходитесь в разные стороны. Тебе надо вывести его на свет, а он сопротивляется, ускользает, и ты опять подходишь к нему близко-близко, увлекаешь за собой.
Где-то громко закуковала кукушка.
- Загадывать? - прошептал Алексей.
- Ты что! - Катя рассмеялась. - Это у Маргариты Стефановны, заводная на часах. Кукушечка совсем старая, постоянно ломается, а то, бывает, посреди ночи на весь дом свои позывные передает.
Катя вдруг вспомнила часы в доме Гурдиной. Страшный взгляд кукольной пастушки и ее загадочная улыбка. Часы, которые помогли раскрыть тайну "царицы московской сцены".
- Ты знаешь, - Катя перегнулась к Алексею через стол, - я все думаю, зачем Миронова приходила в "Мольер". К кому? Она ведь могла встретиться там с кем-то, когда никого не было. С кем?
- Может, потрясти Игоря Святославовича? Вдруг расколется?
- Мне кажется, он действительно не в курсе, да еще с такой малахольной секретаршей: печатает, за-крыв глаза, как на рояле играет.
- Это просто значит, что она суперпрофессионал, таких сейчас мало. Печатать вслепую - это высший класс. К тому же она таким образом бережет свои нервы: ни на кого не смотрит и ни на что не реагирует.
- Алексей, я вдруг подумала, что в театре профессиональных актеров всего двое - Лилия Георгиевна и Артур. Остальные подрабатывали в разных местах, занимались самодеятельностью, а потом попали в "Саломею".
- Да, - меланхолично отозвался Алексей, - театр дилетантов получается у нас.
- Ну почему, почему? - Катя в раздражении ударила тыльной стороной ладони по спинке стула, развернувшись к Алексею. - Здесь какая-то странность. Обычно режиссеры из кожи вон лезут, чтобы найти приличных актеров, роются в картотеках, ездят по театрам, регулярно ходят на выпуски студентов театральных училищ и студий. А тут? Ничего не понимаю, набрала дилетантов и... выпустила на сцену... Подожди! - Катя машинально приложила руку к губам. Она вдруг вспомнила, как случайно оказалась в зале, когда репетировали "Дориана Грея": темнота, фигура Анжелы, словно какая-то неведомая сила тащила ее за кулисы, и сам Дориан, с загадочной улыбкой на губах, исполняющий изысканный танец в одиночестве. Что-то здесь было не так. Она оказалась в положении маленькой девочки, случайно пробравшейся за кулисы во время представления фокусника. Она увидела то, что не предназначалось для посторонних глаз, но еще не в силах была осознать до конца, ЧТО именно ей удалось увидеть.
- Алексей, - Катя внимательно рассматривала розу, запутавшуюся в виноградной ветви, - знаешь, мне как-то не по себе. Чем больше я начинаю разбираться в этом деле, тем больше оно мне не нравится... Я, честно говоря, очень боюсь...
- Да, - Алексей думал о чем-то своем и даже не взглянул на Катю.
- Я боюсь новых жертв.
Он озабоченно кивнул и присвистнул... Внезапно Алексей посмотрел на Катю и застыл, пораженный страшной разгадкой...
Кажется, все понемногу начинало проясняться. Но это был еще очень слабый свет, который брезжил едва-едва и мог в любой момент исчезнуть под малейшим дуновением ветра. Это была словно свеча в длинном подземном ходе бесконечной пещеры. Обычно малейший просвет для измученных путников был якорем надежды, к которому они сразу устремлялись, забыв об осторожности и неторопливости. На самом деле этот свет, который, без сомнения, указывал на то, что где-то существует выход наверх, мог завести еще дальше в беспросветный мрак, откуда выбраться будет намного сложнее. Главное - не поддаться на обманчивые уловки. Все надо было тщательно проверить и взвесить, прежде чем снова идти вперед.
Алексей хорошо помнил наставления своего шефа: распутывать это дело как бы со стороны; получать от Кати Муромцевой информацию и беспри-страстно анализировать ее; подвергать все и вся сомнению и безжалостному препарированию. Конечно, он хорошо понимал, что глава агентства никогда ничего не делает не продумав. Вячеслав Артемьевич решил, что такой вариант будет наиболее удобным для предстоящего расследования. Если ему показалось, что это дело с двойным дном, значит, скорее всего так оно и есть. Интуиции своего шефа Алексей доверял безоговорочно.
"Театральное убийство", - убийство, в котором смешались расчет и бравада, цинизм и сентиментальность, - его мог совершить только человек, наделенный фантазией и воображением - непременными спутниками творческой личности.
Даже шарфик... в этом тоже был какой-то смысл, который пока Алексей никак не мог разгадать, в самом деле, не из чувства же романтической влюбленности или в память угасшей любви убийца повесил на шею своей жертве этот голубой шарфик?
И только сидя на террасе с Катей и случайно повернув к ней голову, он увидел то, от чего у него перехватило дыхание. Он растерялся, не зная, как поскорее уйти, не обнаруживая перед Катей своего волнения. Ему надо было остаться одному и тщательно все обдумать.
Куст как символ тайного союза... то, о чем то ли шутя, то ли всерьез намекнул первый клиент шефа, который и попросил проследить за будущей жертвой. Алексей внимательно изучил историческую литературу, проштудировал документы и хроники и не обнаружил ровным счетом ничего.
Но сегодня, проследив взглядом за Катей, он увидел, как она рассматривает розу, и его пронзила догадка: роза - это и цветок, и куст. Говорят - роза. Но правильнее сказать: розовый куст. Так вернее. Но если роза является символом какой-то тайной организации, значит, речь может идти, скорее всего, об ордене Розенкрейца, одной из самых таинственных организаций, когда-либо существовавших на свете.
***
Элла Гурдина задумчиво просмотрела свои записи в блокноте и потянулась за очередной маслиной, лежащей в кофейной чашке. Актеров она отпустила по домам пораньше. Все равно репетиция прошла из рук вон плохо, и виновата в этом была она: у нее неожиданно разболелась голова. Она потуже стянула волосы черной резинкой и поправила на шее жемчужные бусы. Мельком посмотрела в зеркало, стоящее перед ней. Конечно, возраст не скроешь. Но она себе нравилась, и это было главное. Домой идти не хотелось.
Элла машинально побарабанила пальцами по столу и вдруг, прищелкнув ими, протянула руку к ящику стола. Она достала оттуда толстый детектив, обдула с него несуществующую пыль и погладила обложку, как бы раздумывая открывать или нет? Солнце уже садилось. Темно-розовые блики лениво скользили по столу, массивному шкафу и стенам. В такие минуты Элла вспоминала море, как она любила плавать в темнеющих волнах, воздух постепенно становился пронзительно-свежим, терпким... Неясное предчувствие юности тогда томило ее. И сколько бы потом на ее долю ни выпадало радостных или печальных минут, такого неповторимо острого чувства жизни она больше никогда не испытывала. Элла старалась, чтобы актеры играли не как актеры, а как люди, открывающие для себя мир заново. "Представьте себе, - часто говорила она, - вы слишком долго были отрезаны от людей и всего мира, вы вы-шли к ним, и у вас закружилась голова от восторга, все равно от чего от случайного взгляда, от внезапного дождя..."
Элла глубоко вздохнула. Она понимала, что постепенно вокруг нее сгущается какая-то странная атмосфера. Это были пока неопределенные мысли, знаки, предчувствия. Но интуиция почти никогда не обманывала ее. Надо было что-то делать. Элла положила книгу обратно в ящик и задвинула его. Она внимательно рассматривала свои ногти, когда в дверь постучались.
- Ой, я думала, ты уже ушла. Ну, садись, кофе будешь?
Когда за женщиной закрылась дверь, Элла все так же, как и до ее прихода, пристально рассматривала свои темно-вишневые ногти.
Это был ее самый близкий и преданный человек. Она знала эту женщину давно, еще с детских лет. Их связывало очень многое... И неожиданно на Эллу нахлынули воспоминания.
Белый корпус санатория скрывался в густой зелени парка. Примерно в пятидесяти метрах от него располагался небольшой флигель, построенный два года назад и поэтично названный "Морской верандой". К нему вела узкая дорожка, усыпанная мелким гравием. Большой куст алых роз взгромоздился сбоку на ступеньки входа.
- Сколько раз можно говорить, чтобы пересадили этот куст, - пожилая медсестра, приходившая во флигель по утрам, каждый раз громко высказывала это замечание вслух. Действительно, куст причинял заметное неудобство. Он цеплялся шипами за одежду, царапал обнаженные руки и плечи. - И куда смотрит садовник? - обратилась она к двум девочкам, смущенно толкавшим друг друга локтями. - А вы что здесь делаете? - спросила она их и, повернувшись спиной, достала из кармана халата ключи, прикрепленные к большой золотистой булавке. Белый халат исчез за дверью, а девочки так и стояли перед кустом, не решаясь ступить дальше.
- Интересно, он скоро выйдет? - та, которая была постарше, держала в руках маленькую сумочку, расшитую ярким бисером.
- Наверное, вот-вот...
Ночью шел дождь, и куст роз был словно покрыт вуалью из серебристых капель. Старшая наклонилась над розой, оторвала один лепесток и приложила его к разгоряченному лбу.
- Слышишь, кто-то идет.
Они замерли - на пороге появился тот, кого они ждали. Немолодой человек в мешковатом белом костюме и серой шляпе, из-под которой виднелись большие роговые очки.
- А... вы... тут. - Он скользнул по ним рассеянным взглядом и хотел шагнуть мимо, но старшая преградила ему дорогу.
- Это вам, подарок, - она бережно вынула из сумки чайку, сделанную из мельчайших ракушек. Птица отливала светлым перламутром, клюв ее был черным, а грудка и крылья - розовыми.
- Разве чайки бывают такими?- казалось, человек искренне удивился подарку.
- Бывают, - младшая смотрела на него большими карими глазами, - на рассвете, рано-рано утром.
- Ну, возможно. Правда, в это время я еще сплю. - И человек улыбнулся им. Он уже повернулся к девочкам боком, когда почувствовал на своем локте прикосновение детской руки.
- А можно прийти к вам на сеанс? - Голос старшей звучал просто умоляюще.
- Конечно, - он опять удивился, - конечно, я приглашаю всех, приходите.
- Нет, вы понимаете, - девочка сложила руки на груди, - я хочу, чтобы вы ПОЗАНИМАЛИСЬ СО МНОЙ ОДНИ. Я чувствую, что я... не такая, как все...
Вторая молча закивала.
- Что ты имеешь в виду? - человек украдкой посмотрел на часы.
- Ну, я умею угадывать события, иногда могу сказать, где находятся потерянные вещи.
- Да, да, - вторая девочка поднялась на две ступеньки выше и теперь находилась где-то на уровне его груди, - у меня недавно пропала брошь, она не выговаривала букву "р", и поэтому слово "брошь" у нее получилось округло-мягким, - и она, - девочка кивнула в сторону подруги, представляете, - тут кареглазая всплеснула руками, - сказала, что брошь находится за домом, где-то в траве.
- Ну хорошо, - на секунду мужчина прикрыл глаза, - в пять приходите сюда, вдвоем, - и он подмигнул кареглазой, восхищенно смотревшей на него.
Об этом человеке в их городе давно ходили легенды. Почти каждое лето он приезжал сюда отдыхать в санаторий. Одновременно он давал сеансы, которые многие называли шарлатанством, пока сами не убеждались в обратном и не становились преданными поклонниками этого волшебника.
Казалось, для него не существовало никаких препятствий. Он читал человеческие мысли и желания с той легкостью, с какой опытный музыкант пробегает по нотам, увиденным впервые. Даже фотография была для него не просто кусочком картона. Она повествовала ему о человеке, бывшем в этот момент за сотни километров отсюда, яснее, чем мог бы рассказать он сам, если бы находился рядом.
Особенно девочкам нравилась одна красивая история, которую они рассказывали друг другу почему-то шепотом и оглядываясь по сторонам.
...Это было давно, когда маг был молодым и волосы у него были не седые, а иссиня-черные, длинные до плеч. Он напоминал странствующего художника: бледное лицо, пронзительный взгляд, черный костюм и широкая черная накидка. Он жил тогда в Польше. Многие сиятельные вельможи обращались к нему с просьбами. Обратился однажды и один из влиятельнейших людей Речи Посполитой - граф Чарторыский. Он хотел, чтобы молодой волшебник нашел внезапно пропавшую фамильную драгоценность - бриллиантовую брошь, переходящую из поколения в поколение. Все попытки отыскать ее ни к чему не привели.
Вместе с графом они решили выдать его за художника, приехавшего поработать в замок, и уже на другой день после приезда он приступил к "выбору натуры". Перед ним проходили все обитатели замка, а он внимательно смотрел на них, чувствовал их мысли, настроения. И только один человек был для него за-крыт - слабоумный мальчик, лет одиннадцати, сын одного из слуг. Маг решил проверить свою догадку. Оставшись с мальчиком наедине в детской комнате, полной игрушек, он остановился поодаль и сделал вид, будто что-то рисует в блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы на цепочке и покачал ими в воздухе, чтобы заинтересовать мальчика. Он положил часы на стол, незаметно вышел из комнаты и стал наблюдать. Убедившись, что его никто не видит, мальчик подошел к часам и сунул их в рот. Долгое время он забавлялся ими. Потом подошел к чучелу гигантского медведя, стоявшему в углу, и проворно залез к нему на голову. Через секунду часы, сверкнув в воздухе, исчезли в широко открытой пасти зверя. Значит, маг не ошибся, и мальчик невольный похититель, сделавший это не со зла, а неосмысленно, бездумно. Когда чучело медведя распотрошили, то перед изумленным взором графа предстала целая куча блестящих предметов, в том числе и фамильная брошь.
Эту историю девочки любили пересказывать, каждый раз расцвечивая ее новыми подробностями. Им нравилось в ней все: слабоумный мальчик, молодой загадочный волшебник, чучело медведя. Рассказывая ее, они испытывали почти священный восторг, смешанный со сладким ужасом. Такое же чувство охватывало их при входе в заброшенные пещеры или во время блуждания по глухим уголкам большого парка.
Девочки пришли вовремя. Старшую мужчина поставил посредине комнаты, а младшую посадил на высокий стул в коридоре.
- Подвинься немного вправо, - крикнул он старшей и плотно закрыл за собой дверь.
Девочка почувствовала, как ее тело налилось тяжестью, постепенно блаженное тепло наполнило его. Она ощущала себя мягкой и податливой, подобно расплавленному воску, готовому принять любую форму. Ее глаза закрылись, она силилась разомкнуть ресницы и - не могла. Девочка сделала два шага назад и машинально опустилась на стул. Она вытянула вперед руки. По кончикам пальцев пробегали тонкие, едва уловимые электрические токи. Внутри ее зарождались странные мысли - она слышала, как чей-то голос отдает ей приказания: "Расслабься, расслабься до конца..." Она нахмурилась.
Раздался легкий толчок, и словно невидимый экран встал между ней и человеком, отдававшим приказания. Девочка тяжело задышала и с усилием свела руки, сомкнула их на груди. Мягкий голос раздался совсем рядом:
- А теперь встань, встань, подойти к зеркалу и посмотри на себя. Запомни это состояние, ты можешь все...
- Ты что-нибудь помнишь? - кареглазая отчаянно теребила подругу. - Ну хоть что-то?
Старшая качнула головой:
- Ничего, кажется, я уснула.
- Он тебе ничего не сказал?
- Нет, - девочка смотрела куда-то мимо подруги, - нет. Он сказал только, что скоро ЭТО исчезнет, ЭТО часто бывает у детей - угадывание вещей и все такое.
- Ну все равно надо сказать Кеше, что мы ходили к нему.
Подруга ковыряла землю носком туфли.
- Может, не будем, я... боюсь.
- Ты что? - И младшая рассмеялась.
Они побежали наперегонки. Белое и розовое платья развевались от ветра.
В ушах старшей еще звучал мягкий незабываемый голос: "Лучше никому не рассказывай, что ты видела и о чем я тебе говорил, пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо?" Она знала, что никогда не сможет забыть этого человека. Никогда.
Элла вздохнула и потянулась к шкафу, где хранилась бутылочка ее любимого бургундского вина.
"Если бы учитель знал, что я помню его заветы и верна им!"
***
Алексей сидел, обложившись книгами, и уже давно кусал собственные пальцы взамен бутерброда с сыром, съеденного в два приема.
- Так, так, - Алексей оторвался и с удивлением посмотрел на свои покрасневшие пальцы. - Увлекся, - задумчиво протянул он. Пятая кружка чая была также выпита. Алексей обнаружил ее на своих коленях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27